Тридцать недель до моего выпускного

      В общем-то разговор с учителем физики мне почти ничего не дал. Герр Вернер лишь пожимал плечами на большинство моих вопросов. Либо он не хотел сказать что-то лишнее про друга, либо и вправду ничего не знал. Зная герра Круспе, мне легко верилось и во второе.       По итогу я сдался, и до конца урока мы обсуждали наших общих друзей, еду в школьной столовой и какой-то новый шутер, вышедший на днях. Верн оказался действительно интересным собеседником с хорошим чувством юмора, что уж тут говорить. Несмотря на то, что многие не переносят физика за любовь к иронии, преподносимой им максимально серьёзным голосом, я легко нашёл с ним общий язык. Уж не думал я, что когда-нибудь скажу подобное про учителя точных наук, если честно.

***

      Так и шли недели учёбы. Обучение становилось всё тяжелее, учителя строже, а надежды на светлое будущее всё призрачнее. Вместо обычных двух часов я проводил за домашним заданием пять, а работать без кофеина стало невозможно. Да и находиться в школе становилось дискомфортно.       Сложнее становилось ещё и справляться с самим собой. После каждой встречи с учителем меня начало накрывать необъяснимое чувство, которое я до сих пор не смог никак назвать — попытки анализировать себя окончились лишь заключением о том, что рефлексия — это не моё.       Это зудящее чувство не оставляло меня ни на минуту, если в радиусе двух метров находился герр Круспе. Это не влюбленность, нет. Не любовь с первого взгляда или что-то подобное. Просто бред какой-то, если честно. Наверное, опиши я кому-нибудь то, что чувствую, это назвали бы увлечённостью, но нет. Это что-то другое. Что-то глупое, неловкое такое. Раздражающее. Какая-то закрытость и молчаливость учителя буквально провоцировала во мне навязчивое желание узнать про него всё, что только можно — от любимого цвета до чего-то более интимного. Хотелось узнать, любит ли он милые прозвища, поглаживания по голове, объятья по утрам, получать сообщения с забавными картинками в разгар работы и часами лежать в кровати субботними утрами. В общем, максимально нетипичные мысли для парня-старшеклассника в адрес своего учителя математики, м-да.       Именно из-за, как мне казалось, неправильности этих мыслей я ими и ни с кем не делился. Мать, с которой я стабильно разговаривал каждый вечер, каким-то образом улавливала мой эмоциональный фон, из-за чего временами шутила, что я влюбился.       Тилль продолжал заниматься записью альбома и ещё какими-то делами, так что поговорить по душам с ним у меня не выдавалось возможности — он либо приходил слишком уставшим, либо у меня как-то не находилось смелости. Ну, оно и к лучшему, наверное. Кто знает, как мой друг отреагирует на мои мысли, а я всё ещё продолжал надеяться, что это пройдёт само собой.       Ну и, конечно, на горизонте маячили каникулы, и лучше от этого не становилось. Я понимал, что это будет целых три занятия с Круспе у него дома. Я очень долго старался игнорировать эти мысли, однако постепенно накапливающееся волнение вперемешку с предвкушением это делать не давало. В последнее занятие перед каникулами учитель математики напомнил мне про это и во второй раз написал на такой же цветной бумажке, как и в прошлый раз, адрес и время. Теперь в переднем кармане моего жёлтого рюкзака лежала ещё одна чуть-чуть помятая бумажка с надписями знакомого размашистого почерка, которым герр Круспе исправлял мои ошибки в тетради.

***

      Первый день каникул я безбожно убил лежанием на кровати с телефоном и сидением за компом, успокаивая себя тем, что «один день можно».       Во вторник дома был Тилль, так что время до обеда мы вместе потратили на игру в какую-то стрелялку и болтовню ни о чем. Я даже думал рассказать про математика, но каждый раз забивал. Слишком всё спокойно. После же мне всё-таки пришлось вспомнить про учёбу. А если точнее, про урок с репетитором.       На улице было пасмурно, однако, сверившись с прогнозом погоды, говорящим мне о солнышке через полчаса, я оставил зонт дома. Стоит ли говорить, что я об этом пожалел, а те, кто составлял прогноз погоды, ненавидят людей? По итогу уже через десять минут в метро я заходил мокрый и злой, а мой внутренний голос настойчиво шутил про мою схожесть с маленькой дворняжкой. Зайдя в поезд, я забился в самый угол вагона и задумчиво уставился в окно.       Моё любопытство разжигало во мне бурю эмоций, начиная от страха и заканчивая нереальным нетерпением. Такая интересная и таинственная территория — квартира моего учителя. Всё-таки собственная жилплощадь в моем представлении всегда была чем-то в роде отражения личности её хозяина. Не знаю, чего я жду с таким интересом, если честно.       Услышав оглашение нужной мне станции, я вышел и достал из рюкзака записку с адресом. На улице уже закончился дождь, что не могло не радовать. Идя к месту назначения, я не мог не заглядываться на окружающую меня местность. Маленький сквер с памятником перед какой-то школой, если верить надписи на здании; идущий на другой стороне улицы нетвёрдой походкой алкаш; стук колёс проезжающего мимо трамвая и группка курящих подростков возле остановки… Эх, атмосфера. Если верить номерам домов, которые я уже миновал, то идти мне оставалось буквально пару минут.       Вот я уже возле нужного подъезда. Десять раз сверившись с адресом, я набрал номер квартиры. Открыли мне дверь сразу. Где-то на подкорках сознания проскочила мысль о том, что учитель ждал меня, раз так быстро открыл дверь, и это чуть-чуть льстило. Видимо, трудно не запомнить настолько не понимающего алгебру человека — с ехидством подметил мой внутренний голос. Обычный подъезд, обычный лифт, обычная лестничная клетка. Ну, ожидаемо. Входная дверь с нужным номером была приоткрыта. Я посильнее сжал лямки рюкзака в руках и выдохнул. Ничего страшного сейчас не происходит и не произойдёт, окей? Я неуверенно заглянул за дверь. Из гостиной посмотрел герр Круспе и жестом пригласил войти. Как обычно, без прелюдий. Я всё-таки открыл дверь и зашёл в коридор. Всё также ничего необычного. Среднестатистическая квартира. Бегло оглянувшись, я снял куртку с кроссовками и заглянул в гостиную. Мой учитель математики бросил на меня секундный взгляд и вновь вернулся к компьютеру. — На кухню иди, я сейчас буду.       Как обычно — коротко и по делу. Я хмыкнул и направился в указанное место. Небольшая аккуратная кухня, ничего специфического. Я сел за стол и достал небольшую тетрадку, которая уже даже местами и на обложке была исписана размашистым почерком репетитора. М-да, что уж тут говорить — я не постиг учебный предмет каким-то магическим образом за эти несколько недель. Если с геометрией я ещё более-менее справлялся из-за возможности написать всё буквами, то алгебра всё так же душила меня своей непонятностью.       Когда Круспе вошёл на кухню, я бездумным взглядом пялился на закрытую тетрадь. Видимо, такой расклад учителя уже не удивлял, так что тот просто направился к чайнику. Однако на полпути он всё-таки окликнул меня с вопросом о том, хочу ли я чая, раз так промок на улице. Я отказался, и математик начал заваривать себе бодрящий напиток. Я подпер рукой щёку и уставился на парня. Только сейчас я понял, как же непривычно видеть герра Круспе не в его обычных чёрных джинсах и рубашке. Что ж, в растянутой, местами грязной футболке и шортах он мне нравится ещё больше. Стоп, ещё?.. Так, ладно, об этом поразмыслю потом.       Если так вдуматься, математик никогда особо не парился о своём имидже. На уроках он не строил из себя доброго или строгого учителя, никого не оскорблял и особо не хвалил. Лишь спокойно преподносил информацию, по необходимости требуя тишины в классе. Наверное, за это его и уважали. Поэтому я особо и не удивился, увидев математика в такой простой одежде перед собой, его учеником.       Пока я залипал на него, тот уже закончил с чаем и сел напротив меня: — Ну что ж, начнём с повторения основных тригонометрических функций, которые мы повторяли на последнем уроке, да? — спросил он, глядя на меня. Ой. Кажется, я ничего не знаю…

***

      Одевался я с чувством, схожим с ощущениями жертвы изнасилования. Не подумайте, я ею никогда и не был, но я уверен, что чувствуется это примерно так. В проходе из кухни стоял, подперев плечом косяк, Рихард, так он разрешил себя называть вне школы. Как обычно пялил на меня своим скучающим взглядом с лёгкой усмешкой на губах. Посмотрите-ка на него! Какой довольный, блин. Бросая сердитые взгляды исподлобья, я оделся и собрался было уже выходить. Только моя рука дёрнулась к ручке, как я почувствовал движение слева: ко мне подошёл учитель. — На самом деле, ты молодец.       И легко потрепал меня по голове.       Как пелось в одной песне группы «Сплин»: «и мое сердце остановилось». Не помню, откуда я знал песню этой группы, но что-то подсказывало, что Тилль привил мне частичку любви к русским группам.       Я и забыл, насколько это приятно, если честно. Не то чтобы меня редко хвалили, нет. Просто ощущение похвалы от такого человека, как герр Круспе. Стоит ли вообще что-то говорить? Да и я довольно тактильный человек, так что обожаю, когда меня гладят по голове. Поэтому приятно было вдвойне.       Быстро попрощавшись, я выскочил на лестничную клетку, а потом запрыгнул в лифт. Щёки жгло, а дыхание сбивалось.       По пути до дома мои мысли крутились лишь вокруг руки на моей макушке, как бы я не старался их отгонять. И пусть более навязчивые рассуждения про контрольную по химии сразу после каникул вытесняли ненадолго эти воспоминания с главного плана, я всё равно возвращался к одному и тому же ощущению.       Ну, вывод лишь один: это было довольно необычно, но мне определенно понравилось.