Тридцать недель до моего выпускного

      Уже десять минут я стоял в дверях купе и слушал наставления своей матери, не осмеливаясь её перебивать. Всё-таки понять её можно — не каждый день твой сын уезжает из вашего родного города один в столицу. — Ещё раз повторю: на вокзале тебя встретит Тилль, он же за тобой и должен приглядывать, пока мы с твоим отцом не приедем. Слушайся его, понял? — я на всякий случай кивнул, а мама продолжила: — Потом вы сходите в школу, которую я для тебя наметила. С твоими успехами в олимпиадах тебя просто обязаны взять туда в одиннадцатый класс!       Раздался сигнал, оповещающий о том, что поезд скоро поедет. Женщина засуетилась, обняла меня на прощание, чмокнув в щеку, и направилась к выходу из вагона. Я закинул сумку с вещами на свою нижнюю полку и наконец закрыл дверь в купе. Помахав маме на прощание рукой в окно, я достал книжку, которой собирался посвятить всё время поездки. Поезд тронулся, и я попытался погрузиться в чтение, однако голову заполонили навязчивые мысли. Всё-таки я еду не куда-то там, а в Берлин.       Я шёл в выпускной класс да ещё и в новую школу, так что это не могло не пугать. Однако все не самые радостные мысли перекрывало лишь одно чувство предвкушения встречи со своим лучшим другом. Тилль — сын маминой приятельницы, я знаю его с пеленок. Он был старше меня на несколько лет, но всё равно не стеснялся называть меня своим лучшим другом. Мы жили с ним в одном дворе, так что у нас было одно детство на двоих. Именно Линдеманн был тем самым человеком, которому я мог доверить всё на свете, и которому желал неимоверного счастья. Даже когда несколько лет назад он заработал первые деньги за время работы баристой и уехал учиться и строить карьеру дальше в большом городе безграничных возможностей, наше общение не заканчивалось. И вот совсем скоро я встречусь с лучшим другом впервые за много лет.       За этими размышлениями я и не заметил, как поезд остановился на следующей станции. В купе ввалилась тучная дамочка с маленьким пацаном под руку, а за ней какой-то мужик не самого трезвого вида. Я инстинктивно вжался в угол, стараясь стать невидимым, однако вся семейка дружно меня проигнорировала. Их сынок тут же заверещал о том, что хочет спать на верхней полке; мамаша начала всплёскивать руками и охать, что тот упадёт и что-то себе сломает. А мужик просто упал на нижнюю полку и заснул. На том вопрос, видимо, и решили.       Дорога была долгой, а я был везучим, поэтому каждый день в моем купе оказывался хоть один храпящий и воняющий мужик, из-за чего я почти не спал. В последнюю ночь пути я даже не пытался уснуть, поэтому под неритмичный храп очередного соседа пытался сосредоточиться на книге, в прочтении которой я за эти дни не продвинулся ни на одну страницу. Однако меня не покидало волнение, нарастающее по мере приближения к столице Германии. Какой-нибудь поэт назвал бы это «щемящей сердце волнительной тревогой, схожей с предвкушением чего-то удивительного», но я могу назвать это только панической атакой. Когда механический голос объявил о скором прибытии на вокзал, за окном смеркалось, а я смотрел в стенку отсутствующим взглядом уже два часа, занимаясь самокопанием.       Уже стоя на перроне с сумкой и рюкзаком наперевес, моё волнение достигло апогея. Я даже не мог сказать, от чего конкретно меня накрывала такая паника, но факт остаётся фактом — ещё пару минут, и я точно отъеду.       Однако, заметив темную шевелюру, вся дрожь будто бы испарилась, оставляя за собой лишь лёгкое предвкушение. — Пауль! — окрикнул меня Тилль, — Ну наконец-то ты приехал!       Он крепко обнял меня, и я окончательно пришёл в норму. Мне этого так не хватало. Уткнувшись носом в толстовку, пахнущую лёгким одеколоном, ощущая тёплое дыхание на своих волосах, я чуть не пустил слезу от того, насколько сильно я, чёрт возьми, скучал.

***

      Пока мы ехали в такси, Пончик — так я любил его называть — говорил без умолку, а я по привычке молчал, изредка вставляя свои пять копеек. Всё-таки я обожал слушать своего друга, а за много лет общения это ещё и вошло в привычку.       Когда мы наконец вошли в нужную квартиру, я уже засыпал на ходу. Отдав все сумки парню, который отнёс их в мою временную комнату, я отправился на кухню, чтобы чем-то перекусить. Когда туда пришёл и мой друг, я уже жевал кусок какой-то вчерашней пиццы. — Завтра сходим в твою будущую школу, — оповестил меня Тилль, — что у тебя с учёбой?       Я вздохнул и коротко пересказал ситуацию. У меня никогда не было особых сложностей с тем, чтобы учиться на четыре-пять, однако всего одна проблема у меня была, и имя ей алгебра. Никогда абсолютно не понимал этот предмет, именно поэтому предстоящие в этом году экзамены были для меня реальной трудностью. — Алгебра, значит… — задумался старший, — я учился в этой школе, и математичку тамошнюю помню. Ох, страшная женщина. Но она ещё в прошлом году уволилась, вроде. Шапокляк ебаная, — парень поморщился. — Ну, ты ведь учился в математическом классе, а мне нужно в гуманитарный, — напомнил я. — Понял, устрою, — подмигнул мне Линдеманн. На том и порешали.

***

— Радуйся, я всё уладил! — буквально выпархивая из кабинета директора, оповестил меня Тилль, — Пойдёшь в гуманитарный класс, а заниматься алгеброй дополнительно с тобой будет новый математик технического класса. Я бы посоветовал тебе в качестве репетитора вашего учителя математики, потому что его я знаю, но, видите ли, директор посчитал, что неэтично платить тем же учителям, что и тебя оценивают.       В принципе, логично. — Ну, пойдём за учебниками и домой, — махнув рукой в сторону лестницы, оповестил меня друг, а я просто не мог нарадоваться тому, как всё хорошо складывается. Жалко этого нового математика, правда. Всё-таки и его я доведу очень быстро, я уверен. В алгебре я бревно, и ничего тут не поделать. Почему-то мой внутренний голос пошутил сейчас про схожесть с постелью, но я этот подкол проигнорировал.

***

      Последняя ночь лета проходила волнительно. Пусть я и не из социофобов, но почему-то всё равно нервничал из-за нового коллектива, посему никак не мог заснуть. В мыслях складывались самые неприятные сценарии. А тут ещё и очередной репетитор. Какой-нибудь старик, боящийся чипирования.       Я нервно перевернулся на другой бок. Чувствую, я сегодня не засну, честное слово.       Проснулся я раздражённым, что неудивительно — ворочаться до четырёх утра — такое себе удовольствие. Я позавтракал остатками вчерашней пиццы — мама успокаивала меня тем, что нормальная еда всё же будет изредка появляться в этом доме, когда у приятеля Тилля появится свободное время. Я заглянул в комнату спавшего без задних ног друга. Градус моего негодования повысился от зависти к приятелю, достигнув отметки «ещё чуть-чуть и нахуй всё».       Я по-быстрому привёл себя в порядок, надел классический набор в виде чёрных джинс и белой рубашки, пару минут поторчал у зеркала в попытках завязать галстук, обулся и вышел.       Пока я шёл до остановки, то не мог не засмотреться на пейзажи вокруг. Небо было затянуто свинцовыми тучами, но для Берлина это считается нормой. Спешащие куда-то люди и машины, серые небоскрёбы и строгие улицы придавали некую серьёзность столице. Смотря на эту картину, мне почему-то так и хотелось работать и работать, чтобы не отставать от ритма этого города, но я этого делать, конечно же, не буду.       В школу я приехал в приподнятом настроении. Меня переполняло воодушевление. Перед входом в большое здание столпилась куча детей, от мала до велика. Почти сразу я заприметил табличку 11 «Б» класса. Поиски на более близком расстоянии не дали бы таких результатов — нюанс моего низкого роста. Когда я подошёл ближе, то был запримечен классным руководителем, с которым меня познакомил директор во время прошлого моего визита в школу. Он по-быстрому представил меня новому коллективу, после чего я, встав подле него, уставился на импровизированную сцену в виде крыльца здания. После прочтения короткой речи директор пригласил всех войти, и я с классом направился в наш кабинет.       В кабинете я занял предпоследнюю парту. Рядом со мной сел какой-то высокий парень. Он приветливо улыбнулся и представился Кристофом или "Дум" по прозвищу, которое, как я понял позже, образовано от его хобби. — Всех ещё раз приветствую, — раздался на весь класс мягкий голос учителя, — для новеньких представлюсь — герр Ридель, ваш классный руководитель и учитель русского языка и литературы. Начну я, пожалуй, с того, что в этом году вам сдавать ЕГЭ, — по классу прокатились разочарованные вздохи, — и поэтому я буду ждать от вас высочайших баллов по моим предметам. Не подведите меня! Также не забываем про олимпиады. Я заранее желаю вам удачи в наступившем году!       Остальное время учитель обговаривал организационные моменты. После урока он попросил меня задержаться, чтобы дать мне бумажку с классом и именем моего будущего репетитора по алгебре. Я поклялся сходить туда после уроков, а после вышел в коридор. Меня догнал тот самый Дум и вызвался познакомить меня со всем классом и проводить до кабинета. Сказать, что я удивлён — ничего не сказать. Не ожидал я настолько радушного приёма, что уж тут скрывать.       Я провёл в компании Шнайдера и его нескольких друзей весь учебный день. Флаке, Алёша и Дум оказались отличной компанией. Они отнеслись ко мне максимально дружелюбно, что меня очень успокоило. Не хватало мне только проблем с одноклассниками, если честно.       Казалось, ничего не может испортить этот день, но уроки закончились, и мой внутренний голос напомнил мне про необходимость зайти к учителю математики. Едва пересилив желание послать всё подальше, я с бумажкой в руке направился в кабинет, который утром мне написал классный руководитель. Постучав в дверь, я услышал тихое «войдите».       Сунув голову в проем, я увидел лишь спину какого-то парня. Сначала я даже подумал, что ошибся кабинетом — уж слишком молодо выглядел этот человек. Я покосился на измятую бумажку с именем преподавателя. — Герр Круспе? — Да, проходи.       Учитель (теперь я в этом был уверен) обернулся на меня, и я даже чуть-чуть завис под его холодным взглядом из-под прозрачных очков с тонкой оправой. Я всегда питал слабость именно к голубому цвету глаз, и этот раз не стал исключением. Но всё-таки я привык относить это к девушкам, а не парням. Даже к таким красивым.       На вид ему было не больше двадцати пяти точно. Одет парень был в большую белую рубашку, чёрные узкие джинсы, подчеркивающие его некоторую худобу, и белые кеды. Выбритые виски и укладка, похожая на ту, которую делают эмо, убавляли ему лет десять, а милое личико явно выдавало в нем мечту любой девушки возрастом от двенадцати лет.       Пока я разглядывал учителя, тот уже сел за стол и начал перебирать какие-то бумажки, параллельно подглядывая на меня и, видимо, ожидая каких-то действий. Очнувшись, я начал быстро соображать, что сказать. — Герр Круспе, вы будете моим репетитором? Пожалуйста! — выкрикнул я первое, что пришло в голову. Тот вытащил из стопки один лист бумаги и кивнул. — Я получил от твоего учителя алгебры ваш план на ближайшее время… — монотонно начал он без всяких прелюдий, — Ты в старой школе проходил тему, которую вы повторяли сегодня на уроке? Где-то полгода назад должны были, — негромко спросил тот. — Э-э… — я отвёл взгляд в сторону и виновато почесал затылок, — Полгода назад у нас вообще не было учителя. Я довёл последнего до нервного срыва, когда после пяти личных занятий на одну тему не смог посчитать логарифм девяти по основанию три.       Герр Круспе даже поднял взгляд от журнала, поправив очки. В меня врезался его равнодушный взгляд, в котором, однако, начали мельтешить искорки смеха. Я уставился в маленькое круглое окошко, находившееся по правую руку от учителя. — Я тебя понял, — с усмешкой в голосе ответил математик, а я продолжал усиленно бороться со своим желанием прыгнуть в это самое окно. Он снова опустил глаза в свои бумажки и уже спокойно продолжил: — Я могу тебе предложить несколько вариантов. Первый — мы занимаемся три раза в неделю. Второй — если у тебя нет седьмого урока во вторник или среду, то можешь приходить на урок алгебры к 11 «А» или 11 «В» у меня, и тогда мы сможем ограничиться двумя занятиями — по четвергам и понедельникам. В ином случае, тебе придется освободить ещё и субботу, — и он вопросительно уставился на меня.       Я окончательно отогнал от себя мысли про суицид посредством выхода в окно и прикинул в голове, что мне будет удобнее. Одна часть мозга кричала, что второй вариант самый лучший, ведь это не заберёт у меня один свободный день, да ещё и выходной. А другая часть, которую я уже про себя прозвал тупой, так и твердила о том, что три урока наедине с этим загадочным математиком — охуенная идея, и надо соглашаться. И часть эта, судя по всему, всё-таки побеждала.       Герр подпер кулаком щеку и уставшим взглядом наблюдал за моими мысленными метаниями, изредка раздражённо поглядывая на часы. — М-м-м… Наверное, лучше мне выбрать первый вариант? С моим уровнем знаний алгебры лучше приоритизировать индивидуальные занятия, и также для закрепления материала я могу приходить на уроки в среду, — стараясь убедить себя не говорить оправдывающейся интонацией, ответил я. Математик даже слегка приподнял брови от удивления. Видимо, ожидал от меня выбора в более лёгкую сторону. Что ж, ни на того напал! Я даже на секунду уверенно посмотрел сверху вниз на учителя, но тут же стушевался под его всё тем же холодным и чуть-чуть насмешливым взглядом. — Хорошо, я тебя понял. — учитель быстро начеркал что-то неровным почерком на небольшой яркой бумажке. — Вот адрес, время и мой номер телефона на всякий случай. Бывай.       Я схватил со стола заветный листочек и, быстро кивнув головой в знак прощания, почти бегом смылся из этого класса, чувствуя спиной прожигающий взгляд учителя. Бр-р-р, такое ощущение, что в этом кабинете температура воздуха понизилась на пару-тройку градусов.       Весь путь до дома у меня из головы не выходил этот математик. И дело даже не в его, безусловно, притягательной внешности, а скорее в какой-то загадочности что ли. У меня никогда не было сложностей с пониманием чувств, которые я испытываю к другим. Даже наоборот — очень часто бывало такое, что первое впечатление закреплялось у меня за человеком до конца. И впервые я не мог выразить какое-то конкретное отношение к своему репетитору. В детстве я прочитал половину какой-то книжки по психологии, поэтому долгое время искренне был уверен, что умею анализировать людей. Потом, спустя года, я уже понял, что книга «Научись понимать близких» не имела никакого отношения к психологии поведения человека, а была о повадках собак. В общем, герр Круспе вызывал у меня слишком смешанные эмоции, чтобы я смог сказать что-то конкретное. Пока что для меня он создавал впечатление очень скрытного и неэмоционального человека. Почему-то на подкорках моего сознания мельтешила мысль о том, что было бы круто найти общий язык с этим математиком.       До выпускного осталось тридцать недель, и чувствует моя жопа, что это будет весело!