Враг моего врага

Утром того дня, когда он впервые встретит Казухиру Миллера, Адам получает на него досье от Зеро. Там содержится каждая интимная подробность жизни этого человека, которую только смог разузнать за последние несколько лет общеизвестный мастер секретов собственной персоной. Толстая, увесистая папка. Самое то, чтобы убить время в полете до Солсбери.   Конечно, он немного лукавит; не совсем ''от Зеро'', скорее, через сеть доверенных лиц обширную до такой степени, что, взявшись за руки, они смогли бы растянуться от Европы до Америки. Такое уже давно его не удивляет. Зеро ценит неприкосновенность своей частной жизни сверх общей конфиденциальности; в этом он с ним в корне не согласен, как и во многом другом. Эта компульсивная прихоть Зеро вести отшельнический образ жизни потом обходится щедрыми пожертвованиями в морг с его стороны, когда очередной нежелательный взгляд падает на документ, на который, по мнению Адама, смотреть не стоило.   Впрочем, его откровенно не волнует, кто узнает группу крови последней грелки Джона.   Адам листает файлы. Они на русском.   Он откладывает папку, отпивает горького кофе, стараясь расслабиться, тянется к своему револьверу и касается гравировки на его рукояти:   — Мы же люди, — едва различимо произносит он на русском.   Довольно любезно со стороны Зеро, ведь для Адамски русский — родной язык. Он говорит по-английски свободно, но русским владеет в совершенстве, воспринимает его быстрее. Его взгляд пробегается по файлам. Среди них есть как ничем не примечательные — дипломы о высшем образовании Миллера — так и совсем неизвестные — интервью с девушкой, лишившей его девственности в тревожно раннем возрасте. Он только просматривает все вскользь, не читает. На печатных страницах он узнает его подчерк: все детали тщательно подобраны и собираются в нужную картину, именно то впечатление, которое о Миллере желает создать Зеро.   Адамске этого не нужно и, переворачивая бумаги чистой стороной, он принимается писать сам. Он ставит себе перечень предсказуемых вопросов и скучных банальностей, а также тщательно подбирает свои ответы. Затем полностью их запоминает с выверенными интонацией и выражением на двух языках и на четырех диалектах для каждого.   Файлы, от которых он избавляется по частям, оказываются выброшены в мусорки по всему аэропорту, чужой багаж, на парковку по его прибытии. Зеро любит контролировать информацию, и Адамске всегда приятно подать руку помощи в этом его старании.   Правда, Джон? Серьезно?   Выясняется, что Казухира Миллер —  это высокий, привлекательный, обаятельный, харизматичный, уверенный в себе, сексуально агрессивный блондин около тридцати лет, обладающий безжалостной решимостью и тягой обыгрывать все стороны конфликта. Адамска не знает, стоит ему выпить, покурить, посмеяться или начать биться головой о стену. Если вдруг окажется, что у него есть слабость к мотоциклам, Адамске придется прибегнуть ко всем из четырех сценариев. Ты предсказуем, как морские приливы. Увлеченный чертой восточной экзотики, ты слишком до мозга костей американец, чтобы не выбрать в итоге блондинку.   Миллер до неприятного сообразителен, опасен, умен: он верно считывает изменение в выражении лица Адамски, направление его взгляда и то, как его осанка смягчилась, как только Адамска преступил порог уверенным шагом, и Миллер откидывается на спинку стула, опуская подбородок для пущего эффекта. Так открывается самый лестный вид на его лицо и тело. Жест достаточно быстрый, больше похожий на инстинктивный, чем на умышленный. Адамске придется проверить это уже при следующих встречах. Да, ты прав. Я играю за чужую команду. И ты очень хорош собой. Миллер, безусловно, знает из опыта, что это даст ему преимущество в их взаимодействии. Адамска захочет чего-то, а Миллер нет. Разменная монета в его пользу.   Да, Адамска мог бы разыграть ситуацию с такой стороны. И, если он не прекратит допускать такую возможность еще хотя бы пару мгновений, возможно, другого выбора у него не останется. Он держался бы чрезмерно холодным и сдержанным, отрицал, но в конечном счете закончил бы в постели Миллера, где они оба сочли бы это практичной сделкой, откуда ситуация могла разворачиваться уже дальше.   Но, откровенно говоря, Адамска не агент, специализирующийся в обольщении; у него нет такой подготовки, и он имеет за правило не вступать в конфронтации, из которых не сможет выйти победителем. К тому же он способен не поддаваться соблазну и не следовать сценариям, которые менее выгодны в применении его навыков и более благоприятны для его члена. (В отличие от тебя, Джон).   Лучше рассмотреть вариант номер один: ревнивый, скорбящий, брошенный бывший любовник Биг Босса. Он уже ошибся, выдав свои намерения — или это не было случайностью? Если эти отношения каким-то образом затянутся, то притворяться асексуалом или, того хуже, симулировать интерес к физической связи с женщинами, может стать утомительным занятием, поэтому разумнее будет поступиться этой погоней за на вид неизбежным.   Однако это может порядком надоесть. Он не ревнует, потому что он не твой любовник, не убивается, потому что ты жив, и его не бросали, потому что — давайте начистоту — у него есть больше доступа к тебе, чем у Миллера в данный момент. Слишком уж откровенная фальшь.   Или как насчет второго варианта: он не тот, с кем Миллер сам захотел бы переспать. Он принадлежит к тому типу людей, которых Миллер на дух не переносит — хотя ему придется научиться адаптироваться за ближайшие годы — до той степени, что добровольно откажется от преимуществ, которые это ему даст.   Это уже в стиле Адамски.   Теперь, переходя к его лингвистическим вариантам. Первый: он мог бы вовсе не говорить на английском или разве что очень плохо. Он знает, что ты говорил Миллеру о его происхождении, да и ты бегло говоришь по-русски, так что такая деталь нисколько не осложнила бы ваши отношения. Они бы говорили через переводчика или, с больши́м старанием, жестами. У него будет достаточно времени, чтобы отреагировать на заданные вопросы, и возможность подслушивать говорящего без лишних подозрений.   Он отнесется к Миллеру снисходительно и заранее предположит, что он не купится на всю ту киношную херню.   Второй: он хорошо говорит по-английски, тем не менее, с русским акцентом. Многим носителям английского языка такой акцент кажется пугающим, да и за эти годы голос Адамски стал заметно ниже, чтобы добиться такого эффекта. Его любовь к вестернам наверняка хорошо известна Миллеру из твоих рассказов, но в своем понимании западной культуры он далек от совершенства.   Третий вариант. Он владеет языком на уровне носителя. Так можно застать Миллера врасплох, вынудить его навести справки: каким образом человек, тренировавшийся всю жизнь с детства под началом ГРУ, смог в совершенстве овладеть английским? Можно запутать его, имитируя элитный "английский королевы", чтобы намекнуть на его связи с Зеро; заставить подозревать о связях с FOXHOUND за акцент среднего запада или восточного побережья США, заставить усомниться во всем, что он когда-либо знал, перейдя на австралийский или уэльский.   Нет, нет, нет. Беря в учет сложные отношения Миллера с его приемной родиной, он выберет противно приторный типичный американский акцент — лучше и не придумаешь.   И если уж быть до конца честным, он с самого начала собирался выбрать третий вариант.   Боже, он мечтал о моменте, когда сможет им воспользоваться, целую вечность, и сейчас у него наконец-то есть возможность вальяжно зайти и, секунду-другую после того, как он открыл дверь в офис Миллера, растягивая слова произнести:   — Ты, должно быть, тот, кого они зовут Ка-за-хи-ра Миллер, — прямо как ковбой западного Техаса из радиодрам образца 1930-х, впечатляюще искажая его настоящее имя в придачу.   Первый удар наносит максимальный урон; указательный палец Миллера даже дергается на ручке, которую он держит в своей руке.   Походка Оцелота медленная и спокойная, размеренная и плавная, каждый шаг четко выверен — чтобы его шпоры непременно прозвенели — когда он подходит к выставленному для него стулу. Он кладет руки на спинку стула — мелкий жест, призванный дать ему некое превосходство.   — Оцелот, — Миллер наклоняет голову. — Снейк говорил мне о тебе.   Посыл ясен: не издевайся надо мной. Ближе к делу. Я знаю о тебе. Ты не знаешь обо мне. Я здесь в преимуществе. Снейк делится со мной личной информацией о тебе. Мои отношения со Снейком личные. Твои — нет. Ты здесь с моего позволения, я тебя терплю.   Это одна из заготовленных Оцелотом реплик, поэтому за этим следует ответ, сказанный с поставленной тривиальностью, детали которого он вспомнит только подсмотрев свои записи. Миллер же с умением дилетанта деконструирует его, вынуждая разговор пойти в ожидаемом направлении. Это может быть: ''Как долетел из (откуда там, Зеро наплел ему, он прибыл)'', может: ''Где, твою мать, Снейк, урод''. Совершенно несущественно. Оцелот уже не слушает его.   Первое впечатление — слишком уникальная возможность, и Оцелот на собирается тратить ее на пустую болтовню. Нет, он проследит за любым движением мышц на лице Миллера, за направлением его взгляда. Отметит, каковы его первые реакции. Он расшагивает по комнате, как будто ему ни до чего нет дела, и трогает предметы, проверяя, какой из них разозлит Миллера больше.   Под курткой Миллер носит свое оружие; у него также есть карманный пистолет, закрепленный под столом, который замечает Оцелот, когда проходит позади, провоцируя его возразить. Умно. Неприглядная бумажная работа не выдает лишнего, но создает впечатление честного и законопослушного человека; предметы особой значимости убраны куда подальше от любопытных глаз.   Миллер продолжает идти по сценарию предвиденного Оцелотом диалога. К этому времени количество вещей, которых он коснулся или повернул, становится столь велико, что возвращение им изначального положения послужит хорошим упражнением на его наблюдательность. Или будет достойным показателем его неприязни, если он не затруднит себя этим занятием.   Ну и, конечно:   — Положи это на место, — это одна из предвиденных им реплик.   Терпение Миллера иссякает раньше, чем его обаяние. Несмотря на то, что в ближайшие годы Оцелот будет насмехаться над его феминными чертами, то, насколько Миллер плох в управлении собственным гневом, так стереотипно по-мужски, что доходит до смешного. Оцелот тут же бы рассмеялся, не выходи это за рамки его нынешнего амплуа. Но его нынешнее амплуа этого не предусматривает.   — Ты закончил? — Миллер наконец начинает говорить по существу, но не раньше, чем выказывает свое раздражение происходящим.   — Думал, ты никогда не спросишь, — честно признается Оцелот.   Такой реплики в его сценарии не было.   (Если тебе вдруг интересно, Джон, то нет. Обычно он не вкладывает столько усилий в каждый разговор. Но произвести хорошее первое впечатление крайне важно).   Оцелота знакомят и с двумя другими членами их команды из четырех человек в грязном, плохо освещенном гараже, служившем сразу двум целям — это был их склад и полигон для стрельбы. Помещение больше похоже на лачугу: в местах ржавчина разъедала стены до дыр, и под потолком покачивалась одна лампочка. После того, как ЦРУ принудительно сократило активы MSF, это все, что Миллер может себе позволить.   Оцелоту интересно, всерьёз ли этот человек полагает, что он в состоянии создать империю наемников без твоей помощи. Это вряд ли.   Динго, выходец из MSF, была или слишком преданной, или слишком глупой, чтобы не исчезнуть на каком-нибудь южном острове, не отмеченном на картах Тихого океана. Ей повезло не быть убитой руками XOF, в отличие от большинства других выживших за прошедшие несколько месяцев. Она франкоканадка — одного возгласа ''tabarnak'' в попытке закрыть скрипящую дверь более чем достаточно, чтобы это подтвердить — носит при себе запасной дробовик и строит глазки Миллеру, как одурманенный щенок.   Шакал — южноафриканец, владеет африкаансом, к звучанию которого Оцелот не был равнодушен, но который так и не освоил, и все такое. На его теле в разных местах закреплены как минимум четыре пистолета, и тактические солнечные очки, которые он носит, не сняв ремешок, столь же восхитительно претенциозны, как и авиаторы Миллера. Да он уже любимчик Оцелота. Представительный новый сотрудник, только что покинувший порог тюрьмы строгого режима за вооруженное ограбление.   — Босс, разве вы не говорили, что он русский? — сообщает Динго, разумно замечая, что это не так.   — Только по отцовской линии, — поясняет Оцелот. — Родина у моей матушки общая с яблочным пирогом — США.   Яблочный пирог не американского происхождения, он в курсе. И в курсе того, что Миллер тоже знает это. И с малейшим подергиванием его губ Миллер понимает, что он знает об этом. (Само собой разумеется, что он знает, что Миллер знает, что он знает).   Но Миллер не собирается закатывать в асфальт их зарождающиеся отношения и ставить на них крест, переходя в открытую конфронтацию. Пока что.   Очевидно, Оцелота ждет много работы.   — Можешь здесь переодеться, — великодушно предлагает Миллер, его тон дает понять, что Оцелот его подчиненный, и терпит он его присутствие тут только из-за преданности его прежнему боссу. — Еще можешь попробовать поиграться с настоящим оружием.   Под ''настоящим'' оружием Миллер, должно быть, имеет в виду одну из дешевых винтовок FN FAL, выставленных в ряд на их оружейной стойке. Остатки арсенала родезийских военных. Они вовсе не некачественные, скорее, просто избитые: фастфуд среди винтовок на поле боя, они столь же распространены, как и безвкусны. Неподходящий выбор для такого ценителя, как Оцелот.   — Спасибо, Миллер, но нет. Револьвер модели Single Action Army — лучшее оружие из когда-либо созданных.   Заявление настолько удивительно идиотское, что Миллер, видимо, не знает, как на него реагировать: даже опуская тактические преимущества винтовки, один только ударно-спусковой механизм двойного действия является улучшением во всех отношениях.   — Нет, — Миллер все-таки решает покончить с этим бредом. — Нет. Продемонстрируй мне, как ты будешь открывать огонь на подавление из этого антикварного музейного экспоната.   — С удовольствием, — Оцелот раскручивает один из них на указательном пальце, нажимает на курок и выпускает все шесть пуль на одном вдохе; через секунду он выпускает еще шесть. Все двенадцать пуль попадают в четыре цели, все на уровне груди.   Обычно он не задувает стволы своих револьверов. Но он задует в этот раз. Почему бы и нет. Вращает другой и тут же его ловит, прежде чем положить оба в кобуру.   — Неплохо, — миндальничает Шакал. Вынимает из набедренной кобуры свой блестящий, новенький пистолет ''Мамба'', плавно спускает курок, прицеливаясь, для компенсации более продолжительного действия; каждый из пятнадцати залпов чуть выше очереди Оцелота. Оцелот встречается с ним взглядом и...   — Достаточно, а теперь вам обоим нужно перезарядиться, да? — Миллер губит их расцветающий роман. — Ага. Так я и думал, — и скидывает на обоих по плебейской FN FAL.   — Мы выезжаем через пятнадцать минут.   Все так же серьезен.   Это будет непросто.     (Он досаждает Миллеру вопросами ровно столько, сколько требуется, чтобы не дать ему вернуться в офис и привести свои вещи в порядок).   Их задача была зауряднее некуда: поддерживаемые коммунистами революционеры Родезии, представленные Африканской национальной-освободительной армией Зимбабве, так называемой ЗАНЛА, уже какое-то время пытались свергнуть свое технически нелегитимное правительство меньшинства. С падением или, скорее, достижением соседним Мозамбиком независимости, некоторые, как, например, их работодатель, сообразили, что ничего хорошего это им не сулит в ближайшем будущем. Они должны незаметно вывезти его и его собственность, которую он заблаговременно обналичил, с территории, контролируемой ЗАНЛА.   Оцелоту, к его большой досаде, даже в голову не пришло, зачем Миллер позвал его для очередного рутинного дела, кроме: предлога наконец встретиться с ним лично (установить отношения и воспользоваться ими для извлечения информации), возможности расположить Оцелота к себе (люди склонны вести себя более благосклонно по отношению к тем, кто им должен, и с неприязнью к тем, кому должны они — звучит контринтуитивно, но это правда, можешь проверить) или же и того, и другого.   Нет, Миллер прагматичен и прекрасно осознает реальность, что не всегда можно сказать про Оцелота. Сейчас он набирает сотрудников в основном из Африки, а с Оцелотом его отряд имеет реальную ценность.   Повезло, что их клиент, зажиточный землевладелец по имени Август Рид, похоже, не знает, что в его майонез подмешали немного васаби.   — Я обожаю американцев, — заявляет Август, как только Оцелот признается, что он не из местных.   — Мы набираем сотрудников со всего мира, — Миллер вмешивается, ясно давая понять, что он не собирается позволять кому-либо из его подчиненных вести разговор.   (Справедливости ради, он работал на тебя, Джон, так что он скорее всего уже привык быть мозгами операции).   — Ну, не со всего мира, — Оцелот понимающе подмигивает их нанимателю, пока их бронеавтомобиль с грохотом оставляет глубокие колеи в красноватой грязи. Наступила ночь — явные преимущества такого подхода и менее очевидные недостатки. Миллер либо предпочитает перестраховаться, либо имеет посредственное понимание тактики.   — Понимаю, — отвечает Август, уловив этот намек на узколобые предрассудки на слышимости громко и четко, — Приятно такое видеть в наше с вами время, позвольте мне вам сказать. Я слышал, вы сталкиваетесь с такими же проблемами в своей стране.   — Да, действительно, — неравнодушно кивает Оцелот; он поворачивается назад на пассажирском сидении рядом с водителем — естественно, Миллером — и случайно задевает переключатель дворников.   Миллер молча возвращает рычаг в изначальное положение. Открывает рот, чтобы пресечь этот разговор в корне, но Оцелот уже развязал их нанимателю язык, и он с отвращением закрывает его, когда их работодатель начинает свою диатрибу о гибели, с которой Родезия непременно столкнется, когда белый человек сбросит с плеч свое бремя и на этих землях. Когда Адам вбрасывает в диалог пару отборных выражений времен его службы в ЦРУ в 50-х, что ему удалось выудить из своей памяти, Август безмерно рад, узнав в нем родственную душу; Динго в отвращении, а Шакал яростно пытается сохранить хотя бы какой-то нейтралитет.   Миллер, однако, все так же нечитаем.   Оцелот снова включает дворники, когда оглядывается через плечо, следя за поворотом машины.   А если серьезно, откуда вообще Миллеру знать, что Оцелот сам белый? Это всплывало в ваших разговорах? Как? "Ах да, мы с Оцелотом давние друзья. Он чистый ариец, так что если у него когда-нибудь будет тройничок с нами, полукровками, он засчитается как обычный секс".   В любом случае Оцелот грязный славянин.   Или Миллер не знает, что в СССР живут люди всех сортов?   Такие мысли интереснее этой лекции прямиком из 1860-х, поэтому Оцелот заявляет:   — Если красные где-то и правы, так это здесь, — запоздало понимая, что Миллер — не Ева, не Зеро и не один из его знакомых ГРУ или КГБ, и, вероятно, не сможет отследить инсинуации на таком уровне, не говоря уже о том, чтобы парировать их, не раскрывая карты.   Но Миллер не медлит ни секунды:   — По тебе видно, что ты не бывал за Уралом. В Сибири полно восточных народностей.   Сказано невозмутимым тоном. Нет даже ни малейшего изгиба губ вверх или вниз, ни тончайшего намека на самоуничижение.   — Я бы не сказал, что это то же самое. Они трудолюбивый, усердный типаж. Только посмотрите, какого прогресса добились япошки, — великодушно предлагает Оцелот.   — Они изобретательны по-своему, но им нельзя доверять.   — Хотя их девушки мне по вкусу. Милые и гостеприимные, и все еще место свое знают. Никакой этой феминистской чепухи.   — Конечно, если тебе нравится киска набок.   Август мудро кивает, Динго откидывает голову назад в шоке, Шакал недоуменно наклоняет голову, и для Оцелота настоящее испытание не выйти из роли. В нынешнем виде ему остается только прикрывать рот рукой в перчатке, чтобы спрятать ухмылку. Оцелота спасает Миллер, тормозящий машину при виде поваленного дерева на дороге; Оцелот хватает того за руку:   — Объедь, — разве он собирается попасться на самый очевидный в мире импровизированный контрольно-пропускной пункт?   — И предложить им открыть огонь? — Миллер останавливает машину. — Не волнуйтесь, — обращается он к Августу, — мы быстро расчистим дорогу.   Или он собрался сам ограбить Августа? Без сомнений, это максимальная выгода в кратчайший срок, и ужасное решение для бизнеса в долгосрочной перспективе. Станет ли он так рисковать? Несмотря на все оценки, догадки, что он сделал, исходя из предоставленной ему информации и содержимого того досье, Оцелот совершенно не знает Миллера. И Миллер ему ни черта не сказал.   Они покидают автомобиль первыми, и Оцелот уверен, что он сейчас введет его в курс их плана, но вместо этого все, что Миллер говорит неслышно для остальных:   — Ниппы.   — Что, прости?   — Если и дальше собираешься притворяться, что ты с Запада, то говори ниппы, а не япошки.   Динго с Шакалом группируются позади, держа невзрачные винтовки в непринужденной, но угрожающей манере ''сейчас я не стреляю, но могу и выстрелить'', свойственной головорезам всех мастей. Миллер делает вид, что изучает обстановку, в то время как Шакал уходит с проторенной тропы в сторону деревьев.   Там его уже ждут повстанцы ЗАНЛА.   Ясно, он не тактически некомпетентный. Просто не склонен к риску. Читать по губам Оцелот умеет, но не на африкаансе. Тем не менее, их язык тела говорит о том, что их отважный лидер-бизнесмен подкупил этих конкретных повстанцев, чтобы они позволили всего лишь одному колониальному империалисту сбежать со всеми его нечестно нажитыми благами; беспроигрышный вариант, и все, чего он будет стоить всем из участников, — это их честности.   И правда, отличный план. Имей они дело со своими коллегами-наемниками или другими вооруженными формированиями, все прошло бы как по маслу. Оцелот поставил бы на это.   Но боевики ЗАНЛА — не наемники. Они идеалисты. С делом, которому они безмерно преданы, за которое они готовы умереть, поэтому, когда один из них непременно вспоминает про совесть, поднимается много шума. Оцелот не умеет читать африкаанс по губам, но ему кажется, что это звучит примерно так: "Почему мы получаем лишь часть их денег, когда могли бы отнять все? Они принадлежат народу!"   Проклятые коммунисты.   Шакал оттеснен, винтовки подняты, Миллер вмешивается, пытаясь уладить ситуацию, пока за машиной и их клиентом следит Динго, как ей и следует, а Оцелот чувствует себя только немного виноватым за ту метафору к международным отношениям, что проскальзывает в этот момент у него в голове.   Пойди все немного иначе той ночью, может, он поделился бы ею с Миллером — сейчас он кажется человеком, который бы с радостью послушал такое.   В нынешнем же положении, как бы так сказать, их наниматель, учуяв, что происходит на самом деле, выкрикивает что-то поистине неблагозвучное. Попытки Миллера разрядить ситуацию достойны высших похвал: больше денег, все они расходятся целыми и невредимыми, думают хорошенько над своим поведением и так далее по списку. Даже казалось, что большинство он склонил на свою сторону.   Но когда Оцелот замечает кого-то, кто явно не выучил правила обращения с оружием, целящегося прямиком Шакалу в голову, где любой громкий звук приведет к выстрелу, он понимает, что пытать удачу и дальше нельзя. Победителем перестрелки станут ее зачинщики, игроки команды соперника умрут.   Миллер падает на землю, только заслышав выстрелы Оцелота из-за капота автомобиля. Это умный поступок и, после потери всего, над чем он так много работал, из-за того, что поступил не так умно, Миллер, кажется, нынче готов пойти по пути наименьшего риска для жизни. Динго тянет их клиента вниз за сиденья; убойная сила ее дробовика приходится на руку, когда повстанцы приближаются к двери.   Им нужно перезарядиться, Оцелоту — нет; однако он все равно делает вид, что нужно, откидываясь назад на блок двигателя, пока выжившие с послушанием ждут момента, когда он обратно высунет свою голову, чтобы они могли прострелить ее. Он гремит барабаном одного из своих револьверов, будто тот заклинил, отбрасывает винтовку, вытаскивая оба револьвера, падает за руль, выкатывается и делает прицельные выстрелы из-под машины.   У них уходит некоторое время, чтобы понять, откуда идет огонь.   Этого отвлечения достаточно: Миллер безжалостно расстреливает остальных. Переступает нашпигованный пулями труп Шакала, подходит к машине и хватает Оцелота за шарф.   — У меня все было под контролем, — цедит он сквозь стиснутые зубы. — Из-за тебя я потерял одного из моих лучших людей.   — Либо он, либо мы, — пожимает плечами Оцелот. Ну, почти пожимает, прежде чем Миллер врежет ему, укладывая на землю, и ему не хочется это признавать, но удар в самом деле был крайне болезненным. У него мелькают звездочки перед глазами, и после этого ему приходится вставить челюсть на место.   — Не знаю, чему тебя там научили в ГРУ, — Миллер отпускает его с мрачным выражением лица, — но мы не пускаем товарищей в расход.   Ну и глупость, думает Оцелот, именно так мы и выиграли ту войну.   Остаток ночи они не разговаривают.   Оцелот пробует вывести его из равновесия еще несколько раз, вытянуть из него какую-то реакцию, но Миллер больше не хочет играть. Они доставляют Августа и его грязные деньги в безопасное место. Получают оплату. Бонус и все такое, благодаря взаимопониманию между Августом и Оцелотом и Божьей помощи, что делает этот мир чуточку прекрасней. Миллер нисколько этому не рад, как и тому, что смертельная комбинация горя с адреналином, похоже, точно заставит Динго снять перед ним свои трусы.   Нет, даже когда Оцелот любезно предлагает свою помощь в избавлении от тел, Миллер ясно дает понять, что он никогда больше не хочет его видеть, разве что под дулом пистолета. Они расходятся своими путями тем утром почти врагами.     Жаль, что это маловероятно, размышляет Адам, награждая себя очередной здоровой дозой кофеина, чтобы пережить еще одну бессонную ночь. Пластиковый стаканчик в его руках усыпан розовыми отпечатками пальцев; Адам снимает свои перчатки, когда планирует запачкаться слишком уж сильно. У него хорошее настроение. Как известно, трупы — лучшая практика в анатомии. Оцелот будет куда больше подготовлен к следующей встрече с этим человеком, если ему представится такой случай.   Видите ли, отчет для XOF на Миллера от Шакала в меньшей степени приукрашен, чем от Зеро. Содержит всякого рода пикантные подробности.   Пистолет ''Мамба'' все еще находятся в разработке в 1975. Его обладатель — человек со связями в военной НИОКР, он точно не простой уголовник. Да и человека с навыками стрельбы такого уровня Миллер не смог бы себе позволить.   На трупе Шакала он находит его адрес, ключи и контакты, которые не составляет труда пробить. Но Адам не будет пока тянуть за эти ниточки. Он подождет. Миллер возьмется за следующий заказ и будет занят какое-то время. Шакал доложил и об этом. Его смерть при исполнении служебных обязанностей не была подозрительной, так что, когда подкинутые Оцелотом в кабинет Миллера жучки улавливают явные звуки рейда, он жмет на детонатор.   И если кому-то из них не посчастливилось выжить, то он даже рад.   (Что? Ты ведь не подумал, что он возился с вещами Миллера, только чтобы самоутвердиться?)     (Платой за ноющую челюсть он подкинет ему пару крошечных зацепок, которые наведут Миллера на то, что именно Оцелот их сдал).