К тебе, издалека

Между событиями четвертой главы

      — Так все-таки, — тянет задумчиво Жан, делая продолжительную затяжку, — Ты что-то чувствуешь к русской девчонке?       Декамп уныло пялится в потолок. Очередные посиделки троицы друзей дома у Дюпена вновь приводят к надоевшей ему теме — Беликовой Алине. Упоминание иностранной новенькой вызывала в юноше странные ощущения, которые он не мог отнести как к позитивным или резко негативным. Они были, и это уже было странно само по себе.       Жозеф девчонками интересовался, конечно же, как и подавляющее большинство парней в период полового созревания. Но сама мысль о том, что Беликова, чисто теоретически, могла ему понравиться, вводила его в небольшой дискомфорт. И все же, он не мог уже отыгрываться в своих издевательствах на ней. Инцидент с тростью поставил точку в его проделках по отношению лично к Алине, но одновременно с этим их взаимоотношения едва ли могли быть холодными.       — Она казашка, наполовину, — не зная зачем, исправляет друга Декамп.       — Это кто вообще? — Шарль с явным недоумением сводит брови.       — Слушай, это неважно, русская она, казашка или хоть китаянка, — продолжает гнуть свою линию Дюпен. — Она дружит с Маньян, чей брат выбил тебе глаз. Она заступилась за них. Так что же заставило тебя передумать и извиниться перед ней за то, что мы у нее одолжили трость?       — Я же сказал, просто понял, что это уже слишком, — Жозеф постепенно раздражается. — Можно смеяться над ужасным зрением Аппельбаума, или провоцировать девчонок пошлыми рисунками, но отбирать у хромой девочки трость — это было уже лишним.       — Ну так это, получается, уже какое-то лицемерие, — Вергу, не отрываясь от настраивания радио в комнате друга, подмечает слова Декампа нейтрально. — Беликову мы не трогаем по твоей милости, а всех остальных — да, что ли?       — Я просто хочу сказать, что у этого должны быть границы. Дело не в том, нравится она мне или нет, а она мне не нравится, — Жозеф намеренно убедительно делает на последнем слове акцент. — Просто будет много проблем, если с нашими шутками девчонка вдруг может пострадать физически.       — Никогда бы не подумал, что ты будешь переживать за здоровье какой-то девчонки, — Дюпен в неверии мотает головой. На фоне начинает поигрывать старый джаз — это Шарль наконец настроился на какую-то передачу. — Ну хорошо, не будем мы ее трогать, а с Маньян что? Неужели не хочешь отомстить ей или ее братцу за глаз?       Декамп задумчиво щурится. Свежий патч на глазу еще выглядит совсем не естественно на юношеском лице, а фантомные боли часто преследовали его, напоминая о себе особенно четко, когда перед глазами маячили виновники в его травме. О том, что он сам был косвенно виноват в своем увечье, он думать не спешил.       — Я не против подождать, пока буря уляжется. Сейчас они будут вести себя тихо, засунув головы в песок. Но обязательно случится что-нибудь, что может их скомпрометировать.       — Например?       — Не знаю, — Декамп хитро косится на друзей. — Что угодно. Сен-Жан маленький, грязные сплетни здесь быстро расходятся.       — Подаешь месть, как холодное блюдо, — оценивает мысли товарища Дюпен, одобрительно ухмыляясь. — Мне нравится.

***

      — Я все думала, кого ты мне напоминаешь, — Симон воодушевленно листала какой-то модный журнал, который притащила с собой. Она держала его, сидя между Мишель и Алиной в гостиной у последней. Девчонки весело болтали, в основном посвящая Беликову в мир европейской индустрии развлечений. — А потом наткнулась на выпуск с последним показом «Диор». Вот, смотри!       Алина взглянула на открытую перед ней страницу. Там, статно и гордо, красовалась гипнотизирующая свои взглядом женщина азиатской внешности. Манекенщица будто бы была аристократкой — так грациозно она сияла на фотографии, облаченная в роскошное золотое платье, открывающее ее уточненные плечи.       — Алла Ильчун — «восточная жемчужина» Диора! — восторженно вторит описанию на фотографии Палладино.       — И правда, — соглашается с подругой Мишель, — ты на нее похожа. Только она, кажется, китаянка.       — Спасибо вам, девочки, — Алина такому сравнению ее с роскошной манекенщицей стесняется. — Но у нее имя не китайское.       — Я где-то читала, что она прибыла оттуда, — Симон, вежливо добавляя, лишь пожимает плечами. Конечно, ей не откуда было знать о том, что в приграничных с Советским Союзом городах Китая было большое количество русских и казахских эмигрантов.       — Алла — преимущественно русское имя, — объясняет Алина. — А фамилия ее мне казахскую напоминает. Наверное она, как и я, метиска.       — Как здорово, теперь вы еще больше похожи в моих глазах, — читаемый восторг на лице Мишель тронул Беликову до глубины души. — Показать бы тем мальчишкам, что смеются за твоей спиной, фотографию этой модели — и тогда у них сразу закроются рты!       — Или, если ты после школы тоже станешь моделью, то утрешь нос им всем, — воображает Симон, с охотой подхватывая энтузиазм светловолосой подруги.       — Едва ли мне светит подиум с моей хромотой, — Алина издает легкий смешок, но где-то в глубине души она чувствует болезненный укол горечи. Взгляд ее непроизвольно падает на облокотившуюся об диван трость.       — Не думай об этом! Твоя бабушка же ищет способы помочь тебе. Мне кажется, что ты однозначно выздоровеешь до конца школы, — Симон улыбается подбадривающе, — а там, глядишь, и повстречаешь какого-нибудь модельера.       — Может, и самого Ива Сен-Лорана, — по-доброму смеется Мишель.       Подруги подхватывают веселое настроение и теперь смеются все втроем, довольные своей невинной фантазией.

***

Декабрь 1963, после событий седьмой главы

      — И как тебе Париж? — слегка прерывающийся голос раздается из телефонной трубки. На другом конце провода Сабиани общается с легким придыханием, сдерживая свой интерес в рамках сухого любопытства.       — Очень большой город, красивый, — Беликова задерживает на секунду дыхание, выглядывая из огромного окна столичных бабушкиных апартаментов, будто бы вновь убеждаясь в своих словах. — И народу столько! Тут очень живо, я даже представить себе не могла подобного.       — Конечно, ты уже привыкла к нашей деревне, — смеется Анник. — А башню видела?       — В первый же день, — девушка признается с воодушевлением. — Бабушка, должно быть, забыла про нашу изначальную цель поездки, и в первые дни таскает меня по всем достопримечательностям и выставкам.       — Устаешь?       — Честно? Безумно, — честный ответ подается с характерным тяжелым вздохом; Алина не смела жаловаться — все-таки, не каждому выпадает возможность побывать в культурном сердце Европы, — однако подстроиться под бешеный столичный темп оказалось куда сложнее, чем девушка могла себе представить. Даже Надежда Михайловна в свои шестьдесят казалась энергичнее на фоне скромной внучки.       — Ну, ничего, — из трубки незримо доносилась теплая поддержка. — Пройдешь лечение и по-другому будешь относиться к туристическим побегушкам.       Беликова кивает, скорее самой себе. Взгляд ее в коротком размышлении пробегается по кабинету в апартаментах. Парижская квартира своей энергетикой в корне отличалась от дома в Сен-Жан-д’Анжели — высокие потолки, украшенные гипсовой лепниной в самых изысканных фигурах и узорах стены, старая мебель, убедительно имитирующая стиль «рококо», в первые дни поражали Алину до глубины души. Сама столица, в общем-то, тоже произвела впечатление сильного места, где сосредотачивалась вся атмосфера и эстетика старой Франции.       — Я встречаюсь с доктором Пелетье уже завтра, так переживаю. Вдруг, он скажет, что моя нога безнадежна?       — Не думай об этом. Ты ведь слышала о нем, что он и инвалидов с кресел поднимает.       — Да, — вспоминает Алина. — Спасибо, Анник.