К тебе, издалека

      Соседние столы также бурно обсуждали свои дела, и атмосфера в заведении за какие-то полчаса сделалась очень шумной и хаотичной. Официанты с подносами сновали по помещению, и ближе к часам семи, когда за окном уже стемнело, музыка в бистро стала громче и куда менее умиротворенной, чем в дневное время. Трое компаньонов Алины веселеют, когда каждый заканчивает пить свою кружку светлого пива. Алкоголь, как заметила наблюдательная девушка, активно разливался за каждым столом в зоне видимости; такая культура распития хмельных напитков в подростковом возрасте ее поражала, но ужасаться она не стала. К этому, как и ко многим другим европейским привычкам и образу жизни, ей еще предстояло привыкнуть.       Опустевшие кружки стояли и за левым соседним столиком. Жан, Шарль и Жозеф громко, но неразборчиво при громкой фоновой музыке, переговаривали о чем-то своем. Они поочередно разглядывали других студентов за разными столами вокруг себя, а смешки их, просачивающиеся сквозь оживленную беседу, походили на простое сплетничество. Беликова вновь поймала себя на чрезмерном разглядывании соседа слева. Декамп от небольшой порции пива и развлекательной обстановки выглядел расслабленным. Улыбка его, растянувшаяся во все тридцать два, выглядела на удивление привлекательной и располагала куда больше, чем привычная его дерзкая ухмылка. В обществе близких друзей, отвлеченный от своих проблем, Жозеф своим видом неосознанно вызывал в Алине странное желание улыбнуться будто бы ему в ответ.       — Декамп, Дюпен, Вергу, какие люди!       Достаточно громкий возглас отвлек девушку, и она со всей своей компанией подняла голову к подошедшему к соседнему столу незнакомцу. То был парень примерно их возраста, но в лицее Беликова его никогда не видела; одетый неряшливо, коренастый рыжий парень подошел к столу слева от их компании и поздоровался с троицей задир по-приятельски. Ив и Ахмед в моменте посерьезнели; взгляд Белкасема, оглядевшего тут же Алину и Симон, заставил девушек в непонимании переглянуться.       — Здоров, Легран, — Жан, поприветствовавший знакомого за всех троих, тоже сильно довольным от встречи не выглядел. Развернувшаяся сцена перед Алиной отчего-то казалась тревожной. — Какими судьбами?       — Это кто? — Симон, заметившая возникшее напряжение, наклонилась к столу и задала вопрос сразу двум одноклассникам.       — Он учился с нами в коллеже, — прошептал Ахмед так, чтобы их разговор был слышен только за их столом. — Тупой, как пробка, и хулиган похуже, чем эти трое. Был в их кругу, пока не провалил вступительные экзамены в лицей и уехал работать на рыболовных судах.       Беликова исподлобья бросила взгляд на незнакомца; внешний вид его, а точнее взгляд, наглый и уже изрядно выпивший, соответствовал как ее тревожному ощущению, так и неутешительному описанию Белкасема. Трое одноклассников за соседним столом о чем-то нейтрально переговаривали с Леграном, и наверняка каждый из них хотел поскорее избавиться от его общества — об этом четко говорили их лица, потускневшие с его приходом.       — Декамп, вижу, ты сменил очки на более дерзкий аксессуар, — рыжий, обритый под единичку парень нескромно указал на внешний вид старого приятеля. Алина заметила, как поджались непроизвольно Жозефа губы; как старательно он удерживал себя от резкого ответа. — Надеюсь, ты не расстроен. Шрамы украшают мужчин!       Декамп ничего на это не ответил. Однако, на нем Легран долго задерживаться не стал: пара хмельных глаз, цвет которых при таком тусклом освещении было сложно разглядеть, покосилась на соседний стол, где сидела Алина и ее компания.       — О, и Ламазьер с Белкасемом тоже тут, — недобро добавил парень. Ламазьер, сидевший справа от Беликовой, неосознанно выпрямился, вытягиваясь рядом с девушкой. — Да еще и с дамами. Вы, парни, не изменились — остались все такими же лохами, да?       Ахмед и Ив в немом недовольстве замялись; недовольный кашель себе в кулак раздался со стороны Белкасема. Взгляд Алины метался в дискомфорте то на своих компаньонов, то на сидящих слева одноклассников, что напряженно слушали своего бывшего товарища. Декамп, в сочетании со своей повязкой, выглядел особенно грозным — взгляд его был холоден, а брови в подозрении максимально сжались к переносице. Легран, оглядев стол ребят, презрительно прошелся взглядом по каждому из них. Поддатый взгляд остановился на Беликовой, когда незнакомый ей парень брезгливо поморщился.       — Ламазьер, — с насмешкой обратился к юноше Легран, — ты себе не изменяешь. Якшаешься с иммигрантами?       — Н-не говори так, Легран, — Ив, как мог, ответил на оскорбительный тон задиры. Одновременно у Алины и Ахмеда глаза опустились вниз; обидное замечание, касавшееся их, мгновенно испортило настроение всей компании.       — Я говорю только правду, приятель, — рыжий хулиган театрально развел руки в стороны, едва не задев макушку сидевшего неподалеку Шарля. — Ты с детства водился с людьми низкого сорта. Твоего дружка-араба тебе мало?       Желваки на лице Ахмеда ходили ходуном; лишь непоколебимое спокойствие удерживали его от агрессивной самозащиты. Ему, жившему во Франции с малых лет, уж точно было не в первой слышать в свою стороны подобные унизительные высказывания. Алина, впервые столкнувшаяся с такого рода агрессией, сидит в немом ступоре, когда Легран нахально подается вперед и грубо показывает пальцем на нее:       — Теперь ты мутишь с узкоглазой?       То, что произошло за следующую минуту, Алина позже будет вспоминать часто, хотя она предпочла бы забыть вообще все, что связано с этим грубым, необразованным нелюдем — после сказанного им, человеком его уже было трудно назвать. Грохоча задетым столом, с продолговатого дивана подскочил Декамп. Он, судя по его бешеному оскалу, не помнил себя — теперь шатен угрожающе нависал над провокатором. Атмосфера вокруг него сделалась жуткой; Жозеф выглядел так, будто бы он обозлился на личное оскорбление.       Следом за ним, с разницей буквально в секунду, поднялись все четверо парней — свидетелей оскорбительных, расистских высказываний Леграна. Дюпен и Вергу скорее для поддержки своего друга, а Ламазьер и Белкасем для защиты своей чести и чести своей одноклассницы. Симон и Алина, перепуганные конфликтом, нервно ожидали продолжения.       — Ты чего, Декамп? — низкорослый парень не выглядел испуганным, скорее удивленным неожиданной реакции от бывшего приятеля. — Я что-то не то сказал?       — Эта «узкоглазая», как ты ее назвал, владеет четырьмя языками и занимает одно из первых мест по успеваемости в классе, когда ты, отбитый баран, даже не набрал пороговый балл на выпускных экзаменах, — прошипел презрительно одноглазый. Алина, вслушиваясь в агрессивный говор Жозефа, едва не подавилась собственным воздухом. Остальные ребята были поражены не меньше ее — даже Симон, духом не ведавшая о событиях, что произошли между Беликовой и Декампом ранее, изумленно вскинула брови.       — А что тебя так задело, а, пират?       — Легран, ты пьяный, — Вергу, стоявший к двум противникам ближе всех, предупредительно положил крепкую ладонь на плечо рыжего. Дюпен в поддержку друзьям вышел из-за стола и встал с другой стороны, замыкая окружающий Леграна треугольник. — Оставь их, пока тебя не выгнали.       — Правильно, — просипел сквозь зубы Жозеф, — возвращайся к своему морю, плеваться с сырой палубы и торговать рыбой.       — Хм, — Легран, похоже, сумел-таки оценить свои шансы против пятерых агрессивно настроенных к нему парней. Он, сдавшись, вскинул ладони вверх в примирительном жесте, но во взгляде его никакого смирения не было. Радикальный расист почти всегда таковым и остается, решает Алина. Она, задетая чужими словами, испуганная вспыхнувшей и тут же затихшей ссорой, не могла оторвать ошеломленный взгляд от лица Декампа, вставшего на ее защиту непоколебимой стеной.       Музыка на фоне продолжала тарабанить по ушам, напоминая всем, что они находятся в общественном месте — драка здесь могла стать большой проблемой для студентов лицея. Жозеф распускать руки, казалось, не был намерен; ладони его были спрятаны в карманы темных брюк. Однако весь его вид был угрожающим. Напряженное молчание сохранялось до тех пор, пока Легран, наконец, не покинул столы и вышел из бистро. Тем не менее, эту заминку уже не возможно было так просто забыть: зеваки с соседних столов озирались на открывшуюся им сцену и ожидали продолжения потасовки. Кто-то разочарованно цокнул, когда провокатор самоустранился от конфликта. Тут же к компании ребят подошел один из официантов:       — Молодые люди, какие-то проблемы?       Жозеф перевел взгляд на Алину: единственный глаз внимательно осмотрел девичье лицо. Девушка была, мягко говоря, подавлена — пренеприятный осадок после публичного оскорбления прочно застрял в груди. Беликова, конечно, знала, какие насмешки и грубости могли ходить за ее спиной; пренебрежение некоторых местных к ее внешности и национальности было весьма очевидно. Однако она впервые столкнулась с ненавистником лоб в лоб; и это презрительное слово, брошенное Леграном без оглядки, чуть ли не встряло у девушки поперек горла. Жозеф тут же вспомнил ее стеклянный взгляд, в тот день, когда он сам поступил с ней отвратительно; кадык его нервно двинулся вверх и обратно.       — Никаких проблем, — Белкасем Ахмед, самый спокойный среди всех, ожидаемо первый решил поставить точку в этой ситуации. — Наш стол будет рассчитываться. Да, ребята?       Ив и Симон согласно кивнули. Столик слева тоже расплатился за ужин; и так толпа из семерых человек вышла на улицу, где ливень продолжал омывать дороги Сен-Жан-д’Анжели. Неловкость витала в воздухе, словно неприятное послевкусие. Алина периферийным взглядом заметила, как глаза Симон, едва ли понимавшей ситуацию полностью, метались от нее до Декампа так, будто бы они вдвоем подозревались в каком-то преступлении.       — Алина, — обратился к девушке смущенный Ламазьер, — не обращай внимание на слова подобных дураков. Давай я провожу тебя до дома?       — Нам в одну сторону, — отрезал внезапно за девушку Декамп, все еще сохраняя суровое выражение на лице; голова его вновь стала стремительно мокнуть под непрекращающимся дождем. — Вы двое лучше Палладино проводите.       Спорить с ним никто не стал. На том и разошлись в разные стороны — Симон в сопровождении Ив и Ахмеда, Жан и Шарль по домам, а Декамп и Беликова до своего района, что, к счастью, не так далеко располагался. Алина, то ли растерянная, то ли расстроенная, еле перебирала негнущимися ногами. Одна рука ее была занята тростью, другая — держала небольшой зонтик, неспособный укрыть даже двух человек. Декамп, неприкрытый от дождя, плелся рядом. Поначалу брюнетка совсем не обратила на это внимания, а когда, наконец, обернулась к спутнику, обеспокоилась.       — Чего ты без зонтика? Прости, я не сразу заметила, — Алина попыталась придвинуться к нему, но им двоим едва ли хватало места под одним зонтом. Тем более, долговязому Декампу пришлось сильно наклонить голову, чтобы соответствовать росту одноклассницы.       — Давай по-другому, только не кричи, — прежде чем Беликова успела хоть как-то отреагировать на его слова, парень ловко наклонился и, под недоуменный девичий возглас подхватил ее на руки. — Так быстрее дойдем.       Беликова хотела было возмутиться, да все силы под конец дня иссякли; потасовка в бистро повлияла на нее не только морально, но и физически, отдавая теперь болью в трясущихся, слабых ногах. Девушка только перехватила трость в одной руке так, чтобы она не мешала несущему ее Декампу, а другой рукой, обнявшей шатена за шею, поудобнее держала зонт, укрывающий их головы от ливня. Декамп действительно зашагал быстрее, и Алина только успела обернуться по сторонам, чтобы убедиться, что никто из знакомых этого интересного зрелища не застал. Она смущенно глядела на парня, чье лицо теперь было так близко к ее собственному. Запах мужского парфюма давно вымылся непрерывными осадками, но его ненавязчивый естественный, перемешанный с легким привкусом выпитого пива, на таком мизерном расстоянии чувствовался четко. Взгляд бездонных черных зрачков украдкой останавливался на каждой родинке, расположенной на щеке под здоровым глазом, совсем близко к тонким, поджатым губам.       Декамп с большим усилием заставлял себя смотреть на дорогу. Игнорировать женский взгляд было практически невозможным, еще хуже — стремление удержать довольную улыбку при себе. Пускай себе смотрит, думает юноша. Он себе в этом удовольствии — хотя, так бы он хотел признаваться даже самому себе — не отказывал, когда у него была возможность рассматривать Беликову во время их занятий по литературе. Дома, тем временем, сменялись один за другим; в поле зрения Декампа, сильно ограниченном плохой видимостью из-за дождя и утраченной с одним глазом глубины зрения, появилась уже знакомая ему дверь в дом семьи Беликовых.

***

      Прихожая в доме бабушки Алины осветилась центральной люстрой, когда Беликова и Декамп появились на пороге. Девушка, не разуваясь — такая привычка уже перенялась ей от европейцев — зашагала в центр комнаты, скидывая по пути мокрый зонт и потяжелевшее пальто. Жозеф остался стоять в проходе, лишь закрыв за собой входную дверь. Пальто его, волосы и даже повязка на глазу безнадежно промокли. Алина сильно от него не отличалась; навряд ли зонт вообще как-то спас их двоих от мощного дождя.       — Спасибо, Декамп, — с благодарностями девушка медлить не стала; его помощь ей сегодня действительно нельзя было игнорировать. — И за то, что проводил домой, и за то, что заступился. Этот парень, Легран, он…       — Не думай о нем, — оборвал ее шатен. — Мы с ребятами давно перестали воспринимать его всерьез, и ты не заморачивайся.       — Да… Я просто не ожидала, — Беликова говорила медленно, будто бы подбирала подходящие слова. — Что из всех людей вокруг, именно ты, главный школьный задира, встанешь на мою защиту.       — Мы же договорились, — Декамп проводит ладонью по лицу, собирая влагу. То было бесполезным действием, ведь с мокрых волос стекало еще больше капель. — Мы тебя не трогаем.       — Тебе волосы надо просушить. Иди в зал, я сейчас, — Алина с этими словами скрылась за дверьми уборной. В доме послышались глухие шаги; девушка тяжело выдохнула. Ей определенно нужна была минутка, чтобы передохнуть и осмыслить произошедшее. Отражение собственного лица в зеркале будто бы вопрошало ее — «Какого черта, Алина?». О чем могла думать пятнадцатилетняя школьница, что вот-вот подверглась расистским нападкам, как не о парадоксально-харизматичном ровеснике, защитившем ее от травли? Особенно когда он сам всего месяц с лишним назад готов был сделать ее своим главным объектом для насмешек. Странная динамика, возникшая между ними, переворачивала все мысли в голове Беликовой. И теперь это рискует стать общественным достоянием — чего только стоит удивленные лица Палладино и мальчишек, когда Жозеф первый подорвался с места, чтобы заступиться за одноклассницу.       В конце концов, вечно оставаться в ванной комнате Алина не могла; она взяла чистое полотенце с полки и вышла из комнаты.       — Вот, протри волосы этим, а я пока поставлю чай, если ты…       Опешившая Алина прервалась на полуслове: повесив предусмотрительно мокрое пальто на вешалку, Жозеф сидел на диване, внимательно глядя в сторону девушки; круглая повязка его, покрытая редкими каплями, лежала на кофейном столике перед ним. При ярком освещении зальной люстры девушка четко видела то, что осталось на месте его глаза и скрывалось под черным кожаным диском. Короткий, еще совсем свежий шрам протягивался на несколько сантиметров от брови, перекрывая закрытую, пустую глазницу поперек. Глазница и небольшая зона вокруг еще была опухшей — и это спустя месяц после инцидента — а вдоль шрама еще виднелись мелкие швы. Алина при виде юношеского увечья так и застыла, протягивая Жозефу полотенце.       — Страшное зрелище? — Декамп выглядел нейтральным к реакции девушки, не отворачиваясь и не спеша прикрыть свое увечье. Лицо его, навсегда изуродованное толстым шрамом, выглядело старше, и спокойное его выражение непроизвольно делалось грозным. — Повязка мне нужна уже не столько для того, чтобы защитить рану от бактерий. Так, чтобы людей вокруг не распугивать.       Шатен подошел ближе. Не разрывая зрительного контакта, он взял из женских рук полотенце и принялся наскоро протирать им собственную голову. Алина не знала, что ей ответить — врать о том, что повреждение его было совсем не пугающим, было бы настоящим лицемерием. Правда висела тяжелым грузом над ними, витая безмолвно в воздухе. Но, в конце концов, Беликова не могла назвать его внешний вид отвратительным.       — Ребята подбадривают меня словами о том, что пиратская повязка нравится девчонкам, — внезапно пускается в откровения Декамп. Они вдвоем — он с полотенцем на голове, а она с привычной тростью — двинулись на кухню. Пока девушка возилась с плитой, одноглазый облокотился на тумбу рядом, скрестив руки на груди. — И они правы. Парень с повязкой выглядит круто. До тех пор, пока не стянет ее.       — И тогда девчонки, мечтавшие о красивой оболочке, оказываются не готовы к тому, что находится под ней? — Алина предугадывает его мысль, но вопрошает осторожно. Декамп кивает и выпускает из себя унылую усмешку, здоровым глазом уставившись куда-то в пол.       — Иногда у меня случаются приступы боли. Будто бы глаз все еще на месте, и он так отчетливо болит, что мне кажется, что внутри опять оказались осколки. Доктор говорит, такая фантомная боль может продолжаться до года.       — Почему ты решил показать мне шрам? — искренний вопрос девушки заставляет Жозефа обернуться к ней: в одиноком глазу ей видится глубокая мужская печаль, обнаженная из-под прочной скорлупы безразличия и жестокости. Парень оглядывает ее с ног до головы, силясь найти хоть намек на испытываемое к нему у Алины отвращение. И он не понимает, почему он этого не видит — лишь лишенный притворства скромный интерес, смешанный с нежным женским состраданием.       — Хотел понять, боишься ли ты меня. Теперь я вижу, что нет.       В ответ на это Алина промолчала. Ей нечего было добавить, если Жозеф рассудил все сам. Когда она поставила чайник греться, то слегка отодвинулась от плиты. Пальцы ее потянулись к подолу твидовой юбки ниже колена — потянули ткань выше по бедру. Жозеф сначала опешил, не сразу поняв, что она делает. Но как-либо отреагировать не успел — когда ткань достигла середины девичьего бедра, Алина остановилась. Он пригляделся настолько, насколько позволяло ему нарушенное зрение: через тонкую полупрозрачную ткань нейлоновых колгот отчетливо виднелся неровный, местами выпуклый круглый шрам. Он располагался с внешней стороны бедра правой ноги — как раз той, на которую Беликова сильно хромает.       — Это…? — Декамп поднял глаз на Алину, ища у нее подтверждения в своих догадках. Девушка кивнула.       — Пуля не прошла навылет, — Алина вспоминала о своей травме впервые с тех пор, как приехала во Францию; грусть, перемешанная с тревогой, так и просачивалась сквозь ее дрожащий голос. — Когда ее вытаскивали, задели бедренный нерв. Поэтому я хромаю.       Декамп обескураженно вздохнул, «переваривая» информацию. Он, конечно, за месяц совместного обучения задавался вопросом о том, как Беликова получила травму — и один он в этом не был, — но никогда не думал, что причина могла скрываться в столь ужасных обстоятельствах.       — Как это произошло? — Декамп еще раз осмотрел девичью ногу и совсем выпрямился, когда девушка отпустила подол юбки. Полотенце он снял с головы, чуть-чуть просохшей, и небрежно поправил волнистые волосы.       — История долгая и… неприятная, — Алина закрылась; невидимая грань разговора была этим и подведена. — Я, можно сказать, поэтому оказалась здесь, у бабушки.       — А твои родители, они…       — Они обязательно приедут за мной! — ответ девушки был резким, не приемлющим иных вариантов. Жозеф обратил внимание, как заблестели в искренней надежде Алинины глаза. — Или, если что-то не получится, они приедут сюда, и мы можем жить тут все вместе.       — Твои родители были здесь? — Декамп, услышав характерный свист чайника, решил помочь девушке и заодно перевести разговор немного в другое русло. С чайником он направился в столовую, пока Алина достала из серванта чашки.       — Отец был, до моего рождения, — ответила Беликова. Руки ее шустро разливали чай, подавая его с простеньким десертом, что всегда предусмотрительно оставлялся в доме по наставлению Надежды Михайловны. Жозеф к этому времени уже просох в одежде и комфортно сидел за столом напротив соседки, слушая ее с интересом. — Мама никогда не выезжала за пределы Советского Союза. На самом деле, нам очень тяжело получить разрешение на выезд заграницу.       — Как ты сюда попала?       — Политическое убежище, — в словах ее чувствовалось, что девушка что-то недоговаривает. Декамп своей проницательностью и упорством решил на Алину не давить: между ними только-только установилась благоприятная связь, которую рушить ему почему-то не хотелось.       Чай они пили молча. Обоим надо было время, чтобы уложить в голове все то, что сегодня произошло. Алина украдкой поглядывала на мужское лицо — точеное и бесстрастное, оно не выглядело уродливым даже с воспаленной, пустой левой глазницей; Декамп был, несомненно, объективно красивым — и Беликова постеснялась бы когда-либо признаться в этом хоть одной живой душе. Сегодняшний вечер показал ей, что за его израненным лицом и жестоким языком прячется душевный человек, совершенно не скупой на поддержку и защиту слабых. Была ли Алина слабой в его глазах? Она бы не обиделась, если Жозеф действительно так думал о ней. В конце концов, она не скрывала свою ранимость — выделяться было бессмысленно, когда она была самой обычной девчонкой, не лишенной внутренней мягкосердечности.       Парень скоро ушел к себе домой. Задерживаться было опасно — да и незачем, — когда вокруг вились соседи, жадные до сплетен; поводов задуматься о тесных отношениях между молодыми юношей и девушкой они не хотели. Расстались молча: все слова уже были сказаны, а шрамы оголены вместе с приоткрывшимися в горькой полуправде сердцами. Жозеф и Алина не сговаривались, но каждый решает хранить молчание о сегодняшнем вечере, продолжая держаться в стороне друг от друга. Завершится задание преподавателя по литературе, и они вновь будут Декампом и Беликовой — одноклассниками-соседями, что едва пересекаются в школьных коридорах и украдкой смотрят друг на друга, находясь в совершенно разных, противостоящих друг другу компаниях.