За бортом жизни

      О том, что всё идёт не по плану, Холера начала догадываться осенью. Сколько она ни лечилась по тщательно составленным планам лучших врачей, анализы не становились лучше. Спайки в лёгких, нарушения работы органов ЖКТ и сердца… Всё это ещё можно было принять, но иммунограмма повергала в уныние. Показатели не становились лучше – несмотря на лечение, они оставались рекордно низкими. Холера понимала, что с таким иммунитетом её не допустят к работе с вирусами, и молча страдала. Она надеялась на чудо, но понимала, что весь запас чудес уже потрачен на то, чтобы выжить. Оставалось надевать в любые людные места ненавистный респиратор и надеяться, что иммунитет просто ещё не проснулся.       В октябре Холера пообщалась с друзьями без респиратора и слегла с ОРВИ. Раньше подобные болезни ограничивались для неё небольшим насморком, но в этот раз всё проходило иначе. Почти неделю у неё держалась температура под сорок, голова раскалывалась от боли, нос извергал реки соплей. В бреду Холере начало казаться, что она снова больна Марбургом, и она поймала первую в своей жизни паническую атаку. Чтобы следить за состоянием больной, к ней приставили медсестру. Та записывала всё, что происходило с больной, и по возможности ей помогала. Каждый день заходил врач. Благодаря лечению Холеры от Марбурга, он уже почти насобирал материалов на диссертацию и был очень рад собрать ещё что-то. Холера не винила его за такой интерес: на его месте она и сама бы ухватилась за возможность исследовать как можно больше, пока есть подопытный больной.       Постепенно температура снизилась, но Холера продолжала чувствовать себя ужасно. Она почти не могла есть, порой не было сил даже встать с кровати. Иногда ей начинало казаться, что она так и проведёт остаток жизни в постели, с таблетками и носовым платком. Друзья поддерживали Холеру, как могли, но и они начали понимать всю безнадежность её положения. Им было стыдно оттого, что они ходят на любимую работу, общаются и веселятся, а их коллега, победившая смерть, вынуждена оставаться за бортом жизни.       Наконец Карина вытащила Холеру к психотерапевту, и тот назначил ей антидепрессанты и общение с психологом. Поначалу Холере было трудно говорить с посторонним человеком о своих проблемах, потом она втянулась. Беседы с психологом помогали хоть немного снять напряжение, которое, как петля, всё больше затягивалось на шее Холеры. Она понимала, что её не будут держать на больничном вечно, и увольнение – лишь дело времени. Конечно, если иммунитет удастся поднять, то её наверняка возьмут обратно, но уже сам факт того, что она больше будет не сотрудником центра вирусологии, казался концом света.       Всё случилось перед Новым годом. Её последняя поездка в центр вирусологии, которому она отдала пятнадцать лет жизни. Чтобы объяснить ситуацию, к ней вышел сам директор. Он долго распинался о том, каким она была талантливым сотрудником, каким подвигом было победить страшный вирус, как всем её будет не хватать… Холера почти не слушала. Она молча подписала бумаги об увольнении, забрала документы и вышла на улицу. Жизнь была кончена.       У неё не было планов на будущее, ведь будущего теперь тоже не было. Холера не хотела думать, что теперь делать. Она собиралась занести документы домой – дальше этого мысли не шли, дальше была лишь пустота.       Вова и Карина шагнули навстречу из-за двух тумб, обрамлявших крыльцо.       – Холера! Пойдём к нам. Посидим, всё обсудим. Есть пирог, чай, салатики.       – Да что тут обсуждать. – Холера попыталась протиснуться мимо Карины, но та ловко поймала её за руку.       – Мы тебя всё равно не отпустим. Тебе некуда идти? Тогда идём к нам. Оля у друзей. Никто не помешает отмечать.       – Что отмечать-то? – Холера надвинула на лицо респиратор. Ей не хотелось разговаривать, но сил вырваться и убежать всё равно не было.       – Отмечать новый этап твоей жизни, – махнул рукой Вова. – Всё, чего ты так боялась, уже произошло. Можно отметить свободу. От страха, от ожиданий – от всего. Знаешь, когда у человека есть свобода, он вдруг находит в жизни пути, о которых даже не подозревал.       Холера побрела по снежной каше за Вовой и Кариной. Она не была уверена, что сможет найти подходящие для себя пути. И всё же в глубине души она начала надеяться, что друзья дадут ей какой-то ориентир, как жить дальше.       Вечер с близкими людьми помог Холере принять собственное увольнение. Карина и Вова убедили её, что иммунитет обязательно поднимется позже, когда она перестанет на нём циклиться и переживать. Что можно найти пока другую лабораторию, попроще, которая временно возьмёт её на работу. Обещали помочь с переездом со служебного жилья, благо, что было куда переезжать. Холере стало казаться, что жизнь продолжается, что всё не так уж безнадёжно… А через несколько дней она спонтанно вышла ночью из дома, чтобы утопиться в озере.       После этого случая Холера начала опасаться себя. По-хорошему, стоит посетить психотерапевта, заменить антидепрессанты на более сильные, но заставить себя сделать это она пока не может. Ей кажется, что, узнав о попытке самоубийства, врач силой отправит её в психбольницу, а это кажется ей последней ступенью в собственном падении.