Обещание

Моих вопросов не было ещё, Да и не нужно было их — вопросов.

Н. А. Заболоцкий, «Встреча»

      Следующие несколько дней открыли для меня много нового: ощущений, ранее не испытанных, и действий, ранее не выполняемых. Наверное, впервые за всю свою жизнь я пила обезболивающее не оттого, что у меня болит голова. Первая близость давала о себе знать, хотя я и надеялась, что она пройдёт для меня безболезненно.       Мне пришлось сходить в Могильник и, к моему удивлению, я не вызвала там лишних вопросов. Янус выслушал просьбу выписать мне любое обезболивающее и без лишних вопросов сделал это, чему я была крайне поражена, а также отправил на обследование по поводу моих мигреней, так что теперь пару раз в неделю мне нужно было наведываться в Могильник. Что-то мне подсказывало, что взятка, данная мною Акуле во время поступления в Дом, открывала для меня гораздо больше дверей, чем казалось ранее.       Рыжий. Мне так и не удалось выяснить, поговорил ли он с Крысой, с Рыжей, да и вообще сделал ли хоть что-то после нашего разговора. И это не потому, что я ни разу не смогла застать его в стае или в коридорах, а потому, что он убегал так стремительно каждый раз, когда видел меня, что я не имела ни малейшей возможности начать с ним разговор. Моя интуиция, наблюдая за происходящим, очень недвусмысленно намекала, что руку к этому приложил никто иной, как Слепой. И это следовало немедленно выяснить.       — Что ты сделал с Рыжим? — Твёрдо спрашиваю я после занятий.       — Не понимаю, о чём ты, — спокойно отвечает он, потягивая свежесваренный кофе.       — Талант, ты это, выдохни, — подсказывает мне Лэри.       По-видимому, я поворачиваюсь к нему с таким ошарашенным лицом, что он не раздумывая протягивает мне фляжку. Там, очевидно, какая-то выпивка, и, не выясняя, что это, я заливаю её в кофе. Речь Слепого ничем не выдала его: интонация ровная, голос такой же тихий, как и всегда, но есть одно но — если бы он действительно был не при чём, он бы и не отвечал на мой вопрос вовсе.       Я нервно подёргиваю прелестные шишечки-бубушки на свитере, который так вовремя успел связать Горбач. Объёмный ворот прячет мою шею до самых ушей, скрывая любые отметины Слепого на ней, а средне-серый оттенок пряжи прекрасно сочетается со всеми вариациями моего гардероба, да и под сегодняшнюю промозглую погоду подходит великолепно.       — Он шарахается от меня, как от чумы, — говорю я.       Отхлёбываю кофе и чувствую обжигающую горечь алкоголя на языке. Это что, был чистый спирт? Смешивать кофеин и алкоголь далеко не самое полезное для здоровья занятие, но сейчас мне это кажется единственным, что может помочь.       — Я только поговорил с ним.       Мне требуются усилия, чтобы не разбить вдребезги кружку об пол.       — Поговорил, значит?.. И сколько же людей пострадало при этом?       — Немного, — не задумываясь, отвечает он.       — Ты серьёзно?! — Вспыхиваю я моментально, вскакиваю со стула и с силой ставлю кружку на стол так, что он вздрагивает. Кофе не поспевает за кружкой, заливая всё вокруг.       — Талант, Талант, — вмешивается Сфинкс, подходя ко мне, — успокойся, пожалуйста.       — Успокоиться? — В голове начинает шуметь, и мне приходится глубоко дышать, чтобы держать себя в руках. — Сфинкс, ты серьёзно? Мне одной кажется это неправильным? Я не могу уже несколько недель поговорить с Рыжим, потому что он убегает, как только видит меня! — Я вновь поворачиваюсь к Слепому. — Как ты позволяешь себе так поступать с людьми?!       Меня отвлекает хлопок входной двери, я оборачиваюсь к входу, попутно замечая пораженные взгляды каждого моего состайника. В дверях стоит испуганная Глоссария.       — Глоссария, пожалуйста, ты не вовремя, — мой голос звучит умоляюще.       Македонский подаёт мне полотенце, и я вытираю руки от кофе. На удивление свитер не пострадал.       — Ты обещал моей группе сегодня урок оригами. Ты опаздываешь, — говорит она и делает шаг назад, вставая на порог комнаты.       — Я обещал во вторник, разве нет? — Я тяжело вздыхаю и прячу лицо в полотенце.       — Сегодня вторник.       — Да?       Про себя я поражаюсь, как умудрилась потерять счёт времени, но быстро понимаю — в сложившейся ситуации это самое безобидное, что могло произойти. Я хочу продолжить разговор, но разум верно замечает, что ругаться со Слепым совершенно бессмысленно, а пойти проветриться сейчас жизненно необходимо, иначе у меня просто не выдержит сердце.       — Хорошо, Глоссария, пошли, — немного спокойней говорю я и вешаю полотенце на спинку стула. — Обещания нужно сдерживать.       Я поспешно прохожу через спальню, влетаю в свеженачищенные туфли на шнуровке, которые я не успела запрятать куда подальше, и выхожу в коридор. Глоссария пропускает меня вперёд и движется следом. Я не слышу ни единого слова в наш адрес и прощаться тоже не считаю нужным. Пройдя всего пару шагов, мне приходится остановится у ближайшего подоконника, чтобы завязать шнурки.       — Обычно ты не опаздываешь, — говорит она, насупившись. — Ты будто не в себе.       — Совсем замотался, прости, — неуклюже отвечаю я, наскоро зашнуровываю туфли и достаю портсигар из заднего кармана джинсов.       — С нами будет преподаватель, так что лучше не кури.       — Чёрт, — я с грустью убираю портсигар обратно в карман, — а мне не нужно же было ничего с собой брать? У меня при себе ничего, как ты видишь.       — Талант, всё нормально? — Её милый детский голосок звучит совсем по-взрослому. — Нам выделили классную комнату, с нами будет преподаватель, все материалы у нас тоже будут — ты же сам на прошлой неделе говорил с нашей воспитательницей.       — Я так, к слову… — Неуверенно говорю я. — Мало ли.       Она ничего не отвечает, но я физически чувствую её недоверие. Но как раз вовремя я вижу знакомый силуэт, движущийся к нам навстречу с объёмной сумкой наперевес. Я хватаю Крысу за плечо, прежде чем она успевает пройти мимо.       — О, привет, Талант, — она поворачивается ко мне.       — Талант, мы спешим, — Глоссария тянет меня за рукав, и в голосе её будто бы проступает ревность.       — Глоссария, секунду. — Не оборачиваясь, говорю я. — С тобой не говорил Рыжий?       — Рыжий? Да, сказал, что план отменяется и всё такое. Типа он больше не переживает за Рыжую и мне в Четвёртой совсем делать нечего. Я вообще ничего не поняла, странный он — нервный какой-то в последнее время, не заметил?       — Да, это сложно не заметить, — соглашаюсь я, пока Глоссария продолжает тянуть меня за собой. — Ладно, мне пора, — прощаюсь с Крысой и поддаюсь девчушке.       — Ты заходи как-нибудь, Талант, — говорит Летун, неотрывно глядя в свои зеркала.       — Хорошо.       Я разворачиваюсь и продолжаю идти. Мысли мои очень далеки от оригами и вообще от чего-то, кроме Четвёртой. Рыжий всё же поговорил с Крысой, что не может не радовать, но что мне делать с ним самим? Не то чтобы я сильно нуждалась в его компании, но я уверена, что нужно общаться со всеми вожаками в Доме. Может, мне всё же удастся переубедить Слепого? Да и не будет же Рыжий бегать от меня вечно, правда? Дай мне волю, и я буду вечно задавать себе вопросы, на которые ответить не в силах.       — Мы сильно опаздываем? — Спрашиваю я, когда мы подходим к групповой Совят.       — Примерно на полчаса, — хмуро отвечает Глоссария.       Я чувствую себя виноватой.       — Прости, — говорю, — я действительно немного не в себе сейчас.       — Я заметила, — с грустью выдыхает она.       Временами я ощущаю себя младше Глоссарии.       Мы заходим в групповую, которая сильно отличается от «взрослой» версии себя: маленький коридор-прихожая увешан детскими рисунками, и из него ведет не одна-единственная дверь в спальню, а целых три — две в раздельные спальни для мальчиков и для девочек и одна в так называемую «комнату для занятий», куда мы и направляемся. До этого я никогда не заходила к младшим и даже не думала, что у них так богато всё устроено.       В комнате нас уже ожидает воспитательница, важно сидящая на низком детском стульчике и читающая любовный роман. Она возмущенно говорит «ну наконец-то», разоряется, что дети не выдержали ожидания и разбежались по спальням, и удаляется. В центре комнаты стоит стол, который составлен из нескольких одиночных парт, неплотно прилегающих друг к другу, а по кругу расставлены цветные стульчики. Мы с Глоссарией усаживаемся во главе стола и ожидаем прихода остальных.       — Я даже немного волнуюсь, — признаюсь я.       — Что с тобой происходит, Талант? — Интересуется она, поправляя свою милую юбку в мелкий цветочек. — Ты какой-то тревожный.       — Тяжело быть взрослым, Глоссария, — пафосно говорю я и нервно посмеиваюсь, но продолжаю уже в обычной своей манере: — у меня не получается найти общий язык абсолютно со всеми, а очень бы этого хотелось. Особенно со Слепым. Только мне показалось, что мы начали говорить на одном языке, как я снова перестаю его понимать.       — А разве так было не всегда?       Эта простая фраза пронеслась искрой в моём захудалом умишке, осветив непроглядный мрак в нём. И действительно, Слепой всегда был таким, и с чего это я взяла, что после начала отношений со мной он изменится? Боже, какой же непроходимой тупицей я себя сейчас чувствую.       — Ты ж мой маленький гений! — Я кидаюсь обнимать её. — Он же всегда был таким! Точно!       Масштаб озарения настолько велик, что не умещается в моём крохотном тельце. Я отпускаю Глоссарию, вижу её широко раскрытые от удивления глаза и только благодарю в ответ. Я должна извиниться перед Слепым, мне не нужно было вскипать оттого, что он только ведёт себя, как обычно. Это, конечно, не отменяет того, что с вожаком Крыс он поступил неправильно, но моя реакция на это была куда более неправильной.       Мне не сидится. Я чувствую острую необходимость поговорить со Слепым прямо сейчас, но вот в комнату уже входит детвора вместе с воспитательницей и мне пора начинать урок оригами. Я же именно для этого пришла сюда как-никак.       У каждого перед собой небольшая стопка цветных листов и ножницы, всего нас не больше дюжины и, как мне объяснили, это все, кто захотел познакомиться с оригами. Я в роли преподавателя и пошагово объясняю какие-то незамысловатые фигуры. Первой идёт лягушка — один из самых простых и понятных образцов оригами, да и к тому же она действительно прыгает. Потом журавль — классика жанра — немного сложнее и требует скрупулёзной работы, ведь его прекрасные крылышки могут запросто не сойтись. И под самый конец восхитительный краб с восемью ножками и панцирем-коробочкой, требующий некоторых усилий и работы ножницами.       За время работы я успокаиваюсь и могу уже точно сформулировать то, что скажу Слепому при встрече. Глоссария очень вовремя выдернула меня из Четвёртой — я не успела наговорить того, о чём бы потом жалела, и к тому же она дала верное направление для моих мыслей, сама не подозревая этого.       — Дети, кто хочет какао? — Спрашивает воспитательница, когда мы заканчивали оригами краба.       Немногие изъявляют желание, а я явно чувствую, что хочу какао.       — А можно мне тоже? — Я поднимаю руку.       — Конечно, — она улыбается и выходит из комнаты.       Мы продолжаем доделывать лапки краба, и совсем скоро перед каждым лежат три прелестные фигурки: лягушка, журавль и краб. Я удовлетворённо выдыхаю, когда, оглядев глазами всех присутствующих, отмечаю, что у каждого получились эти незамысловатые фигуры, хоть и с разной степенью успеха. С опытом они будут получаться всё лучше и лучше.       Возвращается воспитательница с прямоугольным пластиковым подносом и водруженными на него кружками. Из рук в руки мне передают одну из них, и я немедленно пробую какао, ощутив такой знакомый сладкий вкус. Сколько лет я уже не пила какао? Кто-нибудь из старших вообще пьёт какао? Если нет, то я определённо стану первой.       Малышня быстро опустошает кружки и играется с прыгающими лягушками — я так и знала, что они понравятся им больше всего. Я же за это время успеваю опустошить только половину порции, но слова воспитательницы заставляют меня ускориться:       — Дети, через двадцать минут ужин, так что давайте убирайте всё со стола и будем строиться у групповой.       Пока младшие начинают послушно уносить фигурки оригами себе в спальню, а я в несколько больших глотков опустошаю кружку, — к своему удивлению обнаружив, что сладкий напиток вызывает во мне аппетит, — воспитательница подходит ко мне.       — Молодой человек, а вы из какой группы будете?       — Я из Четвёртой, — отвечаю я, вставая из-за стола и собирая стопки бумаги. Глоссария помогает мне, даже не думая отнести поделки в спальню.       — Я слышала, что это самая неуправляемая группа, — с подозрением говорит она.       — Не больше, чем остальные, — с усмешкой говорю я, но поняв, что шутки воспитательница не оценила, выдаю: — разве могут неуправляемые вязать такие прелестные свитера? — И показываю на произведение искусства на мне.       — Может быть, — хмыкает она и уходит.       — Какая неприятная женщина, — говорю я Глоссарии.       — Это да, — вздыхает она и мы также направляемся к выходу.       В коридоре стоит шум и гам; поначалу мне казалось, что младшие ведут себя значительно тише, но сейчас я понимаю, что это совершенно не так. У самого входа в групповую начинают собираться ряды младших, Совята становятся в колонну по двое, а я становлюсь у начала вместе с Глоссарией. Если я пойду вместе с ними в столовую, то там как раз встречусь со Слепым.       Неожиданно меня отвлекает громкий топот, который явно не принадлежит детским ногам, я оборачиваюсь и вижу, как ко мне подбегает Лэри. Он тут же пытается что-то сказать, но у него не хватает дыхания, и он сгибается пополам в попытке отдышаться. Меня немного пугает возможная причина, по которой он бежал сюда со всех ног.       — Лэри, что случилось? — С беспокойством говорю я, положив руку ему на плечо.       Он медленно выпрямляется, позвякивая многочисленными цепями на своей одежде. На красном лице проступила испарина, и он делает ещё несколько глубоких вдохов, прежде чем сказать:       — Слепой хочет поговорить с тобой.       — От тебя сейчас это звучит как угроза, — он слегка улыбается моим словам, — скоро ужин, мы же встретимся в столовой.       — Он ждёт тебя в Четвёртой.       — Ох, — я поджимаю губы, — думаешь, я переборщил сегодня, да? — Лэри криво улыбается и я вздыхаю. — Но я есть хочу, принесёшь мне бутербродов из столовой?       — Талант! — Возмущается Глоссария. — Куда ты собрался?       — Меня ждёт вожак, Глоссария, я не могу не прийти, — очень серьёзно отвечаю я.       За всем происходящем с вниманием наблюдает малышня, наигранно делая вид, что это их совершенно не интересует.       — Я не доверяю этому Слепому, — с обидой продолжает она.       — А я доверяю, — я глажу её по голове и уже собираюсь уйти, как она говорит:       — Можно я принесу тебе бутербродов?       — О, да, конечно, — я смеюсь и поворачиваюсь к Лэри, — от тебя тогда бутерброды отменяются. Только, Глоссария, — я снова поворачиваюсь к девчушке, — стучи в Четвёртую, хорошо? Хотя бы когда в спальню заходишь, а то ты слишком вальяжно заявляешься к взрослым парням, понимаешь?       — Да, — она надувает губки.       — Отлично, — я наконец делаю шаг в сторону, — тогда мне пора, до встречи, — и машу ручками Глоссарии и Лэри.       Слепой ждёт меня в Четвёртой, пропуская ужин. Наверное, он злой, как чёрт. Не то чтобы вожак очень любил посещать столовую, но вид запыхавшегося Лэри, со всех ног прибежавшего к групповой малышни, ясно говорил, что меня ждёт серьёзный разговор. Ну что ж, сама виновата.       Я недолго мнусь, прежде чем взяться за ручку двери Четвёртой. Мимо меня идёт толпа Крыс, которые выворачивают шеи, пытаясь понять, что заставило меня остановиться перед дверью в собственную комнату. Я задаюсь тем же вопросом и вхожу в Четвертую. Дверь в спальню оказывается открытой, пропуская в маленькую прихожую приятный солнечный свет.       Как только я захожу в комнату, Слепой поднимается со своего места и медленно направляется ко мне. Краем глаза я замечаю Сфинкса и Табаки, которые возятся, собираясь в столовую. Их присутствие меня нисколько не смущает, я виновато опускаю голову.       — Прости меня, — говорю я и слышу, как в унисон со мной эти слова говорит Слепой. Я удивленно поднимаю голову.       — Так, ладно, мы ушли, — говорит Сфинкс и насильно вывозит Табаки из Четвёртой.       — Но только самое интересное началось! — Слышу я недовольный возглас Шакала, прежде чем дверь в Четвёртую захлопывается.       Я смеюсь, утыкаюсь лбом в грудь Слепого и чувствую как на мои плечи ложатся его руки.       — Это они тебя надоумили? — Говорю я, имея в виду Сфинкса и Шакала.       — Да, — он устраивает подбородок мне на макушку. — Прочли мне целую лекцию на тему «как нельзя вести себя с девушками».       Я улыбаюсь. От Слепого редко можно услышать шутку, и то, что это произошло сейчас, говорит, что он ни капельки не злится на меня.       — Я поговорю с Рыжим, — продолжает он, — возможно, я немного перегнул.       Возможно?       — Хорошо, меня устраивает это, — я отстраняюсь. — Прости, что накричала на тебя, не нужно было этого делать.       Он кивает, соглашаясь. Я вкладываю в свой взгляд всю иронию, на которую способна, но вслух ничего не говорю. Встав на цыпочки, я немного выравниваюсь со Слепым в росте и целую его, пытаясь передать всю свою нежность через поцелуй. Прежнее волнение исчезло, оставив только невыразимую теплоту в душе, которой мне так не хватало этот день.       Слепой углубляет поцелуй, придерживая меня за подбородок, как делает каждый раз. Второй рукой он прижимает меня к себе, и я обнимаю его за плечи, отвечая на его порыв. Сколько за последние три недели мы занимались шалостями? Мне точно не хватит пальцев на обеих руках, чтобы сосчитать. Засосы на моей шее не успевали сходить, прежде чем появлялись новые, и я ругалась на Слепого из-за этого, ведь последний месяц мне просто повезло, что погода позволяла выглядеть в свитере органично, но сейчас всё же лето, и когда потеплеет, я не смогу с такой лёгкостью прятать эти следы.       Я отвлекаюсь от своих размышлений, когда чувствую, как Слепой стягивает с меня свитер и отправляет его на пол. Он припадает к скуле, затем к шее, и я теряю все мысли, они испаряются, оставив после себя абсолютную пустоту в моём сознании. Возбуждение приятной дрожью проходит по моему телу, сосредотачиваясь в промежности.       Холод его рук, хозяйничающих у меня под майкой, на секунду возвращают к работе сознание, и я вспоминаю о Глоссарии, которая непременно будет нестись из столовой со всех ног, дабы убедится, что я жива.       — Слепой, подожди, — он меня совершенно не слушает, — пожалуйста, постой, — я поднимаю его лицо к себе, — сюда скоро прискачет Глоссария, я точно в этом уверена, у нас совсем нет времени.       — Я закрою дверь, — игнорирует он мои слова и вновь возвращается к ласкам.       Я пытаюсь оттолкнуть его, но взамен он подхватывает меня на руки, разведя мои бёдра в стороны. Мне приходится прижиматься к нему, чтобы не упасть. Пройдя пару метров, он усаживает меня на стол. Слепой чертовски хорош в ласках, и сопротивляться ему практически невозможно, на своём опыте я точно убедилась, почему его руки называют «зрячими».       — Нет, Слепой, так нельзя. — Я заставляю останки своего сознания вернуться к жизни. — Она будет волноваться. Ты даже не представляешь, как выглядел Лэри, когда мы встретились у групповой малышни — да любой бы подумал, что я не переживу этого разговора с тобой.       Я соскакиваю со стола и отхожу от Слепого на пару шагов.       — Я сделаю нам чай.       Он ничего не отвечает, садится за стол и лениво подпирает рукой подбородок. Я бы сказала, что он обиделся, если бы не знала его как ответственного Хозяина Дома, который не позволяет себе такого рода ребячество.       Электрочайник закипает с пугающей быстротой, когда я едва успеваю засыпать листовой чай в заварник. Полотенцем я берусь за чайник, опасаясь обжечься паром, и медленно заливаю кипяток в стеклянный заварник. Вода тут же начинает темнеть, приобретая знакомый оттенок чая.       Подходя к столу с заварником и двумя кружками, я едва не разбиваю всё вдребезги, когда неуклюже становлюсь на каблук и подворачиваю голеностоп так, что едва ли не ставлю стопу ребром. Казалось бы, практически мужские туфли с каблуком от силы сантиметра четыре, но сколько боли он может мне принести. Едва я устраиваю утварь на столе, как расшнуровываю туфли и снимаю их, отложив в сторону. Голеностоп ноет, но хромота мне пока не грозит.       Ходить в носках, несомненно, гораздо комфортней, чем в любом виде обуви. Я поднимаю свитер с пола и кладу его на стол. Разливаю чай по кружкам и ставлю одну из них перед Слепым, но он никак не реагирует.       — Ты чего? — Спрашиваю я, усаживаясь за стул рядом с ним.       Он молчит. Неужели действительно обиделся.       — Эй, — я касаюсь своей ногой его, — ну не молчи, пожалуйста, — он продолжает игнорировать, и мои прикосновения становятся более требовательными, — если я обидела тебя, так и скажи, — и поднимаю ногу выше.       Неожиданно он хватает мою ногу под коленкой и тянет на себя так, что я с ужасным скрежетом придвигаюсь к нему вместе со стулом.       — Талант, я пытаюсь сосредоточиться, — голос его становится гораздо более серьёзным, — не искушай меня.       Я тихо посмеиваюсь от понимания того, что мои нелепые ласки могли хотя бы немного взбудоражить его извечное спокойствие.       Раздаётся тихий стук в дверь. Я выдергиваю свою конечность из рук Слепого и быстро надеваю свитер, отчего мои волосы немедленно электризуются.       — Да? — Говорю я, держась за голову в попытке успокоить стремящиеся вверх локоны.       Из-за двери показывается Глоссария с маленьким прозрачным пакетиком с бутербродами, она медленно приближается к нам со Слепым.       — Вот, я принесла тебе, как и обещала, — и усаживается на стул рядом со мной.       — Спасибо, Глоссария, ты сама хоть успела поесть?       — Конечно, — насупливается она.       Я только улыбаюсь в ответ и лезу в маленький пакетики с припасами. В нём лежат четыре прелестнейших бутерброда, собранных с небывалой аккуратностью. Два из них с маслом и сыром и два — с колбасой и огурчиком. Я умиляюсь глядя на идеальную нарезку, Табаки никогда так не старался с обычными бутербродами.       — Будешь чай? — Спрашиваю я.       Она кивает.       Я поднимаюсь со своего места и иду за ещё одной чашкой. В стопке гордо стоит моя огромная синяя кружка из-под чая.       — Не против попить из моей?       — Нет, — отвечает Глоссария.       Я достаю свою любимицу, стараясь ничего не разбить, и возвращаюсь к столу. На мгновение мне кажется, что и Слепой, и Глоссария перестали дышать, и если для нашего вожака это естественное состояние, то девчушке с ним явно некомфортно.       — Расслабься, — говорю я, положив ей руку на плечо.       Она вновь только кивает.       Я наливаю ей чай, про себя сожалея, что у нас нет ничего сладенького, чем я могла немного отблагодарить Глоссарию.       — Видишь, я жив, — шучу я, но никто не реагирует, отчего я немного расстраиваюсь и начинаю заедать своё горе.       За дверью поднимается шум, и я понимаю, что все возвращаются из столовой. Точно ли Глоссария успела поесть, ведь для создания этих бутербродов наверняка понадобилось немало времени… Я перевожу взгляд на Глоссарию, пытаясь понять, не обманывает ли она меня.       — Внимание, мы идём! — Вопит Табаки в прихожей групповой. — Мы заходим! — Он просовывает голову в спальню. — О, здрасте.       — Здравствуйте, — скромно отвечает Глоссария.       Табаки хмурится, глядя на неё, затем подъезжает к столу и громко вздыхает.       — Это, что, бунт на корабле?! — Он указывает на одинокий бутерброд в пакете.       — Это Глоссария принесла, — отвечаю я, запивая угощение чаем.       — Я так и знал! Это измена! Я здесь делаю бутерброды, а ты что, забыла, а?!       — Я принесла их Таланту! — Кричит в ответ Глоссария, неожиданно потеряв свой застенчивый образ. — Он хотел есть, а ваш вожак не пустил его в столовую! — Она мимолетом бросает взгляд на Слепого, и тот даже реагирует на неё поворотом головы. — А ты сам принёс бутербродов-то?.. — Намного тише заканчивает она свою пламенную речь.       — Конечно, принёс! — Не унимается Шакал и достаёт из рюкзака пакет с котлетами и хлебом. — Посмотрите-ка! Молодёжь совершенно не уважает мои седины!       — Табаки, успокойся, — перебивает его Сфинкс и садится на спинку кровати. — Вы поговорили хоть?       Я киваю. Шакал обиженно отъезжает от стола и заваливается на постель лицом в подушку, позволяя Мустангу лениво отъехать от кровати.       — Ладно, я пойду, — говорит Глоссария и соскакивает со стула.       — Спасибо тебе, Глоссария, — я наклоняюсь к ней поближе, — ты спасла меня от голодной смерти.       И слышу вопль Шакала.       Глоссария возвращает себе смущение, лишь кивает в ответ и выбегает из Четвёртой.       — Ты же в курсе, что она по уши влюблена в тебя, — говорит Сфинкс, как только дверь за Совёнком закрывается.       — Конечно, в курсе, — я устало откидываюсь на спинку стула, — я что, слепая, по-твоему? — И одёргиваю себя: — Прости, я не это имела в виду.       — Я, между прочим, всё замечаю, — отзывается Слепой.       — Прости, я знаю, это афоризм такой. Ох… — И прикрываю лицо руками.