Обещание

«— Так, ребята, все собрались, что мы говорим всем телеканалам? Я говорю: „Верим“, вы говорите: „С трудом“. Верим!  — С трудом.  — Верим!  — С трудом!  — Верим!  — С трудом!!!  — Молодцы!» Utopia Show

      Весенний бал. Всего два слова, но сколько боли и унижения для колясников.       Я бы хотел провалиться сквозь землю, едва заслышав эти слова от нашего воспитателя, а после — во время речи директора на собрании в актовом зале. Мы, как неходячие, хоть и не можем отсутствовать на этом празднике, но, как правило, отсиживаемся вдоль стен зала, хотя иногда кто-то от доброты душевной или со злобы начинает катать нас по всему залу, вальсируя с коляской.       Я печально выдыхаю, попивая чай за столом в Четвёртой.       Какой-то чай из «остатков роскоши» бакалеи Таланта, ещё тёплый и сильно отдающий лимоном — ему нравится это сочетание, но у меня аж скулы сводит от кислоты. Талант сидит на общей кровати, ожидая, когда же наконец высохнут его волосы после душа, и выглядит он немного нервозно, словно опаздывает куда-то: бесконечно поправляет ворот водолазки, который и не собирается сползать, и всё щупает волосы на предмет их сухости; напротив него сидит Табаки с привычным гнездом на голове и ведёт себя преувеличенно расслабленно — то ли от их нескончаемой игры в покер, то ли от замеченной им нервозности противника. Но исход ожидаем.       — Ладно, давайте на удачу! Только последний раз! — Живо кричит Талант, раскладывая карты. Он выглядит немного раздражённым, хотя и не скрывает своей радости от бесконечных выигрышей; Табаки же зло хватает его за руку, едва он решает встать, и заставляет разложить карты снова, уже в шестой раз, в надежде выиграть.       «И как только в этом маленьком теле умещается столько всего?» — Удивляюсь я про себя, наблюдая за невероятным везением Таланта.       — Флеш, — он выкладывает комбинацию на стол.       — Высшая, — гневно прищуривается Табаки, — как ты это делаешь?       Талант пожимает плечами, убирая карты.       Он спешит, движения его быстры и ловки. Убирая карты в потрёпанную пачку, он цепляется за неё браслетами и слегка оголяет кожаный ремешок часов. Табаки изображает обморок.       — Господи, Талант! — Он моментально берёт разгон, и я уже почти слышу его громкую речь о времени, но Талант отмахивается:       — Попозже, Шакал, умоляю тебя. Слепой сожрёт меня с потрохами, если я снова опоздаю, — он состраивает печальную гримасу и встаёт с постели.       Табаки фыркает, но ничего не отвечает. Талант кивает в знак благодарности.       Он быстро проходит к груде вещей на другом конце ряда кроватей, вытягивает одну из рубашек и натягивает поверх водолазки, затем переобувается в короткие ботинки и удаляется, помахав на прощание рукой.       — Курильщик, может, в покер? — Табаки не смотрит на меня.       Я расцениваю это как «хотя бы тебя выиграю» и качаю головой. Он вздыхает, растягивается на постели и укрывается пледами.        — Такое везение… — Едва слышно озвучиваю свои умозаключения, но этого оказывается достаточно, чтобы Шакал вскочил с постели и подкатил ко мне с возгласом: «Ничего ты не знаешь!».       — Чего не знаю? — Грустно вопрошаю я, подпирая голову рукой, уже и не надеясь на вразумительный ответ.       — Ммм… — Он глядит в сторону, как бы продумывая ответ. — Долгая история, — лаконично сообщает он.       Очень не похоже на Шакала.       — Кто бы сомневался.       — Талант заслуживает этого чертовского везения! — Взрывается он гневно, но очень искренне. — Столько дерьма на своих плечиках не каждый унести может, Курильщик, а Таланту удалось, поэтому, чёрт его дери, он заслужил это!       Я неловко киваю, оторопев от его реакции.       Есть ли смысл интересоваться подробностями? Думаю, нет. Сколько раз меня посылали к чёрту, когда я заговаривал о том, что хочу знать больше, чем их расплывчатое «что-то». Даже Талант, казавшийся самым открытым человеком здесь, не удостаивает меня объяснениями, повторяя, что совсем не стоит знать больше. «Когда тебе будет казаться, что ты сходишь с ума, приходи ко мне», — говорил он пьяным, сидя на подоконнике глубокой ночью. Кажется, это произойдёт уже совсем скоро, если я так и не получу никакого вразумительного ответа.       — Спасибо, Шакал, — говорю я, отъезжая от стола.       — Эм… Да не за что, — оторопевает он.       Я заезжаю в ванную комнату, плотно закрыв за собою дверь. Мне нужно освежиться.       Открываю кран, и прозрачная вода брызгами падает на грязную низкую раковину; какое-то время я тихо наблюдаю за этим, пока кофта покрывается мокрыми разводами от неисправности крана или рельефа раковины, что разбрызгивает холодные капли на всё вокруг.       — Хей, друг… — Слышится из ниоткуда; я поражённо поднимаю голову и кручу ей в поисках голоса. Позади меня никого, по бокам тоже, я недоверчиво отдёргиваю занавеску душа, но там тоже никого нет. Недоуменно сижу, прислушиваясь.       — Я здесь, — голос звучит немного громче, но так, чтобы он не вырвался за пределы этой комнаты, — в зеркале.       Про себя решаю, что уже окончательно слетаю с катушек, но обратно к раковине всё же подъезжаю. В зеркале ничего, хотя и глупо было бы что-то увидеть там. Рукавом рубашки протираю зеркало, снимая тканью конденсат, но даже в чистом отражении не вижу никого, кроме себя.       — Ну и где ты? — Вопрошаю я.       — Ты что делаешь? — Звучит за спиной мягкий тихий голос, и всё внутри замирает. Это Слепой.       Я медленно оборачиваюсь и гляжу на него с дурацкой улыбкой.        — Ничего, — невольно у меня вырывается нервный смешок; я проезжаю в дверной проём, едва не проехавшись по ногам вожака, и скрываюсь за дверью четвёртой.       Шумно выдыхаю. Слышал ли он, что я говорил с зеркалом? Нет, ну точно, совсем поехавший. Сейчас меня и из Четвёртой выпрут, решив, что я псих законченный. Хотя нет, никто из них (тем более Слепой) не пойдёт к Акуле и не скажет Паукам, но, если всё-таки Слепой что-то слышал, то позже Сфинкс может одарить меня парочкой подозрительных взглядов (не Слепому же это делать). Я снова выдыхаю, но на этот раз медленно и спокойно, расслабляюще. Всё в порядке, главное — верить в это.       Но к вечеру я так и не вернулся в спальню. Мне было неловко от такой моей выходки, я уже почти видел, как захожу в комнату, а стая тихо начинает посмеиваться и отводить от меня взгляд. Это дико, я знаю, невозможно себе представить в такой роли Слепого, или Чёрного, или кого другого из них, даже Табаки скорее скажет мне в лицо, какой я придурок, нежели сделает нечто такое стереотипное.       Но всё же я не мог вернуться. Я всё плутал по Дому даже после отключения света, просто ездил взад-вперёд, не в силах повернуть к Четвёртой. Я тысячу раз проехал мимо Кофейника, актового зала, Могильника и кабинетов воспитателей и наконец пообещал себе сделать последний круг и вернуться к стае, иначе они сами меня вскоре откопают.       — Ты шутишь, что ли? Это невозможно, — прозвучал возмущённый голос Таланта из директорского кабинета. Я поражённо уставился вперёд, замерев на месте, не уверенный до конца, что действительно что-то там слышал.       Послышалось неразборчивое бормотание, слишком тихое, чтобы я смог его разобрать. И Талант ответил снова:       — Не знаю я, — он недоверчиво фыркнул, — Сердца уже давно нет, и ты знаешь это. Уверен ли ты?.. Пфф… — Он усмехнулся. — Конечно, уверен, прости, глупый вопрос.       Я прислонился к двери, дабы повысить свои шансы услышать ответ оппонента Таланта.       — Скорей соб… — Неразборчиво. — …ать Курильщ… — И снова неразборчиво.       — Сейчас, я скоро, — цокнул языком Талант, — перекурю и пойду в комнату.       Ответа я не услышал, дальше следовала только тишина, прерываемая каким-то тихим копошением. Я прислонился было к директорской двери плотнее, но она оказалась незапертой, и я буквально ввалился в дверь, упав на пол вместе с коляской и разорвав ночную тишину по швам.       Я зажмурился, готовый к речи Таланта и того, с кем он разговаривал, но ничего не последовало. Я открыл глаза, но кабинет оказался пуст. Помотав головой, я убедился, что здесь никого нет, и сел на полу, поднял коляску и попытался влезть в неё снова.       — Курильщик, какого чёрта? — Недовольно вскрикнул Талант будто из-за стены. Я обернулся.       Из приоткрытой двери балкона вышел Талант, босой и на ходу заправляющий толстую водолазку в джинсы. На улице гулял ветер, и штора, прикрывающая балконную дверь, взмыла вверх, окутав фигуру Таланта и раздувшись парусом вокруг него. Выглядело впечатляюще.       — Прости, Талант, — прокряхтел я, подтягиваясь, дабы всё-таки забраться в коляску.       Когда я всё же сел, Талант смотрел на меня с жалостью.       — Ладно, идём, — сказал он, вернув своё привычное выражение лица, и вновь зашёл на балкон.       Когда я только собрался ехать вслед за ним, он вернулся с охапкой вещей в руках, положил рубашку, портсигар и небольшой блокнот на директорский стол и стал обувать ботинки прямо на босу ногу, предусмотрительно засунув носки в карман рубашки. Находясь под властью любопытства, я вытащил блокнот и тихо пролистал его — от уличного фонаря было мало толку в тёмном кабинете, но что-то я смог разглядеть — в основном это были рисунки Слепого и в основном с сигаретой, но порой мелькали и другие состайники и даже другие вожаки. Всё-таки у Таланта есть неоспоримый статус, который позволяет вот так просто попросить одного из вожаков сесть и попозировать ему. Я восторженно охнул.       Заметив давящий взгляд, я поднял глаза на Таланта, который недовольно глядел на меня уже какое-то время, и протянул ему блокнот.       — Прости, — я криво улыбнулся и отвёл взгляд.       — Брать чужие вещи нехорошо. — Он затолкал карандаш в пружину блокнота. — Тебе мама никогда этого не говорила?       Я промолчал — как мне показалось, вопрос был риторическим.       Он надел рубашку и взял портсигар, достал из него одну из сигарет (я не разглядел, какую) и зажёг ее, послышался аромат шоколада и вишни — впервые сигареты так вкусно пахли.       — Нет, всё же мы немного задержимся, — сказал он, после того как расслабленно выдохнул дым от сигареты и сел прямо на ковёр.       При свете, исходящем от огонька сигареты, я заметил, каким обшарпанным был стол директора: ножки его были покусаны, будто здесь побывала собака, а обивка давно потрескалась и начала слоиться. Я поразился сначала от этого вида — когда здесь Акула, этого будто нет, — но затем посмотрел на Таланта, что вальяжно курил в кабинете директора, и ужаснулся. Он быстро почувствовал это:       — Что? У директора есть балкончик — это уже несправедливо, а я только восстанавливаю баланс.       Я ничего не ответил, недоверчиво смотря на него.       — Просто мне нравится этот балкончик. — Улыбнулся он.       Я только и смог, что улыбнуться в ответ. С Талантом всегда так: как он покажет своё очарование, так и сопротивляться ему бесполезно. Он довольно отвёл взгляд, будто сделал то, что и хотел. И тут я внезапно вспомнил, что он говорил с кем-то в тот момент, как я зашёл.       — Зачем ты сидишь здесь один? — издалека начал я.       — Это расслабляет, — тихо проговорил он. — Тишина, сигареты, балкончик — это очень расслабляет… — Он прикрыл глаза и сладко улыбнулся, явно вспоминая что-то хорошее.  — Слепому здесь тоже нравится, так что мы часто сидим здесь по вечерам. Ты совсем немного опоздал, он успел уйти сегодня.       Я кивнул. Талант хитро улыбнулся, будто угадал, что я хотел узнать.       Он затушил сигарету о внутреннюю сторону обивки стола и встал, положив потухший окурок в карман рубашки.       — Пойдём, — сказал он и махнул рукой в сторону двери.       Я послушался и поехал вслед за ним. Как только мы выбрались из кабинета в коридор, где было немного светлее, я разглядел его тревожное выражение лица. Оно сохранялось и пока он замыкал кабинет директора, и пока мы шли по пустынному холлу и лестнице — ничего не менялось, он явно был чем-то очень встревожен и озадачен.       — Мы сделали дубликаты директорского ключа, — сказал вдруг он, когда мы уже проходили мимо Первой, будто я не понял этого в тот самый момент, когда он запирал дверь.       Я только угукнул.       — Может, ты хочешь что-то спросить у меня, Курильщик? — Едва ли не с мольбой произнёс Талант.       Я оторопел от такого его вопроса. Что он имеет в виду? Что я хочу спросить у него? Я поник, погрузившись в неглубокие раздумья, и мне вспомнился очень давний наш разговор с пьяным Талантом, которого я случайно встретил в коридоре поздней ночью, возвращаясь от учительского туалета, где докуривал свою несчастную сигарету. Тогда он сказал, что если я буду чувствовать, что схожу с ума, то буду на правильном пути, и в этот самый момент он расскажет мне, что происходит.       У меня была тысяча вопросов, на которые я не мог получить простого и понятного ответа. Но помнит ли Талант о своём слове? Мне только и оставалось, что проверить это:       — Талант, — сказал я, когда он взялся за ручку двери Четвёртой, — помнишь, ты говорил, что когда я буду чувствовать, что схожу с ума, то ты обязательно расскажешь мне всё.       — Ммм… Допустим. — Он криво улыбнулся.       Он не помнил.       — В общем, я на самом деле чувствую, что схожу с ума, — подытожил я.       Мы вошли в Четвёртую, где Талант посадил меня за стол в спальне, а сам отправился заваривать чай, попросив меня точно облечь в слова всё то, что беспокоит меня, и тогда он ответит на все мои вопросы. В спальне мы были не одни, и это смущало — мне очень не хотелось, чтобы мои малореалистичные россказни услышал кто-то ещё. А вот Таланта это не смущало ни капли.       Через несколько минут он сел за стол через одно место от меня, расставил кружки и налил чаю.       — Начинай, — скомандовал он.       Между нами было от силы сантиметров тридцать, но я был уверен, что никакой тихий шепот не даст мне гарантии, что кроме Таланта меня никто не услышит. Это волнение заставило меня заикаться во время моего рассказа:       — Сегодня, когда я вышел в ванную, чтобы умыться, я услышал, как меня звало что-то из зеркала. — Я усмехнулся своим же словам. — Я знаю, это звучит так смешно, но это правда, Талант. Я слышал тихий голос, что звал меня из зеркала, но, когда я посмотрел в него, я ничего не увидел, а потом пришёл Слепой. Я понимаю, как это звучит…       — Остановись, — твёрдо сказал он, и я впервые посмотрел ему в глаза за всё то время, что говорил. Он не смотрел на меня с издёвкой или с неверием, у него был очень тревожный и выразительный взгляд. Он боялся.       Талант резко выдохнул и сплёл пальцы рук, прижав их к своим губам. Его взгляд стал остекленевшим и потерянным — он смотрел куда-то вперёд себя, но ничего не видел. И тут я понял, что рассказывал не какой-то там бред, а что-то вполне реальное; мне стало не по себе и одновременно смешно оттого, что кто-то всерьёз считает мой рассказ правдой.       — Курильщик, — проговорил Талант, не меняя ни позы, ни выражения лица. — Вся эта история не уместится в один рассказ. Она очень длинная и запутанная, но я постараюсь изложить её тебе как можно короче. Когда я поселился здесь, в Четвёртой, меня начали беспокоить странные сны, затем я начал слышать то, что никак не мог слышать в Доме — от меня так же отнекивались, никто не хотел говорить со мной, да и не знал, что сказать. «Нельзя объяснить то, что для тебя в новинку, а для меня — рутина», — это тогда сказал мне Слепой, и я понял, с какой необъяснимой вещью столкнулся.       Понимаешь, Курильщик, Дом — это такое необъяснимое место, где происходят совершенно необъяснимые вещи, которые здесь считаются вполне себе нормальными. Само место так влияет на нас, что мы слышим то, чего нет, и видим то, чего нет, а иногда даже делаем то, что не могли делать. Это и случилось сейчас с тобой. Ты слышал один из отголосков этого «необъяснимого», того, что, как мне казалось, давно уже невозможно услышать. Но ты услышал, и я совершенно не знаю, что с этим сейчас делать.       Ты можешь не верить мне, Курильщик, но то, что я сказал тебе сейчас — правда. Расплывчатая, несвязная, но всё же правда, а углубляться в это совсем не нужно, иначе станет только хуже. Поэтому не думай об этом, хорошо? Люди здесь все суеверные, так и беду накличешь на себя. Но если услышишь или там увидишь что-нибудь — говори обязательно.       Я только и смог, что кивнуть ему в ответ. Я был поражён этой его внезапной открытостью, хоть он и не ответил полностью на мои вопросы, но попытался донести до меня суть. Я верю, что это сложно, что это запутанно и сложно объяснить.       — Отлично, Курильщик, — он улыбнулся и встал из-за стола, — не забывай, что всегда можешь рассказать мне об этом. Главное — не подчиняйся тому, о чём просят тебя эти голоса, договорились?       Я снова кивнул.       Он прошёл в сторону выхода из спальни, вслед за ним последовал Сфинкс.       Сфинкс что-то спросил у Таланта, но его голос мне не был слышен. Я отчётливо разобрал только ответ Таланта:       — Это оттого, что я всё ещё не пользуюсь её даром. Её самой уже нет, но её сила осталась, и она даёт о себе знать.       Я не был уверен, говорят ли они о том же, о чём мы разговаривали с Талантом пару минут назад, но я заметил реакцию Слепого, сидевшего у подножья кроватей: он повернул голову к двери с настороженным выражением лица. Потом медленно встал и подошёл ко мне.       — С тобой ничего не случится, — тихо сказал он.       — А меня ты такой чести не удостаивал. — Рассмеялся Талант, подпирая дверной косяк рукой.       Слепой подошёл к нему:       — Потому что тебе следовало бояться, а ему — нет. — И вышел из комнаты.       Талант нахмурился и опустил голову, кивая, а затем повернулся ко мне и подмигнул, улыбаясь и уже ничем не выдавая своего прежнего печального вида.