Обещание

«Я всё время учусь. Могильный камень станет моим дипломом.» Эрта Китт

      И вот настал тот роковой день весеннего бала. Весна выдалась на редкость холодной: даже сейчас, к концу апреля, температура едва поднималась до плюс семи, и это сильно удручало. Особенно когда ты находишься в неотапливаемом актовом зале размером восемнадцать на тридцать метров, когда ты не можешь танцевать, и особенно — когда ты вынужден сидеть на одном месте и попросту мерзнуть в своём кресле.       Я обречённо выдохнул.       Рядом со мной по неизвестной мне причине стоял Талант, покачиваясь на месте. Я всё смотрел на него с недоверием, не понимая, почему он не танцует с той же Глоссарией или с любой другой девчонкой, которая с радостью встанет с ним в пару. Дабы немного отвлечься от холода, я решил затеять беседу с ним:       — Талант, — он обернулся, услышав свою кличку. — Почему ты не танцуешь?       — Ох, — он смущённо улыбнулся и положил руки в объёмные карманы куртки, которая была всего на пару оттенков светлее его кожи. — Сложно признавать это, Курильщик, — Талант отвёл взгляд, — но я не умею танцевать.       Я не поверил своим ушам.       — Неужели?       — Ну, как, не то чтобы совсем. Глоссария пыталась научить меня, но ничего дельного из этого не вышло.       Я поразился ещё больше. Невозможно было поверить, что у такого талантливого человека что-то может просто не получаться.       — Как же так? — Меня не хватало на более длинные предложения.       — Долгая история, — он устало выдохнул. — На прошлый весенний бал Глоссария хотела взять меня в пару и всё пыталась научить вальсировать, но из меня явно никудышный ученик. — Он нервно усмехнулся.       Видимо, моё лицо очень красноречиво показывало, насколько я не верю в его никудышность как ученика, потому что после недолгой паузы он продолжил:       — Когда я ещё жил со своей семьёй, у меня было много преподавателей, которые явно знали толк в том, что преподавали, но время-то не резиновое, и передо мной всегда появлялись выборы: готовка или языки, шитьё или черчение, танцы или борьба… Много чего было, Курильщик, и, как ты понимаешь, выбирал я всегда второе.       — Ты выбирал более мужественные занятия, разве не так? — Теперь у меня вырвалась нервная усмешка.       Талант сделал такое лицо, будто я застал его врасплох.       — Мда, именно поэтому я делал такой выбор, — его глаза забегали, словно он начал нервничать.       Я нахмурился.       — В общем, не суть, — он зачесал волосы назад, а затем широко зевнул, прикрыв рот рукой, на которой красовался отменный маникюр от самого Стервятника. Весёлая история.       Тогда Сфинкс послал меня к Стервятнику — передать ему поручение от Слепого. Я нёс этот замызганный листок бумаги, исколотый тупым гвоздём, и был переполнен решимостью и гордостью от того, что мне доверили стать связующим между вожаками.       Я приоткрыл дверь в Третью и был очень удивлён, ведь комната Птиц пустовала — нечто сверхъестественное для этой давно переполненной стаи; добрался до центра комнаты, подъехал к каморке Стервятника и там из-за приоткрытой двери услышал бодрый голос Таланта и едкий запах ацетона. Слов разобрать я не смог и, постучав в дверь, открыл её полностью.       — Здравствуй, Курильщик, — весело воскликнул Талант, размахивая руками с оттопыренными пальцами. Когда он положил руки на громоздкий ящик, который служил прикроватной тумбой, я разглядел его яркие разноцветные ногти, и на моём лице против воли заиграла улыбка. Порой Талант вёл себя как ребёнок, но это так веселило его, что не поднять настроение окружающим он просто не мог, да и его рассудительности это никогда не мешало, так что было бы грехом жаловаться.       Стервятник сидел под боком у Таланта и дул на свои ногти траурного цвета. Я вскинул брови.       — Чего пожаловал? — Хрипло отозвался Птичий вожак.       — Я вот принёс вам, — я протянул бумажку Стервятнику. Он посмотрел на меня как на кретина.       — Талант, дорогуша, подай этому несчастному словарь Брайля.       Талант усмехнулся и, аккуратно подцепив книгу двумя пальцами, положил её на ящик и пододвинул ко мне.       — Жги, — отчеканил он и подмигнул.       Я развернул листок и положил его себе на колени, начал пролистывать словарь, даже не зная, что именно ищу. По большей части в словаре были лишь аббревиатуры и различные сокращения слов для Брайля, что никак не помогало мне в переводе послания.       После протяжного вздоха Стервятника, Талант заговорил снова:       — Курильщик, на форзаце азбука Брайля.       И я действительно почувствовал себя кретином.       Я залился краской, и моё сердце бешено начало стучать; я был готов провалиться сквозь землю от своей непроходимой тупости — было стыдно даже поднять взгляд к сидящим напротив.       Уже не вспомню дословно, что же было в той записке, да и в момент расшифровки я не особо понимал, что говорю, но смысл её был таков: «приходи на концерт в полночь». Подразумевали ли они под «концертом» именно это слово, я тогда не знал и чувствовал себя ещё более опозоренным оттого, что возомнил о своей важности так много, хотя на самом деле передавал какую-то совсем не стоящую новость. Мне потребовались усилия, чтобы поднять голову.       Талант сидел, легко улыбаясь — он скорее поддерживал меня, а вот Стервятник смотрел на меня с жалостью.       — Мне пора, пожалуй… — Тихо промямлил я.       — Не пропусти концерт, Курильщик, — сказал мне на прощание Талант.       Вопреки моим ожиданиям, под «концертом» действительно подразумевался концерт. В музыкальном зале ровно в полночь собрались Четвёртая и две трети Птиц, Слепой важно уселся за фортепиано у стены и начал тихо и очень медленно наигрывать незамысловатую мелодию. Талант стоял с переполненным гордостью видом, и было понятно, что это представление — его рук дело, хотя никто другой и не мог научить Слепого играть.       Через пару этюдов к игре присоединился сам Талант, и они стали играть в четыре руки; мелодии заметно оживились. Две пары рук, такие непохожие — с разным цветом кожи, ногтей, формой и длиной ладоней и пальцев, с разным запалом и разным ритмом — играли что-то настолько прекрасное, что слов не хватало, чтобы передать это. Такие разные люди просто не могут так хорошо подходить друг другу.       Я, как завороженный, наблюдал за этим, не в силах оторвать взгляд. Их мелодия ничего не пробуждала во мне, не заполняла воспоминаниями и мыслями — она завораживала. Завораживала своей простотой и открытостью; я чувствовал в игре Таланта его гордость и радость от происходящего, а в игре Слепого прослеживалось какое-то блаженство.       Мелодия утихала вместе с запалом огня в их глазах, будто этим они сказали всё, что хотели, и больше нечего добавить. Они встали, Талант сделал реверанс и улыбнулся. Толпа восторженно тараторила в попытках перекричать друг друга, Стервятник уважительно кивнул и что-то сказал Слепому, когда тот проходил мимо него. Талант же подошёл к нам со Сфинксом, оставив своего спутника с вожаком Птиц, и счастливо спросил:       — Ну как вам?       Табаки разошёлся в благоговейных дифирамбах, и, пока он не разогнался слишком сильно, Сфинкс прервал его:       — Всё ещё отлично, не сомневайся, — он похлопал Таланта по плечу.       Мы выходим во внутренний двор Дома немного не в себе после игры этой парочки. Табаки гордо ведёт нас за собой на холодный промозглый ветер, дабы подарить нам сладкий сон, как он уверяет. Не все решаются пойти за ним, но я оказываюсь в их числе — от целого дня в помещении с унылыми танцами и едким запахом ацетона голова моя чувствуется очень замутнённой, что часто случается, если подолгу не выходить на свежий воздух, поэтому немного проветриться явно не станет для меня излишеством.       Талант примерно по этой же, как он мне объяснил, причине выходит на улицу, хотя он (по его же словам) очень быстро мёрзнет. Слепой зачем-то тоже здесь, он никак не обосновывал свой выход и просто вышел со всеми, так что нас пятеро вместе с Глоссарией, которая, как обычно, взялась из ниоткуда и не собиралась возвращаться к себе.       Холодный воздух щиплет горло при первом же вдохе и отрезвляет меня так, словно я был в стельку пьян; неожиданно для себя я вспоминаю, что слышу голоса и что это считается «вариантом нормы» в Доме. Странное чувство. Как я мог перестать думать об этом? Но с самого пробуждения я ни разу не вспомнил об этой, казалось бы, очень важной вещи.       Может, я просто закрутился? Бал, поручение с письмом, моя непроходимая тупость в попытках прочесть шрифт Брайля и комментарии Стервятника на этот счёт, небольшой концерт Таланта и Слепого — и вроде бы даже всё сходится, я действительно замотался и просто забыл. Но это буквально кажется невозможным. Как можно забыть, что ты сходишь с ума?       — Слепой, забери свою куртку немедленно! — Врывается в мои рассуждения голос Таланта.       Я поднимаю взгляд на моих соседей. Слепой стоит без куртки. Талант стоит в куртке Слепого. Глоссария стоит в своей куртке и куртке Таланта.       — Ты замёрзнешь и заболеешь! А ты беспомощный, когда больной, так что забери её!       — Нет, — тихо, почти шепотом, отвечает Слепой.       — Это приказ Близкого Хозяина Дома: немедленно забери куртку! — Талант почти кричит.       — Хозяин Дома отклоняет его, — усмехается вожак и медленно проходит мимо меня в сторону двери.       — Пф, невозможно упёртый, — вздыхает Талант, когда дверь за Слепым закрывается, — но хоть в тепло ушёл.       Каждый из нас знает, что Слепой также слышал это.       И меня вновь отвлекли. Так просто! Но сейчас у меня возникает чувство, будто я сам даю себя отвлечь и так страстно этого желаю, что хватаюсь за каждый случай. Я хочу верить всем моим состайникам и надеяться, что никто из них не даст мне съехать с катушек полностью, ведь все они также должны были пережить это. Я доверяю каждому из них, как бы плохо я к кому-то не относился, а главное, я доверяю Таланту.       Проснулся я от шелухи семечек, что нещадно падала на моё лицо. Поворочавшись, чтобы сбросить её, и открыв глаза, я увидел Шакала, грызущего эти самые семечки и завороженно смотрящего в сторону двери.       — Шакал, что ты делаешь?       Он агрессивно шикнул. Я замолчал.       Прислушавшись, я услышал ожесточённый спор за дверью Четвёртой. По голосу я мог различить Таланта и… Акулу? Талант спорит с директором?       Пока я медленно просыпался и пытался вслушаться в разговор, дверь громко хлопнула, и через пару секунд в комнате появился сам Талант.       — Ух, как ты его! — Весело крикнул Табаки.        — И не говори, — Талант устало откинулся на стуле. — Это было сложно.       Они замолкли как раз в тот момент, когда я понадеялся, что мне всё расскажут. Пришлось побороть себя.       — Что случилось? — Спросил я.       — Акула уверен, что мы забрались в его кабинет.       — Но это ведь правда.       — Да, правда, — он усмехнулся, — но ему знать об этом совсем не обязательно.       — Как же он узнал?       — Сказал, мол, чисто очень, не похоже на Третью или Шестую; понятное дело, от Стервятника всё звучит куда убедительнее, вот он и явился к нам. Но я сумел оторваться на какое-то время.       — Оторваться?       — Да… Ты замечал, что дверь у нас открывается внутрь?       — Эм… Конечно.       — А должна наружу. По пути эвакуации.       Я усмехнулся, Талант подхватил мою усмешку и закончил:       — Это займёт его на какое-то время, он же не хочет иметь проблем с разными инстанциями.       — Но как же его кабинет?       — Перебесится. Следов взлома нет, а обугленная снизу крышка стола ничего не говорит, может, это уборщик на нём отыгрывается или секретарь. Такие сигареты здесь никто не курит. Скоро он поймёт это. Или нет, — он цокнул языком.       Через неделю нам заменили дверь и прибили к ней новую красивую четвёрку. Акула больше не объявлялся.