Ну допустим… мяу

      Итадори рассматривает меня. Удивление, интерес, желание погладить — все это плещется в чужих глазах. А в моих — страх, непонимание и полнейшая дезориентация. Буря вопросов — как? почему? что со всем этим делать? — сбивает с толку, и я жмурюсь.       Ладонь мягко накрывает макушку. Я не смею ни двигаться, ни открывать глаза. Но душа рвется к ласке, наконец ощутив признаки тепла, и я поддаюсь этому порыву — тихо мурчу, бодая чужие руки в ответ. — Не знал, что есть такие проклятия, — Итадори спокоен и задумчив.       Ощутив уверенность, я расслабляюсь, — когти прячутся в мягких подушечках, а хвост поднимается. Внимательно смотрю на парня, сидящего рядом на корточках, — тот отвечает таким же взглядом и чешет за ухом. — Ладно, мне пора.       Юджи встает, машет рукой на прощание и быстрыми, большими шагами уходит. Хвост недовольно дергается. Обида стремительно вспыхивает, и я ощущаю, как язычки ледяного пламени щекочут изнутри. С бойким шипением бегу за Юджи. Секунда, две и мощный прыжок — когти впиваются в чужую одежду, и я пытаюсь удержаться на крепком плече. — Ай!.. Ты чего? — Итадори смотрит непонимающе и останавливается. — Тебе наверное нельзя со мной.       Я отвечаю жалобным, просящим взглядом и издаю тихое, жалкое мяуканье, в которым слышится все мое отчаяние и нежелание оставаться в одиночестве — один на один против проклятых тварей. И это работает. Я вижу, что ему меня жалко, вижу как он сомневается и борется с совестью.       Мое следующее бессодержательное «мяу» становится последним — и Юджи прогоняет меня с плеча, чтобы взять на руки. Жмусь к Итадори, желая ощутить его тепло, но тщетно, — внутренний липкий холод не отступает. И всё, что я сейчас чувствую, — это стук чужого сердца, растекающуюся по призрачному телу усталость и его. Я чувствую, как расползаются в улыбке губы скучающего Сукуны, и спешу отвлечься от ощущений.       Путь стоит долгий, а Итадори, кажется, не любит пользоваться такси, — идет быстрым, уверенным шагом, даже не оглядываясь по сторонам. Вдруг звонит телефон, и меня оглушает неприятно громкой мелодией. Так еще и парень перехватывает меня одной рукой, другой поднося телефон к уху. Чертовски неудобно. Сердито хмурюсь, сдерживая желание выпустить когти, и во внутреннем блокнотике записываю — «пункт первый: отомстить Итадори за некомфортную доставку». — Да? А-а, да. Уже подхожу, — бодро отвечает Юджи. — И это… я буду не один.       Итадори убирает телефон и трижды передо мной извиняется, наконец позволяя расслабиться в удобной позе. А я думаю, не было ли у него в родственниках профессиональных злодеев, иначе кто научил его таким жестоким телефонным интригам. Хочет, чтобы друзья умерли от любопытства? Только вряд ли им понравится правда. Хотя кто знает — возможно, милые призрачные котики в большем почете, чем агрессивные уродливые слизни. — Та-дам! — не очень информативно представляет меня Итадори и спускает на землю.       Смотрю на Юджи с разочарованием. Ему надо постараться, а не легкомысленно тадамкать, надеясь, что это всех убедит меня оставить. Неловко плюхаюсь на землю пятой точкой, внимательно рассматривая двух других подростков. — Что это? — Мегуми вскидывает бровь.       Я встречаюсь с ним взглядом, и по телу проходит дрожь, вызванная ощущением опасности. С ним мы явно не поладим. Не знаю, дело в собаках, которыми от него несет, или в чем-то другом, но я инстинктивно морщусь и позволяю вздыбиться загривку. Мегуми морщится в ответ и переводит взгляд на Итадори. — Кошка, — он пожимает плечами. — Э… я спас ее от проклятия. — Так она ведь сама проклятие! — громко возмущается Кугисаки и щурится, с недоверием меня рассматривая; я же просто отворачиваясь, не желая вести войну с этими двумя.       Ласково трусь о ногу Итадори. Ну же, парень, давай! Я знаю, что ты не имеешь понятия, какая человеческая история скрыта за моим просящим взглядом, но пожалуйста. Я ведь не монстр. Всё, что я умею, — это шипеть, испуганно вжимаясь в землю, и молиться о спасении. Слышу смех — тихий, далекий, исходящий из уголков моего сознания, и ощущаю на себе чужой взгляд. Шерстка моментально дыбится, и становится неприятно. Я знаю, что это веселится Сукуна, наблюдая за моими попытками вымолить у его сосуда жизнь, — я чувствую его сильную, подавляющую энергию. — Ну и что в итоге? Оставишь ее себе? — с вызовом спрашивает Кугисаки. — Даже не знаю, — голос Итадори действительно звучит неуверенно. — Она вроде мирная.