Ну допустим… мяу

      Итадори сжимает кулаки и смотрит на меня взволнованно. Почему люди всё усложняют? Понравился котик — забирай. А все, кто против, пусть идут к черту. — Это проклятие, — отзывается Мегуми, и наши взгляды пересекаются; и мои, и его глаза не выражают ничего, кроме усталости и желания уже со всем разобраться. Непонятная тяжесть медленно наполняет меня, требуя лечь и подремать хотя бы пару часиков. Это очень странно. Разве я не призрак? — Если не хочешь изгонять ее, то хотя бы в дом не тащи. — Но она такая беззащитная, — расстроенно бормочет Итадори. — Ничего не случится, если я заберу ее. — А если другие узнают? — хмыкает Кугисаки. — Хочешь опять нарушить закон? — Не узнают, — твердо говорит Юджи и берет меня на руки.       Черт возьми, горжусь им! Удовлетворение растекается по телу, и мышцы приятно расслабляются. Так странно напрягаться, не имея физической оболочки, но, должно быть, у призрачных явлений нет четкой логики. Наверное, лучше говорить «у проклятых»? Но сколько бы я ни выражалась про чертей и сколько бы себя ни проклинала, выше обычного призрака мне не прыгнуть. Слишком уж я беспомощна и бесполезна.       Итадори прячет меня в объятиях. Эти трое разыгрывают целый спектакль — выглядывают из-за стен, общаются жестами, перебегают от угла и к углу. От их серьезных лиц почему-то становится смешно. Настоящие преступники.       Кажется, меня выпускают в комнате Итадори. Он шепчет мне нотации — нельзя шуметь, нельзя выходить, нельзя попадаться другим на глаза. Иначе всем нам крышка. Но я ведь не глупая, и без него всё понимаю. Поэтому отчужденно пялюсь в стену, всем видом показывая, что его горячие речи не имеют ко мне отношения.       Что будет, если меня изгонят? Наверное, я умру. И ведь так хочется этого покоя — перестать ощущать вечный холод, вгрызающийся в душу, и глубокую затянувшуюся тоску. Но слишком страшно, чтобы проверять. Неизвестность давит. Будет ли смерть окончательной или меня вновь закинет куда похуже? Я даже не удивлюсь, если в следующее свое пробуждение окажусь помидором. — Ладненько. Сиди тут, скоро вернусь!       Итадори шустро скрывается за дверью, оставляя меня один на один с пустой комнатой. И я совсем не против такого расклада — днями лежать взаперти, вслушиваясь в размеренное тиканье часов. Главное, что тут безопасно и нет ужасов, которые сожрут меня живьем.       Ловким, легким прыжком забираюсь на кровать. Ткань не мнется подо мной, а лапы не чувствуют ни прохлады, ни мягкости. Издевательство. Сворачиваюсь клубком у подушки и прикрываю нос хвостом — так и правда теплее. Глаза закрываются, и почти сразу я теряю связь с реальностью.

***

      Без интереса пялюсь на плакат, всматриваясь в женские черты тела. Плакату, наверное, тоже скучно — вдруг в нем застряла такая же неудачница с иного мира? Тогда мне повезло больше, чем ей. Перепрыгиваю на тумбочку.       Итадори так и не возвращался — даже в полудреме я ощущала все, что происходит за дверью. Звуки шагов, запах чьих-то духов и сладостей, нотки общего веселья, — все доходило до все еще бодрствующих уголков сознания. И теперь я не знаю, чем себя занять.       Хвост недовольно дергается из стороны в сторону, упрашивая меня действовать. И мое терпение крошится так стремительно, что я почти не борюсь за здравомыслие, — да черт возьми, я просто умру тут от скуки.       Кажется, я лишилась не только физического тела, но и совести. Открытое окно — это слишком соблазнительно. Даже не раздумывая, я выпрыгиваю на улицу, и та встречает меня бодрящим запахом свободы. Иду вдоль стенки дома, внимательно осматриваясь, — попадаться в первый же день не хочется. Сверху вдруг появляется очередное открытое окно, и я с легкостью в него запрыгиваю.       Мегуми. Запах его призывов стоит в носу, и я щетинюсь, уголками сознания улавливая предупреждающее рычание. Неприятно. Фушигуро лежит на кровати, занятый чтением; погруженный в буквы настолько, что не замечает мое бессовестное тело, во всю изучающее его территорию. Повезло ли ему, что я всего лишь призрак? Определенно. Физических потребностей у таких как я нет.       Осмотревшись, бодро прыгаю на кровать. Не думаю, что этот великий чтец соизволит меня заметить, — слишком уж он увлекся. Но когда я поднимаю взгляд, то сталкиваюсь с его, — напряженным и недовольным. Замираю. Мы угрюмо пялимся друг на друга, пытаясь переварить ситуацию. Шерсть на загривке встает дыбом, а ощущение опасности, скрытой где-то внутри Мегуми, не дает сердцу успокоиться. — Проваливай, — грубит он коротко и вновь утыкается в книгу.       Мегуми не похож на того, кто дает второй шанс. Накажет ли он меня за непослушание? Определенно. Но любопытство и несвойственная мне кошачья наглость кружит голову. Я аккуратно ступаю по кровати, пока простынь не сменяется одеждой на чужом теле.       Мегуми вздрагивает и встает, чтобы взять меня за шкирку и выбросить в окно, с легким хлопком его закрывая. Я встряхиваюсь и недовольно фыркаю в сторону парня, надеясь, что тем самым нашлю на него самые страшные проклятия — хотя бы в рамках сна.       Хвост гордо устремляется вверх, и с поднятой головой я важно вышагиваю обратно домой. Впечатлений достаточно, чтобы опять неподвижно повтыкать в стену, лениво размышляя о смысле жизни призраков.