Талая вода

По дороге домой Адамберг завернул в комиссариат. Не прошло и минуты, как Соборный зал наполнился топотом, голосами и скрипом стульев. Собрались почти все - даже Меркаде приплелся на запах кофе, зевая и прижимая к себе Пушка. Данглар и Вейренк, перебивая друг друга, описывали комиссару следственный эксперимент с Бассе, Эсталер раздавал стаканчики. - Получилось как: мы уже закончили, - Вейренк непривычно размашисто жестикулировал, - Бассе сажают в машину и тут Данглар ему говорит - "Кстати, вам известно, что мсье Шато выжил? Да-да, он жив, недавно пришел в себя". Что там было... - И что? - спросил Адамберг. - Бассе бился головой об дверцу, - сдавленно ответил Данглар. - И выл. - Ему назначена психиатрическая экспертиза, - сказала Фруасси, набирая что-то на ноутбуке. Адамберг занял место во главе стола и придвинул к себе стаканчик с кофе: - Кажется, я знаю, кто будет ее проводить. - Нет, Доминик Фоше взял на себя экспертизу Селесты. А Бассе будет заниматься доктор... сейчас... - Фруасси пощелкала мышкой, - доктор Мартен из Сальпетриер. Нина Мартен. И опять застучала по клавиатуре. - Не завидую я ей, - подал голос Керноркян. - Бассе этот мразь редкая, с ним говоришь - как в помойке копаешься. И воняет от него, кстати. - Где Ноэль? - спросил вдруг комиссар. - В Биша, - отозвалась Фруасси, не переставая печатать. Адамберг рассеянно переспросил: - Где? - У Шато, - ответил Вейренк. - Второй раз уже. - Второй? - Ну, видимо, в первый недорассказал. - Про что? - Про детский дом, - буркнул Вейренк, отворачиваясь. Адамберг исполнил губами руладу, напоминающую капанье воды из крана, и почесал в затылке: - Значит, он тоже. Ясно. - Господин комиссар, когда мы скажем Амадею про Селесту? - спросил Жюстен, прихлебывая кофе. - Пятый округ уже ругается, что мы ее держим на их стороне бульвара. Говорят - забирайте к себе в Сальпетриер и охраняйте хоть до Страшного суда. - Как она себя чувствует? - Получше. Но часто плачет. - Шато никто не проболтался? Сидящие за столом дружно замотали головами. - А он как себя чувствует? - Начал ходить, - ответила Ретанкур таким голосом, словно речь шла о ребенке. - Реми разрешила. Ест уже сам, но твердую пищу пока нельзя. Франсуа полностью поправится, серьезных осложнений у него нет. Только нервный тик появился, небольшой, и щуриться стал - глаза быстро устают. - Ему очки пойдут, - сказала Фруасси и стала внимательно рассматривать что-то на экране. - Я так понимаю, Амадея от Шато сейчас за уши не оттащишь, - сказал Адамберг. Ретанкур скрипнула стулом. - А плохие новости - слишком твердая пища. Ладно, подождем еще пару дней. Данглар, передайте ребятам из пятого, пусть потерпят до понедельника. Скажите - я попросил. Залпом выпив остывший кофе, Адамберг встал: - Всем спасибо. Всем отдыхать. Выходные Адамберг провел, бродя по саду с сигаретой в одной руке и телефоном в другой, но никому не звонил, и ему — никто. Когда сгущались сумерки, Адамберг поднимался в спальню, ложился на кровать, не зажигая свет, и долго лежал с открытыми глазами на спине. Время от времени он поворачивался на левый бок и ощупывал что-то под подушкой. В понедельник, в начале второго, Адамберг набрал Данглара: - Майор, добрый день. Берите Ретанкур, Вейренка и езжайте в Биша. Что? Тогда только Вейренка. Майор Мордан остается за старшего. Да что ж такое... Значит, за старшего остается лейтенант Ноэль. Нет, не шучу. Пошарив под подушкой, комиссар достал пакет из плотного пластика и сунул его за пояс джинсов — сзади, под пиджак. - Я, собственно, на минутку заскочил, - извиняющимся тоном говорил Мордан, набирая код на панели возле двери. - Для мсье Шато книгу завез, мадам д'Онуа, он хотел почитать. - У него же глаза устают, - сказал Адамберг, заходя в маленький холл без окон. Данглар и Вейренк шли следом. - А где все? Кроме одного охранника, который встал при виде комиссара, в холле никого не было. Дверь в палату была распахнута. - Мсье Мафоре и Виктор обедают, в кафетерии, - объяснил Мордан, - а мсье Шато гуляет с лейтенантом Ретанкур. - Где гуляет? - На пятом этаже есть зимний сад — совсем маленький, но... - Данглар, вы знаете, где кафетерий? - не дослушав, спросил Адамберг. Данглар кивнул и устроился на диване поудобнее: - Знаю. Там весьма неплохо кормят, кстати. - Сходите позовите... - Да сейчас все вернутся! - Мордан суетливо топтался на месте. - Слышите? Лифт приехал. Выскочил из холла, тут же заглянул обратно и махнул рукой. Адамберг и Вейренк вышли за ним в коридор. - Вон они, идут, - сказал Мордан. - Оберон и Брюнгильда. По коридору — медленно, полуобернувшись друг к другу — шли Ретанкур и Шато; он опирался на ее руку и что-то говорил. На Ретанкур было серое вязаное платье до колена и остроносые балетки, на Шато – светло-зеленая больничная пижама и бежевые мокасины. Он высоко поднял голову, Ретанкур – слегка наклонила, но спину оба держали очень ровно. - Кто такой Оберон? – спросил Адамберг. - Король фейри, - с готовностью объяснил Мордан. – Эльфов, Ши, можно по-разному называть. А Брюнгильда – валькирия. В скандинавской мифологии… - Это я знаю, - сказал комиссар. Телефон Мордана тихо пискнул, майор извинился и вприпрыжку направился к выходу на лестницу. Шато и Ретанкур остановились у окна; теперь говорила она, а он слушал – с явным интересом. - Ну надо же, - сказал Адамберг. – Оберон. И Брюнгильда. - Смотри, - Вейренк понизил голос. – Ретанкур не сутулится. - А она сутулится? - Обычно да. С тобой всегда, со мной почти всегда, с Дангларом когда как. А сейчас не сутулится. И Шато тоже. Поэтому они не выглядят смешно. Рядом, я имею в виду. - Ретанкур его выше на… - комиссар произвел в уме быстрый подсчет, - двадцать восемь сантиметров. И тяжелее в два раза с лишним. - Откуда ты знаешь? - Про рост Ретанкур? Из ее личного дела. - Да нет, про Шато. Это сколько получается? - Сто шестьдесят шесть. По крайней мере, он так сказал. - Зачем? - Захотел и сказал, - комиссар пожал плечами. – А, и весит он пятьдесят два кило. - Сейчас даже меньше, наверное, – с сомнением откликнулся Вейренк. - Ну да, неделю на больничной койке. Еле на ногах стоит, вцепился в Ретанкур - упасть боится. - Нет, он не боится. - Чего? Упасть? - Показать слабость. И силу. Чужой силы тоже не боится. - А чужой слабости? Вейренк недолго подумал: - Может быть. Очень может быть. - Добрый день, господин комиссар, - все так же опираясь на Ретанкур, Шато смотрел на Адамберга — пристально, щурясь. Он заметно осунулся, черты лица стали резче. - Рад встрече. Прошу. Адамберг кивнул и сказал, заходя в холл: - Майор Данглар, позовите братьев Мафоре. Лейтенант Ретанкур — идите с ним. - Спасибо, Виолетта, - Шато отпустил руку Ретанкур, и Вейренк тут же подставил ему локоть. - Спасибо, лейтенант. - Ляжете? - спросил Адамберг, закрывая дверь палаты. Шато, держась за Вейренка, опустился в кресло у окна и проговорил, перемежая короткие фразы неглубокими вдохами: - Виньи звонил. Сегодня утром. Все рассказал. Отвел взгляд, покачал головой — медленно и печально: - Фалькон, Фалькон… Шарль получит лет пять, скорее всего. Нападение на комиссара полиции. Как ни крути. - И выйдет года через три, - Адамберг откашлялся. - За примерное поведение. Что Фоше напишет в экспертизе? - Правду, - Шато дернул плечом. - Мадам Гриньон давно... нуждается в помощи. Специалистов. Но срок будет большой. Вы приехали сказать? Амадею? - Да, - Адамберг помолчал и прошелся по палате. Вейренк присел на подоконник. - А что за книжку вам Мордан привез? Шато улыбнулся: - Сказки. Мари-Катрин д’Онуа. На тумбочке возле кровати, в прозрачной стеклянной вазе, стоял букет тюльпанов. Белые, благородной формы цветы гордо держали головы на стройных упругих стеблях, атласные лепестки были почти сомкнуты. - Красивые, - сказал Адамберг. - Спасибо, - Шато продолжал улыбаться. – Это «Чистая вода». - В вазе? - Сорт тюльпанов. Так называется. Но вода в вазе тоже… очень чистая. Талая. Почти без примесей — солей, бактерий… - …шесть, семь, восемь, девять, - сосчитал комиссар. – По числу лет беспорочной службы? Улыбка Шато погасла. Вейренк встал. - А какая у них сердцевина? – комиссар продолжал разглядывать букет. – Темная или светлая? - Светлая, - тихо ответил Шато. – Просто пока не видно. - Можно же посмотреть, - и Адамберг занес руку над цветком. Шато зажмурился. - Не трогай, - быстро сказал Вейренк. Распахнулась дверь, бодрый голос Данглара произнес: - А вот и мы! Так и не прикоснувшись к тюльпанам, комиссар убрал руки за спину и обернулся: - Заходите. Мсье Мафоре, Виктор - добрый день. - Добрый день, - Виктор вошел в палату следом за Ретанкур и Амадеем. Ретанкур подошла к Шато, положила ладонь ему на плечо, пресекая попытку подняться, и села на стул рядом с креслом. - Добрый день, господин комиссар, - Амадей Мафоре настороженно смотрел на Адамберга. Взяв еще один стул, он поставил его с другой стороны от кресла, но садиться не спешил. – Если я правильно понимаю, у вас есть новости? - Есть, - Адамберг выдержал паузу. - Мсье Мафоре, я готов назвать вам имя убийцы вашего отца. Если вы готовы его узнать. - Готов, - Амадей сел. – Я вас слушаю. Адамберг помолчал, обводя собравшихся взглядом: Ретанкур отвернулась к окну, чуть втянув нижнюю губу, Данглар одергивает пиджак – серо-голубой, двубортный, с широкими лацканами, Вейренк с затаенным сочувствием смотрит на Амадея, сложив руки на груди. Виктор застыл у дверей, как часовой у гроба, Шато выпрямился, ухватившись за подлокотники. - Селеста Гриньон, - сказал комиссар. Амадей смотрел на него, не шелохнувшись, словно ожидал продолжения или попросту не расслышал. Адамберг повторил: – Вашего отца и Алису Готье убила Селеста Гриньон. - Это какая-то ошибка, - спокойно произнес Амадей. – Господин комиссар, если вы думаете, что я позволю посадить Селесту за то, чего она не делала… - Она это сделала, - Виктор подошел к брату и наклонился, пытаясь заглянуть ему в лицо. – Амадей, она действительно это сделала. Правда. Взгляд Амадея полыхнул таким отчаянием, что Адамберг заговорил быстро, не останавливаясь: - Селеста подслушала разговор про Алису и вашу ссору с отцом; Алису убила из мести за тот приступ, который с вами случился после ее письма, Анри – чтобы он не довел вас до нового приступа; она сама показала тайник в лесу, где лежала брошка Алисы и стакан Анри, другой стакан, из которого она напоила его тоником с растворенным эзидрексом; у него резко упало давление, он ничего не понимал и не мог сопротивляться; она достала из сейфа ружье, собрала, зарядила, поставила ему между колен, сунула дуло в рот и положила его большие пальцы на спусковой крючок; развязала шнурок, на котором носит крестик, пропустила его поверх пальцев Анри, спряталась под стол и дернула за концы. Амадей сидел с закрытыми глазами, дыша глубоко и размеренно. - Она под стражей с прошлой среды, - сказал Виктор. – В больнице. Я попросил комиссара не говорить тебе сразу, подождать немного. Амадей, мы сделаем для нее все, что можно. Лучшие врачи, лучшие адвокаты. Но… Ты сам понимаешь. Шато бережно взял руку Амадея, положил на подлокотник кресла и накрыл своей ладонью. Данглар тихонько откашлялся. - Мсье Мафоре, - сказал Адамберг. – Мне очень жаль... - Кого? – перебил Амадей, не открывая глаз. – Кого вам жаль? - Всех. Анри, Алису, Селесту. Вас. - Избави нас, Господь, от жалости комиссаров, - пробормотал Амадей, словно в забытьи. И посмотрел на Адамберга – открытым, ясным взглядом: - У вас слишком своеобразное представление об этом чувстве. Время густело, словно кисель на медленном огне. Адамберг ждал. - Как вы мне тогда сказали? На Гримсее? – Амадей чуть прищурился. – «Раз уж он вас учит и опекает по доброте душевной – так, может, он с вами и переспит из жалости? Или на это он все-таки не способен?» Лицо Шато стало как мятая бумага. Виктор обеими руками вцепился в свои золотистые кудри. Ретанкур поднялась: - Простите. И вышла из палаты. Вейренк последовал за ней. - Майор Данглар, - Адамберг вздохнул и почесал бровь. – Я слышал, в Азии есть поговорка – «кто плюнет в небо…» Не знаете, как там дальше? - «Попадет себе в лицо», - ответил Данглар. – Я подожду вас на улице, господин комиссар. Когда за Дангларом захлопнулась дверь, Адамберг сунул руку под пиджак и вытащил пакет из плотного пластика. - Я обещал Селесте, что отдам это вам, - сказал он. Положил пакет Амадею на колени и ушел, не прощаясь. Виктор догнал его у лифта. - Господин комиссар, - голос Виктора напоминал рык разъяренного льва, всклокоченные волосы довершали сходство. - Ставлю вас в известность, что отныне и впредь Амадей, Франсуа и я будем общаться с вами только в присутствии адвоката. - Да и слава богу, - сказал Адамберг, заходя в лифт. Вейренк стоял на крыльце. - Ты в комиссариат? – спросил он, избегая смотреть Адамбергу в лицо. - Ну да. Тебя подбросить? - Если не затруднит. - С чего вдруг? – Адамберг пожал плечами и огляделся. Метрах в десяти, под деревом, переминался с ноги на ногу Данглар. – А где Ретанкур? - Ушла, - ответил Вейренк. – Пешком. Сказала – хочет пройтись. Данглар вызвал такси. Жан-Батист, ты понимаешь, что так нельзя? Адамберг повернулся спиной к перилам и оперся на них, отведя локти назад: - Как - так? - Значит, понимаешь, - констатировал Вейренк. – А поеду-ка я с Дангларом, дешевле обойдется. Майор, подождите! Я с вами! И Вейренк почти бегом направился к машине, в которую уже садился Данглар. Адамберг проводил такси взглядом и полез в карман – за телефоном, пиликавшим звонко и настырно. Номер был незнакомый. Комиссар принял вызов: - Адамберг. - Добрый день, господин комиссар, - а вот голос, женский голос, был знаком, только звучал как-то странно. - Это Арлетт Реми. - Добрый день, доктор Реми. Слушаю вас. - Я не знаю, что вы наговорили моему пациенту, - непонятная интонация оказалась едва сдерживаемым гневом, - но мсье Шато требует немедленной выписки. Ему вдруг срочно понадобилось домой. Он у вас еще под охраной или как? - Он не подозреваемый, если вы это имели в виду, - помолчав, сказал Адамберг. - Нет, не это! – лязгнула хирургическая сталь. – Я спрашиваю: ему больше ничего не угрожает? Мсье Шато может покинуть больницу без сопровождения полиции? - Мсье Шато может катиться на все четыре стороны, - ответил Адамберг. – Хоть за Полярный круг. Лучше Южный. Но если вы хотите, чтоб он остался – попросите его. Так и скажите – «Франсуа, прошу вас, останьтесь». Ему сложно отказать в просьбе женщине. Я его знаю. - Благодарю за совет, господин комиссар, - отчеканила Реми. – Обязательно им воспользуюсь. Всего наилучшего. - И вам, - сказал Адамберг погасшему экрану. Вынул сигареты и закурил, не обращая внимания на запрещающие таблички. Около половины седьмого Адамберг вошел в комиссариат. Кивнул Фруасси, сидевшей за столом дежурного, и побрел в свой кабинет. - Господин комиссар, Амадей заезжал, - сказала Фруасси ему в спину. Адамберг остановился. - Оставил пакет, просил передать вам. Лично. Фруасси чем-то зашуршала. Адамберг обернулся: - А больше он ничего не просил передать? - Нет, - ответила Фруасси с удивленной гримаской, протягивая комиссару небольшой бумажный пакет с веревочными ручками. Адамберг заглянул в него и достал серую шляпу. Надел ее, снова полез в пакет и вытащил зубную щетку. - Элен, - сказал он, крутя щетку в руке. - Когда у меня заканчивается отпуск? - В следующий понедельник, - уверенно ответила Фруасси. - Отлично. Тогда я поехал. - Домой? - Нет, - Адамберг бросил щетку в корзину для бумаг. Скомкал пакет и отправил туда же. - На остров Гримсей. Хочу наступить на Полярный круг. Его не видно, но он есть. Надвинул шляпу поглубже и вышел.