Талая вода

Филипп Лере дремал, положив голову на руль. Адамберг мешком повалился на сиденье и хлопнул дверцей. Кое-как справился с защелкой ремня безопасности, ощупал что-то под курткой — справа, сбоку. Потянувшись, Лере надавил на веки кончиками пальцев: - Что там? Все в порядке? - Да, - сказал Адамберг. – Возвращаемся. - В комиссариат? – спросил Филипп, трогаясь. Адамберг тяжело мотнул головой и вытащил телефон: - Данглар разберется. Алло, майор! Вы спали? Рад за вас. Езжайте в комиссариат, Вейренк и Вуазне везут туда Селесту. Она, да. И Алису тоже. Доказательств там полкило, Данглар. А, и Виктора допросите. Нет, Ретанкур остается, дайте ей трубку. Лейтенант, Амадей спит? Когда проснется — пустите его к Шато. Скажите — я разрешил. Что? Я домой. Вейренк на связи, все вопросы к нему. Сунув телефон в карман, Адамберг снова тронул себя за правый бок: - Капитан, поговорите со мной. - О чем? - О чем угодно. А то вы тоже заснете. - Нет, но... – Лере сдержал зевок. – Хорошо, давайте поговорим. Вы, помнится, спрашивали, что за человек Франсуа Шато? - Было дело, - охотно откликнулся Адамберг. Лере чуть слышно хмыкнул, но продолжил нейтральным тоном: - У него третья группа крови, резус отрицательный. Редкая кровь, ее всегда не хватает. Я знаю, я донор с той же группой. Собственно, мы с ним так и познакомились пять лет назад. На станции переливания. Я уже сдал, выхожу – там же надо посидеть немного… А у меня после забора крови всегда эйфория наступает, я как пьяный. Болтать начинаю. Лишнего. В общем, сажусь рядом с каким-то парнишкой – мне показалось, это подросток, я даже удивился. Вижу, у него карточка в руках, и написано «В-». Говорю – «о, а у меня такая же группа, как у тебя». Он улыбнулся, говорит – «значит, мы с вами одной крови». Я смотрю, парень-то не моложе меня, если не старше. Неловко стало, извинился. Он говорит – «ничего страшного». Сидим дальше, а меня так и разбирает потрепаться. Говорю: «А вам врачи не запрещают кровь сдавать? У вас же вес на нижней границе». Ну, это на глаз видно, я требования знаю. Он говорит: «Они настойчиво пытались от меня избавиться, но я оказался более настойчив и убедил их, что это можно сделать только одним способом – взяв у меня кровь». И улыбается опять. Я вдруг как ляпну: «А вы на Робеспьера похожи». Не знаю, почему я это сказал… - Может, потому что это правда? – Адамберг приоткрыл окно и вытащил из кармана сигареты. - Да, но вслух-то не обязательно было, - Лере рассмеялся. – Он говорит: «И насколько похож?» Я говорю – «на девяносто девять процентов». Он боком поворачивается – «а так?» Я говорю – «а так на все сто». И думаю – Господи, что я несу, человек меня за чокнутого примет. Говорю – «извините, не хотел вас обидеть». Он говорит – «почему вы полагаете, что подобное сравнение может показаться мне обидным?» Я говорю – «ну, к нему по-разному относятся…» Он – «а вы как относитесь?» Я говорю – «отлично». Тут его позвали кровь сдавать. Я решил подождать, пока он выйдет… - Зачем? – Адамберг выдохнул дым в окно. Лере опустил стекло со своей стороны: - Не знаю. Просто решил. Короче, выходит, я смотрю – он никакой, лица нет. Спрашиваю – «у вас когда предыдущая донация была?» Он говорит – «месяц назад». Я думаю – человек с ума сошел, что ли? И тут он говорит – «вчера на улице Валансьен…» А там дом взорвался. Может, помните такой случай? Сначала думали, что теракт, оказалось – газ рванул. - Что-то припоминаю, - Адамберг сосредоточился. – Несколько погибших… - Да, - вздохнул Лере, - и много пострадавших. В том числе женщина с двумя детьми, у всех третья отрицательная. И ожоги сильные. Кровь нужна была, очень. Я, честно говоря, тоже ради них пришел сдавать раньше срока. Но я-то ладно, а вот Франсуа не стоило… В общем, я предложил его подвезти, у меня все равно на работе выходной был. Он не стал отказываться. А дальше как-то слово за слово, и через час мы пили чай с мсье Ларошем. В следующий понедельник я приехал на заседание Общества. - Мсье Ларош – это который Этьен? – уточнил комиссар. – Главный хранитель музея Карнавале? - Вы знакомы? – Филипп покосился на Адамберга. - С недавних пор, - Адамберг сделал размашистый жест. Ругнулся вполголоса, выбросил окурок в окно и стал стряхивать пепел с джинсов. - А я вот много лет интересуюсь историей Парижа, - пояснил Лере. – Особенно – периода Революции. Я думал, что уж про коллекцию Карнавале я знаю все. Как я ошибался. Ну так вот, в следующий понедельник я приехал в Сент-Уан, через три года вошел в состав Бюро, а в июле у меня свадьба. Слегка опешив, комиссар все же сумел выдавить: - Поздравляю. - Спасибо, - серьезно ответил Лере. – Моя невеста – детектив Бюро. Одна из лучших. В прошлом – лейтенант полиции, инструктор по рукопашке. Применила пару приемов против своего начальника, когда он руки распустил. Уволилась. Лере притормозил перед выездом на шоссе, пропуская несколько машин, и повернулся к Адамбергу: - Можете считать меня психом, господин комиссар. Но мне нравится эта жизнь. Общество. Бюро. Люди, за которых я в огонь и в воду… - Это вы сдали кровь для Шато? – спросил Адамберг. Филипп кивнул и прибавил скорость: - Да. Наша охрана сразу набрала Амадея, он же теперь вместо мсье Мафоре. Амадей с Виктором обзвонили всех остальных. Я уехал-то недалеко, мне до Биша надо было вернуться – километра четыре. Это ближайшая больница, единственный вариант. Так что я там был через пару минут после «скорой». Врачи обалдели – донор "Б-минус" с неба свалился, на ночь глядя. У них был запас, но мало. Не хватило бы. Пришлось рискнуть и перелить свежую цельную кровь. Мою. Адамберг откашлялся: - Скажите, Филипп – а что, если Шато… не поправится? Бюро распадется? - Еще чего не хватало, - резко ответил Филипп. – Не будет этого. Ни того, ни другого. И Бюро никуда не денется, и мсье Шато поправится, ему еще свидетелем быть у нас с Жюли. Вы его просто не знаете, комиссар. Не смотрите на то, как он выглядит – Франсуа гораздо крепче, чем кажется. И он боец. До мозга костей. - Так почему же тогда он так легко сдался? - Когда – тогда? - Девятого Термидора, - тихо, раздельно произнес Адамберг. Лере стиснул руль и заговорил отрывисто: - Он не сдался. Он потерял надежду. И не видел выхода. Все прогнило насквозь. Что ему оставалось? Узурпация власти? Вопреки собственным принципам? Нет. Это было невозможно. Республика погибла. И — да здравствует Республика! Пятая, но по-прежнему — французская. Единая и неделимая. Он нужен стране. Нужен нам. - Вы точно не потомок Филиппа Леба? – как бы вскользь поинтересовался Адамберг. Лере усмехнулся – неторопливо, врастяжку: - Я потомок Филиппа Буонарроти, если это имя вам о чем-то говорит. Нет? Я так и думал. Неважно. Законный потомок, прошу заметить: брак был тайным, но официальным. Впрочем, и это давно уже не важно. А важно то, что… Господин комиссар? Господин комиссар! Открыв глаза, Адамберг с пол-минуты разглядывал потолок спальни. Потом повернулся на левый бок. Возле кровати, скрючившись в кресле-мешке, похрапывал Армель. Комиссар протянул руку и тронул сына за плечо. - М-м-м? – Армель замотал головой. – А! Проснулся? Привет. Ну ты даешь… - Сколько… времени? – сипло проговорил Адамберг. - Сейчас скажу, - Армель поддернул рукав свитера – он, в отличие от отца, носил рабочие часы. – Без двадцати час. Дня. Четверга, если что. - Твою мать… - процедил Адамберг. – Извини. Ты тут ни при чем. Меня искали? Заезжал кто-нибудь? Звонил? - Эсэмэски какие-то были, я не смотрел, - Армель надрывно зевнул. – И дядя Луи приходил вчера вечером. Узнал, что ты спишь, сказал – не будить, все окей. - Ну, окей так окей, - Адамберг провел рукой по лицу, ощупывая себя, словно слепой. – Как я домой-то попал? - Тебя Филипп привез. С хвостом, нос такой, - Армель попытался изобразить и то, и другое. - Я понял. И что? - Приехал такой: вы Армель? Тут ваш отец. Я думал, тебя ранили, он такой – нет, комиссар просто сильно устал. Мы тебя затащили, положили на кровать. Я его кофе напоил, и он уехал. На такси. Сказал – смотреть за тобой, если что – вызвать врача. - Дай мой телефон, - Адамберг приподнялся на локте. – И воды. - Телефон у тебя в кармане, - сказал Армель, барахтаясь в кресле-мешке. - Ничего, что ты в куртке вообще? Я хотел ее с тебя снять, ты пинался. Ну я и плюнул. Встал и вышел из спальни, прихрамывая на затекшую ногу. Адамберг расстегнул молнию куртки, вытащил из-за пояса пакет - пальцы еле гнулись, как деревянные - и сунул его под подушку. Потом достал телефон. СМС-ок было три. Первая, предельно лаконичная – от Ретанкур: «Шато очнулся». Вторая пришла с номера Виктора и была более пространной: «Селеста под стражей в больнице, у нее обострилось воспаление. Амадей пока ничего не знает. Мсье Шато вышел из комы. Виктор Мафоре». Третья была с того же номера, но с другой подписью: «Франсуа снова с нами. Что я вам говорил? Ф.Л.» Армель поставил на тумбочку стакан с водой и ушел. Адамберг выпил воду – до дна, взахлеб – отдышался и набрал Вейренка: - Луи, привет. - Привет! – голос Вейренка был бодрым и жизнерадостным - возможно, слегка с избытком. – Ну наконец-то. Ты как? - Скорее жив, - проворчал комиссар, растирая лоб. – Что там у нас? - Шато в сознание пришел, вчера утром… - Другие новости есть? - У Бассе появился адвокат, - Вейренк шмыгнул носом. – Мы провели следственный эксперимент с выездом на квартиру Брегеля, Бассе все правильно показал и рассказал, там обнаружили его отпечатки. Единственное что – от своих слов насчет Ноэля он отказался, по фото не опознал. Заявил, что его то ли не поняли, то ли не расслышали – он сказал, что знак ему показал Пер-Ноэль, собственной персоной. Он, дескать, и подумать не мог, что у нас есть сотрудник с такой фамилией. - Красиво. Кто адвокат Бассе? - Один из младших партнеров конторы «Виньи и Дюбуа». Знаешь таких? - Слышал. Где Ноэль? - То есть - где? У Берье. - Пусть возвращается. - На очную ставку с Бассе? - А смысл? - буркнул Адамберг. Вейренк помолчал и сказал: - Пер-Ноэль, значит? Ладно, принято. Фруасси отправила экспертизу по костям, но тоже - а смысл? Мы так и так герои дня. То есть ты, конечно. Но мы сказали, что тебя пока лучше не трогать. Я виделся с Фоше, отдал ему ключ... - Я думал, Шато уже новый сделал. Вейренк фыркнул: - Шутишь? Ему еще даже сидеть нельзя, да он и не может. Но Реми сказала - подожди, сейчас вспомню - "он улучшается на редкость быстро, у доноров так бывает". Речь в норме, сознание ясное, все помнит, наших всех узнал... - Каких наших? Лейтенант Вейренк молчал. - Каких еще наших? - повторил Адамберг. Сел, стянул куртку. - Луи, что происходит? - Ты... - лейтенант прочистил горло. - Ты не сказал, что дежурить больше не надо. Так ведь? Данглар, когда уехал в комиссариат, вызвал в больницу Мордана, себе на подмену. В это время проснулся Амадей, Ретанкур завела его к Шато. С Морданом увязался Эсталер - я не знаю, как у него это получилось. - Как всегда, - сказал Адамберг. - И что? - Они сидят в холле, с охранниками, Ретанкур выходит и говорит - "Шато очнулся!" Мордан сунулся было в палату, тут прибегает Реми, всех выгнала, кроме Амадея. Минут через двадцать открывает дверь, как раз Виктор успел вернуться, и говорит - "подходите по одному". Шато назвал по именам Виктора, Ретанкур, Мордана, Эсталера и обоих охранников. А потом попросил пускать к нему посетителей. Сказал, что хочет слушать людей. Сам он долго говорить не может, устает... - Кто из наших успел там побывать? - Да все по очереди, - Вейренк издал короткий смешок. - Кроме Ноэля, конечно. - У Ноэля врожденный иммунитет, - Адамберг сбросил куртку на пол и растянулся поперек кровати. - Остальные заразились. - Заразились? - не понял Вейренк. - Чем? Это реанимация, там все стерильно. Рядом с Шато можно сидеть только в маске, иначе Реми прибьет. И откачивать не будет. - Амадей тоже в маске? - Н-нет... Дижон забирает обратно дело Берье, будут искать нападавшего и того, кто мог слить информацию про знак. В связи с делом Гонсалеса... Вейренк снова прочистил горло: - Начато служебное расследование в отношении бригадира Сержана из Бренвилье-ле-О. Он признался, что сам нарисовал знак в подвале. Утверждает, что ему угрожали. Точнее, его дочери. Но Фоше сказал - не волнуйтесь, все в порядке. - Какого черта! - заорал Адамберг, вскакивая на ноги. - Луи! Ты в своем уме?! - Это Фоше сказал мне про Сержана, - предельно сухо проговорил Вейренк. - Не наоборот. Выпустив воздух сквозь сжатые зубы, Адамберг с размаху сел в кресло-мешок: - Понял. Прости. - Ничего, - ответил Вейренк. - Фруасси попросила пересчитать тебе отпуск, ты же на самом деле работал, а не отдыхал. Получилось еще двенадцать дней. Начиная с сегодняшнего. - Отлично, - сказал Адамберг. - Я тогда, наверное, дальше спать. - Конечно-конечно, - отозвался Вейренк. - Можешь даже телефон выключить. В крайнем случае - я заеду. Спи. Телефон комиссар выключать не стал. Не прошло и часа, как он зазвонил. - Адамберг. - Добрый день, господин комиссар, - вежливо произнес незнакомый баритон. - Вам удобно сейчас говорить? - Слушаю. - Меня зовут Оливье Виньи. Назавтра, в три часа пополудни, комиссар Адамберг — одетый, по своему обыкновению, во все черное — вошел в “Кафе игроков”. Мужчина лет сорока пяти, в хорошо сшитом темно-сером костюме, встал из-за столика в углу и шагнул навстречу: - Добрый день, господин комиссар. - Добрый день, - сказал Адамберг, садясь. - Я вас слушаю, мсье Виньи. Адвокат поправил пиджак и тоже уселся — неторопливо, с достоинством. Черты лица у него были невыразительные, но правильные, голос — журчащий, хорошо поставленный, с безупречным парижским выговором: - Господин комиссар, я попросил вас встретиться со мной, чтобы вы могли ознакомиться с содержанием показаний мсье Рольбена раньше, чем он начнет давать их под протокол. Мсье Рольбен поручил мне сделать это, когда мы общались с ним в среду, около часу дня. Однако с того времени у меня появилась чрезвычайно важная информация, и начну я, если позволите, с нее. Точнее, с небольшого предостережения... Хозяин кафе опустил на стол поднос с двумя бокалами кофе со взбитыми сливками и вернулся за стойку. - Никогда не используйте свой логин в Скайпе для создания других аккаунтов, - сказал Виньи. Сделал глоток и улыбнулся. - О! Мсье Жерар сегодня превзошел сам себя. Адамберг уставился на него так, словно адвокат внезапно заговорил по-китайски. - Господин комиссар, - Виньи отодвинул бокал. - Вам известно, каким образом мадам Гриньон передавала данные, полученные путем фото- и аудиофиксации, тому, кто ее шантажировал? - Нет, - сказал Адамберг. - Данглару она на этот вопрос отвечать отказалась. - Ваши предположения? Комиссар помолчал и пожал плечами: - Отправляла по электронной почте? - Речь идет о гигабайтах аудиозаписей и фотографий. У мадам Гриньон не было ни компьютера, ни ноутбука с доступом к интернету, более того — она пользовалась кнопочным сотовым телефоном, очень устаревшей, хотя и весьма надежной модели. Значит?.. - Что, Селеста отдавала диктофон и камеру из рук в руки тому человеку? - Отдавала — да, из рук в руки — нет. Мадам Гриньон оставляла аппаратуру в условленном месте и забирала идентичные устройства, готовые к работе — полностью заряженные, с чистой памятью. Обмен совершался каждые десять-двенадцать дней, когда она выбиралась за покупками — тайник находился по дороге от Бреши до Мальвуазена. Поскольку мадам Гриньон не знала точно, в какой день и час она сможет подойти к тайнику, а надолго оставлять в нем устройства с важными данными было нежелательно, она всякий раз звонила шантажисту, когда выходила из Бреши. Номер помнила наизусть, в список контактов не вносила, вызов из журнала исходящих тут же удаляла. Виньи перевел дыхание и отпил еще немного. Прижал к губам салфетку: - Мсье Рольбен попросил меня рассказать о поддельных фотографиях Виктору Мафоре. Мы увиделись с ним в среду, около четырех часов дня, в госпитале Биша-Клод-Бернар. Узнав истинные причины поступков мадам Гриньон, Виктор отчасти изменил свое к ней отношение... - Амадей в курсе? - перебил Адамберг. Адвокат качнул головой: - Нет, мсье Мафоре пока пребывает в неведении относительно помещения под стражу мадам Гриньон и... всего остального. Главным предметом его забот является состояние мсье Шато — которое, к счастью, быстро улучшается. Адамберг одним большим глотком ополовинил свой бокал. Виньи продолжал: - К вечеру среды я подготовил адвокатский договор, в четверг около полудня мадам Гриньон его подписала. Защищать ее будет мой коллега, но договор в больницу я отвез сам. Из палаты мадам Гриньон я вышел, располагая телефонным номером шантажиста и подробным описанием его внешности. Адамберг пристукнул бокалом по столу: - Вы его нашли? Кто это? - Один из подчиненных Бовена, заместителя министра промышленности, - сказал Виньи голосом, лишенным всякой мелодичности. - Должность у него малозначительная, да и сам он человек неприметный. И неумный. По номеру телефона мы нашли его в Скайпе, тот же самый псевдоним он использовал для регистрации на нескольких форумах, в одном из профилей была указана почта. Дальше работали специалисты Бюро. Через некоторое время мы получили доступ к его корреспонденции. Там обнаружились фотографии Амадея Мафоре - сделанные после заседания, на фуршете для постоянных участников Общества - и еще несколько сообщений с того же адреса, подписанные... Виньи умел держать паузу. Адамберг полез в карман за сигаретами, опомнился и сунул пачку обратно: - Фалькон. Блеск в глазах адвоката погас, они снова стали матово-черными. Виньи кивнул: - Да. Мсье Рольбен и мсье Берье уже знают, мсье Шато сообщим при первой возможности — ему пока что не до того. Но самое интересное - что... - ...скажет Шато, когда узнает, что Гонсалес за ним все-таки шпионил. - Он не шпионил за мсье Шато! - закончил Виньи. - Он присматривал за Амадеем — по просьбе, как полагал сам Гонсалес, его отца. Который редко бывал в Обществе, но хотел знать, что там происходит с сыном. Адамберг не донес бокал до рта: - То есть? - Письма Гонсалеса представляли собой заметки о заседаниях и отчеты о поведении Амадея: выступил хорошо, алкоголь на фуршете не употреблял… Причем обращался он напрямую к мсье Мафоре. И благодарил за оплату постоянного членства в Обществе. Комиссар с присвистом выдохнул и спросил: - Как им это удалось? Подделали почерк Анри? Его подпись? Кто-то же шпионил за ним раньше, до Селесты. Отослали письмо из Бреши? - Вполне вероятно. Попробуем выяснить - хотя, возможно, установить это в точности нам уже не удастся. Одно можно утверждать наверняка: Гонсалес понятия не имел, как будут использованы фотографии, которые он сделал. - Получается, Берье спустил его с лестницы ни за что? - Видите ли, господин комиссар... - Виньи деликатно, почти беззвучно постучал по столу кончиками пальцев. - Он сделал эти фотографии. Прекрасно зная, что в Обществе нельзя снимать - ни на заседаниях, ни на фуршетах, нигде - но его это не остановило. Он сделал их на цифровую камеру, которую смог незаметно пронести и так же незаметно использовать. Кого - или что - он мог бы сфотографировать в следующий раз? Или записать на диктофон? Адамберг допил остывший кофе. Виньи чуть подался вперед: - Гонсалес был одним из немногих, кто воспринимал пребывание в Обществе, как игру. Захватывающую, увлекательную, но - игру, и только. Костюмированное представление, после которого можно было выпить, закусить и поболтать в свое удовольствие. Однако это не так. Далеко не так. И даже у игры есть правила, которые не следует нарушать. - Шато сказал - "Гонсалес любил наши игры", - вполголоса произнес Адамберг. - А Мальмор сказал - "Доигрался". Оступился и свернул себе шею. Нелепая смерть. Адвокат вздохнул и сложил руки перед собой. - Что будет с Сержаном? - спросил Адамберг. Виньи сделал успокаивающий жест: - Ничего с ним не будет, ему полгода до пенсии. Взыскание наложат. Тем более, он сам пришел с повинной. Принес письмо - распечатанное на принтере - где ему приказывают нарисовать знак в подвале Гонсалеса, иначе пострадает его младшая дочь, которая учится в Париже. Фото знака взято из материалов пятнадцатого округа, фото дочери - из ее соцсетей. Сержан сказал, что получил письмо семнадцатого апреля - хотя конверт, увы, не сохранился. - А на самом деле когда? - В среду вечером. - Шито белыми нитками. - Все лучше, чем черными. - Лучше, - согласился Адамберг. - А какими нитками шита ваша версия про стрельбу в Бреши? - Светло-серыми, - благодушно ответил Виньи. - Я изложу вкратце. Узнав, что вы мчитесь в Брешь - на ночь глядя, с превышением скорости - мсье Рольбен решил, что вы собираетесь арестовать кого-то из братьев Мафоре по обвинению в убийстве. Желая дать им возможность сбежать... - "Кого-то"? - переспросил комиссар. - Все равно - Амадея или Виктора? - Все равно, поскольку они оба - сыновья Аделаиды Мафоре. - И откуда Рольбен об этом знал? - От самой Аделаиды Мафоре. Единственной женщины, которую он любил, - подчеркнуто торжественно произнес Виньи. И добавил, глядя на ошеломленного вконец Адамберга: - Или вы считаете, что мсье Рольбен не способен испытывать глубокое сильное чувство и хранить тайну на протяжении многих лет? - Кто-кто, а он точно способен, - комиссар развалился на стуле и вытянул ноги. - Значит, чтобы дать братьям Мафоре возможность от меня сбежать, Рольбен готов был рискнуть собственной жизнью? - Не просто готов был, но и рискнул. Убивать он никого не собирался, мадам Гриньон пострадала случайно. Хотя ответственность за это мсье Рольбен, безусловно, понесет. - Мсье Виньи, - Адамберг выпрямился и посмотрел адвокату в глаза. - Скажите мне одну вещь. Вы сами-то еще помните, что из этого правда? - Разумеется, помню, - ответил Виньи. - И вы тоже. Правда - это белая рубашка в темноте. Это пустой магазин автомата - и ни царапины на вас, Викторе и Амадее. Документы мсье Рольбена в его машине. И просьба оказать помощь мадам Гриньон и ее питомцу. Неужели этого мало? - Пожалуй, достаточно, - подумав, сказал Адамберг. - Мсье Виньи, можно вашу визитку? Вдруг мне тоже когда-нибудь понадобится адвокат. Только дайте настоящую, а не налогового инспектора.