Талая вода

Коридор, поворот, снова коридор, лестница, коридор, поворот, частый перестук каблуков по мраморному полу пустого фойе. Двое парней в черных костюмах стали навытяжку, Шато поблагодарил их кивком и обратился к полицейским: - Что ж, надеюсь, вы не сожалеете о проведенном здесь времени. Возьму на себя смелость пожелать вам успеха в расследовании – поверьте, я заинтересован в этом не меньше вас, и говорить «прощайте», полагаю, было бы преждевременно, а посему – до свидания! И Шато взялся за дверную ручку. - Дальше не ходите, - сказал Адамберг, но Шато только шире распахнул створку, отступив вбок и скрестив щиколотки в почтительном полупоклоне, явно адресованном Ретанкур. Поймав взгляд Адамберга, Ретанкур кивнула и вышла на крыльцо первой. Адамберг, проскочив через тамбур следом за Шато, встал справа от него, Вейренк – слева, замешкавшийся Данглар – сзади. Шато поднял брови в веселом изумлении: - Что такое? Я арестован? - Мсье Шато, вернитесь в здание, - сказал Адамберг. – Быстро. Лицо Шато озарилось вдохновением. Он повернулся к Ретанкур: - Госпожа лейтенант, сердечно рад знакомству. Господин лейтенант, господин майор, господин комиссар… - Мсье Шато, - начал Адамберг, но Шато перебил: - Это же ваш автомобиль? Госпожа лейтенант, позвольте… Легко проскользнув между Адамбергом и Ретанкур, он в два шага оказался возле машины комиссара и потянулся к задней дверце. Выстрел. Ретанкур бежит, Вейренк за ней, Шато оседает на землю, неловко подвернув одну ногу. Данглар ужасно медленно вытаскивает из кармана пиджака телефон – пальцы его плохо слушаются, голос тоже: - А… алло! Улица Кур-Ложи, сорок два. Огнестрельное ранение… - В грудь, сквозное, - сказал Адамберг. Он стоял на коленях перед Шато, сунув руки ему под фрак. - Сквозное, - повторил Данглар. – В грудь. Мужчина, тридцать с чем-то. Майор полиции Данглар, тринадцатый округ. Спасибо. - Господин… комиссар… - Шато стремительно бледнел, губы на лице были уже неразличимы. - Молчите, - Адамберг держал его, зажимая рану с обеих сторон. – Дышите неглубоко. Все будет хорошо, слышите? Франсуа, вы слышите меня? Вой сирены приближался. Шато с усилием поднес правую руку почти к глазам, прищурился и стал разглядывать свои чистые, очень короткие, аккуратно подпиленные ногти. - Апельсины? – спросил комиссар. Шато кашлянул. На белую сборчатую манжету брызнула кровь. Сирена взвизгнула совсем близко и захлебнулась. Металлический лязг, голоса – и сразу две пары рук в светло-голубых перчатках подхватили раненого. Адамберг поднялся и отошел, пропуская носилки. - Вот и пригодились, - сказал Данглар, протягивая открытую пачку влажных салфеток. Комиссар непонимающе посмотрел на него, потом на свои ладони. Выдернул одну салфетку, вторую, третью. - Кто тут полицейский? – из «скорой» высунулась девушка в большеватой для нее медицинской униформе. - Я, - разом сказали Данглар и Адамберг. - Мы едем в Биша-Клод-Бернар, - на одном дыхании выпалила девушка. Комиссар запихнул в карман ярко-красный комок и шагнул к машине: - Я с вами. Девушка махнула рукой и нырнула внутрь. Адамберг забрался на пассажирское место впереди. Кто-то захлопнул сдвижную дверь и крикнул: - Все, летим! - Пристегнитесь, мсье, - сказал водитель. Сирена взвыла. Адамберг водил хорошо, но так не сумел бы – «скорая» и в самом деле словно летела по бульвару. Сирена рыдала скорбно и пронзительно, звонка комиссар не услышал, но вибрацию почувствовал. Полез в карман, нащупал телефон, путаясь в салфетках. - Комиссар! - Вейренк задыхался от бега и ярости. – Мы его взяли. Это Лоран Бассе. - Кто? - Потомок Дантона! – заорал Вейренк. – Шато жив? - Не знаю, - ответил Адамберг. – Мы едем в Биша. Сдайте его в Клиши и давайте тоже в больницу. Ты, Ретанкур, Данглар. - Жан, ко второму входу, - сказал мужской голос по громкой связи. Водитель, почти не снижая скорости, пронесся по двору госпиталя, резко развернулся и затормозил. Спрыгнув на землю, Адамберг успел заметить, как за стеклянными дверьми исчезает каталка, окруженная людьми в белых костюмах. - Мсье? – молодой врач «скорой» смотрел настороженно, маска висела у него на одном ухе. – Вы полицейский? Адамберг молча достал удостоверение. Врач пробежал его глазами и кивнул: - Ясно. Господин комиссар, у пострадавшего большая кровопотеря, сейчас его будут оперировать… - Он выживет? – спросил Адамберг. Врач дернул головой – так, что маска слетела: - Наше дело довезти! Дальше – к хирургам. Шансы есть. А он кто? - Он… свидетель, - медленно ответил Адамберг. – Единственный свидетель. Очень важных событий. - А чего он так одет? В кино снимался? - Нет, - сказал Адамберг и полез в карман. - У вас курить нигде нельзя? Во взгляде молодого врача появилось сочувствие: - Пойдемте, господин комиссар. Я покажу. В курилке – беседке с прозрачной крышей, притаившейся в дальнем углу больничного двора – Данглар через полчаса и нашел комиссара. Адамберг сидел на лавке, держа в одной руке телефон, в другой – тлеющую сигарету. - Господин комиссар, - Данглар нерешительно топтался у входа. – Шато еще оперируют… Адамберг поднял голову. - Им нужны были его данные, я сообщил, - продолжал Данглар. – Имя, адрес, возраст. Спросили, есть ли близкие родственники. Я сказал, что у него никого нет. Так ведь? Адамберг кивнул. - Вейренк и Ретанкур оформили задержание Бассе и едут сюда. Скоро будут, - интонации Данглара становились все более тревожными. Адамберг по-прежнему молчал. - Братья Мафоре уже здесь. Им позвонили из Общества, они вернулись с пол-дороги и… - Майор Данглар, - комиссар встал и выкинул в урну подгоревший фильтр. - Остаетесь за старшего. Лейтенант Ретанкур вам в помощь. Сунул телефон в карман и вышел из беседки, продолжая говорить, не оглядываясь: - После операции Шато переведут в палату. Вызовите Жюстена, Мордана, Вуазне, Эсталера. Пока они не приедут, охраняйте его вдвоем, Ретанкур в палате, вы у дверей, не отходить ни на шаг. Покажите наших врачам, составьте график дежурств. Две группы по три человека, в одной главный вы, в другой Ретанкур, вы или она внутри, двое снаружи. Меняться через шесть часов, больницу не покидать. Фруасси и Меркаде должны быть в комиссариате, никуда не отлучаться. Пусть спят по очереди. Ноэль! Комиссар остановился так резко, что Данглар на него едва не налетел: - Лейтенанту Ноэлю – срочно в Валлон-де-Курсель, охранять Венсана Берье. Оставаться там до моего распоряжения. - Вы думаете, на Берье могут еще раз напасть? – удивился Данглар. – Но мы же взяли этого потомка Дантона, Бассе… - Майор, - Адамберг быстро пошел вперед. – Вы помните, что он говорил? Про роялистскую организацию? - А! – сказал Данглар. - Он говорил, что у них везде свои люди, даже в полиции. - А… - сказал Данглар совсем другим тоном, но Адамберг уже бежал к главному входу больницы, возле которого затормозил бело-сине-красный «Рено». С переднего пассажирского места выскочил Вейренк. - Луи, стой, – Адамберг заглянул в машину. За рулем был незнакомый капитан полиции. - Добрый вечер. Одну минуту, хорошо? Перевел дух и обратился к Ретанкур, которая выбиралась с заднего сиденья: - Лейтенант, вы в распоряжении майора Данглара. Будут новости – сразу звоните. Капитан, я тут недалеко машину оставил, подбросите? Спасибо. Кур-Ложи, сорок два. Луи! - Как там Шато? – спросил Вейренк, садясь назад рядом с комиссаром. «Рено» тронулся. - Оперируют, - буркнул Адамберг. – Рассказывай. - Бассе – псих, – Вейренк покрутил головой. – Он чокнутый, я серьезно. Мы с Ретанкур вдвоем еле справились. Ретанкур ему руки вяжет своим шарфом, ни наручников же, ни хрена… А он орет – «я его убил? Отвечайте! Я убил его?» - Кого его? - Ну Шато, - Вейренк озадаченно посмотрел на комиссара. - Прямо так и сказал? Шато? - Нет… - Вейренк подумал. – Я тебя понял. Нет, имя он не называл. Никакое. Адамберг кивнул: - Угу. И что дальше? - Ретанкур его положила мордой в землю, села сверху, я тебе позвонил. Притащили его обратно, ребята из Клиши уже подъехали. Данглар пулю нашел и пистолет, Бассе его сразу скинул, он из-за фургона стрелял. Этот урод увидел кровь, там такая лужа на тротуаре – и давай ржать… Вейренк опять замотал головой, словно пытаясь стряхнуть нечто отвратительное: - Я не знаю, как я его не прибил на месте. Короче, он в Клиши, хотя если честно – по нему психушка плачет. Мы предупредили, чтоб его без тебя не допрашивали. Водитель сказал, не оборачиваясь: - Комиссар Перрен просил передать, что он не против, если вы его заберете. - Заберем, заберем, - рассеянно отозвался Адамберг. – Но не сейчас. С вашим комиссаром я сам поговорю. Перрен, худой меланхоличный брюнет средних лет, бродил вокруг машины Адамберга. Двое полицейских сматывали желтую ленту. В луче мощного прожектора, установленного на крыше минивена, светло-серый асфальт тротуара казался белым, пятна на нем – черными. - Привет, - Перрен протянул руку Адамбергу и выплюнул что-то на дорогу. – Извини. Курить бросаю. У тебя сигареты есть? Адамберг полез было в правый карман, на секунду замер и полез в левый. - Спасибо, - Перрен выхватил пачку у Адамберга. – Да ну его к черту! - Бассе? – спросил Адамберг, поднося зажигалку. - Курить бросать! – Перрен затянулся так, что сигарета затрещала. – И Бассе туда же. Слышишь, я такого еще не видел. За двадцать-то лет. - Сильно буянил? – Адамберг тоже закурил, искоса поглядывая на черные пятна. - Не в том дело, - Перрен на глазах успокаивался. – Ты понимаешь, он смеялся. Орет на всю улицу – «я его убил, я его убил!» – и смеется. Счастливый, как… не знаю кто. Он двинутый, похоже, его лечить надо. - Вылечим, - сквозь зубы пообещал Адамберг. – Обязательно. Сможете его до завтра у себя подержать? Или он там все разнесет? - Да нет, он как в камеру попал – наоборот, притих. Звонил дежурный, сказал – сидит, чушь какую-то бормочет. - Вы его пока не допрашивайте, - сказал Адамберг. – И не говорите ничего про Франсуа Шато. Если будет спрашивать, жив он или умер – скажите, что не знаете. - Хорошо. А он, кстати, жив? – поинтересовался Перрен, затаптывая окурок. – Дай еще одну, не могу, сил нет. У моих, - Перрен мотнул головой в сторону минивена, возле которого стояли двое его подчиненных, болтая о чем-то с Вейренком, - не допросишься. - Что, жадные? – хмыкнул Адамберг, доставая пачку. Перрен вытащил сигарету: - Не, дисциплинированные. Я им сам запретил. Твои, кстати, молодцы! Эта… Ретанкур, да? – волоком его притащила, представь, за шкирку. И шарфик вместо наручников, - Перрен хихикнул. Адамберг задумчиво глянул на него и полез во внутренний карман куртки: - А знаешь что… Если Бассе опять начнет бузить, пригрози заткнуть ему пасть вот этим. Только в руки не давай. И не потеряй. - Это что? – Перрен покрутил в руках небольшой серый сверток, туго замотанный в прозрачную пленку. – Шарф какой-то, что ли? - Ага. Меня им душили. Отбился. - Ничего себе, - хмыкнул Перрен и сунул сверток под мышку. – Да, так потерпевший-то жив? - Полчаса назад был жив, - ответил Адамберг. - Ему операцию делали. Сейчас – не знаю. - Ты меня хоть в курсе держи, - Перрен обернулся и махнул рукой, полицейские полезли в минивен. – Ладно, мы на базу. Удачи. - Удачи, - Адамберг наклонился, затер окурок о бордюр, покрутил его в пальцах. Прожектор погас, минивен подмигнул фарами и уехал. Вейренк подошел к машине: - А мы куда? Обратно в больницу или к нам? - Нет, - облокотившись на капот, Адамберг смотрел туда, где на асфальте по-прежнему были пятна, почти неразличимые в тусклом свете фонаря над крыльцом. – Мы – в отель «Галлия». - Без десяти двенадцать, - не столько возразил, сколько уточнил Вейренк. – Кто нас там ждет в такое время? - Не кто, а что, - комиссар открыл дверцу и положил окурок в пепельницу. – Луи, ты умеешь пересаживать деревья? Мексиканские апельсины. Или это кусты? Телефон в кармане пиджака Адамберга заверещал, как вспугнутая сойка. - Да, - сказал комиссар. Помолчал. – Ясно. Наши еще не подъехали? А сколько человек? Хорошо, тогда всем обратно в комиссариат, кроме вас с майором. Вы дежурите в палате, по очереди. Пускать только медперсонал. Нет, мы с Вейренком… в другую сторону. Потом расскажу. До связи. - Ретанкур? – спросил Вейренк. Адамберг кивнул: - Шато в реанимации. Состояние крайне тяжелое, прогноз неопределенный. Это врачи сказали. Палату взяли под охрану люди Мафоре, Ретанкур говорит – вроде нормальные. Но командуют там они с Дангларом. - Какие люди Мафоре? – в голосе Вейренка было изумление, близкое к негодованию. - Луи, все потом! – сказал комиссар. – Поехали. Вейренк открыл левую заднюю дверь и молча сел в машину. Отель «Галлия» оказался довольно симпатичным трехэтажным особняком с мраморными вазонами у входа. Адамберг толкнул крутящуюся дверь и вошел в вестибюль – пустой, но ярко освещенный. Вдоль стен стояли бежевые диванчики, с потолка свисала большая хрустальная люстра. За стойкой смотрел телевизор портье – светловолосый парень лет двадцати. При виде посетителей он выключил звук и с улыбкой поднялся: - Добрый вечер, господа, чем я могу вам помочь? Уткнувшись взглядом в два удостоверения – сразу посерьезнел: - Господин комиссар? Господин лейтенант? Что-то случилось? - Вы же новости сейчас смотрели? – спросил Адамберг, показав на телевизор. - Да, - парень растерялся. – Сказали, в Сент-Уане стрельба была, ранили кого-то… - Не «кого-то», а Франсуа Шато, - Адамберг, не скрываясь, наблюдал за лицом портье, на котором появилось выражение совершенно искреннего ужаса: - Мсье Шато? О Господи… Его что, убить хотели? За что? - Тот человек, который стрелял – сумасшедший, - сказал комиссар. – Чокнутый, больной на всю голову. Мы его задержали. - Ясно… - протянул портье. – Кошмар. Вот так живешь, никого не трогаешь, а потом какой-то псих… Он сильно ранен? Мсье Шато? - Сильно, - ответил Адамберг. – Он в больнице, в реанимации. Мне надо попасть в ваш зимний сад. Это его просьба, понимаете? Он говорил про мексиканские апельсины. Три мексиканских апельсина. Может, и бредил, но я должен проверить. Есть у вас такие? - Да, - портье уверенно кивнул. – Шуазии. Мсье Шато их сам сажал, где-то с месяц назад. А что с ними надо сделать? - Выкопать. Пресекая дальнейшие расспросы, комиссар демонстративно посмотрел на часы над стойкой: - Мсье, я должен как можно скорее вернуться в больницу. Где эти… шуазии? - Отступи чуть-чуть подальше, - сказал Вейренк. – Корни порубишь – потом не приживется. - Я не садовник, - проворчал Адамберг, окапывая уже третий куст заостренной лопаткой. – Стоп… Ты слышал? - Ага, - Вейренк рылся в мягком грунте голыми руками. – Есть. Что это за штука? - Раньше в таких леденцы продавали. Монпасье, – Адамберг подцепил крышку прямоугольной, почти плоской жестяной коробки. Внутри лежал пакет, завернутый в несколько слоев фольги и пленки. Комиссар сдирал их один за другим, беззвучно что-то приговаривая, пока наконец не извлек запечатанный конверт – предназначенный, как следовало из надписи изящным четким почерком, «Ж.-Б. Адамбергу, комиссару полиции 13 округа Парижа». - С ума сойти, - Вейренк присел на мраморный бортик небольшого декоративного фонтана. Адамберг дочитал письмо и отдал его Вейренку. Лейтенант опасливо глянул на ровные строчки:

Господин комиссар! То, что вы читаете это письмо, означает, с наибольшей вероятностью, что меня уже нет в живых, либо же мое местонахождение неизвестно и установить его не представляется возможным. Если с момента моей смерти или исчезновения прошло не более двух суток, у вас еще есть время. Отправляйтесь туда, где хранятся два образца из трех, использованных для генетической экспертизы, обратитесь к главному хранителю и с помощью того, что он вам даст, найдите мой ключ. Когда найдете – вернитесь на то место, где вы впервые узнали о заседаниях Общества. Заходите, чувствуйте себя как дома, единственная просьба – позвольте вашей деликатности взять верх над вашей любознательностью и воздержитесь от чтения корреспонденции, адресованной мне лично, в собственные руки. Часы желательно заводить, как и раньше, каждые сутки, хотя остановятся они не раньше, чем через три дня. Обязательно покажите ключ тому, чей прадед поменял в своей фамилии одну гласную. Возможно, он все-таки согласится им воспользоваться. Настоятельно призываю вас, господин комиссар, выполнить мои указания с точностью до запятой, не отступая от них ни на миллиметр. Уверен, что, обладая такими замечательными качествами, как пытливый ум, настойчивость и порядочность, вы сумеете принять верное решение и найдете ответы на все вопросы, не оставив ни единого белого пятна. Желаю удачи. Франсуа Шато, гражданин Французской Республики, единой и неделимой

- Ничего не понимаю, - почти простонал Вейренк, возвращая листок Адамбергу. – Что он хотел сказать? Нам жизни не хватит… - Подожди, подожди, - комиссар принялся ходить вокруг фонтана, не выпуская письма из рук. – Кое-что я понял. «Два образца из трех, использованных для генетической экспертизы» - это волосы и повязка, они находятся в музее Карнавале. Нам надо обратиться к главному хранителю музея. - Какая еще повязка? – Вейренк с силой зажмурился, тут же открыл глаза и глянул на Адамберга, словно хотел убедиться, что ему это все не снится. - Потом объясню, - сказал Адамберг. – Поехали. - Куда, в Карнавале? Пол-второго ночи. - А, тогда сначала позвоним. - Кому позвоним? - Фруасси, - комиссар выхватил телефон. – Алло! Лейтенант, мне нужен номер главного хранителя музея Карнавале. Домашний или личный мобильный. Срочно, немедленно. Спасибо. Адамберг сбросил вызов и с нетерпением уставился на экран. - Что за повязка? – спросил Вейренк. - Помнишь, Данглар рассказывал про казнь Робеспьера? - Помню. И? - Он был ранен в лицо. Его перебинтовали. Перед казнью Анри Сансон, палач, сорвал с него эту повязку и сунул себе в карман. А потом не смог выбросить. Такое, понимаешь… напоминание о своей оплошности. Он сделал человеку очень больно, причем без всякой необходимости. В общем, Сансон эту повязку сохранил и оставил в наследство своим потомкам. А Рене Левалле отдал ее Шато. - Ничего себе… - протянул Вейренк. – И что дальше? - В музее Карнавале есть прядь волос, считалось, что Робеспьера, но точно никто не знал. Сравнили с кровью, ДНК совпало, так что волосы действительно его. Вот это и есть «два образца из трех». - А третий? - А третий – Франсуа Шато, - ответил комиссар. – И он не потомок Робеспьера. Ты был прав… Телефон Адамберга издал тихий булькающий звук. - О, Фруасси молодец, - комиссар показал сообщение Вейренку. – Есть директор, и есть главный хранитель отдела коллекций. С кого начнем? - Давай с хранителя, - предложил Вейренк. Адамберг приложил телефон к уху: - Возьми трубку… Спит уже, естественно. Возьми, тебе гово… Алло! Мсье Этьен Ларош, главный хранитель музея Карнавале? Комиссар полиции Адамберг, тринадцатый округ. Извините, что беспокою в такое… В него стреляли, он сейчас в реанимации. У меня его письмо… Да, конечно. Куда? – Адамберг выдернул из кармана блокнот, схватил ручку, которую протягивал ему Вейренк, и что-то записал. – Буду минут через сорок. Что? Хорошо, мы приедем вдвоем. Благодарю, мсье Ларош. Запихнув в карман телефон и блокнот, Адамберг аккуратно вложил письмо Шато обратно в конверт: - Поехали. - Что он сказал? – Вейренк быстро шел рядом с Адамбергом по коридору гостиницы. - Сразу спросил: «Что-то случилось с Франсуа Шато?» Говорю – «ранен, в реанимации» - ну ты слышал. Он говорит – «приезжайте срочно»… назвал адрес, это в Пасси… «с письмом мсье Шато и желательно вместе с лейтенантом Вейренком». - Странно, - Вейренк нахмурился. – Я-то здесь причем? - Тебя трудно с кем-то перепутать, - пояснил Адамберг. – Поэтому Шато решил тебя использовать в качестве опознавательного знака. Дополнительного. Он же любит подстраховываться. - Мы за сорок минут не успеем, - сказал Вейренк, через ступеньку шагая по широкой короткой лестнице, ведущей в вестибюль. - Успеем, - Адамберг свернул направо, к стойке портье. - Господин комиссар? – парень вскочил. – Все в порядке? - Да, - ответил Адамберг. – Только там апельсины надо землей присыпать. Сделаете? - Конечно, - сказал портье. - А приживутся они обратно? – спросил Вейренк. Портье вздохнул: - Надеюсь. Адамберг развернулся и направился к выходу. Машина стояла у самого крыльца гостиницы. Комиссар сел за руль, Вейренк – рядом. - Погнали, - сказал Адамберг. Достал из-под сиденья мигалку и поставил ее на крышу. – Пристегнись. Улицы Парижа были почти пусты, и звук сирены разносился по ним, как заунывный крик ночной птицы. Адамберг вел машину молча, вжавшись в спинку кресла, и только иногда поглядывал на спидометр. - Ты сказал, что я был прав, - неожиданно произнес Вейренк. – В чем? - Когда сказал? - Перед тем, как пришла СМС-ка Фруасси. Ты рассказывал про повязку и волосы, и сказал, что я был прав. - А, да, - Адамберг прибавил газу и проскочил перекресток на мигающий зеленый. – Тогда, после первого заседания, ты сказал – «это он». Ты был прав. Это действительно он. Больше они не обменялись ни словом до самого Пасси.