Талая вода

В зале на первом этаже было почти пусто, только двое парней в рыбацких куртках пили пиво за длинным столом. Эггрун улыбнулась и помахала рукой из-за стойки. Адамберг махнул в ответ. Амадей подошел к хозяйке, поболтал с ней немного и подсел к комиссару, за столик в дальнем углу: - Салат, картошка с мясом, кофе и яблочный пирог. Вчерашний я с утра доел, извините. - Правильно сделали, - одобрил Адамберг. – Это Шато у нас может святым духом питаться. Но у него, видимо… особое устройство организма. Не берите с него дурной пример, вам голодать нельзя. - Господин комиссар, вы теперь мой личный диетолог? – состроил невинную мину Амадей. – Может, вы мне и упражнения какие-нибудь посоветуете? Тренажеры? Адамберг высоко поднял брови, но смолчал. Подошла Эггрун, поставила на стол поднос, чмокнула Амадея в макушку и вернулась за стойку. Комиссар положил себе картошки, Амадей взял ломтик пирога: - Вы спросили – «не проще ли было рассказать Анри?» Если бы вы спросили – «не пора ли?» - я бы с вами даже согласился, но «проще»… Нет. - А почему? – Адамберг потянулся к салатнице. - Господин комиссар, у вас есть что-нибудь такое, чем вы не хотели бы делиться? Ни с кем. Что-то очень личное. Мысли, чувства, мечты… Некоторое время Адамберг усердно жевал. - Есть, - ответил он, сделав пару глотков кофе. – Хорошо. Я вас понял. Но если бы Анри все-таки узнал – что в этом такого уж страшного? Или вы опасались… запятнать репутацию Шато? Но ведь между вами ничего нет и не было. Разговоры за шахматами. Кстати, вы с ним запирались? В этой комнате с камином? - Она вообще не запирается, - сдержанно оскорбился Амадей. Отложил пирог, вытер руки бумажной салфеткой. – На двери нет ни замка, ни щеколды. - И туда в любой момент мог зайти кто угодно? - Кто угодно – нет. А мсье Жерар – да. Он и заходил время от времени. Кофе нам приносил, чай. Конфеты. Как-то еще заехал один из членов Общества. Ненадолго. - То есть, посторонние люди вас не смущали? А отца вы боялись? – Адамберг покачал головой. – Мсье Мафоре, что за ерунда, вы взрослый человек! Амадей опустил глаза: - Для вас – может быть. А для Анри я так и остался больным ребенком. В обморок не падаю – уже хорошо, а что звезд с неба не хватаю – ну и невелика беда. Отец никогда не принимал меня всерьез. Говорил: «Карьеру ты, конечно, не сделаешь, так тебе и не надо – жить есть где, есть на что. Будешь вон лошадьми заниматься, трактаты свои средневековые переводить. Может, женишься все-таки годам к сорока, только не торопись, выбирай головой, а не чем-нибудь другим. С Виктором посоветуйся, если меня уже не будет. С доктором Фоше, с мсье Шато». Гибкие пальцы Амадея терзали салфетку, превращая ее в кучу мелких хлопьев: - Что я должен был на это ответить? Что никогда не женюсь, потому что… Замолчав на полуслове, Амадей обернулся. Франсуа Шато – в сером костюме-тройке и белоснежной рубашке с темным галстуком – беседовал о чем-то с Эггрун, облокотившись на стойку. Глянув на столик в дальнем углу, Шато с улыбкой поднял руку – то ли «доброе утро», то ли «не буду вам мешать» – забрал у хозяйки поднос с несколькими тарелками и не спеша направился к лестнице. Амадей сгреб обрывки салфетки, стиснул в кулаке: - Знаете, что он сделал бы? Анри? Если бы узнал, что я встречаюсь с Франсуа? Позвонил бы ему и сказал: «Мсье Шато, примите мои извинения – я понятия не имел, что Амадей злоупотребляет вашим терпением. Спасибо, что возились с ним столько времени. Больше он вас не побеспокоит». - Даже так… - сдавленно произнес комиссар. - Да, - Амадей разжал пальцы, и слипшийся комочек бумаги упал на стол. - Когда отец спросил, куда я ездил в пятницу, я просто онемел. Честно. Пытаюсь что-то сказать и не могу. Он говорит: «Пеллетье видел тебя в лесу, мы нашли мотоцикл. Куда ты ездил? Только не ври». И тут… Со мной что-то случилось. Я говорю: «Ты мне двадцать лет врал. Ничего? Ты бы и дальше врал, если бы не мадам Готье». Адамберг приподнялся, настороженно вглядываясь в лицо Амадея – побледневшее, с испариной на лбу: - Мсье Мафоре? - Мы не слушали друг друга, – Амадей перешел на сбивчивый полушепот. – Просто орали, оба. Хотя Анри на меня раньше никогда голос не повышал, я на него – тем более. Анри кричит: «Значит, это ты за мной шпионил? Кому ты сливал информацию? Во что ты впутался – наркотики, криминал? Тебя шантажировали? Я все равно узнаю, где ты был! И завод я дострою!» А я ему: «Хоть бы про нас с Виктором не скрывал! Сказал бы – Аделаида перед смертью призналась, что мы оба ее сыновья! Я был бы счастлив, что у меня есть брат! Я простил бы ее за ферму Тот! Я бы даже тебя простил – за то, что ты убил мою мать!» У Анри стало такое лицо… Как будто я его ударил. Он помолчал и говорит: «Да. Ты истинный сын Аделаиды. Унаследовал от нее самое главное. Красоту и лживость. Это и будет твое единственное наследство». Открыл сейф, достал завещание. Показал мне его и говорит: «Потому что от меня ты не получишь ни цента. Ни ты, ни Виктор. Все уйдет в фонд». Я говорю: «Делай, что хочешь. Мне плевать». И ушел. Он меня позвал – «Амадей!» Но я не остановился. Амадей перевел дыхание и повторил: - Я не остановился. Спускаюсь на первый этаж, Селеста с Виктором на кухне сидят. Мы пошли к Виктору в павильон… - А почему он жил там, а не в доме? – перебил комиссар. Амадей почесал бровь: - Не знаю, как-то сразу так повелось. Ему там нравилось. - А вы где жили? - В доме. У меня было две комнаты, рядом со спальней Анри. - Ясно, - комиссар положил себе еще картошки и подбодрил Амадея кивком. - В общем, мы пришли к Виктору, я рассказал про нашу ссору с Анри… - Насколько подробно рассказали? – уточнил Адамберг. - Как вам сейчас. Виктор хотел пойти к отцу, Селеста его не пустила – не надо, говорит, еще хуже поругаетесь, подожди до завтра. Слышим – мимо дома кто-то галопом пролетел. Селеста говорит: «Ну вот, он кататься поехал. Пусть успокоится, утром разберетесь. Все будет хорошо». Меня начало знобить. Селеста предложила сделать мне укол, я отказался. Доминик меня с запасом лекарствами накачал. Виктор хотел отвести меня в дом, я говорю – не пойду, лягу спать в другом павильоне. Он был как бы гостевой, к Анри иногда приезжали знакомые на пару дней – ученые, преподаватели… - Селеста умеет делать уколы? - Да. У нее диплом медсестры. Анри ее поэтому и на работу взял, когда я был маленький. - А-га… - комиссар ненадолго задумался. – Это интересно. И? - Селеста мне постелила во втором павильоне и ушла. А Виктор сидел со мной, пока я не заснул. Я попросил его не выключать свет, мне так спокойнее было. Утром проснулся рано, около восьми. Захожу к Виктору, он только что встал. Говорю – ты к Анри ходил? Он говорит – нет еще, давай вместе. Поднялись, я стучу. Тишина. Я открываю дверь и… Амадей замолчал, явно собираясь с духом. - Мсье Мафоре, - мягко сказал комиссар. – Я понимаю, что вам неприятно лишний раз об этом вспоминать. И тем не менее: что вы увидели, когда зашли в кабинет? - Я не заходил, я стоял на пороге. Увидел сначала открытый сейф, потом Анри. Он сидел в кресле, за столом, голова откинута назад, во рту – дуло ружья. Тут Виктор захлопнул дверь и отвел меня вниз, в гостиную. Сам вколол мне… что надо было вколоть. Вовремя, я уже задыхаться начал. Набрал Селесту, говорит – «Анри застрелился, Амадею плохо». Позвонил Рольбену, тот говорит: «Ничего не трогайте, вызывайте жандармов, скажите – самоубийство. Накануне сильно поругался с сыном, Амадей хотел жить в Париже, Анри его не отпускал. Это пусть Селеста скажет – якобы случайно слышала, а вы с Амадеем подтвердите. Про Алису Готье – ни слова». - У Селесты есть мобильник? - Да. Только он у нее не всегда с собой. - И где она была? - У себя в хижине. В общем, Виктор позвонил Селесте, Рольбену, жандармам и Пеллетье… - А Пеллетье где был? - На конюшне. Он спал еще. Виктор ему – «Анри застрелился, сейчас полиция приедет. Спи дальше, ты ничего не знаешь, что знал – забыл, и меня ты вчера не видел». Я не понял, что он имеет в виду, но я в тот момент плохо соображал. Прибежала Селеста, Виктор нам объясняет, что надо сказать полицейским, я вроде слышу, что он говорит, но все как во сне. Заходят жандармы. Двое. Один остался в гостиной, со мной и Селестой, второй с Виктором пошел наверх. Взяли с нас показания… Амадей потер лоб кулаком: - Селеста заявила, что вечером мы с Анри поскандалили. Меня спросили, в чем была причина ссоры, я как ляпну – «завод». Виктор говорит – «конезавод, мы тут лошадей разводим, но Амадей не хотел этим заниматься, он хотел отдельно жить, в Париже, а мсье Мафоре был против». Я подтвердил. - Вас что, вместе опрашивали? - Виктор заявил, что не оставит меня без присмотра, потому что я плохо себя чувствую и принял успокоительное. По мне было видно, что я вот-вот отключусь, да я и отключился через несколько минут – прямо в гостиной, на диване. Правда, смывы с рук мне сделать успели – эксперты как раз подъехали. Жандармы больше не стали меня трогать, сходили на конюшню к Пеллетье. Тот говорит – «Патрон ночью ездил на Гекате, вернулся часа в три, я лошадь расседлал и лег. Больше ничего не слышал, не видел, не знаю». Они забрали тело Анри, ружье - и уехали. Я проспал… - Мсье Мафоре, прошу прощения, - комиссар положил вилку. – Что вы можете сказать об оружии, из которого был убит ваш отец? - Гладкоствольное ружье, двенадцатого калибра. Старое, с ним еще отец Анри на охоту ходил. - Где и как оно хранилось? - В разобранном виде, в сейфе. И патроны там же. Пули, дробь, картечь. - Как запирался сейф? - На два обычных замка и один кодовый. И, упреждая следующий вопрос комиссара, Амадей добавил: - Ключи были только у Анри. Код, кроме него, никто не знал. Комиссар почесал подбородок: - Он мог оставить сейф открытым в тот вечер? После разговора с вами? - Думаю, мог, - сказал Амадей. – Отец был совершенно… не в себе. В общем, я проспал несколько часов. Просыпаюсь от того, что Виктор меня трясет – вставай, говорит, Рольбен приехал… - Мсье Мафоре, - Адамберг отодвинул пустую тарелку. – Между вашим приступом вечером в понедельник и вашей ссорой с отцом явно что-то произошло. Я понимаю, вы были не в том состоянии, чтобы следить за событиями, но потом-то вы обо всем узнали. Куда Анри уехал из Шато-де-Гарш… в среду днем, я правильно помню? И почему вы не едите ничего? - Не могу, - Амадей взял чашку с кофе, отхлебнул и поморщился. – А произошло много всякого, тут вы правы. Во вторник, около восьми вечера, Анри позвонил Рольбену, рассказал про письмо Алисы и про наш с ней разговор. Рольбен направил к мадам Готье своих людей, но ее уже… не было в живых. В среду, после обеда, Рольбен получил первые материалы следствия – протокол осмотра места происшествия, фотографию знака и показания Бушара. Он позвал Анри к себе на виллу, сказал, что Алису убили. Показал знак, спросил, что это может означать. Отец сказал, что не знает, но подумает. Поехал в Брешь и устроил там разнос. Лучше бы он в клинику вернулся… - Кому он устроил разнос? - Охране, Селесте и Пеллетье. - И на какую тему? - На тему «кто из вас шпион». - Почему ваш отец считал, что за ним шпионят? - Потому что в Крёзе постоянно происходили странные вещи. Как будто кто-то специально мешал строить завод и проводить эксперименты. - Шато мне рассказывал. Фура опрокинулась, лаборатория сгорела… - Да, - кивнул Амадей. – И прочее в том же духе. Это началось года два назад. Отец несколько раз полностью сменил домашний персонал – у нас была горничная, кухарка, шофер, садовник и двое разнорабочих – а прошлой осенью рассчитал всех, кроме Селесты и Пеллетье, ну и Виктора, конечно. Им он доверял. Но неполадки все равно продолжались – не одно, так другое... В начале апреля отцу прислали фильтрационную установку. Уникальную, по его проекту собирали. В четверг ее привезли во Францию – морем, из Штатов; во вторник должны были доставить в Крёз. Машиной частной транспортной компании, с вооруженной охраной. Но в понедельник утром отцу позвонили и сказали, что ночью на складе этой транспортной компании коротнула проводка, внутренняя обшивка ангара загорелась и пострадало несколько контейнеров, в том числе и с установкой. Анри был в отчаянии. Тут приходит Виктор с письмом Алисы… - И у мсье Мафоре на какое-то время появились более важные проблемы. - Да. Но когда он вернулся от Рольбена… Как сказал Пеллетье – «орал он так, что все вороны разлетелись». Отца никто раньше не видел в таком состоянии. Его все это сильно выбило из колеи, конечно – сгоревшая установка, письмо Алисы, мой приступ, потом убийство… В общем, он набросился сначала на охрану – «у меня ценная информация уходит на сторону, тут шпионы гуляют, как у себя дома, а вы непонятно чем занимаетесь». Охрана ему доложила, что никто посторонний на территорию не проникал, но Пеллетье в последние пару недель часто гуляет в лесу, за периметром. Отец в него как вцепится… Что, говорит, по тюрьме соскучился? Мало тебе тех денег, которые ты у меня крадешь, ты за мной еще и шпионишь? Пеллетье не выдержал и говорит – «Амадея лучше спросите, куда он в пятницу ездил». - То есть, Пеллетье знал, что вы куда-то уезжали в ту пятницу? - Да. Он вечером бродил по лесу – не из-за меня, у него там… свои дела были… - Что еще за дела? Амадей помялся и буркнул: - Он поросят искал. - Каких поросят? – озадачился комиссар. - Дикие кабаны сейчас как раз приплод приносят, - пояснил Амадей. – С марта по май. Пеллетье хотел найти логово, забрать одного поросенка и вырастить из него такого же кабана, как Марк. Дрессированного. Своего личного. Он все пытается с Марком подружиться, а тот его не любит. Может, потому что от него мазью пахнет, не знаю. Кстати, Марк почти поправился, мне вчера ветеринар звонил из Бреши. В общем, Пеллетье увидел, как я подъезжаю на мотоцикле. Я его не заметил, мотоцикл спрятал и пошел Марка искать. Он за мной пытался проследить, но не смог. Дошел до Бреши и увидел, как я выхожу из хижины Селесты. Пеллетье не собирался ничего рассказывать отцу – он подумал, что я роман завел с кем-то из местных, из Мальвуазина или Сомбревера, и ездил на свидание тайком… Но когда Анри начал на него орать, он быстро раскололся. - Пеллетье? Раскололся? – изумление в голосе Адамберга достигло предельно допустимой концентрации. Амадей хмыкнул: - Он отца очень уважал, даже побаивался. Хотя иметь свой маленький гешефт ему это не мешало. Анри был уверен, что Пеллетье нечист на руку, но закрывал на это глаза до поры до времени. Потому что с лошадьми он умеет обращаться, как мало кто. Пеллетье – прирожденный лошадник. - Уважал, побаивался и обкрадывал, - Адамберг скептически сморщил лоб. – Как ему это удавалось? - Он еще и барышник до мозга костей, - улыбнулся Амадей. – Пеллетье не может не торговаться, это его главный жизненный принцип, можно сказать – природа. А против своей природы не пойдешь. Он мне как-то сказал – «я и с Богом на Страшном суде буду торговаться, и с дьяволом в аду». Так что Пеллетье не завышал цены, наоборот – он их сбивал. Но в счет ставил полную стоимость, а разницу – себе в карман. Честно сторговал – не украл, он Анри так и заявил. А про меня он не стал бы говорить, но когда понял, что дело серьезное и Анри по-настоящему в бешенстве, решил, что лучше не молчать. Они пошли в лес, нашли мотоцикл. Это старый мотоцикл Виктора, он его якобы продал шесть лет назад. Отец помчался к Селесте – ты должна знать, куда ездил Амадей, говори. Селеста в слезы… - А она знала? - Нет, - покачал головой Амадей. – То есть, знала – что каждую вторую пятницу я езжу в Париж на мотоцикле, но зачем и к кому – понятия не имела. Для всех я в это время был у нее, меня там никогда не искали. Я приходил в ее хижину, переодевался и уходил с Марком. Возвращался тоже с Марком. Сказал Селесте, что я за ним прячусь, и так мы проходим мимо камер. Анри почувствовал, что она что-то скрывает, начал на нее давить. Селеста рассказала только про одну предыдущую пятницу, раз уж Пеллетье все равно нас видел – что я к ней поздно вечером пришел, и от меня бензином пахло. Про Марка не говорила. Анри еще раз поставил на уши охрану, те клянутся и божатся – Амадея в пятницу не видели, Марк вот лазил несколько раз туда-сюда. Отсмотрели кадры с Марком, меня не заметили. Анри звонит Рольбену… - Это вечер среды, правильно? – уточнил комиссар. - Да. Часов девять. Звонит Рольбену, говорит – так и так, в воскресенье мою установку на складе спалили, а в пятницу, как выясняется, Амадей куда-то ездил на мотоцикле Виктора. Куда – никто не признается, как прошел через периметр – тоже непонятно. Вокруг меня что – одни шпионы? Сын, секретарь, охранники? Рольбен ему говорит – успокойся. За охрану я ручаюсь, Амадей с Виктором пусть побудут у Доминика, ничего им пока не говори. Я завтра утром приеду со специалистами, всех допросим, видео пересмотрим, следы в лесу поищем, по светлому. Отец согласился, что лучше дождаться утра. Но потом выпил – он так много виски обычно не пил, честно – и решил… сам со мной разобраться. Позвонил Виктору и велел возвращаться в Брешь. Может, если бы он не пил, мы бы не поругались, не наговорили друг другу черт знает чего и… - Кстати, о виски. Зачем Селеста забрала бутылку и стакан? Амадей печально вздохнул: – Не хотела, чтобы Анри ославили пьяницей. Журналисты. Мы ей потом сказали – «Селеста, ну зачем? Все равно же анализ сделали». - А когда она их забрала? - То есть – когда? – не понял Амадей. – В четверг утром. - Да, но в какой момент? Вы сказали – «прибежала Селеста, Виктор начал нам объяснять, что надо сказать полиции». Она выходила из гостиной до приезда жандармов? - Не помню, - Амадей нахмурился. - Кажется, не выходила. - А кто открыл им ворота? - Виктор. Комиссар покрутил в руках ложечку: - Получается, Селеста сначала поднялась на второй этаж, и только потом зашла в гостиную, где были вы с Виктором? Зная, что вам очень плохо? Мне это кажется странным. Амадей поджал губы. Комиссар не отставал: - Когда вы разговаривали с отцом – вы видели в его кабинете бутылку или стакан? - Да, на столе. И стакан, и бутылку с виски, полупустую. - А утром – видели? - Нет, - мотнул головой Амадей. – Но я мог и не заметить. - А Виктор? - Он тоже не видел. - То есть, вы не можете утверждать, что утром, когда вы заглянули в кабинет, бутылка и стакан были там? - Мы не можем утверждать, что их там не было. Адамберг хмыкнул: - Я смотрю, общение с Шато для вас даром не прошло. Или это уже влияние Рольбена? А, ну так да: Рольбен приехал в Брешь – и? - Для начала он всех допросил. - Допрашивает полиция, - сухо бросил комиссар. - А также прокуроры, адвокаты, судьи, - в тон ему ответил Амадей. – У Рольбена есть опыт ведения допросов, поверьте. Я имел возможность в этом убедиться. Меня он вызвал первым… Амадей зябко потер ладони: - Спрашивает: «Мсье Мафоре, вы уезжали из Бреши в прошлую пятницу, на мотоцикле?» «Да», говорю. «Куда?» Я говорю – «В Париж». «Зачем?» Говорю: «Мсье Рольбен, клянусь вам – это личное и с делами отца не связано никак. Виктор может подтвердить». Рольбен говорит – «А мсье Шато вы в этом поклянетесь?» Я говорю – «да». Рольбен подумал и говорит: «Хорошо, но мне нужно знать, как вы прошли периметр. Это вопрос безопасности. Если это смогли сделать вы, это может сделать и кто-то еще». Я говорю – «мсье Рольбен, никто другой этого сделать…» - Подождите, подождите! – опомнился Адамберг. – Вы хотите сказать, что Шарль Рольбен – который, по вашим словам, из кого угодно может душу вытрясти – просто поверил вам на слово? - Вы, конечно, не обязаны оказывать мне ту же любезность, - Амадей вздернул подбородок, - но это правда. Рольбен не стал выяснять, зачем я ездил в Париж. Ни у меня, ни у Виктора. Но про Марка мне пришлось ему рассказать. И он не смеялся. Адамберг посмотрел в сторону стойки, громко кашлянул, встретился взглядом с Эггрун и постучал по своей пустой чашке. - После меня он вызвал Виктора, потом Селесту и Пеллетье, а потом взялся за охрану, - продолжал Амадей. – Рольбен привез с собой команду экспертов, человек шесть. Они чуть ли не под микроскопом исследовали Брешь и прилегающую территорию. Обыскали дом, оба павильона, конюшню, гараж, хижину Селесты – кстати, никакого стакана там не было. И кабинет Анри, разумеется. С особой тщательностью. Знак на обивке стола они нашли, но само по себе это ничего не давало. Про Алисину брошь тогда еще никто не знал. - Брошь в форме буквы «Н»… - Адамберг водил пальцем по столу. – Если наклонная черта изображает застежку, то… Похоже, похоже. Вполне вероятно. - Я бы сказал – намного вероятнее, чем гильотина с двумя ножами, - с плохо скрытым сарказмом сказал Амадей. – По крайней мере, буква «Н» - первое, что приходит в голову большинству нормаль... - И куда же делась эта брошь? – перебил Адамберг. – Убийца Алисы Готье забрал ее с собой? На память, что ли? Особой ценности она не представляла – серебряная, правильно? - Чистое серебро, - подтвердил Амадей. – Безо всяких вставок. - То есть, почти ничего не стоит. А как появился знак на столе Анри? - Да наверняка отец его сам и нарисовал, примерно как вы сейчас, - и Амадей кивком указал на столешницу. – Только не пальцем. Скрепкой, скорее всего. Пока не появился Виктор, Анри вечно писал на каких-нибудь… неподходящих поверхностях. Была у него такая привычка. Он однажды химическую формулу на багажнике своей машины нацарапал камешком. Чтобы не забыть. Рольбен же просил его подумать, что может означать этот символ. - Но если знак действительно изображает пропавшую брошь Алисы - как он появился у Брегеля? Гонсалес - допустим, но Брегель-то тут при чем? Амадей молча пожал плечами. Подошла Эггрун, поставила перед комиссаром и Амадеем по чашке свежего кофе и унесла лишнюю посуду. Комиссар сделал глоток: - Так стакана в хижине Селесты, говорите, не было? - Нет. - И где он был? - Селеста потом сказала, что спрятала его в лесу. А когда вы приехали, решила перенести в свой домик и закопать. Говорит – «я как чувствовала, что эти полицейские ко мне заглянут, так я подумала, пусть уж заодно что-нибудь и найдут, порадуются – зря, что ли, колесами крутили от самого Парижа». Адамберг поперхнулся кофе и сказал, прочищая горло: - Что же ваши… супер-эксперты… его раньше не обнаружили? - Лес большой, господин комиссар, - развел руками Амадей. – А Селеста там знает каждый кустик. - И зачем ей вообще нужен был этот стакан? Она могла его помыть и оставить на кухне, никто бы и не отличил его от других. - Говорит – на память. Об Анри. - Нет, Селеста все-таки со странностями, - пробормотал комиссар, качая головой. – Стакан, картины эти одинаковые… сколько их у нее? - Несколько сотен, точнее не скажу. Для Селесты это просто развлечение, хобби. Она знает, что художницы из нее не выйдет – например, портреты рисовать она никогда даже и не пробовала. Адамберг снова закашлялся: - Прошу прощения. То есть, люди Рольбена нашли знак… - Знак-то они нашли, - Амадей вдруг обнаружил перед собой чашку с кофе. Попробовал, положил еще ложку сахара, тщательно размешал. – А завещание – нет. Откинувшись на спинку стула, Адамберг уставился на своего визави. - Оно исчезло, - Амадей осторожно сделал небольшой глоток. – Бесследно. Его не было нигде – ни на столе, ни в столе, ни в сейфе. Ни в кабинете, ни в других помещениях, ни на конюшне, ни в лесу… Ни обрывков, ни пепла. Ничего. - А вы его последний раз видели во время ссоры с Анри? - Да. Он держал его вот так, - и Амадей выставил перед слегка согнутую в локте руку, соединив кончики пальцев. – Протянул его мне, практически в лицо сунул. Я сказал – «делай, что хочешь» и ушел. Что было дальше – я не знаю. Комиссар задумчиво побарабанил по столу: - Мсье Мафоре. Когда ваш отец сказал – «ты ничего не получишь, все уйдет в фонд» - что он имел в виду? - Существует трастовый фонд, - начал объяснять Амадей, - который управляет основной частью состояния Анри. А самим этим фондом управляет консалтинговая компания, которая создана отцом и ведет все его дела. Там профессионалы высшего класса – финансисты, юристы, аналитики. Отец их подбирал вместе с Рольбеном. Собственно, этим они и занялись сразу после того, как Анри пришел в Общество. Амадей усмехнулся: - Вы же не думаете, что пятьдесят миллионов евро – это стопки купюр в сейфе? Нет, это ценные бумаги – например, контрольный пакет акций в одном агрохолдинге – коммерческая недвижимость, долгосрочные инвестиции, роялти… Анри много получал и много тратил. Кроме собственных исследований, он финансировал и чужие. Платил стипендии талантливым студентам, выделял средства на деятельность Общества и Бюро. Активно участвовал в благотворительности. - Вы сказали, что отец не принимал вас всерьез. И тем не менее, вы знали о существовании Бюро… - Да ничего я не знал, пока он не погиб, - Амадей залпом выпил свой кофе. – Ну, почти ничего. Я знал, для чего нужен завод в Крёзе. Знал, что Анри разрабатывает проект новых экологических стандартов. Знал про охранное агентство Рольбена. Но я понятия не имел… Амадей помолчал и тихо добавил: - Насколько сложную и опасную жизнь на самом деле ведет Франсуа. Комиссар поерзал на стуле: - Значит, в случае смерти Анри его состояние должно было перейти к вам – при условии, что вы достроите завод в Крёзе. Так было составлено завещание – то, которое пропало, правильно? Осталась только копия у нотариуса. - Да, - кивнул Амадей. – Там, на самом деле, оговорено множество тонкостей – Анри очень хорошо подстраховался, чтобы оставить деньги в моих руках, но под контролем опытных и честных специалистов. При желании он мог, конечно, в любой момент передать все свое имущество в трастовый фонд, а меня исключить из списка бенефициаров. Но по правде говоря, я не думаю, что он действительно изменил бы завещание. Мне кажется, он сказал это просто… сгоряча. - Вот только мы этого уже не узнаем, мсье Мафоре. Адамберг оперся локтями на стол и чуть привстал: - В ту ночь, со среды на четверг, в Бреши было как минимум три человека, которые знали, что отец пригрозил лишить вас наследства. Вы, Виктор и Селеста. Правильно? А если Анри рассказал об этом Пеллетье, когда брал лошадь на конюшне, после разговора с вами – то все четыре. - Пеллетье это отрицает, - выпалил Амадей. - Плевать, что он там отрицает, - проворчал Адамберг. – Кстати, что Виктор велел ему «забыть» - по телефону, перед приездом жандармов? Амадей помялся: - Виктор ходил на конюшню, после того как я уснул. Хотел встретить там Анри и поговорить с ним, но отец еще не вернулся. Пеллетье начал рассказывать Виктору, что было в среду вечером… Они разговаривали в комнате над конюшней. Слышат топот Гекаты и голос Анри – «Фабрис, забери ее!» Виктор хотел выйти, Пеллетье ему говорит: «Да не трогай ты его! Он пьяный – не слышишь, что ли? Пусть проспится». Ну и Виктор ушел обратно к себе в павильон. А утром, когда звонил Пеллетье, намекнул ему, чтоб не рассказывал жандармам лишнего – про меня, про мотоцикл, про их ночной разговор. Но Пеллетье и так не стал бы. - Не сомневаюсь, - процедил комиссар, развалившись на стуле. – Ваша славная маленькая компания стоит друг за друга горой. В ту ночь вас было пятеро, а к утру осталось четверо. Это показала рольбеновская проверка? Да, мсье Мафоре? Что в ночь со среды на четверг посторонних в Бреши не было? Я прав? - И кого из нас вы подозреваете? Всех? – Амадей положил руки перед собой, сцепив пальцы. – Ну так арестуйте тогда меня. Арестуйте! Я идеальный подозреваемый, верно? Это меня хотели лишить наследства, это я был в шоке от того, что узнал о своей матери, и с нервами у меня не все в порядке. Виктор не способен на убийство из-за денег, Пеллетье если бы и убил, то не так, Селеста мухи не обидит… - А божью коровку? – спросил вдруг комиссар. Амадей дико посмотрел на него, вздрогнув всем телом. Адамберг плавно развел в стороны раскрытые ладони: - Мсье Мафоре, успокойтесь. Я пока никого ни в чем не обвиняю. И не намерен спешить с выводами. Кстати, сколько сейчас времени? Во взгляде Амадея появилось недоумение: - У вас двое часов на руке. - Они не ходят, - сознался комиссар. - Ни одни? - Ни одни. Амадей фыркнул: - А со странностями, значит, Селеста… - вытащил из кармана джинсов мобильник, глянул на экран. - Половина двенадцатого. - Предлагаю прогуляться, - Адамберг встал. – Вы не против? - Нет, - сказал Амадей, тоже вставая. – Только там холодно. - Ну так пойдемте, оденемся.