Талая вода

— Vous affabulez, commissaire. — Là, dit Adamsberg en posant un doigt sur le thorax de Château. Vous les portez là, en médaillon. Et alors, IL entre. Il évacue François Château corps et âme, et il revient, et il existe, seul, sans vous. Château tendit une main pour demander une cigarette, sans plus s'étonner à présent de leur aspect. — À quoi bon se cabrer encore ? dit Adamsberg en lui donnant du feu. L'histoire s'achève. — En quoi cela vous importe-t-il ? Que ces dents existent ou non ? Que je les porte ou non ? Qu'IL entre ou non ? Quel intérêt ? — L'intérêt peut s'appeler ce « François Château corps et âme ». Qui finira dévoré par Lui, et pourquoi pas d'ailleurs ? Mais ce soir, je ne supporte plus les dévorations, je suppose.

Fred Vargas "Temps glaciaires"

Когда Адамберг прошел на посадку, Данглар еще какое-то время постоял один в просторном холле, сжимая в руке трубку Селесты и всех божьих коровок, которые к ней прилагались. Он хотел дождаться взлета. Там сейчас весна, там растет трава, прямая и зеленая. Майор смотрел на часы. Девять сорок. Данглар покачал головой. Самолет взлетел и взял курс на остров Гримсей.

Фред Варгас, «Холодное время»

Глава I

Двумя днями позже, в понедельник, около восьми вечера, по широкому и ярко освещенному коридору шел худощавый человек небольшого роста. Он был одет по моде конца восемнадцатого века – оливковый фрак, батистовый галстук с пышным бантом, шелковый жилет цвета слоновой кости, бледно-желтые панталоны длиной чуть ниже колена, белые чулки и черные туфли без пряжек, зато с каблуками. Голову человека в оливковом фраке украшал тщательно завитый парик, лицо было сильно напудрено, цвет глаз – неразличим за зеленоватыми стеклами очков. Человек спешил, каблуки стучали по мраморному полу. Подойдя к высоким двустворчатым дверям, он остановился, перевел дыхание и взялся за витую бронзовую ручку. - Гражданин Робеспьер! Человек в оливковом фраке замер, медленно опустил руку и обернулся. - Добрый вечер, господин комиссар, - сказал он. – Чему обязан? И что за маскарад? Прошу прощения. - Почему маскарад? – его собеседник, одетый в похожий костюм, только темно-коричневый, непритворно удивился. – То есть, ваш наряд вас не смущает? А что не так с моим? - Я – это я, - ответил человек в оливковом фраке. – Я знаю, кто я и зачем я здесь. Для вас же все происходящее – не более, чем нелепый спектакль, в котором вы никогда не приняли бы участия просто из интереса или ради удовольствия. Это заставляет меня сделать вывод, что вас привела сюда необходимость, и мне хотелось бы знать, какая. - Привела, да. Необходимость, - ленивый, немного протяжный голос дрогнул от раздражения, словно стоячая вода пошла рябью от ветерка. – Мне надо задать вам один вопрос. - Всего один? - Для начала – один. - Я слушаю. - Что вы зарыли под тремя мексиканскими апельсинами, мсье Шато? Франсуа Шато вытащил из кармана фрака свернутые в трубочку листки бумаги: - Я смогу дать вам ответ через два с половиной часа в «Кафе игроков». Вас устроит, мсье Адамберг? - Вполне, - Адамберг кивнул. – Главное, не забудьте переодеться, а то в таком виде вы будете вызывать… нездоровый интерес. - Мне, увы, не привыкать, - сказал Шато. – Закажите себе кофе по-ирландски, только обязательно с абрикосовым ликером. - Это же отрава какая-то! – запротестовал комиссар. - Вам так понравится, что вы и не заметите, как допьете до дна, - Шато глянул через плечо на двустворчатую дверь. – Простите, я не могу заставлять себя ждать. - Ну да, не король же вы, в самом-то деле, - Адамберг поправил жабо и изобразил нечто похожее на поклон. – Не смею более задерживать… гражданин. Шато, не ответив, повернулся к собеседнику спиной и с усилием потянул на себя бронзовую ручку. Без двадцати одиннадцать Адамберг вошел в «Кафе игроков». Его персональный маскарад продолжался: вместо привычного черного комиссар был одет во все светлое. На нем были серые джинсы, голубая рубашка, бежевый плащ и серая шляпа, надвинутая почти до бровей. Несмотря на довольно поздний час, свободного места в зале не нашлось – за всеми столиками сидели люди, которые пили кофе, играли в шахматы и шашки или просто о чем-то разговаривали. Не снимая шляпы, комиссар подошел к стойке. - Мне, пожалуйста, кофе по-ирландски, - сказал он хозяину, полноватому мужчине с первой сединой в темных курчавых волосах. – Только не с виски, а с абрикосовым ликером. Хозяин кивнул. - Это мой фирменный рецепт, вы оцените. Как допьете, идите вон туда, - он повел глазами в сторону, - мимо туалетов, до конца, налево и еще раз до конца. Там белая дверь. Перед Адамбергом появился высокий бокал с пышным облаком взбитых сливок поверх густого темно-коричневого напитка. Комиссар осторожно сделал глоток. Потом еще один. Не прошло и минуты, как бокал опустел. Хозяин довольно ухмыльнулся: - Я же сказал - вы оцените. Он взял у Адамберга десять евро, повозился в кассе и высыпал на стойку кучу монет, в которой почти затерялся маленький никелированный ключ. Комиссар небрежно сгреб мелочь и направился к боковому выходу из зала. Белая дверь закрылась за спиной Адамберга, замок мягко щелкнул. Впереди был коридор, узкий и очень длинный, уходящий куда-то в полумрак, справа – еще одна дверь, наполовину открытая. Оттуда лился неяркий теплый свет. Адамберг осторожно заглянул. В маленькой комнате не было окон, зато был камин, и в нем горел огонь. Напротив камина стояли диванчик и кресло – старинные, с гнутыми ножками и бархатной обивкой; сбоку от кресла – торшер с желтым абажуром. Центр комнаты занимал круглый столик, к которому были придвинуты два стула. На столике стояла шахматная доска с недоигранной партией. В кресле сидел Франсуа Шато. Вместо фрака и панталон на нем был серый костюм-тройка с белой рубашкой и темным галстуком. Лысина на макушке, окруженная редкими каштановыми волосами, слегка поблескивала в свете торшера. - Проходите, господин комиссар, - сказал Шато, глядя прямо перед собой и даже не пытаясь приподняться. Адамберг вошел в комнату, взял один из стульев, развернул его и уселся лицом к Шато. Тот все так же смотрел в никуда остановившимся взглядом. Он был очень бледен без всякой пудры, голубые глаза казались выцветшими. - Мсье Шато, я вас слушаю. - Под тремя мексиканскими апельсинами, – медленно, негромко заговорил Шато, – было спрятано то, что должно было помочь сохранить мое доброе имя, если бы… со мной что-то случилось. Но, поскольку я жив – и на свободе – под шуазиями больше ничего нет. Только земля и корни. Я вас не обманываю, господин комиссар. - Возможно, – сказал Адамберг. – Но это не ответ. - А это и не допрос, – Шато в упор посмотрел на Адамберга. – Хотите знать больше – вызывайте меня повесткой в комиссариат. Я приду. - Я всегда хочу знать больше, чем люди готовы мне рассказать, – Адамберг вытянул ноги и сдвинул шляпу на затылок. – Работа такая. Но вызвать вас в комиссариат я не могу. - И почему же? - Потому что я в отпуске. И вообще не в Париже. - Ах, вот оно что… Отпуск – это замечательно. Должно быть. Я уже плохо помню, что это такое. И где же вы проводите отпуск, господин комиссар? - На острове Гримсей, – ответил Адамберг. - И как там сейчас, на Гримсее? - Весна, – комиссар улыбнулся. – Плюс четыре. Настоящая жара, по мнению местных жителей. Я показал им фотографии Гонсалеса, Брегеля и Берье. Примерно десятилетней давности. Шато протянул руку и тронул кисточку на абажуре торшера. Кисточка закачалась. Шато вздохнул: - И они сказали, что впервые видят этих людей. - Вы знали, – Адамберг, склонив голову к плечу, разглядывал своего собеседника, словно некий диковинный предмет, устройство и назначение которого были для него загадкой. - Я был уверен. Это не одно и то же. - Да, разница существенная, – комиссар поднялся, взял стул и задвинул его под столик. – Хватит морочить мне голову, мсье Шато. Четыре человека убиты, и убийца до сих пор не найден. Ведь это не Рольбен? Хотя его-то как раз на Гримсее опознали... - Это Рольбен, – Шато тоже встал. – Но не он один. Ему совершенно незачем было убивать Алису Готье и Анри Мафоре, да и Жана Брегеля тоже. - А вы знаете, кто их убил? – быстро спросил Адамберг. - Нет, – Шато покачал головой. – К сожалению, господин комиссар, на сей счет я не могу с вами поделиться даже подозрениями, потому что у меня их нет. - У вас – и нет подозрений? – Адамберг хмыкнул. – Я думал, что уж этого добра у вас всегда хватает… учитывая, кто вы такой. - И кто же я такой? – поинтересовался Шато, заложив руки за спину. - Мсье Шато, перестаньте. Посмотрев на вас сегодня в Сент-Уане, я окончательно убедился, что вы его потомок. - Чей потомок? - Неподкупного. Максимильена Робеспьера. - Повторяю в последний раз: я не потомок Робеспьера, – голос Шато напоминал скрежет мела по доске, причем казалось, что этот мел вот-вот раскрошится. – Господин комиссар, сколько можно! И какое это имеет отношение к делу, скажите мне, наконец? - К делу? – спросил комиссар, сосредоточенно изучая расстановку шахматных фигур. – К убийствам Анжелино Гонсалеса, Алисы Готье, Анри Мафоре и Жана Брегеля? Трое из пятерых жертв, считая недодушенного Берье, никогда не были на Лисьем острове, где съели Аделаиду Мафоре и Эрика Куртелена. Зато все пятеро были членами Общества, главой которого являетесь вы. Главой, сердцем, душой. Объектом преклонения и ненависти. Похоже, что дело – в вас, что это дело – и есть вы, гражданин… Шато. И комиссар взялся за белую ладью. - Не трогайте, – тихо, но очень решительно сказал Шато. Адамберг поставил ладью на место: - Белый король под угрозой шаха. Вы какими играете? - Всеми сразу, – ответил Шато. - Вот именно, – Адамберг оперся на столик обеими руками. – Вы играете всеми сразу: своими помощниками и врагами, поклонниками и противниками, членами Общества и полицией. Но я вам не фигурка деревянная. Либо вы мне расскажете всю правду, либо в следующий раз мы встретимся в комиссариате. Не заставляйте меня надевать вам наручники, я не хочу этого делать. И апельсины выкапывать тоже не хочу – растения этого не любят. - Да никто их не ел, – неожиданно сказал Шато. Адамберг оторопело глянул на него. – Вы же хотите правды? Ну так вот, это правда: мадам Мафоре и мсье Куртелена никто не ел. - Вы еще скажите, что они действительно замерзли насмерть, - съязвил комиссар. - Да, - Шато кивнул. – Они умерли от переохлаждения – быстро, без лишних мучений. В ледяной воде холодовой шок с остановкой дыхания может наступить уже через пять-семь минут – особенно, если человек незадолго до этого принял значительную дозу алкоголя. Адамберг потер лоб. - А говорите – нечем поделиться, - сказал он. - Это давняя история, - ответил Шато. – И долгая. А мне, в отличие от вас, с утра на работу, господин комиссар. Может быть, продолжим завтра? Хотя… Вам нельзя ехать к себе домой, так ведь? - Нежелательно, - признался Адамберг. – Я переночую в хостеле, в Сен-Дени. - Вам жить надоело? – Шато кашлянул. – Простите. Я понимаю. Там вас никто не узнает и не найдет. Но есть и другое место, где никому не придет в голову вас искать. Намного более безопасное. - И что это за место? – спросил Адамберг. Шато подошел к вешалке в углу и вынул из кармана бежевого плаща связку ключей: - Вы же помните мой адрес? Держите. Только возьмите такси, восемнадцатый округ все-таки. Заходите, располагайтесь, единственная просьба – разуйтесь, будьте так добры. Я присоединюсь к вам в течение часа. - Вы это серьезно, мсье Шато? – уточнил Адамберг, забирая ключи. - Абсолютно, - Шато пожал плечами. – Курить можно на кухне, там все стоит на виду – пепельница, кофе, сахар, печенье… Посуду берите любую. Я бы предложил вам заодно покопаться в моем грязном белье, но грязного нет, все только что из стирки. Будут вопросы – звоните. Мой номер у вас остался? Адамберг кивнул. - Верните, пожалуйста, ключ от коридора, - вежливо попросил Шато, протягивая руку, - и никогда не угрожайте мне, господин комиссар. Ни арестом, ни допросами. Ничем не угрожайте. Я этого не люблю. Адамберг положил никелированный ключик в узкую ладонь и вышел.