А какие на вкус ноты?

Lights will guide you home And ignite your bones And I will try to fix you*

30. 11. 2017 год 23:55        На улице темно, хоть выколи глаз. Небо застлано тучами, поэтому звезд не видно. А я бы хотел посмотреть на звезды. Они всегда меня успокаивали. Такие далекие, мерцающие в абсолютном пространстве космоса. Они всегда казались мне идеальными. Но времена меняются. Теперь мой идеал совсем другой. Недосягаемый, к сожалению… Надо бы идти спать, но я все лежу и думаю о тебе. Интересно, это лечится?        Через пару минут начнется зима. Ты сказал мне, что это твое любимое время года. Ты сказал, что любишь, когда холодно, потому что сам сделан изо льда. Снежная королева. Тебе почему-то нравится принижать себя. Ожесточать. Избавить бы тебя от этой привычки, чтобы самому не мучиться, но пока не получилось. Хоть и сосуществуем поблизости уже три месяца.        Через пару минут наступит зима, но единственное, о чем я могу думать сейчас, это твои глаза. Они были такими теплыми весь сегодняшний вечер, весь длинный разговор с занесением в личное. Они больше не метали в мое сердце кристаллики холода. Они согревали. Это так странно, чувствовать тепло от человека, который так долго тебя избегал. Это как годами безуспешно пытаться сломать стену, а потом увидеть, что она треснула сама.        Скажи, Антон, ведь этот разговор что-то значил для тебя? Что-то в твоей душе поменялось после этого бесконечного уютного вечера с глазу на глаз? Если ты ответил согласием, значит первая зимняя ночь и вправду творит чудеса. Значит, завтра мы вернемся в школу новыми. Оба. Не факт, что посмотрим друг другу в глаза, не факт, что заговорим, но точно почувствуем, что знаем друг о друге что-то такое, что другим не доступно…        Я надеюсь, ты последуешь моему совету, Антон. Пересмотришь приоритеты, перестроишь модель жизни в голове. А я пока останусь где-то поблизости. Я дождусь твоей готовности обо всем мне рассказать. Вслух, а не этим блядским шепотом, который заряжает мои нервы электричеством… ***        Арсений никогда не думал, что за любимой работой время идет настолько быстро. Ему всегда казалось, что это вселенский обман, заговор против него. Но сейчас, глядя на календарь, он понимал, что это правда. На улице уже вовсю горел ноябрь. С того момента, как Попов пришел работать в школу, прошло целых два с половиной месяца.        За это время многое поменялось. Во-первых, исчез страх быть непринятым. Оглядываясь назад, Арсений удивлялся тому, как сильно боялся в свою первую неделю произвести плохое впечатление. Сейчас он был для своих учеников больше, чем просто преподавателем. Он был психологом, помощником, наставником. Он был другом. Его любили и ему доверяли. Среди персонала и учителей он слыл зачинщиком всех безумных идей. Именно Арсений предложил расширить сорок седьмую аудиторию, объединив ее с кладовой, уже второй год пустующей. Именно он первым задумался о проведении конкурса талантов, приуроченного к празднованию Хэллоуина, и принимал активное участие в его организации. Именно у Арсения появилась идея устроить благотворительный концерт, а собранные средства отправить в фонд помощи больным детям. Он был зажигалочкой, всегда светился от возможности создать что-то новое и полезное. Это привлекало людей вокруг, они тянулись к нему вне зависимости от пола, возраста и характера. Даже те, кто завидовал Арсению, не могли отрицать, — он обладает природной харизмой.        А вторым, наверное, самым важным изменением был Антон. После того, первого, раза, когда Шастун решился заговорить с преподавателем, он замолчал еще на некоторое время, но потом вдруг шепотом поздоровался с Арсением у входа в столовую. Очень тихо, практически на грани слышимости. Но Попов уловил. Обернулся и поймал хитрый взгляд мальчишки, никак не сочетающийся с его каменным лицом. Никакой улыбки, только маленькие бесы в чайных радужках.        С того дня Антон здоровался с ним почти каждый день. Иногда кроме «добрый день» или «доброго утра» он выдавал и это отдающее официальностью «Арсений Сергеевич», но Попов был не против. Он был готов стерпеть любые обращения, любые слова, лишь бы Шастун продолжал общаться с ним, пусть шепотом, пусть почти неслышно. Главное, чтобы не игнорировал. Не замораживал.        Когда Ирина только узнала об этом, она была в шоке, задавала тонну нужных и ненужных вопросов, а потом вдруг расплакалась. Арсений испугался такой внезапной перемене настроения, но потом понял, что девушка плачет от счастья.        В конце октября Антон впервые остался после урока и попросил позадавать ему вопросы по пройденной теме.        — Раз я не могу участвовать в опере с остальными или рассказывать длинные доклады перед всем классом, мне нужно зарабатывать оценки как-то по-другому, — объяснил он тогда. Его шепот отскакивал от стен в пустом классе и становился в разы громче. Будто в полный голос. Арсений не мог не согласиться. Ему было плевать, что у него обед, что ему хочется кофе. Он готов был остаться с Антоном до вечера, задавать ему вопрос за вопросом. Зачем ему этот растворимый американо из столовой, когда прямо здесь, совсем рядом, есть натуральный крепкий листовой зелёный чай. В чужих глазах.        С того дня Антон оставался после урока пару раз в неделю, отвечая на вопросы по пройденному материалу или получая комментарии по письменному домашнему заданию. Он отвечал односложно и очень тихо, но Арсению этого вполне хватало. Он слышал его. Возможно, потому что хотел услышать. И знал — мальчишке это нравится.        Антон занимал все больше времени и мыслей в голове Попова. Просыпаясь, он вспоминал его лицо, хитрый взгляд, синяки под глазами и на ключицах. Арсению до дрожи в коленях хотелось сделать этого мальчишку уверенным в себе. Снова самим собой. Да, он начал говорить. Но только шепотом. Этого мало. Надо громче. Дольше. Чаще. Разве он сам этого не хочет? ***        — Эй, Арс, у меня просто разрывная новость, — Сережа влетел в класс как раз в то время, когда парень закончил разбираться с настройкой звука. Старенький компьютер, стоящий тут, кажется, со времен мамонтов, снова решил отправить своего хозяина лесом-полем и выключился в самый ответственный момент. Попов уже не раз просил Стычкину закупить новую технику в классы, но она постоянно отнекивалась, прикрываясь нехваткой денег. Поэтому для того, чтобы включить какую-нибудь минусовку или записать что-то в микрофон, приходилось предварительно изморить себя, проверяя способности к программированию.        Ирина, которая попросила Арсения потренировать ее перед важным конкурсом, терпеливо ждала, облокотившись на парту и переминаясь с ноги на ногу. Она уже давно привыкла к таким выходкам компьютера и к реакции на это Арсения, поэтому смотрела на разворачивающуюся сцену, как на цирковое представление. А смотреть приходилось часто. Кузнецова брала дополнительные часы чаще, гораздо чаще других. Сначала только из-за главной роли в опере, но потом по каждому малейшему поводу. У девушки начались ежегодные конкурсы, которые она не должна была ну никак пропустить, Алевтина Александровна постоянно запихивала ее на все городские и штатские мероприятия, потому что «ты же всегда отстаивала честь школы». В какой-то момент Арсений и сам начал подыскивать для нее престижные конкурсы.        Ирина и вправду была чертовски талантливой. Могла исполнить песни, казалось, с любым диапазоном, включая композиции Мэрайи Керри. Когда Арсений впервые услышал свистящие ноты в исполнении девушки, он аплодировал стоя.        Кузнецова в основном просила о дополнительном часе утром, перед уроками. Говорила, что после учебы у нее есть важные дела, которые не терпят отлагательств. Приходилось приезжать раньше, чтобы с ней увидеться. В основном занимались вокальной практикой, отрабатывали конкурсные номера, но иногда, когда на девушку что-то находила, весь этот час она жаловалась преподавателю на Шастуна.        — Знаете, Арсений Сергеевич, — однажды сказала она, — я никогда не понимала в нем одного. Вы же в курсе, что он встречается с Алисой Афанасьевой?        Арсений тогда кивнул. Конечно, он знает. Видел их бесконечное количество раз в столовой. Они сидели непомерно близко друг к другу, разделив одни наушники на двоих. Вот только не касались друг друга. И не смотрели друг на друга. Это было так странно, учитывая все те фотографии влюбленной пары, которые выставляла в своем Инстаграме Алиса…        — Знаете, Арсений Сергеевич, — продолжила Ирина, удовлетворенная его молчаливым жестом. — Я никогда не понимала, зачем ему это надо. Видно же, что между ними нет никакой любви. Но оба, и он, и она, пытаются доказать миру, что они — лучшая пара на свете. Зачем?        — Я тоже не понимаю, — честно признался Арсений, — почему он выбрал Алису Афанасьеву, если рядом с ним всегда находишься ты? Когда я впервые услышал ваш с ним диалог, я подумал, что вы вместе.        После этой фразы Ирина резко побледнела и отвернулась. А уже через секунду вновь посмотрела на преподавателя, широко и очень ненатурально улыбаясь, и заговорила на другую тему. Именно тогда Арсений впервые понял, что между девушкой и Антоном что-то было. Что-то невысказанное, оставшееся в глубине души, на самом дне, закрытое на сотни замков. И им обоим хочется, чтобы это осталось там навсегда.        — Ох, добрый день, Сереж. Давно тебя не видел, — Попов вынырнул из-под стола, где настраивал провода, и весело улыбнулся другу. За прошедшие несколько месяцев они с мужчиной сошлись. Арсений больше не испытывал раздражения, когда учитель обществознания вваливался в его кабинет без стука и без спросу. А Матвиенко пытался совершать поменьше таких выходок, хотя все равно срывался достаточно часто. Как, например, сейчас.        — Здравствуйте, Сергей Борисович, — Ирина как-то чересчур по-приятельски помахала мужчине рукой, но он не обратил на этот фамильярный жест внимания, кивнув ей головой и снова переведя внимание на Арсения.        — Конечно ты меня давно не видел. Я же все это время протирал штаны то в университете, то дома за этой адской машиной, — Сережа кинул злобный взгляд на компьютер. — Но теперь все эти ужасы закончились, Арс.        Тут парень наконец вспомнил, почему не видел Матвиенко последние полторы недели. У мужчины началась переаттестация, и ему приходилось скидывать свои уроки на других преподавателей и разъезжать по экзаменам и тестам.        — Ну что, сдал? — спросил Попов.        — Да! — радостно прокричал Сережа, распугав, кажется, всех уборщиц, находившихся поблизости. — И за это дело, Арс, я предлагаю выпить.        — И когда же? — осведомился парень, украдкой поглядывая на вовсю веселящуюся Ирину.        — Да хотя бы сегодня. Вот закончишь с Кузнецовой и поедем. Если захочет, можем и ее прихватить, — Сережа подмигнул девушке, и та рассмеялась еще сильнее.        — Ну нет, ты мне тут учеников не спаивай, — Арсений тоже усмехнулся.        — А я не против, — вставила свои пять копеек Ирина, но тут же поймала злобный взгляд преподавателя.        — У тебя завтра конкурс, тебе нельзя, — бросил Попов, а потом снова обратился к другу: — Сейчас, сделаем пару прогонов, и я абсолютно в твоем распоряжении, хорошо?        Матвиенко кивнул, полностью удовлетворенный раскладом, и удалился к себе. А Арсений, игнорируя насмешливый взгляд девушки, включил, наконец, злосчастный минус и начал репетицию. ***        Уже через пару часов они сидели в баре с громким названием «Чумной доктор». Интерьер местечка был оформлен в стиле стимпанк и неон, пол и потолок подсвечивались ярким зеленым, а стены за барной стойкой были расписаны странными, готическими и немного пугающими рисунками. Сережа сказал, что в «Чумном докторе» самый лучший алкоголь во всем Борисоглебске.        — К тому же, — заверял он Попова, пока они мчались на такси по едва освещенным улочкам городка, — в десять начинается открытый микрофон. Это как караоке, только веселее. Каждый может спеть все, что хочет.        Арсений уже однажды слышал, как поет Матвиенко, и был поражен. Он спросил его тогда, почему мужчина не связал свою жизнь с музыкой, и получил простой и размытый ответ.        — Как-то не сложилось, — признался тогда Сережа и опустил глаза. — Жизнь иногда бывает несправедлива.        Они приехали в бар к половине десятого. Там уже собралась толпа людей. Из-за гомона их голосов, полупьяных, веселых, расслабленных, закладывало уши, и хотелось напиться прямо сейчас, слиться с общей атмосферой, слиться со всеми вокруг. Стать ячейкой одной счастливой массы.        Сережа сразу плюхнулся на свободное место у стойки и помахал рукой бармену, мужчине лет тридцати, гладковыбритому и презентабельному.        — Добрый вечер, Сергей Борисович, — поздоровался бармен, подходя к пришедшим. — Вам, как обычно?        — Да, Арти, пару шотов 'Bloody Mary', — Сережа, казалось, был здесь завсегдатаем.        — А вашему спутнику…? — спросил, видимо, Артем, чье имя Матвиенко сократил по привычке до такого вот обрубка.        — У вас есть кофе с коньяком? — спросил Арсений, перебивая уже начавшего речь друга. Бармен пару раз хлопнул ресницами, а потом кивнул и удалился.        — Ты как обычно, Попов, — Сережа бросил на него наигранно строгий взгляд. — Даже с алкоголем пьешь свой кофеин. Пора уже отучать себя от этой привычки.        — Знаешь же, что не могу, — ухмыльнулся Арсений и в шутку толкнул друга плечом.        Матвиенко не успел возмутиться, как неоновая подсветка заморгала, и на сцену, которая находилась в противоположном углу от стойки, вышел высокий мужчина в белом костюме и розовом галстуке.        — О, начинается, — шепотом проговорил Сережа Арсению на ухо, а потом присосался к только что принесенному фужеру с «Кровавой Мэри». Тем временем вышедший на сцену мужчина начал вещать:        — Добрый вечер дамы, господа и те, кто никак себя не идентифицирует. Я рад видеть знакомые лица и надеюсь встретить сегодня новые. Ведь мы начинаем наш еженедельный открытый микрофон. Если кто не знает правил, сейчас все объясню. Каждый из присутствующих здесь в баре может выйти на эту сцену и исполнить одну любую песню на их выбор. Любой жанр, любой текст. Вы просто подходите к нашему диджею, просите его поставить музыку и поете. А в конце мероприятия, ровно через полтора часа, все присутствующие выберут победителя путем простого голосования. Надеюсь, все ясно. Ну что же, начнем?        Толпа радостно загудела, подтверждая начало мероприятия. К столику диджея тут же выстроилась очередь из желающих показать себя.        Люди пели, а Сережа и Арсений пили. Точнее, пил в основном Матвиенко, а Попов сидел и слушал бесплатный концерт.        — Нет, тут что, действительно никто не слышал о существовании нот? — наконец не выдержал он после очередного фальшивого выступления.        — Ну так шел бы и сам попробовал, — предложил уже наклевавшийся в зюзю Сережа, смачно икнув. — Показал, так сказать, мастер-класс.        Авантюра была не из тех, на которые Арсений бы с легкостью согласился в обычной жизни, но сейчас, после пары выпитых стаканов алкогольного кофе и сотни ужасных выступлений, ему жутко захотелось на сцену. Сделать что-то абсурдное.        Он уверенно встал со стула и под пьяные «ура!» от Сережи направился к диджейскому столу. Очередь уже рассосалась, поэтому он быстро добрался до цели.        — Добрый вечер, мистер, — улыбнулась ему красивая девушка, сидевшая за пультом. — Вы здесь первый раз?        — Да, — Арсений улыбнулся. — Не могла бы ты поставить мне вот эту песенку.        Он взял маленький листочек и нацарапал на нем название композиции. Девушка аж просияла от счастья и кивнула.        — Как Вас объявить? — спросила диджей, что-то набирая в своем ноутбуке.        — Никак. Не хочу афишировать себя, — бросил Арсений и уверенным шагом направился на сцену.        — Но таковы правила, сэр, люди должны знать ваше имя, чтобы потом голосовать, — неуверенно произнесла девушка ему в спину.        — Ну тогда назовите меня Антоном Шастуном, — парень не знал, зачем сказал именно это имя. Просто вырвалось. Единственное сочетание слов, который смог вспомнить мозг подшофе. Единственное важное сочетание слов. Арсений видел, как округлились глаза Сережи, когда его объявили. Но было плевать…        При первых аккордах толпа, которая до это шумела и бурлила, резко замолчала. All along it was a fever A cold sweat hot-headed believer I threw my hands in the air I said show me something He said, if you dare come a little closer**        Почему эта песня такая тяжелая? Почему Арсению хочется бросить все, отключить микрофон и упасть в слезах на пол? Неужели, это снова прошлое, такое черное, такое страшное? Неужели он все еще не выкинул его из головы?        Или это уже настоящее? Чайные глаза, подернутые холодом. Шепот прямо на ухо, чтобы волосы вставали дыбом. Нет, этого не может быть. It's not much of a life you're living It's not just something you take, it's given Round and around and around and around we go Ohhh now tell me now tell me now tell me now you know        Почему так правдиво? Почему все так близко к реальности? Эта музыка — единственное, что осталось у него, у Попова, от той вечности на двоих, которая была у него всего пару лет назад. Эта музыка — единственное место, где он может себе позволить мысли о другой, новой, терпкой горьковатой вечности с привкусом зелёного чая. Но это ведь так неправильно, запретное чувство. Никто не будет ему рад. Они лишь посмеются над ним, если он когда-нибудь скажет о том, что в его груди. Горит. Разгорается ярче Солнца. И даже океан не сможет потушить это пламя. the reason I hold on cause I need this hole gone Funny you're the broken one But I'm the only one who needed saving Cause when you never see the lights It's hard to know which one of us is caving        «Забавно, что сломлен ты, но именно меня нужно спасать». Это что, слезы по его щекам? Он все-таки сломался. И зачем он выбрал именно эту песню, именно этот чертов текст? Прыжок до дна. За теми воспоминаниями, которые закрыл на ключик. Захотел почувствовать боль? Проще было бы всадить в грудь парочку ножей. Возможно, тогда бы выжил. А теперь — мертв…        Когда Арсений закончил, толпа секунду пребывала в абсолютном молчании, а потом разразилась громом аплодисментов. Но парень не слышал их. Ноги его не держали. Нужно было сесть, чтобы не упасть прямо здесь, на сцене, от внезапного бессилия, охватившего его тело. Он буквально спрыгнул со сцены, игнорирую поздравления окружающих с великолепным выступлением, и плюхнулся рядом с Сережей. Мужчина посмотрел на него затуманенными пьяными глазами, а потом вдруг резко заговорил:        — Он тоже представился Шастуном в первый раз, когда я притащил его сюда, — голос Матвиенко был хриплый, но язык практически не заплетался, что было странно, если учесть, сколько он выпил.        — О ком ты? — непонимающе спросил Арсений, глядя на друга во все глаза. По спине пробежал холодок.        — О Сером. Лазареве, — Сережа махнул рукой куда-то в сторону. — Знаешь, вы с ним очень похожи. У вас обоих очень странные отношения с Шастуном…        — Странные? О чем ты? У Сергея Вячеславовича с Антоном были странные отношения? — Попов все еще не понимал, что происходит и о чем говорит Матвиенко. Это можно было бы принять за пьяный бред и игнорировать, но парень видел по глазам — Сережа очень серьезен, а то, что он говорит, — вполне осмысленно.        — Я говорю лишь то, что видел сам, — мужчина прокашлялся. — О большем судить не имею права. Я никогда не шпионил за друзьями. Но… они очень много времени проводили вместе. Пришли в старшую школу в один и тот же год. Серега — как учитель, а Антон — как ученик. И как-то сразу спелись. Во всех смыслах этого слова. Лазарев постоянно таскал мальчишку по каким-то мероприятиям. Я точно это знаю. Хотя всем говорил, что Антон недостаточно способный. Никогда не упоминал его в отчетах, никогда не складывал его награды в основную папку. Вообще никому не рассказывал о его достижениях, включая директрису. Для дипломов Шастуна у Серого имелась отдельная папка. Я лично видел ее. Помню, пришел к нему в класс, как обычно, без стука, и увидел, как он сжигает какие-то листы. Это было в конце прошлого года, практически перед его увольнением. Я тогда задал ему кучу вопросов, а он лишь огрызался, говорил, что это не мое дело. Я успел спасти все, что осталось. Увел папку у него под носом, закрылся у себя в кабинете. Я не открывал ее, думал, может и правда мне не следует об этом знать. Зато видел огромные буквы на обложке. «АНТОН ШАСТУН». Я потом отдал ее мальчишке. Видел бы ты его лицо, Арс. На всю жизнь запомню эти огромные глаза-блюдца. Знаешь, Попов, а Антон ведь доверял ему, Сереге. Больше всех. Даже, кажется, больше своей подружки или Кузнецовой. А потом резко перестал ходить на его уроки, начал его игнорировать. Не знаю, может, были причины…        Все это Сережа произнес практически на одном дыхании, практически не моргая и даже не заикаясь. Будто эта информация давно тяготила его, и он хотел поделиться ей хотя бы с кем-нибудь. Он и не знал, насколько правильного человека выбрал для того, чтобы рассказать это.        Арсений слушал его внимательно, не отводя глаз. Это было важно, смертельно важно. Он пытался запомнить каждую малейшую деталь, чтобы потом, вечером, обдумать их, вставить в пазл. Когда Сережа закончил свой рассказ, Попову вдруг стало нестерпимо жарко. Захотелось наружу, на улицу. Бежать, бежать и падать.        — Кажется, тебе уже хватит, Сереж, ты уже начал болтать лишнего, — проговорил парень, сделав вид, что воспринял рассказ друга как пьяный бред. — Пора домой, не находишь?        Матвиенко кивнул и медленно встал, опираясь на плечи Арсения.        Выходя из бара, трясясь в такси и даже лежа в своей постели, Попов не переставал думать. Сергей Вячеславович Лазарев, что у Вас было к Антону. Почему Вы врали всем? Почему пытались стереть его для каждого человека в школе? Почему сжигали его документы? А главное, чем Вы заслужили его доверие и чем его сломали? Не Вы ли причина его тишины, Сергей Вячеславович? Не Вы ли сломали мальчишку, как заводную куклу, которая перестала нравиться? ***        Последний день ноября пришелся на пятницу, и Арсению пришла идея устроить для старших классов вечер караоке, посвященный приходу зимы. Уговорить Алевтину Александровну было проще простого. Оказалось, она уже давно думала о чем-то похожем, и не хватало активного преподавателя, который все это организует. И Арсений с огромным удовольствием взял это на себя. Все ночь перед тридцатым ноября он делал приглашения, которые на следующее утро раздал ученикам выпускных и предвыпускных классов всех направлений. После последнего урока он потратил полтора часа на украшение класса и подключение караоке-станции, которая, хоть и была поновее компьютера, работала не сильно лучше. За полчаса до начала появился Сережа с башней из коробок с пиццей и упаковок сока.        — Привез все, что ты просил, — улыбнулся он, водружая все это на первую парту. — Караоке — отличная идея. Это тебя так «Чумной доктор» вдохновил?        — Может и так, — загадочно отозвался Попов, сдвигая парты.        — Там, кстати, уже ребята подходят. Наверное, пора открывать двери.        Арсений согласился с этим предложением, и уже через пару минут класс наполнился людьми. Вечеринка началась.        Ирина пришла через пару минут после начала, следуя негласному правилу «Королевы не опаздывают, это остальные приходят раньше», и сразу направилась к караоке-станции, врубив какую-то быструю танцевальную песню и с первого раза выбив девяносто семь баллов. За ней с недовольной миной в комнату вплелся Антон, которого видимо, заставила прийти Кузнецова. Алиса шла за ним в платье, напоминающем зефир, которое слегка ее полнило.        — Здравствуйте, Арсений Сергеевич, — произнесла девушка, когда они проходили мимо преподавателя. Антон лишь сдержанно кивнул, заранее зная, что его приветствия из-за громкости музыки просто не будет слышно.        — Добрый вечер, мисс Афанасьева и мистер Шастун. Рад приветствовать вас на нашем празднике прощания с осенью. Надеюсь, вам будет весело, — ухмыльнувшись, ответил Попов, провожая пару к столу с закусками. — И помните, дети мои, своим ученикам за песенки я сегодня ставлю оценки.        С этими словами он удалился, но продолжал искоса наблюдать за Шастуном. Алиса быстро упорхнула от него к караоке-станции, где отличилась несильным успехом и результатом в семьдесят три балла, и возвращалась к своему парню только тогда, когда хотела налить себе еще сока. Зато к нему тут же подсела Ирина, начав что-то увлеченно ему рассказывать. Антон слушал ее очень внимательно, иногда улыбался краешками губ, что-то переспрашивал ее шепотом. Или шутил, потому что девушка пару раз взрывалась приступом хохота.        За все время вечеринки Шастун не поменял местоположение. Он лишь пару раз поднялся, чтобы взять себе очередной кусок пиццы, и возвращался обратно. И все это время Ирина была с ним, отлучаясь только затем, чтобы спеть еще одну песню по его, казалось, просьбе. И снова садилась рядом и развлекала его историями, пока Алиса танцевала со всеми подряд, меняя партнеров, как перчатки.        Вечеринка начала угасать только к десяти вечера. Ученикам начали звонить родители, многих забирали, многих просили вернуться домой пораньше. Перед уходом ребята подходили к Арсению, благодарили его за приятный вечер, желали доброй ночи. Скоро класс практически опустел. От шумной вечеринки осталась только гора мусора. Попов невесело посмотрел на все коробки из-под сока и пиццы, фантики от конфет, крошки и поваленные стулья и вздохнул, принимаясь за уборку.        — Может, Вам помочь, Арсений Сергеевич? — парень чуть не подпрыгнул на месте, когда услышал за спиной голос Иры.        — Ну если ты никуда не торопишься… — начал Попов, но его тут же перебили.        — Нет, нет, Арсений Сергеевич, мы с Антоном вполне свободны, поэтому можем остаться здесь с Вами, — весело отозвалась девушка, из-за спины которой показалось растерянное лицо Антона. — Этот мусор сам себя не уберет, а один Вы здесь до завтрашнего утра промучаетесь.        Арсений согласно вздохнул. С появлением помощников работа пошла куда быстрее. Они за несколько минут подняли и расставили по местам все стулья и подвинули парты обратно в ряды. Все это Арсений пытался не пересекаться со взглядом Антона. Ему казалось, что если он посмотрит на мальчишку, он просто сгорит.        — Арсений Сергеевич, а Вы…? — очередной вопрос Ирины, которая все это время спрашивала про его учебу в университете, прервал громкий телефонный звонок. Какой-то навязчивый мотивчик из девяностых на рингтоне. — Ох, извините.        Девушка достала из кармана телефон и приняла вызов.        — Да? Да. Прямо сейчас? Хорошо, хорошо, буду, — ее голос звучал разочарованно и слегка взволнованно. Она скинула звонок и снова обратилась к Арсению: — Извините, Арсений Сергеевич, но у меня, похоже, появились важные дела. Не смогу остаться здесь дольше.        Парень хотел уже сказать, что все в порядке и что он справится сам, как вдруг Антон сказал первое слово за весь прошедший день:        — Не волнуйся, Ир, — прошептал он, смотря почему-то на преподавателя, — можешь идти. Я помогу Арсению Сергеевич.        Парень опешил. Девушка, похоже, тоже. Но ни тот, ни другая этого не показали. Ирина лишь кивнула, помахала рукой на прощание и выскользнула за дверь. Как только она исчезла из кабинета, Антон сел за ближайшую парту и бросил на Арсения привычный долгий взгляд.        — Я хочу поговорить с Вами, Арсений Сергеевич, — наконец прошептал он, не прекращая смотреть.        — Прямо так уж и поговорить, — Попов непроизвольно нервно ухмыльнулся.        — Вы поняли, о чем я. Не стоит акцентировать.        — Ладно, ладно. Так о чем ты хочешь поговорить?        — Обо мне, — Антон нервно провел рукой по волосам, будто пытаясь пригладить их еще сильнее. — Я видел, как Вы смотрите на меня. Вы считаете меня странным?        — Нет, нет, что ты! — в голове почему-то всплыло лицо Ирины. Будто прочитав его мысли, Шастун поднял руку вверх.        — Я не хочу слышать слова моей подруги, Арсений Сергеевич. Я прекрасно знаю об этих ее просьбах ко всем подряд. Нет, это не то… Я хочу услышать Ваши слова…        — А что если это и мои слова тоже, а, Антон? А вдруг я тоже не считаю тебя странным? — спросил Арсений, гипнотизируя мальчишку взглядом. Он видел, как подпрыгнули его худые плечи, как вытянулись в тонкую линию губы.        — Нет?        — Нет. Ты не странный. Ты, скорее, особенный. Необычный. Таинственный, — Попов чеканил эти прилагательные, вкладывая в них всю свою уверенность. Заставляя маленького потерянного ребенка поверить в свои слова. — Тебя не хочется сторониться, тебя хочется разгадать… А это совсем другое.        Антон отвернулся. Его трясло, почти незаметно, но Арсений привык подмечать детали.        — Что с тобой? — тихо спросил он, подходя чуть ближе.        — Я не понимаю, — прошептал Антон, все также не оборачиваясь. — Почему Вы так добры ко мне, Арсений Сергеевич? Это неправильно.        — Почему же?        — Я не знаю. Я неправильный. Молчу постоянно. Отказываюсь разговаривать.        — А ты бы хотел снова начать разговаривать? — Арсений ухватился за слово, как за спасательную ниточку. Вот она, его возможность. Первая и единственная. Тяни, Попов, ты сможешь, еще рывок.        — Я не знаю, — Шастун потупил глаза в пол, будто увидев там что-то невероятное. — В последнее время я очень часто задаю себе этот вопрос. И так и не нашел ответа. Я не уверен, смогу ли я с этим справиться. Я не уверен, смогу ли я вынести себя после этого. Но знаете, я ведь умру, если не начну говорить, правда? Морально, я имею ввиду. Просто перестану существовать.        Арсений не знал, что ему ответить на последний вопрос. Но Антону, кажется, это было не нужно. он уже знал ответ. Нет, он тут за другим.        — Мне страшно, Арсений Сергеевич. Страшно снова встретиться со своим голосом один на один. Снова произносить слова вслух, снова разговаривать, как раньше… Даже шепот дается мне с трудом, — Антон наконец повернулся. В его глазах стояла боль и жажда помощи.        — Тогда начни с малого. Говори по одному слову в день, привыкай, учись снова. Давай попробуем сейчас? — как же хочется, чтобы он ответил согласием, но Шастун лишь замотал головой.        — Я пока не готов, Арсений Сергеевич. Я должен все это обдумать. Но я постараюсь, правда, — прошептал он и улыбнулся лишь уголками губ, но впервые за эти месяцы — искренне. — Спасибо Вам…        Он встал со своего места и продолжил разбирать коробки и фантики, а Арсений смотрел на него и не мог вдохнуть. Это было так странно — видеть Антона и не ощущать холода, не ощущать его страха. Только благодарность. «Спасибо Вам…» Спасибо тебе, чайный мальчишка, за то, что показал, что тоже умеешь бороться. Что все еще умеешь улыбаться… ***        Антон решился только спустя неделю. Пришел в класс посреди урока, снова от психолога, и, взглянув на Арсения, выпалил медленно, практически по слогам, вслух:        — Зд-равст-вуйте…        Его голос, хриплый с непривычки и дрожащий, звучал чуть выше, чем парень себе представлял, и в тот момент он казался лучшим голосом во вселенной. Это был первый шаг к новому Антону, и Попов помог ему его совершить. Ведь из пучины отчаяния можно выбраться навсегда, правда?