А какие на вкус ноты?

A hundred million stories And a hundred million songs, I feel stupid when I sing — Nobody's listening to me*

04. 09. 2017 год. 19:53        Когда ты приходишь домой после тяжелого трудового дня, тебе хочется принять горячий душ или набрать ванну с пеной, хочется позвонить лучшему другу, спросить его, как он себя чувствует, хочется спать. Но мне не хочется ничего. Только снова взглянуть в ромашковый чай твоих глаз. Нырнуть, задержать дыхание и больше никогда не делать вдоха, чтобы не потерять твоего запаха. Я хочу отыскать потерянную улыбку в твоих угольных зрачках. Она там, я знаю, укутанная в миллионы запертых дверей, холодных мыслей и воспоминаний, разъедающих внутренности. Ты больше не сможешь отделаться от меня, мальчик со смертью в голосовых связках. «Одно слово, сотни человеческих душ», так ведь ты мне сегодня написал? Умная фраза, тяжелая, правдивая. Но что же не так с твоим голосом? Почему ты приходишь в класс, слушаешь, как поют другие, а сам молчишь? «Я хочу попробовать ноты на вкус». Ты умнее своих лет. И поэтому я так хочу отыскать тебя настоящего. Но ты не даешься, не клюешь на крючок.        Сижу и пялюсь в стену. Зачем ты здесь, в моей голове? Почему ты пришел? Хочешь устроить бардак? У тебя так хорошо получается, я поражен. Ты в этом талантлив. Хотя, могу поклясться, не только в этом. Ты выглядишь, как человек, у которого внутри спрятана огромная мощь… Но ты не показываешь ее мне…        Но если так, если тебе не хочется иметь со мной ничего общего, перестань смотреть на меня. Перестань пожирать меня ледяным взглядом, замораживать, стрелять прямо в самое сердце. Но ты не прекращаешь. Сложно, да?        Тебе ведь тоже интересно, что будет в конце, не правда ли, Антоша Шастун? ***        Утро выстреливает в глаза сентябрьским солнцем. Завтрак на скорую руку, приготовлений из объедков, найденных в холодильнике. Подгоревшие тосты, просроченный на два дня йогурт и старая, уже давно засохшая половинка яйца. И кофе, куда же без него. Самое вкусное, что удалось обнаружить в доме. И самое незаменимое.        У Арсения едва получилось открыть глаза, не помог даже привычный ледяной душ. Он не спал всю ночь, переходил с одной ссылки в Инстаграме на другую, смотрел фотографии тех учеников, которые были в его классах, практически ни на кого не подписываясь, узнавал о них больше. И в тайне даже от самого себя искал еще какие-нибудь упоминания о Шастуне. Успех его ничем не обоснованное сталкерство возымело только на странице Алисы, той самой миниатюрной брюнетки, с которой Антон сидел на уроке. Ее профиль был под завязку набит типичными однообразными отфильтрованными фотографиями, селфи, на которых из раза в раз дублировались одни и те же локации, и прочим шлаком, которым кишела каждая вторая Инстаграм-страница. Но среди всего этого эстетичного мусора Арсений смог обнаружить пару бриллиантов. Он умудрился найти целых три фотографии Алисы с Антоном. Самая первая — пятнадцатого августа прошлого года, всего через несколько дней после его поста про тату. Шастун обнимает девушку со спины. Комментарий внизу: «15. 08. 2016 г. Никогда не думала, что смогу начать отношения со своим лучшим другом, но видимо, счастье всегда было куда ближе, чем казалось»        Оставшиеся два поста были приблизительно похожего содержания, но под самым последним Попов умудрился найти ответ Иры. На фотографии Алиса с огромным букетом цветов целует мальчишку в щеку. «15. 08. 2017г. Не могу поверить, что мы вместе уже целый год, а наша любовь крепнет день ото дня»        @ira_ne_otMira_: если бы ваша любовь была такой идеальной, ты бы уже давно починила бы кое-чье сломанное сердце, душка.        От этого комментария веяло пассивной агрессией. Это могло что-то значить, это наводило на ответы, вот только Арсений все никак не мог поймать эту тоненькую нить правды, все упуская и упуская ее из виду.        Он всю ночь проломал голову над тем, что нашел, но так и не пришел ни к каким выводам. Его мысли заводили его в тупик, но держали в сознании, не давая уснуть. Именно поэтому утром он чувствовал себя пьяным котом, которого сбила машина. Но на работу все равно надо было идти. Хоть и не хотелось снова пересекаться с чайными глазами, ловить холод в чужом взгляде, ловить ненависть, злость и обиду на что-то, что было в прошлом, но оставило свой след на чужой душе. Арсению лишь оставалось благодарить Бога или Дьявола за то, что в этот день у него не было уроков в выпускных классах, только дополнительные занятия, на которые Шастун вряд ли придет.        Лишь бы все прошло хорошо, лишь бы снова не потеряться в ком-то, как в черной дыре, как в Мировом океане. Лишь бы прожить день с улыбкой на лице, реальной, а не клееной.        Арсений ехал в школу, подпрыгивая на кочках и даже не обращая на это внимания. Впереди предстояла тяжелая работа. Уроков сегодня было не так много, но во второй половине дня его ожидали дополнительные занятия с энтузиастами из выпускных и предвыпускных классов, и к этому моменту его мозг должен быть полностью настроен на работу, ведь эти курсы — не просто какие-то часовые развлечения, а подготовка учеников к будущему, первый шаг на пути построения их карьеры. Ему придется давать студентам специальный материал, новые вокальные и инструментальные техники… Его будут слушать, как авторитета, так же, как он слушал своего профессора в университете всего пару месяцев назад. На нем лежала гигантская ответственность.        Аудитория встретила Арсения солнцем и Сергеем Борисовичем Матвиенко, который непонятно откуда взял ключи и уже сидел за первой партой, сложив руки друг на друга и покорно ожидая Попова.        — Ох, Сереж, доброе утро. Не ожидал тебя тут застать, — удивленно пробормотал парень, пристально глядя на нового знакомого.        — Прости, Арс, мне нужно было кое-что срочно забрать из твоего кабинета, а у тебя сегодня первый урок в одиннадцать. Я думал, ты приедешь позже, вот и поговорил с Снежанкой, нашей вахтершей. Я бы позвонил, вот только никто тут не знает твоего номера, — слова Сережи звучали так, будто он за что-то оправдывался. Арсений добродушно улыбнулся, пытаясь скрыть подозрительность и нарастающее раздражение.        — Все в порядке. Но давай лучше я дам тебе свой номер на случай, если тебе понадобится что-то еще. Коллеги ведь нужны, чтобы помогать друг другу, — он быстро нацарапал на маленьком листочке ряд кривых цифр. — А кстати, что ты у меня взял? Все же, нужно знать, а то вдруг я потом буду это искать.        — Да я не уверен даже, что ты вообще видел эту штуку у себя в кабинете, — Сережа положил на парту какую-то книжку в сером переплете, которая, видимо, до этого покоилась у него на коленях. — Лазарев попросил меня одолжить его еще в прошлом году. А у нас с выпускниками сегодня тема, связанная с этим. Как раз на первом уроке. Поэтому я… ну ты понимаешь.        Подойдя чуть ближе к парте, Арсений наконец смог различить надпись, выведенную золотыми буквами на обложке: «Уголовный кодекс Российской Федерации. Комментарий с путеводителем по судебной практике». Из книги в нескольких местах торчали разноцветные канцелярские закладки, но основная их масса была сосредоточена где-то посередине.        — Сергей Вячеславович интересовался судопроизводством? — осведомился Попов, направляясь к своему столу и вынимая из сумки стопки документов и распечаток с партитурами.        — Честно, не припомню. По крайней мере, мне он о таком пристрастии никогда не говорил, — Сережа неопределенно пожал плечами.        — А ты хорошо его знал? — Арсений оторвался от разглядывания шопеновской «Фантазии-экспромта» и украдкой перевел глаза на собеседника.        — Мы работали бок о бок целых четыре года, так что я просто не мог не узнать его достаточно. Он был приятным человеком, очень отзывчивым, исполнительным и… харизматичным, наверное. По крайней мере он всегда получал то, чего хотел, — Матвиенко улыбнулся одними глазами, словно вспомнив какой-то приятный момент из своего недалекого прошлого. — А ты почему интересуешься?        — Всегда полезно знать, чье место занимаешь. Это помогает понять, чего именно от тебя хотят окружающие, — резонно заметил Арсений, а про себя добавил: «А еще это возможно поможет понять мальчика с остывшим чаем в глазах».        Сережа тем временем быстро взглянул на наручные часы и засобирался.        — Ты куда? — спросил Арсений, все также изображая заинтересованность распечатками партитуры, на этот раз «Венгерской рапсодии» Листа.        — Да тут минута до урока осталась, — бросил мужчина, зажимая «Кодекс» под мышкой. — А мне еще нужно успеть дойти до кабинета.        Уже у самой двери он добавил:        — Ты это… прости еще раз за взлом. Я правда не хотел, но обстоятельства…        — Да ладно тебе, Сереж, все в порядке, я не злюсь, — Арсений улыбнулся краешком губ и кивнул на прощание, когда мужчина выскользнул в коридор.        Попов соврал. Он еще как злился. Вот только пытался спрятать эмоции за добродушием и дружелюбием. Его прошлое научило его улыбаться. Сережа не был плохим парнем, наоборот, он привлекал внимание, вызывал доверие. И у него правда был повод, чтобы вот так просто прийти в чужой кабинет. Правда ведь? Или Арсений сейчас врет и себе тоже, просто успокаивает нервы? «Мы работали с Лазаревым четыре года. Я не мог не узнать его достаточно». Не это ли та причина, по которой парень продолжал улыбаться в глаза Матвиенко?        Ах, Антон, Антон. Почему ты появился так рано, так внезапно, так неправильно? Выдержки не хватает, любопытство перетекает через края, а это только второй день. Арсений видел его один раз и уже погиб. Что же это такое? И как теперь сосредоточиться на работе, когда рядом существует кто-то, кто прожигает его ледяным взглядом.        Улыбайся, Попов. Это твоя единственная защита, если быть собой уже не получается. Ведь несколько лет назад, такой же жаркой осенью, ты делал то же самое — складывал губы в пластилиновой ухмылке, пока твой мир увядал и бился на осколки… ***        Буфет встретил его шумом сотен голосов. Ученики говорили в разных тональностях, манерах. Тяжелые басы, веселые баритоны и тенора, трубящие альты и птички-сопрано — все они сливались в одну грязную гармонику. Когда Арсений был здесь в прошлый раз, комната была пустынной и безжизненной, но теперь она кричала, щебетала, мурлыкала и улюлюкала. У парня в первую секунду заложило уши, и он едва сдержался от желания зажать их руками.        Дообеденное время пролетело в одно мгновение. У Попова был всего один урок и тот вводный, практически не требовавший от него ничего, кроме обаяния и улыбки. В кафетерий его заставила пойти привычная кофейная ломка. Он не мог удержаться от того, чтобы не заказать очередной американо.        Когда Арсений подошел к витринам, Карина, та самая тучная буфетчица, заметила его и приветливо помахала рукой.        — Добрый день, Арсений Сергеевич, — проворковала она своим низким грудным голосом, перекрикивая воцарившуюся какофонию. — Вам как вчера?        — Да, Кариш, дорогая. Американо без сахара. И «улитку», если не сложно, — парень улыбнулся, доставая из кармана банковскую карту. Женщина, не ожидавшая услышать свое имя и очень этим обрадованная, упорхнула на кухню.        Попов с облегчением заметил, что не испытывает к буфетчице прежнего страха или злости. Любопытство из ее глаз никуда не делось, но оно больше не доставляло парню неудобства. И это не могло не радовать, ведь это означало, что все налаживается. Что завтра будет проще, приятнее. Привычнее.        Ожидая готовности своего заказа, Арсений решил осмотреться по сторонам. За прошедший день столовая совсем не изменилась, вот только народу в ней стало больше, и это привносило в нее какую-то атмосферу обжитости, убивало пустоту, а значит и одиночество. Взгляд парня блуждал от одного ученика к другому, присматриваясь, изучая, узнавая некоторых знакомых, пока вдруг не натолкнулся на копну светлых кудрявых волос, лежащих едва ли организованным во что-то приличное гнездом. Он каким-то магическим образом понял, кому принадлежит эта прическа. Попов быстро отвел взгляд лишь затем, чтобы через долю секунды вернуть его на прежнее место.        Антон сидел один за небольшим столиком в самом дальнем углу комнаты, потупив глаза в покрытие столешницы, и медленно потягивал «Колу» из зеленой пластиковой трубочки. Он выглядел сегодня совсем по-другому, будто и не был собой. Волосы пусть и не были уже такими растрепанными, но продолжали напоминать взрыв на макаронной фабрике, закрывая добрую половину лба. Синяк с щеки испарился, как будто никогда там и не красовался багровой розой: видимо понадобилось очень много тональника. Интересно, откуда он его взял? У Иры, наверное. Или у Алисы… В нем больше не было той хаотичной неаккуратности, с которой мальчишка совсем недавно, немногим больше десяти часов назад ввалился в аудиторию. Теперь Антон совсем походил на обычного школьника в обычной школе в обычном русском городке, без необычности, без загадки. Если бы его не выдавали собранные в галочку хмурые брови, это едва уловимое безразличное напряжение. И глаза…        Переведя взгляд чуть в сторону, Попов разглядел и Ирину с Алисой. Они о чем-то оживленно болтали, даже не оглядываясь на соседний столик. Это казалось таким непонятно странным, что парень отвернулся. В этот же момент Карина появилась из кухни с подносом в руках. На нем стояла кружка с дымящимся американо и тарелка с горячим вторым блюдом — картошкой-пюре и куриной котлетой. Рядом лежала завернутая в целлофан булка с маком.        — Я положила чуть больше того, что Вы просили, Арсений Сергеевич, — улыбаясь, произнесла буфетчица, водружая принесенный поднос на стойку. — Вам ведь еще проводить факультативы, а перекус Вы с собой небось не взяли.        — Ох, Кариш, не стоило, — Арсений благодарно посмотрел на женщину. — Сколько с меня?        — За счет заведения, — усмехнулась она, глядя парню прямо в глаза.        — Нет, нет, так я не согласен, — Попов замахал руками, чтобы усилить эффект сопротивления. — Позволь хотя бы за кофе и «улитку» заплатить.        — Ну хорошо, хорошо, — сдалась женщина и назвала цену. Арсений победно улыбнулся и приложил карту к аппарату.        Уже взяв свой поднос и развернувшись с четкой целью найти удобное место, парень вдруг резко остановился и снова посмотрел на буфетчицу.        — Карин, можно задать один вопрос? — неуверенно спросил он, опуская глаза в пол.        — Да, конечно, Арсений Сергеевич. Все, что угодно, — удивленно выпалила женщина, неотрывно следя за изменениями на его лице.        — Кто этот парень? Вон там, в самом углу. Шатен с карими глазами, — этот вопрос сам вырвался из горла Арсения. Он будто перестал контролировать свое тело, и оно стало существовать отдельно, говорить, что вздумается, не считаясь с хозяином.        По лицу Карины пронеслась секундная волна недоумения.        — Как? Я думала, Вы уже успели познакомиться с нашим Антоном, — неуверенно пробормотала она. Арсений отрицательно мотнул головой. «Знакомством это назвать ох как трудно», — пронеслась в голове мысль, но вслух он лишь сказал:        — К сожалению, еще нет, но я видел его пару раз в коридорах. Знаешь, он кажется интересной личностью.        — Ох, интересная — это еще слабо сказано, — ухмыльнулась Карина, протирая стол для оплаты влажной тряпкой. Казалось, это монотонное действие отвлекало ее от каких-то тяжелых мыслей. — Это Антон Шастун. Он из выпускного класса. Класс А. Очень неординарный парнишка. Раньше, где-то год назад, часто бывал здесь даже в необеденное время, покупал выпечку, разговаривал со мной на разные темы. А потом, знаете, перестал приходить, а если и заглядывал, то садился подальше и всегда один. Вроде и подруга есть, и девушка, — она кивнула в сторону Иры и Алисы, — но здесь они будто сторонятся его. Среди персонала ходит информация, что он перестал разговаривать. Какая-то травма или просто переходный возраст, никто не знает. У нас вообще мало сведений.        Женщина грустно усмехнулась и на мгновение отвлеклась, чтобы принять заказ у подошедшего ученика. Вернувшись, она продолжила:        — Вам обязательно стоит познакомиться с ним, Арсений Сергеевич. Насколько я помню, он был умен не по годам, когда мы последний раз общались. А вообще, Вам лучше всего порасспрашивать о нем у его лучшей подруги, Иришки Кузнецовой. Она учится с ним в одном классе. Они были рядом с того момента, как перешли в старшую школу.        — Спасибо тебе огромное, Карин, я обязательно последую твоему совету, — на автомате бросил Арсений, уже погружаясь в свои мысли. Женщина кивнула, как бы принимая благодарность, но этого жеста парень уже не видел. Он направлялся к свободному столику в противоположном от Шастуна углу буфета.        Заняв удобную позицию, парень непроизвольно стал поглядывать в ту сторону комнаты, где сидел Антон. Если бы кто-то посмотрел на Арсения в этот момент, то подумал бы, что он маньяк или сталкер, с таким интересом Попов наблюдал за мальчишкой. Он и сам не давал себе отчета в этом внимательном, пронзительном, долгом и неотрывном взгляде. И очень боялся получить внимание в ответ.        Но Шастун будто почувствовал, что его изучают, поднял свои большие зеленые глаза от столешницы, прищурился и столь же долго и внимательно посмотрел на преподавателя. Вот только этот взгляд был не изучающий. Ни напуганный, ни обозленный, ни смеющийся. Он был ледяной и безразличный. Для этого взгляда Арсения не существовало. Была лишь стена. А стены умеют лишь молчать и не сделают ничего плохого. Не ударят, не прикоснутся, не разобьют, не уничтожат. Только выслушают…        Арсений снова потерял в этом ромашковом чае свое «я», свою моральную силу, не смог выкарабкаться наружу, поэтому не сразу услышал, что его зовут. Словно сквозь туман или пелену, где-то за гранью, послышался женский голос:        — Арсений Сергеевич, прекратите смотреть на него!        Он не понимал слов. Кто-то в другой реальности снова повторил его имя и свою просьбу, а не получив ответа, потряс парня за плечо. Арсений резко пришел в себя и оглянулся по сторонам. За его спиной стояла Ирина. Она была слегка растрепанной и, казалось, неестественно бледной. Ее глаза, как и вчера, нервически бегали из стороны в сторону, но губы расплылись в улыбке, слегка ассиметричной на правую сторону.        — Я думала, уже и не дождусь вашей разморозки, Арсений Сергеевич, — усмехнулась девушка, едва заметив, что преподаватель шевельнулся.        — Ох, извини, Ирин, я немного завис. Выдалась не самая приятная ночь, — честно признался Арсений, наконец-то полностью переводя свое внимание на ученицу. — Ты что-то говорила?        — Я только позвала Вас пару раз, — девушка невинно пожала плечами, но парню показалось, что она лукавит. Его заторможенное сознание упорно хотело схватиться за какую-ту фразу, которую она бросила совсем недавно, но не могло. Пальчики ослабли. — Я хотела задать Вам пару вопросов по поводу домашнего задания.        Мозг Арсения работал со сбоями. Домашнее задание, его имя, улыбка на сторону. Антон, Антон, Антон. Они будто сговорились. Именно сейчас, именно в этот момент, во время борьбы взглядов не на жизнь, а на смерть, Ира решила отвлечь его, заставить проиграть. Они шли против правил, но никто не заметил. В итоге им вручат победу, а Арсений останется в стороне, не у дел, униженный и уничтоженный.        — Да, да, конечно, — вымолвил парень, все еще пребывая в каком-то состоянии транса, смешенного с непониманием и совсем чуть-чуть — злостью. — Мы можем пройти в кабинет и обсудить это там, если ты не против.        — Я только за, Арсений Сергеевич, — снова эта непропорциональная улыбка, теперь почему-то кажущаяся до ужаса зловещей. В ней чувствуется превосходство вперемешку с обаянием. Но Попов упорно пытался игнорировать это ощущение. Он лишь весело улыбнулся, быстро доел свой обед, так вежливо предоставленный Кариной и проследовал в свой кабинет, слыша за спиной цокот шпилек Ирины. Она сегодня была одета во все черное, что сильно контрастировало с цветом ее волос. На девушке был темная рубашка с рукавом в три четверти, которая едва ли доставала ей до талии и штаны с высокой посадкой. На ее шее висела пара серебряных цепей, дополняя монохромный образ. Девушка явно знала, что такое стиль, это чувствовалось сразу, с первого мимолетного взгляда.        — Арсений Сергеевич, Вы так часто оборачиваетесь. Боитесь, что я потеряюсь, или просто заглядываетесь? — услышал Попов за спиной заливистый смех сразу после того, как оглянулся еще раз проверить, идет ли за ним Ира.        — Ты конечно выглядишь сегодня просто отлично, — парень немного смутился таким открытым вопросом, бьющим прямо в лоб.        — Но есть какая-то загвоздка, да? — Арсений по голосу слышал — она все еще смеялась.        — Ты моя ученица, дорогуша, — теперь и ему почему-то стало смешно. Все прежнее напряжение и раздражение ушло на второй план. Он снова увидел в девушке ту вчерашнюю, первую Ирину, лучик света и комочек счастья.        — Вот все вы так говорите, — Арсений обернулся и увидел, как она надулась, едва сдерживая улыбку. — Вот так и помру, не соблазнив ни одного преподавателя.        — Подожди до универа. Там каждый второй на тебя вешаться будет, — ухмыльнулся парень. — Даже старикашки с женами. Уж такое у них правило — видишь красивую ученицу, подкати.        — Вы это на себе проверяли, а, Арсений Сергеевич? — девушка не выдержала и снова заливисто расхохоталась. Попов аж опешил от такого вопроса.        Пока он думал, что ответить на такой откровенный наезд, они уже дошли до кабинета. Половина обеденного перерыва пролетела незаметно, и время бежало все быстрее и быстрее, загоняя их в рамки.        — Так какой у тебя был вопрос по домашней? — спросил парень, отпирая дверь и пропуская девушку внутрь.        — Вы правда подумали, что я пришла говорить с Вами о задании, Арсений Сергеевич? — лицо Иры моментально приобрело виноватое выражение. — Я не тот человек, который любит задавать вопросы касательно очевидных вещей, а Вы, нужно отдать Вам должное, объяснили домашнее задание очень доходчиво. Дело совсем в другом. И я думала, что Вы догадаетесь. Простите, что пришлось Вам лукавить и портить о себе впечатление.        Ее глаза, погрустневшие, остывшие, являлись полным подтверждением ее сожаления. Арсений опешил от ее слов, в который раз убеждаясь, что Ира очень переменчива. Она меняет одну личность на другую, словно одежду, цвет волос или макияж. Она любит быть разной, любит удивлять, притворяться и меняться.        — Но зачем же тогда, если не…? — Арсений не успел договорить, девушка его перебила.        — Вы же успели познакомиться с Тошей, да? — тихо спросила она, нервно теребя браслеты на руках. — Прошу Вас, только не лгите. Мне нужно знать правду.        Парень сглотнул и медленно кивнул.        — Я не хочу, чтобы Вы думали, что он странный, Арсений Сергеевич, — Ира резко подняла на преподавателя свои большие, подведенные черным глаза. — Вы можете называть его как угодно в своей голове: замкнутым, скромным, закрытым. Только не сумасшедшим, пожалуйста. Это очень, очень важно для меня.        Арсений завис на пару минут. Он смотрел в глаза девушки и видел с них не только свое отражение. Он видел чужие радужки, подернутый пленкой остывший зеленый чай. Через Ирину на него смотрел Шастун. Или у него уже начала ехать крыша, что тоже вероятно.        — Почему он всегда один? — он хотел задать огромное количество, хотел сказать что-то важное, хотел, в конце концов, дать обещание, ответить согласием на просьбу Кузнецовой, но в итоге выплюнул это короткое предложение, не имеющее никакого смысла.        — Я могу не отвечать на этот вопрос, Арсений Сергеевич? — все так же тихо спросила девушка, сверля его внимательным и долгим взглядом. — По крайней мере не здесь, не в этой школе, не в этой аудитории.        — Но ведь у него есть ты. И Алиса, — не унимался Попов, прожигая в Ире ответную дыру.        — Пожалуйста, не здесь. Прошу. Когда-нибудь в другой раз. Я обязательно скажу Вам все, что могу. Все, что он мне позволит и не позволит тоже. А сейчас я хочу лишь обещания, — взмолилась она, тараторя слова, будто стреляя ими из пулемета. В глубину мозга, туда, откуда они больше никуда не денутся. — Что бы Вы не узнали, кто бы что не сказал Вам, обещайте мне, что не посчитаете его сумасшедшим. Не обидите его.        — Хорошо, хорошо, — Арсений не понимал, почему Ирина так сильно волнуется об этом, но не мог не согласиться. — Обещаю.        — Спасибо, — девушка тяжело выдохнула, провела рукой по слегка растрепанным светлым волосам и снова надела на лицо добродушную улыбку. — И все-таки подумайте о моем предложении поухаживать за мной, Арсений Сергеевич. Возможно, я смогу поделиться с Вами какой-нибудь важной информацией.        Сказав это будто не в тему, будто украдкой, как что-то бессмысленное, шуточное, девушка кошкой выскользнула за дверь, оставив парня в очередной раз утопать в своих невеселых мыслях. Он не понимал, что это было. Ему казалось, что все, что только что произошло, было лишь сон. Один вздох — и аудитория исчезнет. Он проснется в своей комнате, с раскрытым ноутбуком на лице и с недосыпом под глазами. Но проходила секунда за секундой, мгновения сменяли друг друга, а Арсений все так же сидел в светлом классе, уставившись в одну точку, мерз от своих мыслей и не мог расправиться с мурашками по всему телу. Он не испугался, нет. Просто что-то обескураживающее было в голосе Ирины, в ее переменчивом настроении, в ее странной, несвоевременной просьбе. Арсению казалось странным, что она первая заговорила об Антоне, что она намекала на возможность получить информацию. Все это звучало, как абсурд, но Попов же услышал все это только что своими ушами.        Мир вокруг него сошел с ума. Или он свихнулся. Он уже не понимал. Каждый новый день встречал его бешеной кантатой, бесконечной перипетией новых событий, и он запутался в какой-то момент окончательно. Почему все это происходило с ним, маленьким мальчиком, мечтающим стать талантливым музыкантом. Он не повзрослел, потому что никогда не хотел взрослеть. Вот только жизнь решила за него. И он бился в своей золотой клетке, ударяясь о прутья, расшибая голову в кровь, но продолжая сражаться с воображаемым врагом. А на деле… его противником был он сам… ***        Часы лениво пропели пять вечера. Арсений специально поставил будильник на это время, чтобы не пропустить начало дополнительных занятий для выпускных классов. Утром, проводя краткий инструктаж по тому, что ему придется делать, Алевтина Александровна сказала, что выделила для этих факультативов целых пять кабинетов в западном крыле школы и что Попов может выбрать любой из них. Он и выбрал — самый большой, самый просторный и самый оборудованный, выходящий окнами на футбольное поле. Арсений любил, чтобы место, в котором он работает, отличалось комфортом. Эта аудитория полностью удовлетворяла его требованиям.        Парень подошел к дверям кабинета за минуту до начала. Он заранее предупредил своих учеников о том, что они могут располагаться в классе, не дожидаясь его, поэтому, зайдя внутрь, в огромную, освещенную уже уходящим солнцем комнату, он был удивлен, как много человек пришло на первое занятие. Арсений и до этого догадывался, что выпускников будет достаточно, но чтобы настолько… Это было для него приятнее всех комплиментов и богатств мира. Здесь была добрая половина обоих выпускных классов. Увидев преподавателя, они все заулыбались, приветствуя его словами и уважительными кивками головы.        — Здравствуйте, здравствуйте, дорогие, — только и успевал повторять Арсений, расплываясь в ответной улыбке и выискивая лица тех, кого хорошо запомнил на уроках. Он сразу заметил, что среди присутствующих не было Ирины, хотя девушка несколько раз обещалась прийти. Это немного расстроило парня, но он снова собрал себя в кучку и громким, уверенным голосом произнес:        — Как вы уже могли заметить, сегодня я собрал здесь сразу два класса. Я сделал это не просто так, а чтобы отработать с вами одно из важнейших умений для музыканта — умение работать в команде. Я знаю, что у вас есть некое профильное разделение. Класс А — вокалисты, а класс В — инструменталисты. Именно сегодня мы потренируем аккомпанемент. Я подготовил вам несложные произведения из современной поп-музыки. Предлагаю разбиться на пары, разобрать инструменты (они лежат в шкафу у стены за вашими спинами) и подойти ко мне для подбора произведения. Сегодня отрабатываем слаженность и способность прислушиваться друг к другу, — закончив инструкции, Арсений дал команду к началу. И только тогда заметил его. Темное пятно на самой задней парте. Будто тень, призрак, морок или сон. Но Попов почему-то точно знал, что не сходит с ума, пусть и не верил тому, что видит. Потому что сразу ощутил холодок чужого взгляда на своей щеке.        Когда все принялись выполнять указания Арсения, Антон даже не сдвинулся с места. Он так и остался сидеть на месте, лишь изредка моргая, хлопая своими длинными ресницами. «Словно усики бабочки», — мелькнула мысль в голове Попова, и почему-то захотелось смеяться.        Обходя мальчишек с тромбонами и девочек со скрипками, которые настраивали свои инструменты и искали себе пару, Арсений пробился наконец к тому столу, за которым сидел Шастун, до чертиков спокойный, ледяной. Снежная, блять, королева.        — Не думал, что ты придешь, — честно признался Попов, присаживаясь рядом с мальчишкой. Идиотское начало для разговора, но парень не привык лгать и уж тем более подлизываться к кому-то.        Ответом ему послужил сдержанный кивок и очередная порция кристалликов льда под ребра и по лицу. Арсений почувствовал, как мальчишка сделал едва заметное движение назад, будто хотел отодвинуться или, того хуже, убежать. Но не сделал этого. Продолжил смерять взглядом, гипнотизировать. Арсению стало грустно и как-то неуютно.        — Ты умеешь играть на каком-нибудь инструменте или… — парень чуть не произнес слово «петь», но вовремя одернул себя. Это было бы так глупо — облажаться сейчас, когда этот загадочный мальчишка так близко.        Антон смерил Попова очередной порцией холода, а потом прищурился и провел рукой в воздухе, будто выводя невидимые буквы.        — Тебе нужен блокнот? — догадался Арсений и, получив утвердительный кивок, поспешил к столу, по пути останавливаясь раз десять, чтобы дать дальнейшие инструкции ученикам. Он ловил пристальные взгляды детей то на себе, то на Шастуне, но пытался не обращать на это особого внимания. Ему, в принципе, было плевать. Добравшись, наконец, до стола, Арсений быстро нашарил в шкафчике под крышкой старую, наполовину исписанную тетрадь, схватил свою черную шариковую ручку и направился в обратный путь, снова через толпу интересующихся занятием подростков. Пристроив всех за дело, парень вернулся к парте, за которой сидел Шастун. Тот находился в той же позе, в которой застыл, как только Попов его покинул. Истукан, невидяще глядящий сквозь людей и предметы прямо в мертвый кирпич стены.        — Я принес, что ты просил, — Арсений побоялся даже докоснуться до него, пытаясь вывести мальчишку из транса лишь с помощью голоса. Антон снова кивнул, теперь уже, кажется, в знак благодарности, и осторожно забрал из рук преподавателя тетрадь с ручкой. Уже через пару секунд на идеально разлинованной бумаге стали появляться завитушки слов, написанных аккуратным, практически каллиграфическим почерком. «Я не буду ни играть, ни петь, Арсений Сергеевич. Извините». Вот что мальчишка вывел на самом краешке первой страницы тетради. Попов посмотрел на него ответным взглядом.        — Ты приходишь на дополнительные занятия, но отказываешься петь. Почему, Антон? — тихо спросил он после затянувшейся паузы.        Новые строчки на разлинованном листе. «Я не умею петь, мистер Арсений Сергеевич. Я прихожу сюда не чтобы учиться. Это я могу сделать и в классе. Я просто… хочу попробовать ноты на вкус, понимаете?» Последнее предложение Антон писал чересчур долго, постоянно переводя свои чайные глаза на «собеседника». Арсений терпеливо ждал. Когда окончательная фраза полностью проявилась на бумаге, он снова бросил непонимающий взгляд на Шастуна.        — Как может случиться так, что ты не умеешь петь, Антон? Ты же в классе А, разве нет? — недоуменно воскликнул он.        «Так и есть. Но… произошли технические неполадки».        — О чем ты? — все становилось запутаннее с каждой секундой, каждой чернильной фразе на белом полотне тетради.        «Я больше не хочу уметь петь, Арсений Сергеевич. Мой голос… он убивает. Одно слово, сотни, тысячи человеческих душ. Он ужасен, понимаете?»        Попов не понимал. Он во все глаза смотрел на мальчишку перед собой. Карина была права. Он умнее своих лет. Он мог бы легко заболтать кого угодно. Заставить поверить в то, что говорит. Если бы хотел… говорить. Такая мелочь, но такая чертовски важная. Арсений смотрел сейчас на него, долго, пристально, упорно, снова запустив механизм игры в гляделки, и даже не мог представить себе, что именно произошло в голове или в жизни у человека в паре сантиметров от него. И даже не мог спросить. Потому что ответом была бы только очередная порция молчания.        Пауза затянулась слишком долго. Попов очнулся от мыслей, только когда под его руки, лежащие на парте, аккуратно подсунули тетрадь. «Вам нужно заниматься с ребятами, Арсений. На меня не обращайте внимания, я не буду мешать. Просто разрешите мне быть здесь, ладно? Просто послушать…»        И парень кивнул. Он разрешил, даже не понимая, что это был первый раз, когда он позволяет ему остаться рядом. Когда подпускает близко-близко и не дает уйти. Арсений не мог смириться с тем, что этот мальчишка, человечек, сделанный из холодного ромашкового чая, просто наблюдает. Он хотел, чтобы Антон стал непосредственным участником действа, чтобы был в центре внимания, но не мог добиться этого. Пока…