И помните, потомки, чья кровь питает вас

Судьба облаков — в зеркале вод отразиться.

Острое счастье — с подобным себе

Искрой поделиться.

Арм-Анн

После памятного ночного разговора Арман затаил обиду. Юта стала всё чаще замечать на себе внимательный, даже подозрительный взгляд супруга. Глубоко уязвлённый её минутной слабостью, Арман пытливо заглядывал ей в глаза, когда заводил речь о будущем, в котором скоро должен был появиться их малыш. Женщина чувствовала то вину, то возмущение. Разлад в семье тяготил её, и на этот раз Арман решительно не был намерен искать компромисс или пытаться сгладить углы. Несколько раз Юта пробовала объясниться, но попытки эти походили скорее на оправдания, которым она и сама не верила. Супруг, не мигая, слушал и кивал, но легче от этого не становилось ни одному из них. Да и что она могла сказать, когда при каждом движении ребёнка в своем чреве ей представлялся свернувшийся клубком змеёныш? Богатое воображение так и эдак рисовало Юте её дитя, вызывая волны умиления пополам с неясным беспокойством. Арман держал свои чувства при себе. Непривычно закрытый, недоступный и замкнутый, он стал больше времени проводить в подземелье, один на один со своими предками. Юта изо всех сил старалась делать вид, что не придаёт этому значения. Хочет побыть в кругу себе подобных? Его право. Однажды днём её посетила циничная мысль: делить ложе с ящером, значит, было хорошо, а рожать от него змеёныша — не хочется?! Юта, занятая шитьём, укололась иглой, так покоробил бывшую принцессу этот тезис. Но неужели и Арман думает так же? Не потому ли начал сторониться её?! Раздраженно фыркнув, Юта отложила рукоделие и встала, подошла к окну. Широкий каменный карниз заметал мокрый первый снег. Пейзаж за стенами замка тонул в искрящемся подвижном кружеве снежинок. Медленно росли белые шапки на полуразрушенных башнях, делая их похожими на важных господ в старомодных головных уборах. В лесу среди опустевших крон торжественно стояли пышные вековые ели и сосны. Море, не желавшее засыпать подо льдом, шумно возилось, как огромный зверь, на шерсть которого налипли снежные комья. Было одновременно и душно, и холодно. Юта куталась в свою накидку и вздыхала. Горгулья, да как могут они сидеть по разным углам и дуться друг на друга после всего, что было?! Юта подумала о том, что, живя с Арманом, ни разу не пожаловалась даже на мелочь — а после жизни во дворце было нелегко привыкнуть к ежедневному труду, каменной пыли, стирке в холодной воде, скудному однообразному рациону и распроклятым клопам. Не хочет он этого заметить?! И ведь ещё журит её за то, что «твои волосы теперь валяются по всему замку»! Поначалу не жаловался и посвящал ей стихи, а теперь, видите ли, обиделся! И носить под сердцем ребёнка тоже оказалось не так просто: бывало, накатывала дурнота, опухали пальцы, а ноги во сне часто сводило судорогой. Она уже не могла, как прежде, одним махом подняться по лестнице на башню, приходилось останавливаться, чтобы отдышаться. Бывшая принцесса и бывшая королева стойко сносила все испытания и лишения, изо всех сил старалась быть хорошей хозяйкой. Да, ей нелегко было принять новость о змеёныше — но пусть он поддержит её или хотя бы даст время свыкнуться с новым порядком! Разве она так уж сильно виновата в том, что испугалась? Да и кто бы не испугался на её месте! Юта закусила губу, сдерживая злость. Заставила себя снова вспомнить о своём долге перед Арманом, но даже этот аргумент не смягчил её раздражение. Войди сейчас Арман в комнату, она, вероятно, накинулась бы на него с кулаками. Но он, на своё счастье, не вошёл. Не явился он и к обеду, предпочтя дикую козу горячему супу, приготовленному опальной супругой. Юта успела передумать обо всём и разозлиться пуще прежнего, но вечером ей пришла в голову чудесная идея примирения. Оставалось лишь не выдать её раньше срока. Арман же, скользнув ночью в постель, вопреки обыкновению не приобнял беременную жену. Дракон в человеческом обличии слышал, как усердно сопит Юта, притворяясь спящей. Ему и самому был остро неприятен холодок, появившийся между ними. Но, как ни корчи через силу улыбку, а неожиданно больно было увидеть страх в глазах Юты, когда она спросила «Он скоро обернётся человеком?». Страх и… гадливость. Его маленький змеёныш не заслужил ни того, ни другого, тем более от родной матери! Арман не забыл, как она вздрагивала ночью, как испуганно смотрела распахнутыми карими глазами, точно выслушивая приговор. Невинные, казалось бы, вопросы задели его за живое. Он мог простить Юте многое, но только не отвращение к их ребёнку. … На следующий день она встала гораздо раньше обычного и выскользнула из спальни, не разбудив Армана. Очнувшись ото сна, он схватил обеими руками обмякшее одеяло, рывком сел. Одевшись, Арман принёс дров в комнату с камином и, строго здороваясь с Ютой, заметил, что уголки губ его молодой супруги вздрагивают, скрывая шельмовскую улыбку. Бывшая принцесса нарочито серьёзно нахмурилась и протянула ему тарелку каши. За ночь отходчивый Арман несколько успокоился и был готов помириться, но умение разрешать такие вопросы не входило в число его добродетелей. … К полудню всё было готово. Приплясывая от нетерпения и волнуясь больше, чем следовало бы, Юта отправилась на поиски Армана. В подземелье его не оказалось. Обойдя все возможные места, где он обычно бывал днём, Юта так и не обнаружила пропавшего мужа. Отчаявшись разыскать Армана в замке, Юта, поразмыслив, направилась в ритуальную комнату. С некоторых пор её подмывало посетить это место и прочесть надписи на закопчённых стенах. Болезненное любопытство боролось с отвращением, а также подавало голос недремлющее чувство долга: ведь рано или поздно её дитя начнёт пользоваться драконьим туннелем, а значит, будет проходить через ритуальную комнату как минимум дважды в день. Что именно он там увидит, и как это можно будет истолковать? А когда Арман, очевидно улетевший размять крылья, вернётся, она сразу встретит его там, и они немедленно помирятся. Из книги с выкройками Юта узнала, что Армановы предки считали доброй традицией показать подрастающим детям, как происходит Ритуал. По их мнению, это зрелище должно было приобщить малышей к семейному промыслу, подготовить к будущим злодеяниям. Нередко свидетелями отвратительной расправы становились и матери юных драконов. Юта ни на минуту не верила, что подобное зверство может произойти в их семье, но всё же беседа с Арманом не удовлетворила её до конца. Она не знала толком, что именно хочет найти в круглом зале с отверстием в потолке, но всё же решила отправиться туда и осмотреть его втайне от супруга. Так, крепясь и уговаривая себя сохранять спокойствие, будущая мать двинулась через знакомый коридор. У самой двери она сделала остановку, чтобы немного передохнуть, набраться смелости. В пыли у стены остались отпечатки её кожаных туфель. Увидев их, Юта несколько раз широко махнула полами хламиды — на месте следов оказался плотный слой каменной пыли. Опасливо оглядываясь, она на цыпочках проследовала в ритуальную комнату. В воздухе густо висел запах мокрой копоти. С утра началась оттепель, шёл очень холодный дождь, мигом растопивший только что выпавший снег. Свет, проникавший через отверстие в потолке, лениво, как бы нехотя, обрисовывал силуэт трёхгранной иглы в густом тумане. На неровном полу лаково поблёскивали неглубокие лужи, похожие на тугие рыбьи бока. Жертвенник окружала выемка, по которой вода вытекала куда-то прочь сквозь отверстие в дальней стене. От двери, через которую вошла Юта, вела проложенная в пыли тропинка. Неподалёку от драконьего туннеля человеческие следы сменялись оттисками огромных когтистых лап. Юта, так долго собиравшаяся с духом перед визитом в это страшное место, ощутила что-то похожее на разочарование. Ритуальный зал не внушал ей былого ужаса. Место расправ выглядело заброшенным, замшелым, даже полуразрушенным, а потому чувство опасности значительно притупилось. Держа руку на выпирающем животе, бывшая узница обвела глазами стены. «… преуспеяния в промысле… «, «Ты славен, сын, и славна твоя добыча…», «… поглоти молодое сердце, не знавшее… «, «Вкусивший венценосную пленницу…», «Поднимись к звёздам, и жар гортани твоей сравнится с солнечным пламенем…», «… и тёплый ветер поднимет крылья твои…» — гласили обрывки текстов, выбитых глубоко и чётко на наиболее ровном участке стены. Опытная исследовательница сходу определила, что эти надписи регулярно поновлялись и даже переписывались по мере изменения языка. Впрочем, и они уже больше чем наполовину скрылись под островками буроватого мха. Однако, были и другие, неровные, неглубокие, торопливо нацарапанные тексты. Юта бегло прочитала один из них — и отшатнулась. Доблестный предок, не подписавшийся под своими советами, рекомендовал снимать с принцесс одежду и украшения перед тем, как съесть. Стиль повествования напоминал жалобу. Вероятно, потомки должны были от души посочувствовать несчастному дракону, который потом едва сумел выковырнуть застрявшую в зубах корону. Юта презрительно поджала губы, не ощущая в отношении людоеда ничего похожего на сочувствие. Другой с гордостью рассказывал, как расправился с освободителем. Древнее наречие, по-своему образное и поэтичное, красочно описывало бой. Юта бессильно сжала кулаки, представив, насколько неравными были силы противников. Содержание следующего текста оказалось омерзительным насколько, что бывшая принцесса гадливо отвернулась, подавляя приступ тошноты. Ей захотелось немедленно уйти и, закрывая дверь, трижды произнести запирающее заклинание. Неожиданно взгляд её натолкнулся на аккуратно расчищенный прямоугольник, светлым пятном выделявшийся на фоне закопчённых стен. Подобрав юбку, чтобы не испачкаться, любопытная хозяйка перешла через ритуальный зал. Туман гасил эхо её шагов, а усилившийся дождь дробно барабанил по поверхности жертвенника. Подойдя к дальней стене, Юта увидела неопрятную груду мелких каменных обломков. Какой-то текст был начисто вымаран, и, по всей видимости, совсем недавно. На полу лежали долото, молоток и нож, которым Арман обычно пользовался в быту, и который ещё день или два назад Юта видела у него в руках. Не сохранилось ни слова, ни буквы, ни штриха. Прочерченная гигантским когтем рамка окружала светлую, покрытую свежими выщербинами поверхность камня. Юта задумалась. Не было никакого сомнения в том, что это сделал Арман. Выходит, он решил, что-то скрыть от потомков? А может, и те ужасные советы по съедению принцесс он тоже сотрёт? Но что именно было здесь написано? Почёсывая длинный нос, Юта снова осмотрелась. По соседству со стёртым текстом были видны ещё четыре, обведённых в такие же рамки. Написанные разными авторами в разное время, все они повествовали о… поражениях. Первый текст Юта разобрала исключительно благодаря часам, проведённым в клинописном зале. Его автор говорил на древнем наречии, которое даже Арман понимал с большим трудом. Юта спустя прошедшие века почувствовала, как сильно оказались уязвлены родичи павшего в бою свирепого Таг-Арра, восьмидесятого в роду. Грызя пальцы, исследовательница продиралась через ряды полузнакомых знаков, узнавая подробности схватки, описанные со стороны драконов. Победителем значился некий «Брат всех сестёр» по имени Контестар. Рядом начертанным на камне именем виднелось изображение двух глаз — символ проклятия. — Горгулья… — потрясённо прошептала Юта. Легендарный герой — основатель династии контестарских королей — был личностью весьма противоречивой и овеянной славой. В числе его подвигов, которые знал с детства каждый житель трех королевств, действительно была победа над огнедышащим ящером. Выходит, сказки не были вымыслом? Юта закусила губу, нахмурилась. Некоторое время она раздумывала, на чьей же стороне ей теперь следует быть и кому из противников сопереживать. От всей души пожелав наиболее счастливого завершения этой невероятной истории многовековой давности, она перешла к следующему тексту. Предки холодно, но всё же весьма содержательно рассказывали о примененных врагом уловках и хитростях, предостерегали потомков. Если верить каменной летописи, рыцари-освободители побеждали всего четыре раза. Легендарный Контестар первым одолел ящера. Затем подвиг повторил его далёкий потомок, будущий король Контестар двадцать четвёртый. После шло упоминание о витязе, у которого ящеры почему-то не смогли узнать имени, а потому наградили его нелестным прозвищем «Рыжий пожиратель дохлых кошек» и, наконец, Эргар из Тарры, подстреливший прадеда Армана волшебной стрелой с наконечником из погибельного железа. Юте потребовалось совсем немного времени, чтобы догадаться о содержании строк, которые Арман безжалостно стёр со стены ритуальной комнаты. Двести первый потомок никогда бы не поднял руку на наследие своих предков. Но он уничтожил им самим же и оставленное упоминание о поражении в бою с Остином. На минуту из-за серых, набрякших от воды туч вырвался луч света. Юта оглянулась. Трёхгранная игла, прямая и зловещая, как в дни своего величия, высилась над ней, бросая, узкую тень на омытый дождём жертвенник. Чёрные матовые грани сияли мрачно, но вместе с тем торжественно. В один миг ритуальная комната переменилась, от каменных стен эхом донеслись отголоски криков, рычание и скрежет. Трещины и стыки плит пола оказались бороздами, оставленными огромными когтями. Перед Ютиными глазами разом ожили сотни разыгравшихся в этом месте трагедий. И вдруг она увидела Армана, присевшего на каменную глыбу, когда-то упавшую с покрытого трещинами свода. Он был здесь всё это время, но сидел абсолютно неподвижно, и именно поэтому Юта его не заметила. Небрежно согнутая спина, вздёрнутый загорелый подбородок, рука лежащая на колене казались окаменевшими. Только глаза пристально смотрели на любопытную жену, двигаясь вслед за её округлившейся фигурой. Поняв, что его соизволили заметить, Арман медленно встал со своего камня. Не встал даже, а скорее сполз, потом выпрямился и направился к Юте. Он шёл к ней не спеша, как-то по-хозяйски, прекрасно осознавая полноту своей власти в этом месте. Всё ещё находясь под будоражащим нервы впечатлением, Юта едва не попятилась. Она вовремя остановила себя, но всё равно нервно вжала голову в плечи. В ярких лучах солнца, наводнивших ритуальную комнату, она ясно увидела, насколько Арман на самом деле стар. В десять раз старше её самой. Его истинный возраст многократно превосходил человеческую старость, но годы не брали ни тело, ни разум. Как дракон Арман был ещё молод, но эта молодость, непостижимо длинная, в которой уместились бы несколько человеческих поколений, началась слишком давно. Загорелое безбородое лицо задубело от поднебесного ветра до каменного звона. В темно-зеленых глазах застыли два века его аскетичного одиночества. Юта почувствовала себя крошечной песчинкой, искоркой… Скорлупкой. Скорлупой для змеёныша, такого же, как Арман. Они тянулись друг к другу, но пропасть между ними была настолько велика, что на строительство моста ушли бы века. Много больше Ютиной жизни. — Здравствуй, Юта, — произнёс он сухо, потом наклонился. Узкая костистая ладонь подняла с пола инструменты. Пойманная с поличным, бывшая принцесса кусала губы. Щёки её предательски покраснели. — Арман, я… — что-то в Юте горячо запротестовало, и она едва смогла выдавить окончание фразы, — прости меня. Он обернулся, как ужаленный. Юте стало обидно, а ещё остро захотелось покинуть ритуальную комнату. — Ты ни в чём не виновата, — пожал плечами Арман. Попытался пошутить. — насколько я знаю… Или ты опять клопов выводишь, а? — Ты сердишься на меня, — в Ютином голосе проскочила вызывающая нотка. Арман глубоко вздохнул и посмотрел свысока. Солнце уже скрылось, а потому он перестал казаться Юте древним ящером, снова спустившись почти на один уровень с ней. — Да как на тебя сердиться, — с чувством произнёс он, беря Юту за руку и выводя прочь из ритуальной комнаты. Кипящая изнутри от негодования, она не заметила, что Арман повёл её не через ту дверь, в проем которой она вошла. Бывшая пленница замка почувствовала себя так, словно попала в мышеловку. Раньше, когда Арман был для неё похитителем и тюремщиком, ей было можно ругать его, бояться, ненавидеть и предпринимать попытки побега. Теперь же он стал её спасителем и супругом, отцом её будущего ребёнка — и она обязана его любить! Быть с ним в горе и радости, покорно принимать от него всё, что угодно. Не перечить, наконец. Радоваться, что их малыш пойдёт в отца. И вот, она смиренно пришла к нему, чтобы раскаяться и помириться, а он не только не упал к её ногам, но и продолжает дуться! Юта сопела всё громче и свирепее. Арман выпустил её ладонь, чинно предложил ей локоть. Супруги молча прошли под руку по коридору, потом прошагали по лестнице и неожиданно вышли на открытую галерею. Холодные солёные брызги едва не достигали широких проёмов, разделенных тонкими колоннами-опорами. — Я очень хочу, — начал Арман серьёзно, расставляя ударения на каждом слове, — чтобы тебе было со мной хорошо. Со мной, с нами… — он не удержался и коснулся её живота. Юта выдержала паузу и ответила неожиданно холодно. — Мне хорошо, Арман. Они остановились там, где пол рассекала узкая черная трещина. Разлом был таким глубоким, что можно было рассмотреть коридор этажом ниже. Арман взял жену на руки и перенёс через опасное место. Остановившись, он долго смотрел ей в лицо, прежде чем спустить на ноги. Наконец, Юта сдалась. Сказала со вздохом: — Не требуй от меня слишком многого. Пожалуйста, не всё сразу… — она добавила одними губами, — любимый… Я не могу иначе, мне нужно немного времени… Арман плотно сжал зубы и процедил: — А я не могу перестать быть драконом! Ни на день, ни на час, ни на одну минуту я не буду человеком, ясно? Я не могу дать тебе времени! — Прекрати, — велела Юта, как и прежде холодно. Они помолчали. Ей снова показалось, что происходит что-то невыносимо глупое. Всё её существо возмутилось против этой дурацкой ссоры. — Вот рожу, — начала она угрожающе, — надену доспехи, возьму меч… — Юта неопределённо взмахнула руками, — во-о-от такой. И вызову тебя на бой, так и знай! Арман поперхнулся и фыркнул. Юта подбоченилась. — Да вот, да! Ты что, думал, запрешь меня в одной комнате с грязными пелёнками?! — Да, я так и думал, — от равнодушного холодного тона не осталось и следа. — Запру и выброшу ключ. — А вот не выйдет! А ещё… Через минуту они оба смеялись, чередуя шутливые реплики с поцелуями. Юта обвила руками Арманову шею, попыталась повиснуть на нём, но огромный живот не дал. — Ты больше не сердишься? — спросила она с улыбкой. Арман в ответ прикрыл глаза и отрицательно помотал головой. — А ты откажешься от этой своей затеи с доспехами и мечом? — Мне надо было бы предложить это раньше, — тихо проговорила Юта, вспомнив стёртый текст в ритуальной комнате. В самом деле, если Арману нужен был постановочный бой с рыцарем, она могла бы… Отбить себя самостоятельно в честном бою. Многого бы тогда не произошло. Разом помрачнев, Арман повернулся лицом к морю. Серое, как ртуть, оно грузно перекатывалось под стенами замка. — У меня не было матери, — неожиданно произнёс он. В его голосе была тоска, но не было горечи. Арман не помнил своей потери, так рано мать оставила его. — Я часто думаю о том, что у нашего малыша будешь… Ты. Понимаешь? Юта снова вспомнила строчки в книге с выкройками. Проглотила болезненный комок в горле. Арман продолжил, глядя на далекий горизонт, весь затянутый свинцовыми снеговыми тучами. — Может быть, моя мать испугалась, когда я родился. Я слышал, — он усмехнулся, пряча на насмешливым тоном свои переживания, — у людей не принято откладывать яйца, из которых вылупляются змеёныши. — Арман… — Юта порывисто взяла его за руку. Он поджал уголки губ. — Может быть, она чувствовала ко мне омерзение. Ей ведь нелегко пришлось, ты даже не представляешь, как трудно жить с моим дедом. А потом был… Я. Юте горячо хотелось разубедить его, но язык не поворачивался открыть правду. Его мать любила его, любила больше жизни и завещала ей, Юте, любить. Арман снова повернулся к ней, и в его глазах была мольба. — Я хочу, чтобы ты его полюбила, Юта. Он будет… Он не должен быть этого лишён, понимаешь? Их руки одновременно легли на выпирающий живот. Юта зажмурилась, сдерживая слёзы. Арман обнимал её, уже не требуя и не нажимая — ведь любовь не породить приказом. Дракон просил любви для своего детёныша. — Надо мной пророчество, — хрипло прошептал он. — Может случиться что угодно, когда угодно. Я больше всего хочу увидеть его, а потом… Потом что угодно. Но если я погибну, у него останешься только ты, Юта. — Прекрати! Ничего не случится! — запротестовала Юта, которой стало не по себе. Она поняла, что именно скрывалось за недомолвками и долгими молчаливыми взглядами. — Ничего не будет, Арман! Немедленно прекрати! Арман снова повёл её вглубь незнакомых переходов. Она следовала рядом ним молча, и он не нарушал безмолвия. — Ты бы мог рассказать мне побольше о своём детстве? — попросила Юта самым мирным тоном. Арман молчал. Она добавила. — Так мне было бы проще представить, каким будет наш Гир-Арр. Арман безмолвствовал. Юта ласково погладила его запястье и подсказала: — А что самое раннее ты помнишь? — Голод, — глухо отозвался Арман. — Что?! — удивилась Юта. Её муж пожал плечами. — В детстве я быстро рос и вечно хотел есть. Я хотел есть даже когда ел, и даже когда в брюхе не было больше места, я всё равно был голоден. — Интересно… — пробормотала Юта, вспомнив кошку, съеденную в детстве одним из Армановых предков. — Значит, Гир-Арр не будет капризничать во время обеда. Это хорошо. Арман фыркнул, отвергая подобную возможность. Юта воодушевилась. — А что ещё ты помнишь? Они долго гуляли по коридорам, держась за руки, время от времени останавливаясь у окон. Это было похоже на то время, когда Юта только-только оказалась в замке в роли хозяйки. Окончательно оттаявший Арман удивлялся, как мог держать обиду на любимую супругу. Когда, беспечно смеясь, они вернулись в комнату с камином, Арман остановился, как вкопанный. Юта смотрела торжествующе, едва сдерживаясь, чтобы не пуститься в пляс. — С днём рождения, — сказала она тепло и ласково. — Тебе двести тридцать четыре года. На столе стоял нарядный торт. Юте пришлось проявить немалую сноровку, чтобы испечь коржи и взбить крем. С последним немало помог странный столовый прибор с шипастым шариком на конце, уцелевший при взрыве. Поразмыслив, хозяйка украсила своё творение лесными орехами и сушёными яблоками. Едва ли на нём хватило бы места для всех двухсот тридцати четырёх свечей, но изобретательная Юта вырезала из огарков необходимые цифры. … Изредка Арман задумывался, что именно Юта рассказала дома о времени, проведённом у него в плену. Дома и… Остину. Рыцарь-освободитель, законный супруг, принц и, наконец, король — о чём он спрашивал её? Что она ему отвечала? Жгучая ненависть в такие моменты опаляла Арману нутро. Юта, так беззаботно всё позабывшая, не знала, как сильно может ненавидеть огромный огнедышащий ящер. Он мог бы проклясть Остина, как его предки прокляли Контестара, Брата-Всех-Сестер. Но Арман хладнокровно рассудил, что проклятия — последнее оружие тех, кто не способен отомстить. Он же был способен и не сомневался, что задуманная им расправа однажды свершится. Но видеть на стенах ритуальной картины имя своего врага, завещать это знание потомкам, увековечить… Нет. Это бы оскорбило трёхгранную иглу. А потому он вооружился необходимыми инструментами и стёр пятое упоминание о поражении, им же самим и начертанное. Когда чудовищная неточность была исправлена, появилась Юта. Ночью, обнимая её, чувствуя движение ребёнка в глубине тёплого живота, Арман снова задумался о мести. Его потомок никогда не прочтёт строк о поражении отца, нет. Но когда он подрастёт, Арман расскажет ему, как всё было, без недомолвок и прикрас. На вопрос «А что же стало с Остином?» он ответит, что убил контестарского короля и всех, в ком текла его кровь. И двести второй потомок будет гордиться своим отцом, победителем морского чудовища. А мать… У него будет мама, заботливая, весёлая, добрая и бесстрашная. В их семье будет много счастья. Только бы роды прошли благополучно.