И помните, потомки, чья кровь питает вас

Свет, как огонь, беспощаден и скор.

Тает туман, когда солнце восходит

Из-за хребтов дальних гор.

Арм-Анн

Спустя несколько дней Юта спросила Армана за ужином: — Послушай, — в глазах её сверкнул азартный огонёк, — а когда ты был маленьким, тебе рассказывали сказки? Арман задумался. Дед не очень-то любил возиться с ним, оттого, вероятно, он и проводил столько времени перед магическим зеркалом. Несколько раз ему посчастливилось услышать, как дряхлый деревенский сказитель чинно повествует ораве детей о заморских чудесах и подвигах некого могучего героя, чьё имя ребятишки повторяли за ним шёпотом. Пакостное стекло тогда было ещё целым, а потому он мог прослушать сказку если не от начала, то во всяком случае до конца. Вкрадце пересказав Юте повествование, каким он его помнил, Арман наткнулся на разочарованный, почти негодующий взгляд. — Что?! — он не сразу понял, чем сказка оказалась так уж не мила. Юта часто заморгала и нахмурилась, словно её обидели. — Понимаешь, это никуда не годится, — решительно сказала она, передавая ему солонку. — Разве мы можем рассказывать нашему ребёнку о герое, победившем дракона? Тем более, что именно в этой истории дракон ничего плохого ему не сделал! Он только охранял свои сокровища, а герой… — Юта задумалась, подбирая нужные слова, — это убийца и грабитель, а вовсе не герой! Арман вспомнил Остина, и ему стоило большого труда не выдать ярости, в короткие несколько мгновений завладевшей всем его существом. Убийца, палач… Не будь Юта беременна, он давно бы полетел, чтобы насытиться местью. Но придётся отложить. Нельзя волновать её из-за этого подонка, да и оставлять надолго без присмотра тоже не стоит. Пусть только она благополучно разрешится. Месть подождёт. — … может, бывают сказки, где драконы не предстают злыми чудовищами? — услышал он голос Юты. С трудом возвращаясь к мирной беседе, предложил: — Давай расскажем ему, что дракон победил и оставил сокровища себе. Выйдет весьма поучительно. Юта должным образом обдумала эту идею и снова не согласилась. — Всё-таки не пойдёт. А может… — Я знаю одну сказку, — задумчиво перебил её Арман, — только это не выдумки, а правда. Он положил руку на её живот. Прикрыл глаза и начал рассказ, обращаясь то ли к Юте, то ли к нерожденному ещё младенцу. Она внимала ему, заворожённо глотая каждое слово. — Много тысяч лет назад, — негромно произнёс хриплый голос, — на небе взошло два солнца. Никто не знает, как и почему так получилось. Тогда предок моих предков, живший на востоке у самого восхода солнца, взлетел им вдогонку и проглотил одно из них. Солнечное пламя растворилось в его крови, и с тех пор потомки его могут дышать огнём. Помолчали. Юта посмотрела восхищённо, и тут же задала вопрос громким шёпотом: — Ааа… он проглотил старое солнце или новое? — То, которое жарче, — Арман фыркнул. Ему стоило большого труда вспомнить некогда услышанную им недолгую историю. Он не знал ответа на Ютин вопрос наверняка, но не сомневался, что легендарный предок выбрал своей жертвой лучшее светило. — Это же замечательно! — Юта все больше вдохновлялась. В глазах сверкал азарт, а на щеках играл румянец. Арман невольно залюбовался. Именно такой она была ему милее всего. — В самом деле? — Конечно! — Юта устроилась удобнее, поглаживая огромный живот. — Ведь если бы на небе горели два солнца, какой была бы наша жизнь? Сгорели бы все леса, все поля, и люди… — Вряд ли мой предок в тот момент думал о людях и их полях, — справедливости ради заметил Арман. Но Юту было уже не остановить. — А что тебе о нём ещё известно? Арман рассказал, как его великий предок одевался стальной чешуёй в сердце гор. Плавил её огненным дыханием и поднимался к звёздам, чтобы закалить поднебесным холодом. С тех пор потомки его носят броню, на которой нет ни одного уязвимого места. Потом поведал, как его предок убил птиц, охранявших долину, где хранился источник времени, испил воды и вкусил плоть плававших в нём рыб, обретя возможность жить многие века. Потом поведал о победе над огромной шипастой жабой, умеющей одним прыжком достичь горизонта, которую его предок также сожрал и передал потомкам шипы костяного гребня. А сердце твари ещё год билось в драконьем желудке. Юта снова ощутила, что оказалась в совершенно ином, древнем и могучем мире. Герой драконьей сказки — если это, конечно, была сказка — оказался не чета человеку. Былинным богатырям была бы попросту не под силу малая часть того, что совершил легендарный Арманов предок. Человеческие герои нуждались в помощи и неизменно получали её от неравнодушных колдунов, добрых королей или, на худой конец, простых крестьян. Дракон же был непобедим с колыбели. Он появился на свет, — выполз из жерла вулкана — независимый, хищный, и любая другая тварь трепетала перед ним. Но, несмотря на своё могущество, первобытный предок не упускал случая стать ещё сильнее. Побеждая сколько-то серьёзного врага — а врагов было много, и все очень разные, — он со смаком пожирал гада, забирая себе его силу, ловкость, умение летать и острое зрение. Непременное съедение противника или какого-либо ценного ресурса оставалось неотъемлемой частью каждой истории. Дракон бился, побеждал и пожирал своих врагов, пока не остался один и не сделал пустыню своей землёй. Арман замолчал, глубоко задумавшись. Он рассказал Юте всё, что знал. Пожалуй, охватившее его чувство можно было назвать гордостью. Его предок не был героем баллады, но действовал, ведомый вполне понятной и не лишённой благородства целью: передать обретённую мощь потомкам. Герои человеческих сказок редко преследовали цель выше. Юта сочла истории вполне достойными, принялась искать в них поучительные оттенки и со смехом репетировать, как расскажет их малышу. Арман вполуха слушал, предаваясь воспоминаниям. Как ни скуп был его дед на ласку, а всё же он рассказывал ему это перед сном, когда погиб отец. Некоторые поведанные Арманом факты были откровенно отталкивающими, но женщина слушала, очарованная жутью. Некоторые показались почти трогательными. Особенно Юте понравилась первая история, о проглоченном солнце. Она раскинула руки, словно показывая размер пасти, выпучила глаза и произнесла страшным шёпотом: — А солнышко горячее-горячее! Арман не выдержал и расхохотался. Смеялась и Юта, сдерживая икоту, которой страдала из-за непомерного уже живота, и очень этого стеснялась. — А он умел превращаться в человека? Новый вопрос поставил Армана в тупик. Ответа он не знал, и не мог выдвинуть версию, в которой был бы точно уверен. Он подумал и произнёс хрипло: — Если и умел, то никогда этого не делал. На той стороне моря ему это было не нужно. Зачем? — А кто научил твоих предков это делать? — Никто не знает, — Арман пожал плечами, раздумывая, как-то Юта воспримет новость, которую он собирался ей сообщить, — послушай, я хочу рассказать тебе кое-что очень важное. Его ладонь снова накрыла её живот. Юта чуть сдвинула его руку, устраивая поудобнее. Подняла на него немного встревоженные глаза. В голосе Армана ей послышалось волнение. — Наш сын, — начал он, пытливо глядя ей в лицо, — не человек. Прямо сейчас он не в облике человека, он ящер, змеёныш. Он родится в кожистом яйце. Юта удивилась. Она весьма неясно представляла себе роды, но такого ожидать никак не могла. — Это не должно быть опасно для тебя, — заверил её Арман, — просто знай, что это происходит так. В остальном должно быть… Как у людей. Ты не испугаешься? Как ни искал он в её глазах испуг, а Юту новость не смутила. Будущая мать улыбалась. Пусть змеёныш, пусть так. Любовь к мужу легко примирила её с этим фактом, способным повергнуть в ужас любую женщину. Арману стало легко. Он опасался, что известие вызовет у неё отторжение, страх, даже неприязнь. Вероятно, Юта ждала умильного младенца, вроде тех, которых ей случалось видеть раньше, завернутыми в шёлковые пелёнки со всевозможными бантиками и ленточками. Но любимая супруга не разочаровала ревнивого дракона. — Какое чудо, Арман, — прошептала Юта. — Скорее бы его увидеть! … В ту ночь Юте снились кошмары. Временами она оказывалась в тесной и тёмной расщелине, где мучительно давили на грудь острые камни, не давая вздохнуть, а со всех сторон доносилось шипение и скрежет когтей. Казалось, тело закручивается петлями, силясь выбраться из каменной клетки. Потом разящим копьём обрушился свет, такой яркий и горячий, что хотелось кричать. Хотелось спрятаться куда-нибудь, хоть бы и обратно в расщелину, но прежняя тюрьма исчезла, а путь в неё был позабыт. Зубы смыкались на источнике невыносимого света и жара. Проглоченное солнце, запертое в глотке, невыносимо жгло гортань. Сновидения были полны извивающихся тварей, без счёта пожиравших друг друга. Чудовища были так сложно устроены, что вконец измученная лихорадочным бредом Юта уже и не пыталась понять, сколько у них пастей, сколько глаз или кривых, многочленистых лап. Полчища уродливых созданий разевали алчущие рты, ползали друг по другу, скреблись, как раки в огромном тазу и бесконечно изменялись, порой выворачиваясь наизнанку. Воспалённое сознание, взбудораженое рассказом Армана о паломничестве и тем, что он поведал Юте за ужином, не выпускало её из болезненного забытья. Женщина тихо застонала и проснулась, но кошмар не желал отступать. Из темноты со всех сторон смотрели горящие глаза. Тлел небольшой камин, истекая теплом и слабым светом, и измученной страшным сновидением Юте вдруг почудилось, что супружеская спальня напоминает… пещеру. Да-да, именно пещеру. Откуда-то стекала вода и гулко капала в дальнем углу. Влажный холод, запах сырого камня и даже неправильная форма этой комнаты наталкивали на мысли о подземных залах и проходах. Окно казалось неровным замшелым проломом. Высокий сводчатый потолок, невидимый во тьме, покрывали сосульки, выросшие из мокрой извести. Вероятно, тот, кто строил замок, ещё жил памятью первобытных убежищ, а потому создал не столько жильё, сколько… Логово. Юта вспомнила, как однажды в парке, окружавшем дворец, где прошло её детство, обнаружили змеиную кладку. Мальчишка-паж рассказал о находке, азартно сверкая глазами. Принцессе полагается бледнеть и пугаться от подобных новостей, но маленькая Юта была сорвиголова. Когда она подоспела к указанному месту, двое садовников лопатами выгребали прелые листья из-под корней большого дуба. Под ними обнаружился десяток кожистых яиц, размером немногим меньше куриных. Мягкие, полупрозрачные, они выскальзывали из-под острия лопаты, которыми садовник пытался их проткнуть. Темные змеёныши, больше похожие на длинных червяков, гибли на её глазах, а Юта не почувствовала даже намёка на жалость. Если бы на её глазах топили котят, она бы обязательно встала на их защиту. А детёныши змей не вызывали тёплых чувств, хотя были совсем крошечными и, вероятно, не менее любимыми матерью, чем котята или, например, сама Юта… Арман лежал рядом, мерно дыша. На лице его, расслабленном и безмятежном, играла хищная улыбка. Дракон был стержнем этого грозного первобытного мира, хозяином своей пещеры. Первый его предок надел человеческое лицо, как маску, чтобы разделить ложе с женщиной и продолжить род. Прошли тысячи тысяч лет, но ничего не изменилось: такая же женщина лежит в объятиях огромного огнедышащего ящера, который терпеливо ждёт, когда в его логове появится яйцо, а после — змеёныш, подобный ему… Юта прижалась к Арману под одеялом, положила голову ему на плечо. Её колотила крупная дрожь. Ощущение своей беззащитности пронзило насквозь, заставляя трепетать всем нутром, как от болезненного озноба. — Юта?! Арман резко сел, настороженно огляделся. Чуткое нёбо щекотал запах страха, исходивший от любимой женщины. Он опёрся руками о постель, закрывая Юту своим телом от любого зла. Оскалился, хищно оглядываясь. — Мне страшный сон приснился, — прошептала Юта. Она окончательно проснулась и смутилась своего страха. Ладони Армана, коснувшиеся её, были наполовину покрыты чешуёй, словно причудливыми перчатками. Он ласково поцеловал её в лоб, накрывая своим спокойствием как плащом. Порождения кошмара не желали исчезать, но разом отступили в самые тёмные щели, боясь высунуть даже кончик носа, потому что Арман был много сильнее и опаснее их. Юта разом почувствовала себя в безопасности. — А он скоро обернётся человеком? — спросила будущая мать шёпотом, когда рука её мужа осторожно погладила разросшийся живот. Арман какое-то время молчал, и Юте показалось, что такой вопрос его обидел. Ей вдруг остро захотелось представить своего ребёнка не змеёнышем, а человеком, младенцем. Какая-то часть её натуры спохватилась, подняла мятеж, крича о противоестественности происходящего. Ведь её дитя — не человек. Змей. Юта спросила, не готовая превозмочь возможный отрицательный ответ: — Я смогу кормить его грудью? Вопрос поставил Армана в тупик. Его неожиданно задело то, как она спросила, скоро ли его сын расстанется с драконьим обличьем. «Трудно же нам будет поделить этого ребёнка» — подумал Арман. Он не знал, что ответить, а в глазах Юты всё-таки мелькнула горькая тень. — А не испугаешься? — спросил Арман язвительно, почти ядовито. Юта подняла на мужа серьёзные глаза, в которых уже готовы были появиться первые слёзы. Порой с Арманом бывало нелегко найти общий язык. Вспыльчивый дракон мог, не разобравшись, принять в штыки какую-нибудь мелочь. Но, если проявить немного терпения и отваги, то компромисс никогда не заставлял себя долго искать. Теперь же он просто растерялся, попав на совершенно незнакомое поле. Арман глубоко задумался, напрягая память. Откуда-то из самых отдалённых её глубин всплыла фраза: «Захотел молока — сразу обернулся». Дед тогда ещё плюнул и назвал его выродком. — Моя мать кормила меня, — Арман несколько раз поцеловал ореолы на Ютиной груди, ставшие теперь значительно шире и темнее, чем раньше. Юта вспомнила пронзительные строки в книге с выкройками, которые не без оснований считала оставленными его матерью. Если та женщина смогла полюбить своего ребёнка, то и она сможет. Не страшно, что он не человек. — Молоко — это хорошо, — продолжил Арман задумчиво, — но я буду поить его своей кровью. Это его укрепит. Мои отец и дед поили меня. Юта вздрогнула от этих слов. На минуту вернулось жуткое ощущение, что происходит что-то страшное, что-то неправильное. То, на что её собственная кровь тысячи лет накладывала железное вето. Неужели внутри неё… Змеёныш? Она шьёт одежду из кожи его отца, который собирается поить его собственной кровью. Эта мысль на мгновение заставила Юту похолодеть. Да неужели же это возможно?! — Тебе, наверное, дико услышать об этом, — спокойно произнёс Арман, — но так мы устроены. Нам это нужно. Знай ещё, что я буду срыгивать для него мясо, пока он не начнёт охотится сам. Гир-Арр будет драконом, Юта. Как я. Он говорил, дыша прямо на неё, и Юта вдруг с ужасом поняла, что за привкус она всегда ощущала во рту, когда Арман целовал её. Ящер питался мясом, и глотка его хранила следы сырой крови. Он принимал человеческий облик, но внутри оставался змеем, и его семя, пустившее в ней корни… — А когда у нашего малыша горлом пойдёт желчь, я должен буду выдохнуть искру, чтобы он мог поджечь от неё гортань, — безжалостно добавил Арман. В полутьме сверкнули острые зубы и неподвижные змеиные глаза. — Мой сын будет носить моё пламя. Когда Гир-Арр начнёт сбрасывать кожу, он будет тереться о мою чешую. Горгулья… Неужели её счастье, их с Арманом общее счастье было… Так немыслимо противоестественно?! Он навис над Ютой, опираясь на вытянутые руки. Слабый лунный свет, проникший в комнату, отражался в его зрачках, ревниво вперившихся в её лицо. Арман сказал голосом одержимого: — Подари мне ребёнка, Юта. Он нужен мне, понимаешь? Двести второй потомок… Юта почувствовала мучительный укол вины перед Арманом. Он спас её от страшной смерти, и то единственное, что она могла сделать для него в ответ — это родить от него дитя. Собрав всё своё мужество, Юта напомнила себе, что это её долг. Но змеёныш… Яйцо… Ей подумалось, что Арман был одинок больше двухсот лет. Она, принцесса, выросшая во дворце, никогда не оставалась одна даже на полчаса, разве что во сне. Если и возможно чем-то отплатить ему за спасение, то только произвести на свет ему подобного. Юта однажды состарится и умрет, а змеёныш будет с Арманом до конца его дней. — О чём ты говоришь?! — она была готова заплакать. — Перестань так… Арман, прошу тебя! Если надо, пусть! Пусть кровь, что угодно, лишь бы на пользу малышу… Я ведь ничего не знаю, я… — Чего же ты тогда боишься? — спросил Арман тоном обвинителя. Юта, уже справившаяся со страхом, решила ввернуть наболевший тезис. — Если у него однажды будет брат, — её голос не дрожал, а в тоне звучала непреклонная решимость, — ты потребуешь, чтобы они сражались насмерть? Как оно принято в твоём роду? Да? Воцарилась тишина. Юта напряжённо смотрела в ту сторону, где едва угадывался силуэт мужа, и считала про себя. В какой-то момент она спросила про себя, а тот ли это Арман, которого она любит, говорит с ней. Неужели… Раздался короткий смешок, потом ещё один, а потом он рассмеялся. Сильные руки притянули Юту к груди. Она попыталась отстраниться, желая, чтобы Арман сначала всё-таки ответил на вопрос, хотя ей стало уже всё ясно. — Глупая, — смеялся он, — глупая, любопытная принцесса! Да конечно же не потребую! Никогда этого не будет! Горько выстраданный разговор прошёл легче, чем Юта могла себе представить. Она тоже засмеялась, целомудренно поцеловала Армана в щеку. Он погладил её по голове, провел по спине ладонью и отстранился, чтобы не бередить более смелые желания. Взял супругу за руку, поцеловал косточку на запястье. — Это всё дела будущего, — произнёс он примирительно. — Спи, Юта. Спи, — добавил он уже для будущего ребёнка, целуя её живот, шевельнувшийся у него под рукой. Успокоившись, женщина сама не заметила, как уснула в его объятиях. На смену лихорадочному кошмару пришёл светлый, приятный сон. Она видела себя летящей в небе на Армановой спине, и со всех сторон их окружали облака. Напоённый солнцем ветер свистел в ушах, а где-то совсем рядом хлопали другие крылья. Юта всё оглядывалась, но шаловливое создание пряталось то в облако, то под самое Арманово брюхо. Арман и сам вовсю дурачился, летал кругами, то поднимался, то снижался, словно ловил кого-то в небе. Дракон фыркал, Юта хохотала, и тот, третий заливался счастливым детским смехом. Когда в окно спальни настойчиво заглянули солнечные лучи, Юта лежала на боку, поглаживая округлый живот с мечтательной улыбкой. Жаль было расставаться с волшебным сном, а ещё Юте очень хотелось летать. Провожая Армана на охоту, она долго стояла на башне, глядя ему вслед. Огромный тёмный ящер парил в небе, то и дело ныряя в облака, так похожие на те, явившиеся Юте во сне. Его тень, проникая через толщу прозрачной и спокойной воды, скользила по дну. Кое-где на море уже видны были первые ледяные глыбы, полупрозрачные, словно гигантские медузы. Будущая мать снова и снова подсчитывала в уме дни и месяцы, убеждаясь: скоро. Совсем скоро.