И помните, потомки, чья кровь питает вас

Я пью на рассвете большими глотками Счастливые сны. Царствует над облаками Пьянящее небо весны.

Арм-Анн

Однажды Арман, увидел, как Юта задумчиво смотрит вниз, туда, где лестничный колодец уводил в подземелье. Вооружившись факелом, он решительно взял её за руку и отвёл в клинописный зал. Ей давно хотелось снова побывать там, но она до поры не смела спуститься вниз, словно чего-то стеснялась или ждала разрешения. Но этот визит оказался совсем не таким, как прежние: Арман много и охотно рассказывал Юте о своих предках, сам подводил её к особенно интересным с его точки зрения фрагментам каменной летописи, обходя стороной лишь пророчество. Они оба были не готовы снова встретиться с плоской глыбой, обещавшей Арману счастье и долгую жизнь, если он не будет иметь дел с порождениями моря. Подземелье, обжитое за время отсутствия хозяина пауками, было густо затянуто паутиной. Когда очередная любовно сотканная сеть загоралась от пламени факела, огонь взлетал под самый потолок, на мгновение освещая его неровную, покрытую трещинами поверхность, верхние части колонн, рисунки и письмена под самым сводом. Ради такого зрелища можно было смириться с крупными пауками, замерзшими зимой насмерть и безжизненно висевшими посреди своих тенёт. Арман читал вслух, почти не глядя на текст. Вероятно, свои любимые отрывки он знал наизусть, а может, когда-то вызубрил всё, что написано на древних стенах. «Однажды братья Дир-Орм и Гар-Арн поспорили, кто из них может взлететь выше…» — гласила одна из надписей. Конец этого текста был, по всей видимости, выбит на обрушившейся части колонны, и потому скрыт от глаз потомков. — Здесь я поймала символ «спорить»! — обрадовалась Юта. — А что случилось дальше? Ты знаешь? Арман ответил немедленно. Он знал. — Старший, Дир-Орм, поднялся так высоко, что пустой воздух не держал его крыльев. Опьянённый пустым воздухом, он рухнул в море, а младший брат, Гар-Арн, достиг лет, заматерел и продолжил род. — Поучительно, — вежливо отозвалась Юта. — Весьма, — легко согласился Арман, вспомнив, как сам едва не разделил судьбу Дир-Орма, преодолевая горы на пути к родине предков его предков. Он подвёл жену к другому участку. Древние символы на нём были выбиты с особым тщанием, словно начертавший их пытался передать потомкам нечто очень важное. — Откуда знает лист на дереве, когда вырываться из почки? Когда оборачиваться к солнцу, когда менять цвет и падать под ноги живущим? Разве самый последний лист не продолжает веточку, не продолжает ветвь, не продолжает ствол, разве самый наипоследний листочек не есть посланец могучих корней? — Арман читал, с большим чувством произнося каждое слово. — Это… Поэтично, — немедленно признала Юта. Лукаво посмотрела на Армана, отведя факел в сторону, чтобы не замарать испещренную надписями стену копотью. — Ты не единственный поэт в своём роду. — Древнее наречие красивее современного языка, — задумчиво произнёс Арман, глядя на глубоко выбитые на камне строки. — Я думаю, твой предок хотел что-то этим сказать, и листья здесь — только метафора, — Юта ещё раз перечитала последние строки. — Продолжает веточку, продолжает ветвь… Посланец могучих корней. А кто это написал, Арман? Он долго молчал, думая о своём, но потом отрицательно покачал головой. — Никто не знает. Пойдём, Юта, я покажу тебе кое-что ещё. Среди каменных тестов был один, зачитанный в своё время юным Арманом только что не до дыр. Он повествовал о драконе, которого смело можно было назвать неудачником — и Арман заложил бы всё золото своей сокровищницы, что именно неудачником его и звали сородичи. За всю его долгую жизнь к Тар-Инну, сто семьдесят восьмому потомку, не приклеилось уважительного эпитета, вроде «доблестный», «могучий», «свирепый» или «непобедимый». Беда этого древнего дракона была в том, что он никак не мог исполнить Ритуала. Убив в поединке брата, молодой ящер, как водится, отправился на поиски августейшей добычи. Сначала он допустил типичную ошибку новичка — схватил вместо принцессы её бабушку, вдовствующую королеву, которая как будто назло одела в тот злополучный день платье того же цвета, что и внучка. Недоразумение открылось уже в замке. Старуха, по всей видимости, оказалась не робкого десятка, а потому на семейном совете было решено вернуть её, откуда взяли. Следующая жертва крылатого ящера скончалась, так и не увидев ритуальной комнаты. Невезучий Тар-Инн ненароком придушил принцессу в полете, а потому ему пришлось бросить бездыханное тело в море и вернуться в замок с пустыми когтями. В своё время Арман жадно вчитывался в эти строки, размышляя — действительно ли скончалась? Может быть, он отпустил её, а сородичам сказал, что придушил? В третий раз Тар-Инн благополучно принес девушку в замок. Она действительно была принцессой, и вполне годилась на съедение у подножия трёхгранной иглы. Незамедлительно прискакал и рыцарь, трагически павший в честном бою, и, казалось бы, ничто уже не отделяло несчастную от ритуальной комнаты. Но, явившись за своей пленницей, дракон обнаружил, что та повесилась на оконной решётке в своём узилище. Далее пришлось отложить охоту на два десятка лет. Королевские семьи на тысячи лиг вокруг, напуганные поведением крылатого ящера, спешно выдали замуж всех сколько-нибудь созревших дочерей. Паря над широкими площадями, Тар-Инн к своей досаде видел лишь празднование многочисленных свадеб. Как водится, простой люд гулял месяц-другой после основной церемонии, а все принцессы были надежно укрыты от притязаний ящера под сенью супружеских спален. В этом месте Арман всегда размышлял, действительно ли всё было так безнадёжно, или тот его предок пошёл на очередную уловку, чтобы не вершить расправу над невинной девушкой? Угнетаемый чувством неисполненного долга, невезучий Тар-Инн подождал, когда подрастёт новое поколение принцесс, а страх перед ящером несколько померкнет. Поколение подросло, но традиция выдавать замуж только-только вышедших в свет девочек осталась. Скрежеща зубами, дракон наблюдал через волшебное зеркало, как очередная недоросшая ещё до Ритуала принцесса бодро идёт под венец с очередным счастливчиком. Его доблестный отец, сто семьдесят седьмой в роду, смотрел на сына, как на пустое место. Дед давал внуку добрые советы, но никому из славных предков прежде не приходилось наступать на такие грабли. Наконец, выход был найден. Раз похитить принцессу, как это всегда делалось, не было никакой возможности, Тар-Инн решил напрямую потребовать жертву от её же подданных. Он тщательно выбрал город, где под сенью дворца подрастала прекрасная девчонка лет двенадцати, а потом планомерно выжег все его предместья. Дракон ревел, разрушал и втаптывал в грязь всё созданное людьми, пока эти жалкие недалёкие существа не пошли на переговоры. Узнав, что за свою безопасность надо заплатить одной-единственной принцессой, люди заметно воодушевились. В назначенный час жертву привели на пустырь перед городскими воротами. Небольшая группа провожающих, включавшая заплаканных родителей несчастной, недолгое прощание… И всё. Дракон нагрянул из поднебесья, тщательно осмотрел перепуганную девочку. Всю ночь накануне незадачливый Тар-Инн изобретал способ проверить, действительно ли перед ним принцесса. Мало ли кого могут подсунуть в золотом венце! Первым делом он удостоверился, что девица хороша собой, через бледную кожу проглядывают синеватые вены, а при попытке заглянуть под юбку жертва реагирует, как девственица. В замке удивились возрасту жертвы. Драконы не едят маленьких девочек, а смышленая пленница, смекнув, в чем её спасение, принялась уверять похитителя, что она вовсе не принцесса. На семейном совете было решено устроить ей испытания, в ходе которых её высокий статус мог быть подтверждён или опровергнут. Торопиться было некуда: жертве предстояло дождаться рядом с ящером своего совершеннолетия, и только потом он мог её съесть. Сначала девчушку усадили за стол, предложив плотный ужин и, как бы между прочим, пару сотен столовых приборов. Разумная принцесса проигнорировала всё, кроме ложки. Хлеб негодница неаристократично крошила в мясную похлёбку, а отпивая вино, похрюкивала. Вторым испытанием стало вышивание. Ведь принцесса должна уметь великолепно вышивать! И снова девушка справилась с ролью неряшливой простушки: вышитые ей узоры, из которых торчали нитки и неумело затянутые узелки, годились только на растопку камина. Тар-Инн рвал и метал. Его отец уже всерьёз задумывался о новом браке и новых детях, а деда происходящее немало забавляло. Дед же и придумал для хитрой принцессы последнее испытание, рассудив, что с ним-то ни одна белоручка в короне не сладит. Девочке выдали тряпку и поручили помыть все полы в замке. По исполнении этого задания, она должна была получить свободу. Принцесса засучила рукава… И вышла на свободу спустя шестьдесят лет. Нет, она не смогла навести абсолютный порядок, но многократно переросла возраст, когда её можно было бы скушать. Драконы отпустили её из уважения к многолетней стойкости. Да и разве может настоящая принцесса всю жизнь каждый день драить полы в логове ящера вместо того, чтобы торжественно погибнуть в ритуальной комнате? А после невезучему Тар-Инну, наконец, улыбнулась удача. Наученный неудачами, он преуспел в промысле и с чистой совестью продолжил род. Чуткий Арман не стал показывать этот текст Юте, опасаясь вызвать у нее отторжение. Вместо этого они прочитали: «Береги древнюю кровь, сын, внук, потомок. Помни о доблести, помни о славе, помни завещанное нами. Очищай и прославляй кровь, что текла в наших жилах. Будь кровью от нашей крови, и твои потомки будут кровью от крови тебя. Будь достоин» «Кровь от крови,» — подумала Юта, и сердце её забилось, когда она почувствовала, что Арман чуть крепче сжал её ладонь. Ей захотелось немедленно рассказать ему всё, все свои догадки, и она бы не выдержала более даже минуты один на один со своей тайной, но что-то её удержало. Не здесь и… Не так. Арман повёл её дальше, показывая и рассказывая о своих предках, их обычаях и нравах. По мере повествования тон Армана становился всё более горделивым, даже надменным, а у Юты появилось стойкое впечатление, словно её… Знакомят с родственниками. Давно опочили и канули в лету все те, чьи имена были некогда высечены клинописью на камнях, но чем дальше Арман рассказывал, тем отчётливее наваливалось ощущение чьего-то присутствия. В конце концов, Юта осознала, что он таким образом пытается представить её, свою жену, драконам прошлого. По всей видимости, для него это было очень важно, а потому она постаралась ему подыграть. И всё же, поднимаясь по каменным ступеням на поверхность, не удержалась от вопроса: — Арман… А что происходит с драконами после смерти? Он некоторое время молчал, то ли обдумывая ответ, то ли желая уклониться от столь невесёлой темы, а может, пропустив вопрос мимо ушей. Юта улыбнулась и почесала длинный нос, испачканный копотью. — Знаешь, во дворце Верхней Конты, в подземелье, живёт призрак. — Неужели? — саркастически хмыкнул Арман. — Да-да, — продолжала Юта, расширив глаза и патетически понизив тон, — то и дело он гремит цепями, стонет и повторяет на все лады имена. — Какие ещё имена? — удивился Арман, гася ненужный при свете дня факел. Юта пожала плечами. — Тех, кто жил вместе с ним, — её улыбка стала ещё шире. — А ещё он мой родственник. Мой предок, король Нордан Восемнадцатый. — Должно быть, королю небезразлично, как потомки распоряжаются его наследием, — голос Армана звучал резонно и насмешливо одновременно. — Ты его когда-нибудь видела? — Очень хотела, но не видела, — созналась Юта и тут же добавила. — Зато я раздобыла цепь и пугала её звоном пажей и поварят. Маленькая Юта действительно проказничала таким образом и умело мистифицировала детишек дворца. Однажды она решила напугать таким образом младшую сестру Вертрану, и та, помнится, сильно испугалась. Юту наказали, потому что были опасения, как бы сестра не осталась заикой. Больше августейшая проказница никогда так не делала. — Призраки, — услышала Юта голос Армана, уже устроившегося в кресле перед камином, — никогда не живут рядом с драконами. Здесь воздух пропитан огнём. Бывшая принцесса обошла Арманово кресло, чтобы занять соседнее, но он перехватил её, желая усадить себе на колени. Такой жест показался благовоспитанной Юте неприличным, и в качестве компромисса она устроилась на широком потёртом подлокотнике. Она уже знала, что не стоит позволять ему лишнего раньше времени: так можно было и без ужина остаться. Арман подчёркнуто церемонно запечатлел поцелуй на её запястье, потом улыбнулся и приобнял жену одной рукой. Помолчали, глядя в огонь. — Мои предки, — начал Арман, задумчиво подбирая слова, — они… Лежат на дне моря, но всё же они… Есть. — Их души? — спросила Юта наивно. Он покачал головой, поморщился от такого прозаичного предположения. — Нет, не то, — он силился объяснить чувство, испытываемое им тогда, когда он читал древние тексты. Ему мучительно хотелось, чтобы Юта поняла его. — Ты пытаешься с ними… Разговаривать? — ещё произнося последнее слово, Юта поняла, как глупо оно звучит. Арман фыркнул. — Нет. — Но, знаешь, иногда мне кажется, — голос бывшей принцессы звучал мягко и деликатно, — что ты ведёшь себя так, будто они здесь и наблюдают за тобой. За нами и за всем, что происходит. Рука Армана накрыла её коленку, а на губах мелькнула тонкая усмешка. Впрочем, он не позволил себе отклониться от темы разговора. — Так и есть, — он поднял к глазам раскрытую ладонь, некоторое время смотрел на неё, изучая рисунок вен под загорелой кожей, — мои предки — в моей крови, Юта. Она текла в их жилах, и в жилах предков моих предков. Их нет со мной, но они — это я, кровь от их крови. Ты понимаешь? Юта покусала губу, пытаясь осмыслить его тезис. Арман тем временем продолжил: — Всё, что я вижу, известно им. Все мои мысли, всё, что происходит со мной. Я не могу ничего им показать, но и скрыть ничего не могу тоже. Ведь себя обмануть невозможно. — Невозможно, — откликнулась Юта, как эхо. — Но у людей не так. Мы считаем, что каждый из нас рождается как будто заново и не может отвечать за дела своих предков и не обязан быть таким, как они. — А разве ты сама придумала моргать или чихать? — возразил Арман. — Или качать кровь сердцем? — Это не то, — Юта прихлопнула его руку, как бы невзначай оказавшуюся у неё на бедре. — Это все умеют! — Именно благодаря тому, что «все умеют», мы до сих пор живы, — заявил Арман убеждённо. — Наши предки научились моргать так, чтобы не пропустить опасность — и выжили, чтобы потом дать жизнь нам. Какое-то время Юта моргала, хлопая ресницами как настоящая светская дама. Арман в который раз приятно поразился её утончённой воспитанности. Юта могла быть веселой и открытой, озорной, ласковой, радушной или печальной, задумчивой, а порой даже и раздражённой — но никогда не проявляла плебейскую несдержанность. После всего, что было между ними, она оставалась в меру недоступной, и оттого ещё более желанной. Уплетая суп или кашу, Юта изысканным жестом держала ложку тонкими пальцами, не проливая ни капли на платье. Даже поза, в которой она сидела на подлокотнике кресла, выдавала в ней голубую кровь. Как ни отрицала она связь между поколениями, а даже став женой огнедышащего ящера, Юта оставалась благородной особой. Это было ясно и без всяких испытаний. — Ты считаешь, — спросила она, наконец, — что твои предки живы, пока есть ты? Так, Арман? — Кровь жива, — ответил он после продолжительной паузы. Слова упали двумя гладкими камнями в гулкий колодец пыльной тишины замка. Юта слышала, как эхо пронеслось по коридорам, многократно повторяя каждый звук. В камине с треском переломилось прогоревшее бревно, и женщина вздрогнула, обернулась к огню. Арман задумчиво смотрел вверх, запрокинув голову. Его профиль отбрасывал на дальнюю стену тень огромной морды на длинной шее. Сквозняк играл легкими волосками, выбившимися из Ютиной причёски. Арман думал об Остине. Род контестарских королей был древним и славным, и большинство легендарных героев происходило именно из него. В Контестарии веками соблюдалась традиция: каждый принц, готовясь взойти на престол, совершал подвиг. Их кровь помнила яростные битвы, схватки с чудовищами, невероятные авантюры, приключения и запах дальних странствий. Двое контестарских героев приносили головы Армановых предков на пиках. А Остин своим омерзительным поступком замарал и перечеркнул подвиги своих предков. Он отравил свою кровь. Он был выродком, и его отравленная, запоганенная кровь достанется сыновьям вместе с позором. Не Остин недостоин жить — кровь, текущая в его жилах, недостойна продолжаться. Кровь выродилась. Он вернулся к реальности, когда Юта уже накрывала на стол. Неумелая хозяйка перепутала тарелки с яйцами. Она предпочитала вареные вкрутую, а Арман всегда съедал их сырыми. Методом проб и ошибок поняв, где чья порция, супруги поужинали в задумчивой тишине, вспоминая часы, проведённые с предками. — Спасибо тебе, — тихо произнесла Юта после долгого молчания. Арман поднял брови, удивляясь этой благодарности. Можно подумать, не она спускалась ранее в клинописный зал почти каждый день и не она расшифровала древнее пророчество. — Спасибо, что взял меня с собой сегодня. — «Спасибо» не отделаешься, — усмехнулся Арман. И Юта не имела ничего против, когда он поцеловал её, легко поднял на руки и понёс в спальню, крепко прижимая к груди. … Казалось, всё живое в окружавшем их мире разбилось на пары. Парами летали чайки, ласточки и дикие утки, парами гуляли грациозные лани, парами крались через подлесок волки. На тёплых камнях игриво переплетались хвостами змеи, далёкие родичи огнедышащих ящеров. Воздух густо пропитался любовью, пряными соками зацветающей земли, и не было ничего естественнее, чем ласкать друг друга в спальне с маленьким камином. — Я никогда не чувствовал весну так… Остро, — сказал Арман задумчиво. Уже дважды покорённая этой ночью, Юта сидела у изголовья постели, вытянув ноги под одеялом, заложив руки за голову. Растрёпанные пряди светлых волос водопадом струились по плечам до самых бёдер, красиво обрамляя плоский живот и упругие груди с нежными розовыми навершиями. Арман хищно взирал на неё снизу вверх. Он лежал на боку, опираясь на локоть, и одной рукой обнимал жену, поглаживал большим пальцем её тёплый бок. Юта царственно коснулась его виска, заправила за ухо жёсткую прядь. Безмятежно улыбнулась красными от поцелуев губами, рассеянно кивнула. Ей было так хорошо, что хотелось мурлыкать. — Там, в подземелье, — Арман приподнялся и сел, подвернув под себя ноги, — эти письмена, тексты… Но мои предки, наверное, чувствовали то же что и я. Юта повела плечами, поёжилась и обхватила себя руками. Она навела относительный порядок в спальне и, копаясь в почти полностью истлевших вещах, совершенно уверилась, что именно в этой комнате и в этой кровати был некогда зачат сам Арман, а ранее, вероятно, его отец и дед, и поколения их предков. В ветхих шкафах обнаружились останки кожаных туфель и платьев. Несколько аккуратно сложенных мужских рубашек — таких же, как та, что носил нынешний хозяин замка — не были тронуты тлением. Под кроватью новая хозяйка увидела десяток пустых винных бутылок. Золотая безделушка, найденная на комоде рядом с небольшим медным зеркалом, оказалась чеканным кулоном в форме яйца с изображением свернувшегося клубком миниатюрного ящера внутри него. — Твои предки жили здесь? — спросила Юта, глядя на огонь. — В этой комнате? Арман придвинулся ближе, окинул алчным взором молодую жену. — Здесь, — он накрыл её своей густой чёрной тенью. Носом отвёл волосы с тёплого уха, игриво прикусил мочку, — здесь мои предки были счастливы в браке. Я так близок к ним сейчас, Юта… Впервые в жизни близок к ним, ты понимаешь? Жёсткие ладони завладели упругой грудью, пальцы ласково поглаживали тёплую кожу. Юта не сразу привыкла к виду обнажённого мужчины, желающего её тела. Сначала она испытывала настоящий ураган чувств, от которых густо краснели щёки и потели ладони, стыдливо закрывала глаза, а потом, раздираемая любопытством, подсматривала из-под ресниц. Арман не насмехался над ней, не торопил, но даже не думал отказывать себе в удовольствии пожирать возлюбленную глазами. Освоившись, Юта по-кошачьи влюбилась в его загорелые плечи, жилистые бёдра, резко очерченные жилы на шее, длинные узкие стопы, сильные руки с цепкими пальцами. Она также узнала, каким он может быть нежным, каким игривым и ласковым. Всё её существо чуяло в Армане мужчину, и предварительные ласки оборачивались отдельным наслаждением. Сладкое предвкушение заставляло её плавиться под ласками, покрывало щёки густым румянцем. Она и подумать ранее не могла, что соитие с мужчиной может обернуться таким наслаждением. Он привлёк её к себе, стоя на коленях, крепко прижал к сердцу. Зубы, острые и крепкие, укусили уголок Ютиного рта. Арман тонул в облаке светлых волос, плотоядно вдыхая их запах. Пламя игривыми беличьими хвостами щекотало поленья в маленьком камине, облизывало сучки и мелкие ветки, застывало багровым светом на раскалённых углях. — Твоих предков здесь нет, — прошептала Юта прямо в его полуоткрытые губы. — Здесь только ты и я, Арман… Только ты и я… Он целовал её долго и жадно, прикусывал за горло, сжимая в объятиях. В густой драконьей крови хмелем забродило вожделение, а разгорячённая плоть алчно отяжелела. Горячий язык коснулся груди, поднялся к соскам, сильные руки привычно стиснули рёбра. Какое-то время тишину нарушало только потрескивание дров в маленьком камине, мягкие вздохи и хищное рычание. Арман хрипло шептал слова любви. Юта чувствовала тяжесть его тела, стальную твёрдость мышц, влажное дыхание. — У тебя кожа сладкая, — выдохнул он, поглаживая Ютину шею, грудь, живот. Она жмурилась, нежно приоткрыв губы. — Тонкая, белая… Юта игриво поднырнула под его руку, позволила себя сцапать, ответила на поцелуй, обняла Армана руками и ногами. Она позволяла прикасаться к себе, как ему только захочется, отвечала на его ласки. Арман добивался её терпеливо, неспешно. Юта нежно приникла щекой к его плечу, дыханием растапливая ряды жёсткой чешуи, которая то и дело прорезалась сквозь загорелую Арманову кожу. — Моё сокровище, моё драгоценное золото… Моё кипящее небо, как же я желаю тебя… Арман скорее шипел, чем говорил, часто сглатывая слюну. Узкие вертикальные зрачки пересекали горящие глаза, а сквозь щель приоткрытых губ видны были неестественно длинные острые зубы. Порой Юте казалось, что дракон внутри него желает ласки не менее, чем человек. Этот жадный зверь то и дело прорывался на волю, утробно рыча тянулся к ней, обвивал хвостом, подхватывал когтистыми лапами и с упоением обнюхивал. Мужчина моргнул, облизнулся и усилием воли вернул себе человеческий облик. Неожиданное подозрение заставило бывшую принцессу прервать любовную игру. Юта несколько раз ткнулась длинным носом в Арманову щёку, останавливая его. — Знаешь, а ведь есть много сказок о драконах, которые раз в год требовали самых красивых девушек от городов и сёл, — Юта поморгала, напомнила себе о том, что Арман в любом случае не может отвечать за дела своих сородичей, какие бы отвратительные поступки они ни совершали. — Это тоже были твои предки? — Всякое бывало, — туманно ответил он, змеиным жестом покачивая головой. — И паршивые менестрели многовато врут. Женщина в его объятиях вдруг рассмеялась. — Мне бы тогда ничего не грозило, — Юта откинулась на спину, уступая его натиску. — Уж меня бы отдали в последнюю очередь! — Не-е-ет… — мужчина уже овладел ею, но продолжал хрипло шептать, обжигая горячим дыханием. — Если бы я требовал кого-то от городов и сёл, то только тебя… Тебя одну, Юта… Я бы сжигал поля, сжигал дома, крепости, дворцы… Я бы сожрал весь скот, отравил колодцы… Тебя… … Они наслаждались своей любовью до рассвета. Утро застало в спальне единое существо, дышавшее двумя глотками, переплетённое руками и ногами, волосами, бёдрами. Юта провалилась в сон, томно зевнув в ответ на поцелуй. Арман держал спящую жену в объятиях, но забытьё не шло к нему. Солнечный луч узкой полосой наискось пересек комнату, отразился от медного зеркальца. Стараясь не разбудить Юту, Арман встал, подбросил дров в маленький камин. Обернувшись на широкую постель, ящер в человеческом обличии долго смотрел на свою возлюбленную, потерянную безвозвратно и вновь обретённую в яростной схватке. Юта счастливо улыбалась во сне, разметав по подушке длинные, светлые, изрядно запутанные волосы. Под пуховым одеялом угадывался её тонкий силует. Много их было в этом замке. Нежные и тёплые, такие беззащитные и такие желанные человеческие дочери. Славные предки приносили их в когтях, чтобы вдоволь насладиться женским телом. Никто из этих девушек не шёл в замок добровольно вслед за драконом. А Юта… Примирит ли их любовь бывшую принцессу с грозной природой ящера? Арман смотрел на неё и думал, что у них всё сложится по-другому. Они будут счастливы, очень счастливы в его замке. Юта никогда не будет плакать, тоскуя по былой свободе. Он сделает для этого всё, что только сможет. Хотелось есть. Арман взял одежду, вышел и, миновав ритуальную комнату, взвился в небо ящером. Высмотрев с небес лакомую добычу — весьма упитанную горную козу — дракон ринулся вниз, ловко подхватил её на лету и отнёс к плоскому камню, на котором обычно обедал. Придушенная ещё в воздухе, коза была мертва. Дракон когтями разорвал покрытое белой шерстью тело, бережно откладывая в сторону самые лучшие куски, предназначенные для Юты. Горное эхо далеко разносило хруст ломающихся костей.