И помните, потомки, чья кровь питает вас

В замке Юта расстегнула ремень, удерживавший ее на драконе. Ее железные башмаки гулко стукнули об пол. Арман мгновенно обернулся человеком, обнял любимую за плечи. Глубокая морщина залегла между бровей Юты. «Вот оно, — подумала женщина. — Или забудут, или проклянут.». Арман думал о том же. Он внимательно смотрел, как супруга принимает первый, горький и тяжёлый удар. Теперь это ее удел. Как легко она согласилась отказаться от людей, всего лишь десяток дней назад, когда он спас ее. Ради того, чтобы она никогда не видела ничего подобного, он и отдал ее другому когда-то. А теперь… Что же? Она пожалеет? Юта подняла на мужа серьёзные, грустные глаза. Арман ревниво искал нотку колебания, укор, упрек. Но их не было. Юта переживала произошедшее без грамма цинизма, но даже искренне страдая сердцем, понимала: это ее чаша. Она принимала этот уклад и не жалела о своем выборе. Арман попробовал что-то сказать, поддержать жену, но она попросила дать ей немного времени побыть наедине. Поцеловав Юту в лоб, Арман молча двинулся прочь. Он думал о ее чувствах, гадал, как сильно ранил ее этот непредвиденный случай. Арман вспомнил, как недавно, лежа с ней вечером в постели, предложил написать письмо её семье. В самом деле, пусть отчаявшиеся родители знают, что дочь жива. Если пожелает, может переписываться с матерью, отцом, сёстрами, ведь замок перестал быть для неё тюрьмой. Юта отказалась поспешно и испуганно. На самом дне карих глаз мелькнуло на миг тоскливое, затравленное выражение. Она тогда прижалась к нему всем телом, словно боялась, что какая-то сила может отнять её у Армана. Долго потом его ладони разглаживали мурашки на её коже, и всё же разгладили их все до одной. Трудно ей привыкать к свободе. Трудно. Спустя некоторое время они шутливо пикировались на эту тему. Юта смеялась до слёз, представляя, как Арман мог бы познакомиться с её семьёй, чтобы просить руки бедовой старшей королевской дочери. Он тоже смеялся, целуя с таким трудом отвоёванные руки. Невероятное удовольствие — разговаривать с любимой женщиной в постели, слышать смех и чувствовать кожей её дыхание. Арман против воли вспомнил, как прекрасна была Юта в платье невесты. Словно драгоценная жемчужина на дорогой материи, такой желанный им самим подарок и такой ненужный тому, другому. Он сделал ей комплимент на эту тему, но невесёлый. И Юта разом прочитала его мысли. Сказала тогда серьёзно, что жемчужины не достают из атласных коробочек, а ножом выковыривают из раковин, и это грязный, малоприятный труд. Его руки в ответ крепко сжали тело возлюбленной, показавшееся грубым пальцам таким гладким, словно и правда покрытым перламутром. Хотелось добавить что-то ещё, но рот был занят: то её губами, то пальчиками, то грудью. А она что-то говорила, спрашивала. Он всё пропустил мимо ушей, так властно его плоть потребовала её ласк. Поглощенный мыслями о молодой жене, Арман брел, не выбирая дороги. Ноги сами вынесли его к лестнице. Мужчина остановился. Несколько громадных пролетов вверх — вершина плоской башни, солнце, крики чаек, ветер и жизнь. Несколько пролетов вниз — подземелье, а в нем память предков, каменная летопись Рода, зашифрованное пророчество, обещавшее ему счастье. Сколько времени Арман не был там? Ни разу с тех пор, как отправился в паломничество. Если, конечно, не считать видение, когда он находился между жизнью и смертью. Арман нахмурился. Он поражался самому себе. Раньше ежедневное посещение клинописного зала было неотъемлемой частью его жизни. Теперь он даже не вспомнил о нём, опьянённый любовью, захваченный новой жизнью. Факел выхватил из липкой тьмы колонны. Арман силился вызвать в душе прежнее чувство вины, ничтожности перед предками, но не мог. Пусть и неприятное чувство, но родное и привычное. Но что-то изменилось, и это знал как Арман, так и поколения предков, незримо присутствовавшие здесь. Он стал достоин. Ни одна братоубийственная схватка не могла сравниться с победой над потомком Юкки. А Ритуал… Что ж. Герою такой величины простительно всё. Арман поднялся на один уровень с самыми легендарными предками. Захочет — может стереть все прежние надписи и написать свои. Вот только откуда это сосущее чувство, что он лишился чего-то? Лишился привычного места, стал самородком вместо выродка… Какая глупая игра слов. «К хорошему привыкают быстро», подумал про себя Арман, касаясь кончиками пальцев изображения Юкки: «А вот бедной Юте придётся привыкать к плохому». Колонна, на которой было высечено пророчество, вынырнула из тьмы в глубине зала. Арман опустился перед ней на колени. Пророчество обещало счастье, если он не будет иметь дел с порождениями моря. Он нарушил условие. Но счастье… Волосы зашевелились у Армана на голове. Предчувствие беды холодным комком подступило к горлу. Коварная, изменчивая судьба могла в любой момент отнять у него всё. Изувечить, искалечить, убить Юту. Судьба в любое мгновение могла отнять у него самое любимое, самое дорогое и самое близкое существо, женщину, которую он поклялся защищать от всех угроз мира. Принести новое горе, нежданное и невыносимое. Сегодня они живы и счастливы, а что случится завтра? Арман торопливо вышел из клинописного зала и поспешил наверх.