Черный крест

      Эти дни пролетели незаметно. На недавнюю вылазку Ксено не выезжал, оставался следить за пациентами внутри госпиталя. Сильных осложнений у большинства не наблюдалось. Те солдаты, что совсем недавно поступили в госпиталь, были хорошо обследованы и пролечены. Конечно, у них ситуация была хуже. Хоть их раны и не были слишком тяжелыми, а количество самих пациентов превышало норму. Но, как и полагалось, врачами им были обеспечены наилучшем образом все условия.       Все продолжалось в размеренном темпе, никак не сбивалось общее спокойствие. Рана Ксено на руке стала постепенно затягиваться да и неудобств, впрочем, не вызывала. Для него сейчас куда важнее чужие раны.       Снова в кабинет заходит, уже с теплой улыбкой на лице. Сегодня знаменательный день. Для Уингфилда это будет настолько же важно, насколько и для Стэнли.       — Готов? Доброе утро, сегодня встаем на ноги. — Произнес таким тоном, словно это его личное достижение, чуть ли не важнейшее во всей его карьере.       У Шнайдера взгляд более энергичный, даже азарт небольшими отголосками в зрачках играет. В ответ кивает.       — Готов. Я смогу. — Сам ногу лишний раз разминает тихонько, проверяя.       — Я хотел было спросить, когда конкретно ты захочешь это сделать, но вижу, что ты готов прямо сейчас. Ну, в таком случае, не будем терять времени? — Чашку кофе ставит на стол рядом. Допивать нет времени, сейчас скорее хочется запланированное исполнить.       Стэнли ногу подставляет ближе к Уингфилду, тот же эластичный бинт накладывает для укрепления. Достаточно крепко, учитывая все осложняющие факторы, что появлялись ранее. Смотрит на Шнайдера пару секунд, все еще осмысляя момент.       Вот и костыли в руки передает. Надо же, в этот раз полностью разрешено их держать.       Медленно с койки сползает.       Первый шаг.       Настоящий шаг. Не с целью побега, лишь бы не услышали. Настоящий, полный надежды шаг. Дышит еле заметно — вся концентрация уходит на процесс. Хьюстон же сбоку идет, готовый в любое время придержать, если тот оступится. Вероятно, впервые он так радуется за своего пациента. В глазах, пропитанных усталостью, практически видно счастье. Что у одного, что у другого.       Так действительно легче, без переживаний и суеты. С безопасностью.       А ведь Хьюстон впервые видит его таким, в полный рост, в относительно крепком состоянии тела и духа. Тот его на голову выше. И все равно, смотрит на Уингфилда не сверху вниз. Смотрит с искренним счастьем. С благодарностью, что оба безмолвно разделяют.       Костыли держит крепко. Вот и дверь открывается. Коридоры пусты, как и ожидалось. Не зря он Ксено доверился, обстоятельства подобраны идеально.       Да в любом случае, будь там хоть сотня людей — больше не страшно.       Шагает тяжело, хоть и с поддержкой костылей и доктора, а все равно получается коряво. Его старые армейские ботинки, в которых он прошел весь этот путь, добавляли тяжести каждому шагу, ровно как и звуку. Шаги его неосторожные, ни разу не элегантные.       Зато какие желанные.       Путь их лежит дальше коридоров. Конечная точка там, куда Стэнли с надеждой смотрел каждый день и вечер, желая увидеть пейзаж не только сквозь стекло.       Уингфилд подбадривает, похлопывает по плечу, когда Шнайдеру нужна небольшая передышка.       И вот она, дверь на выход. Ксено отворяет ее, аккуратно ведя за собой хромого солдата.       А тот и глаз оторвать не может.       Даже двигаться теперь получается на автомате. Казалось бы, сколько усилий секунду назад прилагал ради простого шага, а сейчас… Все тело встроилось в режим, моментально выполняя нужные задачи. Сейчас весь фокус на окружающем его мире.       Солнце только-только полностью осветило весь пейзаж. Роса все еще покоится на некоторых травинках. Участки, что еще не были выжжены последствиями боя, так и сияли во всю красу. Свежий воздух наполнял тело силами. В кабинете было совсем не так, даже при открытом окне. Вот и глаза можно полностью распахнуть, лишь бы полностью эту картину запечатлеть.       А в завершение — Уингфилд.       Стоит, ждет покорно, пока Стэнли налюбуется всей красотой природы. Да с такой улыбкой, словно он впервые ему мир открывает. На сколько минут Шнайдер тут завис? Счет времени совершенно теряется. Безмолвная просьба постоять так еще пару минут принята. Ксено сам поворачивается лицом к полю. Действительно, делать такие паузы полезно. Он сам перестал такое ценить. Поток негативных испытаний загнал его в такой угол, что обернуться времени совершенно не было. А сейчас, благодаря Стэнли, оно все-таки нашлось.       Солнце ярко освещает самого Уингфилда. Свет на радужку его падает, та теплым оттенком отливает. Его глаза больше не кажутся бездной. Он привык, что Уингфилд весь был бледным и монохромным, в свете этих больничных ламп, да в своем белом халате. А сейчас прямо золотом окрашен, на солнечных лучах.              Красиво, однако.       Взгляды встретились. Кивок, означающий, что можно идти дальше. И снова усилия.

***

      Приподнятое настроение никуда не ушло после утреннего достижения. Уингфилд весь светился. Наполненный чувствами, даже хотел было коллегам рассказать, только вовремя осекся. Есть другие, кому он должен все рассказать.       На перерыве к кабинету Ишигами подходит.       — ...а он ему говорит: "Ну ладно, будем кушать после атаки…" — Ген заливается смехом, чуть не падая с края стола. Сенку сам смеется в себя тихо, качая головой.       — Дурью не майся, менталист. Иди, навести Шарлотту. Ей явно терапия не помешает. Знаешь, что она сегодня выдала?       — Так, господа, у меня для вас важная новость. — Ксено перебил историю громким заявлением.       — Гитлер застрелился?       — Хуже, Шнайдер на ноги встал.       — Да ну! — Асагири аж вскочил со стола, хватая Уингфилда за плечи. — Ну наконец-то, поздравляю!       — Да тихо ты, не ори мне в уши. Но да, я сам очень рад. — На лице расцвела самодовольная ухмылка. Какими бы искренними чувства Ксено ни были, а его мимика все еще не показывает святости.       — Так вот, к чему я это. Ты, Ген, давай ухо в остро. Следи, чтоб лишний раз нас не потревожили левые придурки. Я сейчас на обходе буду, но вот вечером, наверное, снова на прогулку его возьму.       — А я бдительность и не терял. Ну, так и быть, никого не пропущу. — Показательно отдает честь, приставив прямую ладонь к виску.       — Отлично. А ты, Сенку, как вообще?       — Держусь, как видишь. Даже эта туша мне не мешает. — Не поднимая головы и продолжая вычерчивать на листе буквы, произнес Ишигами.       — Эй!       — Без обид. — Плечами пожимает. — Я здесь единственный, кто правда слушает твои анекдоты.       — А вот и неправда! Луна тоже любит их слушать!       Ксено вышел из кабинета под задорный смех этих двоих, улыбаясь общей беззаботной атмосфере.       Сегодня как-то парадоксально хорошо. И либо это тревожность Уингфилда взяла верх, либо же все действительно, просто и без подвоха, идет в гору.       Ксено все время обхода анализировал общий настрой госпиталя. Конечно, учитывая, в основном, самых близких.       Ген всегда заряжал воздух этой легкомысленной простотой, когда был на людях. Естественно, наедине с Уингфилдом они оставались в основном по делу, которое обычно имело совсем не радостный подтекст. А так, в середине дня, он прямо светился.       Радиоактивный, не иначе.       Он даже проникнуться успел всеми чувствами. Не так давно к ним поступило два солдата. Состояние одного было относительно неплохим. Второй же был на границе жизни и смерти. Врачи регулярно наблюдали за его состоянием, еле как довели до стабильного положения.       Но Уингфилд стал замечать некоторые изменения, которые… обычно предвещают лишь летальный исход. И все же, хотелось верить, хоть и в этой ситуации верить было нечему.

***

      В этот раз Уингфилд зашел в кабинет с подавленным выражением лица. Нет, даже… виноватым? Различить трудно, но тот явно глубоко ушел в размышления.       — Не против еще раз выйти? — Достает пачку сигарет, предлагая одну из причин, почему им действительно стоит покинуть кабинет. Шнайдеру, вообще, не особо нужна причина.       Снова путь, снова чужие руки в паре сантиметрах, готовые в любой момент подстраховать. Снова радость за собственные свершения. В этот раз он координировался лучше: сам путь занял вдвое меньше времени, чем в первый раз.       А стоять все еще не привычно. Спасибо костылям, что принимают на себя весь груз. Кое-как распределив центр тяжести так, чтоб не валиться с ног, Стэнли берет сигарету, ожидая, когда Уингфилд вновь поднесет огонек.       На улице уже совсем темнота. Приглядевшись, Стэнли вновь находит знакомые очертания деревьев, что растут вдали.       — К нам на днях двое солдат поступило. Я не знаю их имен, но они, кажется, братья. Или просто лучшие друзья, что-то в этом духе.       Шнайдер терпеливо внимал началу истории, что Уингфилд монотонно выливал. Тому, кажется, совсем тяжело.       — У одного с самого начала никак восстановиться не получалось. У него тяжелое состояние, и оно… Ну, без профессиональных подробностей — летально. Наш госпиталь просто не в силах оказать ему должное лечение. Второй в последнее время постоянно спрашивает меня о состоянии его друга. И сегодня он выглядел особенно отчаявшимся. Пока больной отсыпался, он спросил меня, будет ли тот вообще жить. И я решил соврать ему. — Берет паузу. Затянуться, выдохнуть. Найти нужную мысль. — Это слишком странно для меня. Я вообще не отвечал на подобные вопросы раньше. Исключение, если вопросы были по делу. Все вещи, хоть как-то относящиеся к душевным переживаниям, я передавал Асагири. А этому, видимо, и он не помог, раз пацан лично у меня решил спросить.       — Ты сделал все правильно. Даже если учитывать, что его смерть неизбежна — он умрет как минимум в хороших условиях. Даже в каком-никаком спокойствии, возможно. А другому тоже лишний раз нервы трепать не нужно. Пусть хоть какое-то время проведет с надеждой. Говорю как солдат, для меня это был бы вполне неплохой итог. Они могли закончить еще хуже.       В ответ Хьюстон лишь кивает благодарно. Затягивается раз за разом, глядя на ночное небо. Сколько бы слов сейчас не хотелось подобрать, а ни одно не выходит. Наверное, будь он на месте того солдата, тоже был бы рад хоть какое-то время наслаждаться надеждами на то, что его родной человек останется жив.       Если подумать, он и так в этом положении. Живет уже на автомате, на одной лишь надежде, что стоящий рядом человек будет в сохранности.       Несмотря на достаточно частые туманы днем, ночью небо очищалось, обнажая весь парад звезд; повезло с расположением госпиталя — они светили достаточно ярко.       — А меня всегда тянуло к звездам. Я хотел бы связать свою жизнь с ними, но, увы, медицина оказалась мне чуть ближе. Возможно, не занимайся я ею, жить было бы легче. — И вновь в мысли ныряет, лишь на пару секунд. — Хотя, черт с такими мыслями. Я отлично устроился, жаловаться мне совсем не следует.       — Ты спас множество жизней. Мою в том числе, потому я более чем рад, что ты все же выбрал медицину.       Вновь молчание повисло. Мысли Ксено сами вели с ним диалог.       Та пара солдат действительно натолкнула его на размышления. В такие времена люди как никогда сплочаются. Ценят то единственное, искреннее, что у них осталось. Если подумать, Стэнли выступает для него огромной опорой.       Да и сложно не заметить явных перемен в мировоззрении Уингфилда. Посмотри на него вначале — он не доктор, а Франкенштейн, сшитый из кусков собственного невроза, что вылизал окружающую реальность до неузнаваемости. Не питал ненужных чувств, ограждал себя ото всего. А теперь?       Представить даже не может, как бы чувствовал себя, если б потерял вот сейчас Шнайдера.       Сам солдат сейчас стоит невозмутимо, смотрит вдаль, в темноту. Видно, как ему непривычно.       Да, атмосфера странновата.       И остаться все же хочется. Тушит истлевшую сигарету о край ступенек, встает медленно.       — Хочешь еще пройтись?       — Да, было бы славно.

***

      — Ксено, можно тебя на минутку?       Дверь кабинета открылась. Ген жестом показал, что им бы следовало отойти подальше. Хьюстон оглядел комнату, прежде чем выйти. Он только закончил отчет, хотел было спать пойти, и вот тебе подарок. Ну вот что опять нужно?       Как только пятиминутный путь до дальнего края госпиталя был пройден, Асагири начал говорить.       — Это максимально срочные новости. Наши ребята на вылазке одну вещь засекли. Ты же помнишь, что в этот раз послали и развед отряд?       — Допустим? — Хьюстон насторожился. Не к хорошему это вступление.       — Вкратце: передают, что немцы, кажется, довольно близко к нам. Горячие точки и так в последние разы были все ближе и ближе, но мы посмотрели по направлениям — траектория подозрительно пересекается с нашим расположением.       По спине прошёл холодный пот.       — Это лишь слухи. Передают, что никаких официальных подтверждений нет. Но сам знаешь, разграбить один госпиталь да перестрелять тут всех — задача не государственного уровня. Ты понял, к чему я клоню. Не идиот, знаешь, что делать.       Вот и то самое выражение Асагири. Холодное, без намека на насмешку. То, что готово встретить все ужасы этого мира и не дрогнуть. Вот это — настоящий знак.       — Понял.       Где-то был этот ключ.       Ксено роется в кармане халата, нащупывая связку ключей, которые ему доверили. Дверь вела к одному из главных складов лазарета. Заходит туда спустя долгое время, в этот раз по собственной нужде.       Помимо новых вещей, типа редких расходников и сменного постельного белья для коек, здесь покоилось много всего. Если не половина, то треть вещей, которые снимали с тех солдат, что привозили сюда. Форма, что еще пригодна для носки, а что важнее — оружие.       Его даже не сортировали. И не понять, от скольких стран пришла вся эта коллекция.       Советские, Американские, Французские пушки — не имеет значения. Сейчас важно то, сколько из них имеет в запасе патроны.       Спустя десяток минут точной проверки оружия, Ксено, наконец, разложил на полу лучшие варианты.       Начинает парад немецкая МП-40. Кажется, именно с такой подобрали и Шнайдера. Что уже плюс, поскольку пользоваться ей Хьюстон не умел. На всякий случай, к ней же нашелся и «парабеллум». Оба имели в запасе небольшое количество патронов, что не могло не радовать.       Следующие варианты уже были более полезны для самого Уингфилда. Он взял в руки «Томпсон», пытаясь привыкнуть к его форме. Ему доводилось стрелять из такого ранее. К нему нашелся и «Кольт», что так же удобен в использовании.       На полу оставалась пара советских пулеметов, но те пойдут лишь на крайний случай.       Чудесно. Надежда появилась.       Хьюстон отложил оружие в свободный угол склада, отряхиваясь от пыли, что он нахватал, пока рылся в этом месте.       Что бы ни случилось, он готов встретить опасность.