Распутье

      Как говорил Ошо: «Делай как можно больше ошибок, только помни одно: не совершай одну и ту же ошибку дважды. И ты будешь расти». Вот и Сокджин решил, что ещё одного такого нелюбовного соития он точно не выдержит. Поэтому к приближающейся течке готовится основательно: заготавливает продукты для того же супа из морепродуктов и делает заметку о том, что порцию лайма нужно сократить в два раза, а ещё едет в центр города и по нескольку раз обходит улицу с популярным в сети магазином для взрослых. Но так и не решается войти. В итоге заказывает через интернет, но в силу того, что понятия не имеет ни о размере, ни о качестве, ни о куче других параметров этих резиново-силиконовых прибамбасов, корзина наполняется доверху, и к оплате выстреливает приличная сумма. Как же хорошо, что у него есть своя карта и о списаниях со счёта уведомление придёт только на его телефон.       Ничем не примечательная коробка доставляется к вечеру, и Сокджин, пользуясь тем, что муж в последнее время стал чаще задерживаться на работе, решает хорошенько изучить увесистое содержимое, которое оказывается весьма пестрящим и разношёрстным. Помимо резиновых членов, пробок от мала до велика и цитрусовых смазок с анестетиком и охлаждающим эффектом, в коробке Сокджин находит и комплимент от магазина: пару чёрных кожаных наручников и в цвет к ним чокер со странной подвеской в виде красного шарика, наподобие обычно красующихся на носу клоунов. Яркую игрушку тут же примечает Миссис Гу, что всё это время, притаившись на углу кровати, с любопытством наблюдала за развернувшимся аттракционом невиданной щедрости: хищно вылупившись, она приникает мордой к покрывалу, оттопырив зад, осторожно перебирает лапами и медленно ползёт за добычей. Совершенно не замечая надвигающейся воришки, Сокджин добирается до дна коробки и вынимает скидочный купон с красочной иллюстрацией омеги в плотно затянутом красном корсете и с этим странным чокером, что по какой-то причине у него во рту.       — О-о-о, — понимание истинного предназначения сего изделия простреливает странной тянущей болью в паху. Он тянется пальцами к скучающему в стороне кляпу, с опаской касается матовой поверхности и поддевает пальцами ремешок, чтобы рассмотреть поближе. Миссис Гу лишь остаётся наблюдать, как её аппетитная добыча так нелепо ускользает из лап. Шарик в центре оказывается некрупным и достаточно приятным на ощупь, так что губы сами собой размыкаются и осторожно, чтобы не спугнуть неожиданный интерес, легонько его обхватывают. Не так уж и страшно. Сокджин думал иначе, поэтому, справедливости ради, проталкивает его глубже в рот, зажимает зубами и натягивает на затылке ремешки. Внезапное ворчание кошки будто приводит в чувства, паника охватывает всё тело, и омега с откровенной брезгливостью выплёвывает кляп и торопливо, на радость кошке, что тут же цепко хватается за шарик, отбрасывает на кровать, после тщательно вытирая рот тыльной стороной ладони — нет уж, спасибо, подобные извращения точно не для него. Однако, уходя в ванную перед сном, одну небольшую и очень розовую секс-игрушку он всё же прихватывает, как и флакон с охлаждающей смазкой.       Чистый, разнеженный тёплыми струями из душа и довольный своей первой сольной практикой Сокджин забирается в прохладную постель, берёт в руки оставленную на прикроватной тумбочке книгу с недочитанным детективом, цепляет на нос круглые очки в тонкой оправе, чешет за ухом примостившуюся рядом Миссис Гу и усердно принимается ждать возвращения мужа. Но время идёт, глаза устало слипаются, и стоит омеге их прикрыть, как он тут же проваливается в сладкий сон.       Яркий луч утреннего солнца настойчиво светит прямо в глаза, и Сокджину ничего не остаётся, как открыть их. На часах почти семь, а простыня рядом всё такая же ровная и совершенно холодная. О том, что муж всё-таки приходил, говорят заботливо убранные на тумбочку очки и книга. Встав с кровати, он поправляет перед зеркалом взъерошенные волосы, потирает всё ещё сонные глаза и идёт в кухню. Как и ожидалось, за столом с чашкой кофе он находит такого же сонного, но ужасно помятого и хмурого мужа, а так же ютящуюся у его ног Миссис Гу.       — Доброе утро, — омега растерянно хлопает глазами, когда в ответ вместо привычного поцелуя в щёку получает лёгкий кивок. — Что-то случилось? Ты сегодня не ночевал дома? — участливо интересуется Джин, заправляя кофемашину.       — Нет, я поздно вернулся, решил выпить чаю перед сном, и, пока закипал чайник, просто уснул на диване. Теперь жутко болит плечо. Прости, что заставил тебя волноваться, — альфа вымученно кривит губы в улыбке.       — Горе-муж, — омега подходит ближе и заботливо оглаживает широкие плечи альфы. — Давай сюда своё плечо, — он принимается аккуратно массировать затёкшие мышцы плеч, периодически надавливая посильнее, отчего альфа негромко постанывает. — Так хорошо? — омега склоняется ниже, целует в смольную макушку и глубоко вдыхает до горького усилившийся аромат мяты. Альфа томно угукает в ответ, голову назад отбрасывает, позволяет мужу чмокнуть себя в лоб. — У тебя предгон? — продолжая поглаживать горячую кожу, спрашивает омега, хотя ответ и так очевиден. Вот только альфа резко отстраняется, подскакивает, хватает чашку с недопитым кофе и идёт к раковине.       — Нет, с чего ты взял? — он включает воду, тщательно трёт и без того чистую чашку, а после бросает её на сушилку.       — Просто… — омега немного теряется от внезапно изменившегося настроения мужа, — твой запах усилился и… в общем, нет так нет, наверное, я ошибся, — омега неловко улыбается, а после подходит к альфе и резко обнимает его со спины. — Я так соскучился, — он пытается звучать непринуждённо, пытается скрыть боль и горечь, которыми насквозь пропитаны его слова, поэтому зарывается носом меж лопаток и даёт себе паузу в несколько секунд, чтобы продолжить. — У меня со дня на день начнётся течка, постарайся не задерживаться, ладно? Доктор дал несколько новых рекомендаций, так что, если всё сработает, мы наконец сможем стать родителями, — договаривает и отстраняется, ладонью мягко поглаживая альфу по спине.       — Сокджин, — Тэхён разворачивается, хватает за руку омегу и притягивает к себе, чтобы сгрести в тёплые объятия. — Прости меня, — он легонько целует его висок. — Я постараюсь больше не задерживаться, — он сильнее стискивает его, вбирая побольше воздуха и шумно выдыхает. — У нас обязательно всё получится.       — Угу, — омега активно кивает, вполне удовлетворённый ответом мужа, и чмокает в губы. А альфа неожиданно целует в ответ, приникает сильнее и, мягко сминая пухлые губы мужа, ловко проникает языком внутрь, смачно причмокивая, страстно вылизывает рот омеги. Это настолько внезапно, что омега от неловкости немного теряется, неуклюже пытается поспеть за хаотичными движениями губ альфы и несмело высовывает свой язык навстречу, что тут же захватывается в плен губами альфы и пошло посасывается. Омега мычит, цепляется за плечи мужа и чувствует, как волны возбуждения простреливают не только низ живота, но и поясницу, а после — как вязкая капля смазки обжигающе-непрошенно стекает по внутренней стороне бедра. — Возьми меня прямо сейчас, — нехотя разрывает поцелуй и шепчет в губы.       — Что? — альфа в секунду меняется, будто и не было сейчас никакой страстной прелюдии. — Прости, я уже опаздываю, — он резко бледнеет, и Сокджин всерьёз задумывается о самочувствии мужа. — Давай отложим это до вечера, ладно? Тебя подбросить? — ловко меняет тему и движется к выходу из кухни.       — Нет, я на своей поеду, — пытаясь не разреветься, Сокджин стискивает кулаки так, что ногти больно впиваются в кожу ладони, оставляя глубокие лунки, и после будут ещё долго гореть, напоминая: его никогда не будут любить так, как ему того хотелось бы, о нём не станут переживать без крайней необходимости, в этом мире у него только он сам, в мире Тэхёна он — третий лишний.

***

      Когда над городом сгущаются сумерки, Сокджин выключает плиту с закипевшим супом, добавляет зелень и сок лайма, а после берёт телефон и проверяет пропущенные: ноль целых ноль десятых. Что ж, не лишним будет позвонить и напомнить мужу о важности своевременного принятия здоровой пищи. Вот только вызываемый абонент оказывается вне зоны доступа сети, а терпение и миролюбивость омеги, точно льдинки, крошатся на мелкие осколки, уступая место пламенному гневу, горячности и безрассудности — мириться с отсутствием законного мужа в своей постели он больше не намерен!       Сокджин быстро сменяет домашнюю майку и брюки на первый попавшийся свитер и джинсы, хватает тренч, телефон и ключи от своей Тойоты цвета электрик и со скоростью кометы покидает квартиру. До головного офиса Сокджин доезжает достаточно быстро, влетает, точно фурия, в здание и движется прямиком к администратору, что, как кажется омеге, внаглую треплется по телефону, игнорируя свои прямые обязанности.       — Вечер добрый, — Сокджин громко хлопает ладонью по стойке, привлекая к себе внимание.       Омега испуганно зыркает, спешно завершает телефонный разговор и елейно щебечет:       — Здравствуйте, чем я могу вам помочь?       Да он издевается!       — Господин Ким у себя? — Сокджин в нетерпении начитает постукивать пяткой по начищенной плитке, вот только звука от соприкосновения мягкой резины кед с полом практически не слышно и должного эффекта это совершенно не производит.       — Простите, а вы кто? — администратор с непозволительно большими для корейца глазами бесстыже смотрит в упор.       Это у них тут ивент с косплеем на рыбку Дори проходит, или Сокджину просто не повезло и он нарвался на особо тупого в их штате? О том, что сотрудник может быть новым, омега почему-то не подумал.       — Его Величество король Джулиан тринадцатый! — не без сарказма, закатив при этом глаза и причмокнув после губами, выдаёт омега. Однако собеседник не впечатлён и недоумённо таращится на него.       — Кто, простите?       — Муж я его!       — О, одну минуту, — лепечет администратор и быстро набирает по внутреннему в приёмную заместителя директора. Недолго общается с секретарём и с досадой в голосе отвечает прожигающему взглядом омеге: — Простите, но господин Ким часа два как уехал в порт и ещё не возвращался.       Сокджин тяжело вздыхает, разворачивается и снова с силой стискивает руки в кулаки: Вселенная откровенно глумится над ним и его желаниями. Может быть у неё какие-то свои хитроумные замыслы на его счёт?       Администратор бросает в спину вежливое «Всего доброго, приятного вечера», но омеге до фонаря: хочется надраться до беспамятства и уснуть беспробудным сном. Призывно мигающая через дорогу небесно-голубым надпись «EDEN» так и манит своим светом — что это, если не знак свыше? И раз уж тут они со Вселенной сошлись во вкусах и желаниях, самое время оторваться по полной.

***

      Сейчас четыре утра, а значит, у него есть ещё пара часов, чтобы вздремнуть перед сменой в мастерской. Чонгук аккуратно прикрывает входную дверь и практически бесшумно движется по коридору.       — Ты сегодня раньше обычного. Неужто секс был настолько плох, что ты решил не оставаться на завтрак? — слышится из приоткрытой двери одной из комнат.       Чонгук подходит ближе, открывает пошире дверь и заглядывает к брату. Тот сидит на кровати с конспектом в руках, а приподнявший морду Бантан, что развалился огромной тушкой у его ног, навострив уши, смотрит на прибывшего блудного хозяина.       — У него в холодильнике шаром покати, — отшучивается младший. На деле же он никогда не остаётся на завтраки у тех, с кем спит, и старший об этом прекрасно знает. — Ты ещё не ложился или уже встал?       — Сегодня экзамен по анатомии, решил встать пораньше и повторить немного.       — Ел что-нибудь или как обычно? — зная привычку старшего забывать о регулярных приёмах пищи, интересуется Чонгук.       — Чонгук~и, ступай отдыхать, хён уже взрослый и сам о себе позаботится, — ласково улыбаясь, щебечет Хосок. Но Чонгука не провести: он идёт на кухню, шарится по холодильнику, плите и понимает, что нормальной едой тут и не пахло.       — Опять бутербродом закидывался? — кричит он из кухни.       — Он был с рыбой, — отвечает ему Хосок.       — Ага, как же, — бормочет себе под нос младший, — она закончилась ещё вчера.       Быстро вымыв руки, он достаёт рис, заправляет рисоварку, набирает немного воды в кастрюлю и ставит на огонь, а затем берёт немного овощей, хорошенько моет их и отправляет в подоспевший кипяток. Из остатков ягод и нежирного йогурта он готовит смузи. На всё про всё у него уходит не более получаса, он раскладывает еду по контейнерам и оставляет на столе.       — Хён, — он снова заходит к старшему, — завтрак на столе. Обязательно поешь перед уходом или возьми с собой, ладно? Я спать.       — Ладно, папочка, — хмыкает старший. — Спокойных снов, — кричит вдогонку уже ушедшему брату. Пёс, завертев головой от двери к Хосоку и обратно, тихо заворчал. — Иди уже, прихвостень Сатаны, — бросает с улыбкой подскочившему тут же псу и шумно вздыхает, устраиваясь поудобнее, когда место освобождается и теперь можно вытянуть ноги.

***

      Они переехали в Пусан почти как год, и старший сразу же подал документы в медицинский. К сожалению, учёбу в Сеульском из-за длительного периода отсутствия восстановить не удалось бы, поэтому он, ни минуты не раздумывая, отнес документы в Пусанский национальный университет. Чонгук же, взяв на себя все хлопоты переезда и обустройства на новом месте, не без труда, но смог устроиться в престижную автомастерскую по ремонту спортивных автомобилей и автомобилей класса люкс. Глядя, как впахивает младший брат, Хосок уже через три месяца обучения попросился на подработку санитаром в педиатрическое отделение. А к концу первого года обучения заведующий — альфа с чрезвычайно намётанным глазом — после случая внезапной остановки дыхания у одного из маленьких пациентов поинтересовался, откуда Хосок так много знает об интубации трахеи и правильной постановке катетера и не желает ли он на полставки пойти к ним медбратом. Теперь он тоже приносил пусть и небольшой, но значимый доход в их маленькую семью. А вот впахивал в разы больше, отводя на сон порой всего три-четыре часа. Чонгук ворчал недолго, зная упёртый характер брата, поэтому старался максимально облегчить его учебно-трудовые будни: уборка, стирка, готовка, закупка провизии — всё это он взял на себя, оставив за старшим ведение счетов, оплату коммунальных услуг и распределение бюджета. Пусть физически он теперь значимо уступал младшему, умственные способности его на порядок были выше.       Трель будильника громко оповещает о наступлении утра. Семь часов одна минута. Чонгук неохотно разлепляет глаза и, с протяжным стоном потянувшись, бодро вскакивает с кровати. Старшего уже нет. В кухне на столе чашка с недопитым смузи, подготовленного Чонгуком контейнера с завтраком нет — и это хорошо, главное, чтобы не забыл поесть. Альфа включает кофемашину и отправляется в душ. У него полчаса на сборы, полчаса на то, чтобы выгулять Бана, и ещё около получаса, чтобы добраться до мастерской.       Натягивая перед выходом куртку на футболку с до жути пугающим принтом окровавленных глаз и разинутой пасти волка, Чонгук слышит уведомление о входящем сообщении. Номер ему не известен, однако альфа быстро понимает, кто отправитель. Ночной мотылёк, с которым он провёл сегодняшнюю ночь, оказался настырным и непонятливым. Либо же просто-напросто глупым и наивным. Чонгук не отвечает на сообщение, удаляет и блокирует номер сразу же. Наученный чужим опытом, он постепенно сформировал свой личный свод правил, чтобы обезопасить от нежелательного вторжения в свою жизнь таких понятий, как истинность и любовь: ✔ прежде чем подойти познакомиться с омегой, убедиться в наличии запаса защиты; ✔ никаких имён; ✔ никаких обменов номерами телефонов, электронными почтами, никами в соцсетях; ✔ никаких поцелуев в губы; ✔ секс исключительно на нейтральной территории и только на одну ночь; ✔ никаких совместных течек; ✔ удовлетворёнными должны остаться оба, иначе какой смысл вообще что-либо начинать?       Исключением является гон. Трахать одного партнёра на протяжении нескольких дней куда практичнее и в целях безопасности, и в удобстве: поди уследи под воздействием бушующих гормонов сразу за несколькими омегами. Хотя время от времени ему попадаются дабл-комплекты вроде тех, что «вдвоём не так страшно», «ты приглянулся нам обоим» или «мы близняшки». В любом случае, Чон старается контролировать и себя, и свой член, потому что, промахнувшись однажды, будешь уволен в запас навсегда. Дети — милые существа, но только на расстоянии вытянутой руки и уж точно не твои собственные.       Так вот, выходит, вчерашний омега мало того, что тайком сохранил себе его номер, так ещё и наглости хватило писать о просьбе встретиться. И назревает интересный вопрос: то ли он так плохо трахал, что у того было свободное время провернуть подобный финт ушами, то ли трахал слишком хорошо, и теперь он жаждет повторить? Хотя, о чём это он? Трахать и плохо — понятия для него несовместимые.

            ***

      — Может, зарвёмся сегодня в бар? — откладывая в сторону перепачканную машинным маслом ветошь, предлагает Джунмо — рослый альфа тридцати лет, непосредственный начальник Чонгука и действительно мастер своего дела. Именно он поспособствовал тому, чтобы хозяин мастерской взял Чона на испытательный срок. — Малышка Genesis снова в строю, и чтобы забрать её, папочка Ли завтра выложит кругленькую сумму, — он радостно потирает руки. — Я угощаю, по две пинты пива на каждого, — альфы дружно загудели в одобрении. — Чонгук, ты сегодня с нами? — похлопывает он по плечу самого младшего в их небольшом коллективе.       — Конечно, Джунмо-сонбэним.       Несмотря на свой, казалось бы, разгульный образ жизни, Чонгук не балуется выпивкой, но раз уж старший угощает, следует проявить уважение. Поэтому по завершении смены после закрытия мастерской они все дружно отправляются в бар.       Неоновая вывеска, тёмный коридор, приглушённый свет в зале, высокие стулья у самого бара и альфа за стойкой с раздражающей до ушей улыбкой. Кто-то скажет, что работа у него такая — быть приветливым и участливым, вот только перед ним сейчас четыре альфы, а не омежки в розовом и с блёстками, поэтому незачем так откровенно подлизываться. Впрочем, уже через полчаса Чонгук понял что к чему: когда два бокала пива были почти опустошены альфами, внезапно нарисовались шоты за счёт заведения, а после, между делом, бармен начал петь дифирамбы односолодовому, что входил в состав незамысловатого коктейля, и вот уже целая бутылка второсортного вискаря красуется перед альфами. А этот алкочёрт знает своё дело!       Чонгук медленно потягивает пиво всё ещё из первого бокала, как внезапно стул через два от него со скрипом отодвигается и в носу приятным облачком оседает едва ощутимый запах пряности. Высокий омега, небрежно отбросив свой тренч на спинку барного стула, неуклюже взбирается на него и принимается читать тут же предложенную барменом карту. На нём светлые, немного потёртые местами джинсы, до неприличного растянутый кремовый свитер и полное отсутствие укладки волос — совершенно не во вкусе Чонгука.       — Что будете пить? — приторно-сладко интересуется бармен у омеги.       — Если вы позволите ознакомиться с полным списком предлагаемых здесь напитков, то я наверняка смогу ответить на этот вопрос, — не отрываясь от меню отвечает омега.       Его голос, словно сталь, звучит твёрдо и холодно, и это заставляет Чонгука слегка повернуть голову и ещё раз взглянуть на омегу. Тот сосредоточен на изучении барной карты, но желваки на его лице заметно играют — он напряжён; руки… — о-о-о, его руки просто божественны: тонкие длинные пальцы некрепко сжимают потрёпанный картон, а открытые запястья выглядят настолько хрупкими, что альфа невольно представляет, как хорошо они смотрелись бы зажатыми в одной его ладони, насколько горячей была бы наощупь их кожа, а может быть, его руки постоянно мёрзнут? О-о-о, Чонгук определённо знает, как разогнать кровь по венам. Он отводит взгляд, делает глубокий вдох, пытаясь унять участившееся сердцебиение, и залпом допивает остатки пива.       — Будьте добры, апельсиновый фрэш, — слышит новое от омеги, и, замечая, как переменился в лице бармен, короткий смешок сам собой вырывается из груди, но альфа спешит перекрыть его тихим покашливанием. С этого нежного цветочка алкочёрт сегодня, очевидно, ничего не поимеет. — И двойной виски со льдом, — выдержав театральную паузу, добавляет омега. А вот это интересно. Чонгук снова бросает взгляд в его сторону: омега откладывает меню, сцепляет руки замком и кладёт их прямо перед собой. Он медленно обводит взглядом стену бара напротив, где пестрящей галереей расположились на полках бутылки с алкоголем, сиропами, стеклянным роем бокалов, а после тяжело вздыхает и опускает голову, прикрывая на секунду глаза.       — Ваш заказ, — бармен ставит перед омегой стакан с соком, бокал янтарной жидкости с кусочками льда и, не забыв слащаво улыбнуться, удаляется на пару шагов в сторону.       Как же он бесит. Чонгук нехотя отворачивается, в конце концов, так нагло пялиться, как минимум, неприлично. Вот только зеркальное панно на стене, той самой, что прямо напротив и с полками различного алкоголя, мягко намекает: раз не хочешь в открытую глазеть — вот тебе альтернатива. И глаза сами находят то, за что так приятно было бы зацепиться… зубами. Омега отпивает немного фрэша, а после подхватывает бокал с виски и залпом осушает его. Впечатляет. Но то, что открылось ему немного ниже уровня бокала у губ, впечатлило куда больше. Шея. Тонкая, подтянутая, со слегка выпирающим и ритмично дёргающимся от глотков кадыком сиюминутно приковала взгляд и заставила нервно сглотнуть. Какого лешего?! Чонгук не планировал сегодня никаких потрахушек, но эта бестия… прелестная нимфа…       — Повторить, — омега громко приземляет бокал на стойку, тем самым привлекая внимание бармена. От резкого движения ворот его свитера немного смещается, оголяя выпирающую ключицу.       С-с-сука. Чонгук с силой прикусывает нижнюю губу, но всё равно продолжает пялиться и игнорировать вставший член, что теперь больно упирается в плотную джинсовую ткань. Это какая-то чертовщина. Омеге тем временем приносят ещё две порции виски, и содержимое бокала точно так же стремительно отправляется внутрь. Кто-то решительно заливает горе. Его бросили? Неразделённая любовь? Измена? Или увольнение? Чонгук за своими мыслями едва не упускает тот момент, когда омега буквально сползает со стула, придерживаясь за край барной стойки, и, прихватив свой тренч, с грацией кошки пьяной немножко делает решительный шаг в сторону выхода. Чонгук спохватывается, с не меньшей грацией спрыгивает со стула, едва не опрокинув тот, и вырастает прямо перед носом омеги, точно стена. В нос ударяет насыщенный запах горькой специи с примесью выпитого парнем виски, и слова разом застревают в горле. Чонгук пристально смотрит в тёмные со странным блеском глаза омеги, вдыхает его аромат так глубоко, что лёгким становится больно, а когда тот, глядя в ответ, изгибает вопросительно бровь, облизывая при этом пересохшие губы, слова находятся сами собой и вылетают прежде, чем Чон успевает подумать:       — Поехали ко мне.       Омега кривит губы в усмешке, хмыкает, а после снова возвращает лицу холод и равнодушие.       — Ты решил, что секс — это то, чего мне в жизни действительно не хватает? Я выгляжу настолько жалко? — несмотря на количество выпитого алкоголя, его голос звучит ровно. — Или у тебя дома као мани , и ты зовёшь на неё посмотреть? — а дальше происходит то, что, по всей видимости, выдаёт степень его опьянения с потрохами: омега икает. — Так или иначе, — он тычет своим изящным пальцем Чону в грудь, — я замужем, отвали. Хотя, — он театрально прикладывает тот же палец к губам, — если есть пруфы, что эта киса у тебя, я готов её потискать, — улыбка, пусть и наигранная, озаряет прекрасное с едва заметными веснушками лицо, и Чонгук невольно тянет губы в улыбке в ответ.       — У меня доберман.       — Фу, псина, — омега смешно морщит нос, — нам с тобой не по пути.       Омега ловко ускользает, умело лавирует между невидимыми препятствиями и покидает наконец-то бар. Чонгук бежит следом.       — Постой! — он хватает омегу за руку, когда тот едва перешагивает порог.       — Отпусти, — омега резко разворачивается и гневно шипит. — Сказал же, я замужем, чёртов извращенец! Думаешь, я не видел, как ты пялился?!       — Замужем, говоришь? — Чонгук дёргает его на себя. — Тогда какого чёрта ты делаешь в баре, что кишит похотливыми альфами в гордом одиночестве? Какого чёрта напиваешься и позволяешь глазеть на себя?! — невольно переходит на крик, отчего омега замирает и перестаёт выкручивать свою руку из захвата. — Думаешь, раз завернулся в дедушкин свитер, то тут же превратился в невидимку?       — Ты… Не смей… — омега толкает его в плечо, но Чонгук тут же перехватывает и вторую его руку, а затем, слегка толкнув назад, прижимает к ближайшей стене и фиксирует обе его руки над головой, обхватив своей ладонью тонкие запястья — идеально.       — Ты хоть осознаёшь, насколько аппетитный? — шепчет в самые губы, свободной ладонью шарясь где-то внизу в поисках края злосчастного свитера.       — П-пожалуйста, — едва шевеля губами, отвечает омега, — отпусти. Я люблю своего мужа, я не…       — Любишь? — Чонгук сильнее прижимается, склоняет голову набок и шумно втягивает воздух. — Тогда почему течёшь прямо сейчас, здесь, рядом со мной? — Чонгук, наконец, находит край свитера и немедля запускает руку под него, обхватывая тонкую талию. Какой же он хрупкий. Так и хочется усадить его на свои колени и нежить в объятиях, а затем залюбить до сорванного голоса и красных отметин по всему телу. Без зазрения совести Чон нагло скользит горячей ладонью по гладкой коже, вызывая на ней табун мурашек, ныряет носом в ворот свитера и жадно вдыхает. Омега замирает, он практически не дышит, лишь тихо скулит альфе на ухо. А Чонгуку крышу окончательно сносит от яркого, насыщенного, вкусного аромата. И только когда его губы вновь находят омежьи, до него внезапно доходит: — У тебя течка? — Чонгук отчётливо слышит всхлип. — Какой же ты глупый, глупый омега, — говорит мягко, освобождая запястья из плена. Обхватывает ладонями влажные от слёз щёки и едва не целует в губы, но омега резко толкает его в грудь и со всей дури бьёт коленом в пах — больно. Это пиздец как больно. А ещё неожиданно. Чонгук был уверен, что сейчас в его жизни случится самый сладкий поцелуй… Поцелуй? Какого хрена?! Он вскидывает голову, видит, как улепётывающий омега перебегает дорогу на красный, и спешит за ним. Но догнать не успевает: тот ловко запрыгивает в Тойоту цвета электрик и захлопывает дверь прямо перед носом альфы.       — Хэй, давай поговорим, — стучит он в боковое стекло. — Слышишь? Чёрт, — ругается себе под нос, а после громче добавляет: — Прости, — он прижимается лбом к стеклу. — Пожалуйста, прости меня. И вызови такси, ты слишком много выпил, чтобы садиться за руль, — он с пару секунд медлит, затем пристально всматривается в темноту стекла и, наконец, разворачивается и уходит.       Чонгук ещё долго стоит у бара, выкуривает сигарету и не сводит глаз с Тойоты. Минут через тридцать омега всё же покидает салон авто и садится в подъехавшее такси, напоследок бросив неосторожный взгляд прямо на него. Чонгук не знает, что именно, но что-то определённо теперь не так. И с ним, и с этим чёртовым миром в целом.