Better luck next time. (повезёт в следующий раз - Больше удачи в следующий раз)

в следующий раз повезет больше морской воин Глава 86: объятия Примечания: ngl я не знал, как озаглавить эту главу, лол а ещё!!!! с сегодняшнего дня я буду обновлять только каждый ДРУГОЙ день! в апреле это будут нечётные дни. я очень сильно перенервничала из-за учёбы, у меня ухудшилось здоровье, и я чувствую, что качество текста страдает из-за того, что я тороплюсь выпустить главу к концу дня. это привело к ряду проблем с сюжетом, на которые указали люди, и мне просто нужно больше времени, чтобы заниматься учёбой надеюсь, это не навсегда! я надеюсь вернуться к ежедневным обновлениям, когда в мае закончится семестр (Дополнительные примечания приведены в конце главы.) Текст главы В комнате царит напряжённая атмосфера. Ривера смотрит на Айзаву, его лицо искажено гневом, а Айзава всё ещё стоит и смотрит на Риверу со смесью шока и ярости. Деку чувствует, как у него скручивает живот. Как бы ему ни было неприятно слышать, что его жизнь ничего не значит для Риверы, это объективно так. Деку может умирать снова и снова, и с ним всё будет в порядке. А с Шинсо и Харутой — нет. — Я-я могу... я готов... сделать это, — говорит Изуку, его голос срывается и дрожит, когда все в комнате поворачиваются и смотрят на него. — Но... но Шинсо и Харуте не нужно этого делать, — говорит он, сглотнув. — У нас должен быть... у нас должен быть выбор. Мы бы не смогли... не смогли бы хорошо врать Геккейджу, если бы не хотели этого. — Изуку сглатывает, а Айзава откидывается на спинку стула, наклоняется вперёд и опускает голову на руки. - Они дети , ” тихо говорит Айзава. “ Они не могут сделать выбор умереть ради других. Я прошу слишком многого.” Изуку видит, как Мирко и Хоукс обмениваются взглядами. “Ривера”, - говорит Мирко, ее брови хмурятся. “Это действительно лучший способ сделать это?” Она делает паузу, ее губы хмурятся. “У Комиссии обычно больше ресурсов, чем у детей с посттравматическим стрессовым расстройством и без подготовки”, - говорит она, махнув рукой в сторону Изуку. Хоукс рядом с ней вздыхает. — В принципе, я его понимаю, — говорит Хоукс, хотя по выражению его лица видно, что ему это не нравится. — Они уже в деле, и, поскольку Геккейджу завербовали их, а не они сами решили присоединиться, они будут относиться к ним с меньшим подозрением. — Хоукс вздыхает и проводит рукой по своим светлым волосам. — Они, может, и дети, но они должны иметь возможность самостоятельно принимать решения. — Если Мидория хочет пойти, — говорит Хоукс, переводя взгляд на Изуку, — ему нужно разрешить. Они будут в опасности, даже если не пойдут, если эта группа так опасна, как вы говорите, — говорит он, снова переводя взгляд на Риверу. “Так и есть”, - говорит Ривера сухим голосом. Его темно-зеленые глаза перемещаются, чтобы посмотреть на Изуку, его брови хмурятся и в центре образуется складка. “Вы правы в том, что будете лучше действовать как шпионы, если захотите”, - говорит он, слегка кивая. “Однако я не вижу никакого способа извлечь вас или Кодзиму, не привлекая нашего внимания к Геккэйдзю”, - говорит он, постукивая пальцами по пластику своей папки. — Я мог бы умереть, — говорит Харута едва слышным шёпотом. Изуку моргает и поворачивается, чтобы посмотреть на Харуту, который уставился в стол. — Если бы я… если бы я покончил с собой, это не выглядело бы подозрительно, п-правда? — спрашивает Харута, поднимая взгляд на Риверу. Изуку видит, как Ривера хмурится ещё сильнее, а Айзава слегка качает головой. — Ты не умрёшь, — твёрдо говорит Айзава. — Это невозможно. Изуку смотрит, как Харута переводит взгляд на Айзаву, а затем отводит его, многозначительно глядя на Риверу. Ривера долго смотрит на него в ответ. — Одно дело — отправить ребёнка на опасное задание, — медленно произносит Ривера. — И совсем другое — просить его убить себя ради этого задания. «Но это... это нормально, что меня пытают?» — спрашивает Харута, повышая голос. «Это нормально, что мне... что мне больно?» Он качает головой, его серебристые волосы развеваются вокруг лица. «Я... это то, чего я хочу , — говорит Харута, упираясь ладонями в стол. — Но разве нет другого способа? — спрашивает Хоукс. Когда Изуку смотрит на него, он задумчиво потирает подбородок. — Геккейджу не знает, что мы знаем о нём, верно? Изуку нерешительно кивает, когда понимает, что вопрос адресован ему. — Просто... просто я знаю, — говорит Изуку. Он прикусывает нижнюю губу. Он не уверен, нравится ли ему то, к чему это ведёт, верит ли он, что Хокс предложит что-то, что поможет Харуте. Хокс кивает, поднимая палец и слегка улыбаясь. — Что ж, тогда его не нужно убивать, — говорит Хоукс, — просто поймать. Его золотистые блестящие глаза устремляются на Деку, и Деку приходится заставить себя не отводить взгляд. Они похожи на глаза Фьюри, и, возможно, именно поэтому ему требуется некоторое время, чтобы осознать сказанное Хоуком. К тому времени, как Деку понимает, что к чему, Найтгай говорит, прищурившись. — Вы хотите сделать вид, что мы задержали его как предателя, — говорит Найт. Он складывает руки перед собой. — Интересно. Это может сработать, — говорит он, переводя взгляд на Харуту, который выглядит почти потрясённым. — Я-я хочу умереть, — говорит Харута, но его голос звучит слабо. — Я не… это вообще сработает? — спрашивает он, переводя взгляд на Риверу и Коидзуми. Ривера долго не двигается, словно размышляя, но через несколько секунд вздыхает. — Должно быть, — говорит Ривера. — Нам нужно быть очень осторожными с тем, сколько информации и какую информацию мы передадим Геккейджу о ситуации с Кодзимой, и ему понадобится охрана, — говорит он, хмуро поджав губы. — Но это может сработать. — Изуку тихо выдыхает с облегчением. Он наблюдает, как Найтгай и Цукаучи переглядываются, и Цукаучи слегка приподнимает свой блокнот, чтобы показать что-то Найтгаю. Изуку задаётся вопросом, что это такое, если кто-то солгал о чём-то, если Ривера солгал, когда сказал, что это может сработать. Изуку не уверен, что это его бы удивило, если бы он солгал. — Есть ещё вопрос о Шинсо, — говорит Незу, стоя рядом с Айзавой. — В конце концов, он не в таком положении, как Мидория и Кодзима. Необязательно ставить его в такое же затруднительное положение, — говорит Незу. На его лице, как всегда, лёгкая улыбка, и Изуку задаётся вопросом, не выглядит ли его лицо просто так. Он не выглядит расстроенным, но и счастливым тоже. — Нам нужно как минимум два агента, — говорит Ривера, постукивая пальцами по пластику папки. — Это протокол для подобных ситуаций. «Опять же, не лучше ли было бы отправить настоящего агента, а не ученика?» — спрашивает Мирко, складывая руки на груди. Изуку наблюдает, как она прищуривается, глядя на Риверу, и бросает на него сердитый взгляд. — Это было бы возможно, если бы Гэккейдзю приняли новых членов, которых они ещё не проверили, — вздыхает Ривера. — Коидзуми, не могла бы ты, — говорит он, указывая на неё. Коидзуми быстро кивает, и её волосы колышутся от этого движения. «Гэккейдзю в основном состоит из членов, которые занимаются сбором денег, — говорит она. — Эта часть Гэккейдзю действует в основном в Токио и близлежащих городах, и это та часть организации, о которой мы уже давно знаем». Коидзуми смотрит на Найтэя. «Найтэя и Стирателя привлекли к делу, когда стало известно, что члены Гэккейдзю, занимающиеся торговлей наркотиками и людьми, часто ездят в Мусатафу», — говорит она. «Они установили, что Ледфут был одним из высокопоставленных оперативников, и по информации, полученной от рядовых членов организации, определили, что Фьюри отвечал по крайней мере за попытки заработать для организации». Она делает паузу и смотрит на Риверу, прежде чем продолжить. «Гэккейдзю активно вербует людей в свой низший круг, который не так хорошо организован, и они принимают людей, которые, так сказать, сами себя приглашают, но с высшими чинами они так не поступают, — говорит Коидзуми, указывая на Изуку и Харуту. — Кажется, они отбирают и похищают людей, с которыми напрямую работают лейтенанты и Фосген. Вот почему им так долго удавалось скрывать своего главаря, даже с учётом репутации Фосгена и... его приметной внешности». — Другими словами, — говорит Ривера с усталым видом, — если бы Геккейю уже не интересовались ими, то отправка профессионального агента не принесла бы никакой пользы. — Ривера морщится, и складки у его рта становятся глубже. — Очевидно, было бы предпочтительнее отправить обученного взрослого, но это просто невозможно. — Отправить другого ученика — не вариант, — говорит Айзава низким и раздражённым голосом. — Даже если в организацию трудно проникнуть, это не оправдывает привлечение Шинсо. — Вы не участвуете в расследовании, — просто говорит Ривера. Он слегка прищуривается, глядя на Айзаву. — Но, поскольку вы его учитель, вы должны знать, что он в любом случае в опасности. Геккейджу попытаются похитить его, и если вы не сможете удерживать его в кампусе, охраняя его каждую секунду каждого дня, они вполне могут добиться успеха. Ривера переводит взгляд на Изуку и Харуту. — Я уверен, что эти двое смогут рассказать вам, насколько хорошо Геккейдзю умеют похищать детей. Мидория был с Юэй, в неизвестном месте, но его всё равно похитили. Можете ли вы гарантировать безопасность Синсо, если он не присоединится к вам? Ривера наклоняется вперёд, складывая руки на папке. — Если его похитят, будут ли ему предоставлены те же свободы, что и Мидории с Коджимой? Или с ним будут обращаться как с Ямаучи и девочкой-мышкой, держать взаперти весь день и всю ночь? Ривера качает головой, поджав губы. Похоже, ему больно. — Шинсо должен... он должен сам принять решение, — тихо говорит Изуку. — Он не может... он не может позволить, чтобы за него решали что-то настолько важное. Это было бы неправильно, — говорит Изуку. — Если бы я... если бы у меня был выбор, я бы... я бы сказал «да», если бы это означало, что... что я мог бы с самого начала работать под началом Манами, а не тратить столько времени на отчёты перед Фьюри. Изуку сглатывает, переводя взгляд на Харуту. — И я… я подчинялся Фьюри неофициально. Было бы… было бы хуже, если бы он был моим настоящим начальником, — говорит Изуку, сглотнув. Харута встречается с ним взглядом. — Так и было бы, — тихо выдыхает Харута, и от этого согласия по телу Деку пробегает дрожь. Деку знает, что Харута пережил больше, чем он, пережил худшее, но он не знает всего, не знает, через что именно прошёл Харута. “Я могу принять это”, - говорит Ривера, и когда Изуку смотрит на него, его лоб слегка нахмурен, но лицо все еще разглажено по сравнению с тем, каким оно было раньше. “Тогда мы предоставим Шинсо выбор”. Его взгляд прикован к Изуку, в его глазах что-то нечитаемое. — Не так уж и много вариантов, не так ли, — бормочет Рен, сидящая рядом с Изуку. Изуку сглатывает, поднимает взгляд и видит, что она смотрит в стол, нахмурив брови. — Какой смысл в героях, если мы не можем защитить одного подростка? — говорит она, глядя на сотрудников Комиссии и профессионалов, сидящих напротив неё. — В каком мире мы живём, если подобные вещи продолжают происходить? Вы собираетесь спросить шестнадцатилетнего подростка, что он предпочел бы - жить в страхе быть схваченным или работать шпионом ”. Рен внезапно встает, хлопая ладонями по столу. “Это так ... это так неправильно!” - говорит она, широко раскрыв глаза. “Так и есть”, - говорит Ривера, его лицо спокойно и бесстрастно, как будто это даже не выводит его из себя. “Пойми это, Ангел-мститель”, - говорит он, не мигая глядя на нее. “Это не вина ЮА или героев в комнате”. Его взгляд перемещается на Изуку и Харуту. “Это не вина студентов, которые были похищены геккейджу”. Ривера встает, одной рукой подхватывает свой портфель и засовывает его под мышку. Его взгляд встречается со взглядом Изуку, и темно-зеленые глаза прищуриваются от чего-то, что странно похоже на печаль. Изуку чувствует себя неуютно, когда Ривера одной рукой пододвигает к нему стул, а Коидзуми встает рядом с ним. «То, что произошло, то, что происходит сейчас, и то, что произойдёт, — это вина Геккейджу, Майко Сасаки и её солдат», — говорит Ривера. Он поворачивается, чтобы выйти из комнаты, но, взявшись за ручку двери, оглядывается на Изуку. — Тот факт, что ты вообще оказался в такой ситуации? — говорит Ривера, и его губы кривятся в горькой улыбке. — Это моя вина, и только моя. Изуку смотрит, как Ривера выходит в коридор, а Коидзуми следует за ним по пятам. Ему кажется, что он что-то упускает. -- До Издука это доходит гораздо позже, когда он сидит за своим столом и решает задачу по математике, когда он записывает ответ на бумаге и его мысли складываются воедино, и он думает, что Синсо пострадает из-за меня , и ему кажется, что его ударили под дых. Он роняет карандаш на бумагу, и тот с грохотом падает на стол в тишине комнаты. Изуку логически понимает, что Шинсо оказался в таком положении не из-за него, что он окажется в руках Геккейджу или будет вынужден жить в стеснённых условиях из-за них. Изуку знает, что Геккейджу в любом случае сделали бы это, использовали бы близость Харуты к Шинсо, его способность читать мысли, его умение добывать информацию, и они забрали бы Шинсо, даже если бы Изуку не присоединился к ним. Изуку знает, что ничто из того, что он мог бы сделать, не предотвратило бы этого, разве что он убил бы Сасаки собственными руками. Но на самом деле это не имеет значения, не сейчас, когда разочарование и страх, которые он чувствует, подступают к его горлу, затрудняя дыхание и вызывая желание плакать. Он отодвигает стул, прислушиваясь к скрипу ножек по деревянному полу, прежде чем наклониться вперёд и прижаться лбом к прохладной поверхности стола. Изуку смотрит вниз, на свои ноги в носках, скрещенные в лодыжках, и дышит. Изуку хочет причинить себе боль. Он хочет вонзить нож туда, где его быть не должно, хочет вырезать себе рёбра, лёгкие и сердце. Он хочет сделать что-то радикальное, что-то, что причинит боль и жжение и избавит от этого жгучего чувства, которое где-то в его груди, чтобы уйти , чтобы эта ужасная энергия нашла себе применение . Изуку ненавидит то, как горят его глаза, как учащается и сбивается дыхание. Он хочет плакать, но не так. Он хочет плакать так, чтобы ему стало лучше , чтобы он что-то выпустил из себя, чтобы его грудь была влажной и полной, но чистой. Не так, как сейчас, когда ему кажется, что что-то застряло у него в горле, что он мог бы вырвать себе волосы и расцарапать кожу на предплечьях, но этого было бы недостаточно. Не так, как сейчас. Изуку зажмуривает глаза, чтобы слёзы, собирающиеся на ресницах, упали на пол, чтобы почувствовать, что это по-настоящему, что ему действительно станет лучше, когда всё закончится. В его комнате тихо, если не считать звуков его влажного, неровного дыхания и тихого жужжания обогревателя под потолком. Изуку на мгновение задумывается о том, чтобы прыгнуть с балкона вниз головой, хотя высота в два этажа вряд ли убьёт его, но тут же выбрасывает эту мысль из головы. Изуку резко выпрямляется, словно не планировал этого, словно даже не знал, что собирается это сделать, пока не сделал. Он поднимает руку, чтобы прижать её к влажной щеке, почувствовать солёные слёзы и липкие сопли, которые начали стекать по его лицу, и, спотыкаясь, идёт через комнату к шкафу. Он открывает дверь и смотрит на свою коробку, в которой, как он знает, лежат петля, ножи, бритвы и снотворное, которое Девушка из реанимации наполнила для него после морга. Он сказал ей, что прикончил первую бутылку, но правда заключалась в том, что он воспользовался ею всего один раз, очень давно, чтобы покончить с собой. Изуку думает об этом, думает о том, чтобы предать доверие, которое оказал ему Нейто, думает о медленной смерти в кайф. Эта мысль напоминает ему о Манами, о порезах на её ногах и маленькой синей таблетке, которую она приняла. Это напоминает ему о медицинских принадлежностях и о том, как она использовала свою причуду на себе. Мы похожи , думает Изуку, и из его груди вырывается истеричный смешок. Мы оба причиняем себе вред и используем свои причуды на себе . Прошло так много времени, думает он. Изуку давно не убивал себя. Он мог бы сделать это сегодня. Он мог бы убить себя, и ему стало бы лучше, он почувствовал бы то мягкое расслабление и эйфорию, о которых мечтал, хотя бы на секунду. Может быть, тогда его грудь не будет ощущаться как зияющая рана. Может быть, он почувствует себя в порядке, хотя бы на мгновение. Изуку закрывает дверь своего шкафа. Он делает шаг назад, подальше от неё. Он не знает, почему подходит к двери своей комнаты, не знает, почему возится с замком, пока не открывает дверь, не знает, почему вообще остановился. Изуку думает, что, как бы он ни скучал по тем дням, когда снова и снова убивал себя просто потому, что хотел, он также боится вернуться к этому. Он боится истекать кровью, резать себя и чувствовать себя лучше, когда он должен быть сильным, должен быть в состоянии справиться с этим. Он причинил достаточно боли близким людям тем, что делает с Синсо. Ему не нужно беспокоиться и о Нейто. Изуку не ожидает, что, открыв дверь, он столкнётся лицом к лицу со своим учителем, чьи тёмные кудри собраны в низкий хвост, а на лице написано изнеможение. Изуку и Айзава моргают, слегка отступая назад от удивления, прежде чем Айзава замечает слёзы на лице Изуку и его неровное дыхание. Он хмурит брови и слегка прищуривается. — Мидория? — спрашивает Айзава. — Ты в порядке? Изуку сглатывает, делает паузу, а затем качает головой, потому что он не в порядке. Изуку снова сглатывает, пытаясь сдержать рыдания, и смотрит на своего учителя. — Можно я… можно я тебя обниму? — спрашивает он, и его голос жалобно дрожит. Айзава быстро кивает, на его лице отражается боль, и он делает шаг вперёд, раскрывая объятия. Деку подходит, обнимает учителя за грудь и прижимается лицом к его рубашке. Айзава обнимает Деку, крепко прижимая его к себе. — Я хотел убедиться, что с тобой всё в порядке, после того, что сказал Ривера, — тихо бормочет Айзава. — Я рад, что пришёл, — говорит он, успокаивающе поглаживая спину Деку одной рукой. Деку просто вдыхает тёплый воздух, исходящий от кожи учителя, и сосредотачивается на успокаивающем давлении обнимающих его рук. — Я… я в порядке, — говорит Изуку. — Я просто… я не хочу, чтобы Шинсо тоже пострадал, — говорит он, и его голос срывается, когда он произносит имя Шинсо. Айзава крепче обнимает его. — Я знаю, — говорит Айзава. — Взрослые завтра соберутся, чтобы придумать, как и когда ему сказать. Это будет во время послеобеденных занятий, так что ты не сможешь там быть, но я буду держать тебя в курсе. — Он вздыхает. — Официально я не занимаюсь этим делом, но Ривера, кажется, планирует привлекать меня к совещаниям. — Его голос звучит напряжённо, как будто он злится. Внезапно Изуку чувствует, как в его груди поднимается что-то тёмное и тревожное. — Ты… ты злишься на меня? — выпаливает Деку, его слова звучат быстро и тихо. — Я… я сделал так много… я сделал так много всего, чего ты мне не разрешал, и я продолжаю… я продолжаю усложнять тебе жизнь, — говорит Деку, слова вырываются наружу. Айзава крепче сжимает его, притягивая ближе. — Я не злюсь на тебя, Мидория, — мягко говорит Айзава. — Это не твоя вина. — В чём-то так и есть, — говорит Изуку, сглотнув. — Я мог бы… я мог бы рассказать тебе кое о чём раньше. Айзава вздыхает, его грудь тяжело поднимается и опускается. — Мог бы, — соглашается Айзава, — но это всё равно не твоя вина, Мидория, и я всё равно не злюсь на тебя. — Он слегка отстраняется, глядя в лицо Изуку, его взгляд блуждает, словно он что-то ищет. — У тебя всё в порядке. Я хочу только, чтобы ты и остальные мои ученики были в безопасности и счастливы, — твёрдо говорит он. — Если я когда-нибудь и злюсь, то только потому, что беспокоюсь о тебе и не хочу, чтобы ты или кто-то другой делал то, что может причинить тебе вред. Понимаешь? Изуку кивает, чувствуя, как по его лицу текут горячие и мокрые слёзы. — Я-я понимаю, — говорит он, и когда его голос срывается в конце на всхлип, это уже совсем другой всхлип. Он откидывается на учителя и плачет, но это уже не те отчаянные, мучительные слёзы, что были раньше. Изуку кажется, что узел в его груди медленно развязывается, становясь всё свободнее и спокойнее с каждым мягким успокаивающим звуком, который издаёт Айзава, и с каждым круговым движением, которым он гладит спину Изуку. -- Изуку возвращается в общежитие после занятий, зевая в ладонь и щурясь от полуденного солнца, когда видит Маку и Эму. Кажется, прошла целая вечность с тех пор, как он видел их в последний раз, с тех пор, как он тренировался. Наверное, с тех пор, как Айзава понял, что он Эйс. Они оба в школьной форме, но на Эме поверх нее толстый темно-синий свитер, рукава которого свисают так, что видны только кончики ее пальцев. Когда Изуку встречается с ней взглядом, она машет ему, жестом приглашая подойти к ним, когда они идут по травянистой лужайке. Изуку моргает, затем поворачивается и направляется в их сторону. Ветер холодный и обжигает обнажённую кожу на его щеках, и он на мгновение надеется, что, чего бы ни хотели от него эти двое старшеклассников, они сделают это быстро или зайдут внутрь. Одной формы Изуку недостаточно, чтобы долго находиться на улице в ноябрьскую стужу, даже днём, когда становится теплее всего. Изуку быстро идёт, пытаясь согреть свои конечности, пока пересекает лужайку, чтобы добраться до второкурсников, которых освещает оранжево-золотистый свет позднего вечера. — Эй, — говорит он, затаив дыхание. — Что тебе… что тебе нужно? — спрашивает он, склонив голову набок и стараясь выглядеть дружелюбным, а не немного нервным. Он думает, что это сработало, потому что Эма улыбается ему. Мака просто смотрит на него, прищурив красные глаза и скрестив руки на груди. — Нам нужно поговорить, — говорит она, оглядывая Изуку с ног до головы. — У тебя сейчас есть время? — Её голос звучит резко и низко. Изуку гадает, злится ли она или он просто забыл, как она обычно говорит. Учитывая всё, это может быть и то, и другое. — М-м-м, с-с-конечно, — говорит Изуку, поднимая руку и потирая её другой рукой, пытаясь согреть. — М-м-м, может, пойдём куда-нибудь внутрь? Здесь к-к-как-то холодно, — говорит он, неловко улыбаясь. Эма кивает. “Да, мы можем воспользоваться классом 2-А!” - говорит она, улыбаясь и указывая большим пальцем на здание в нескольких ярдах позади нее. “Сейчас там будет пусто, так как занятия закончились”. Изуку колеблется, прежде чем кивнуть. — Это работает, — говорит он, и как только слова слетают с его губ, Мака разворачивается на каблуках и топает в сторону здания. Эма виновато улыбается ему. “Нам лучше последовать за тобой!” Радостно говорит Эма, поворачиваясь и идя вслед за Макой. Изуку спешит не отставать от них, трава прогибается под его ногами, как ковер. Тень от здания вскоре закрывает солнечный свет, и тень от него становится холоднее, чем была на солнце. Изуку чувствует, как дрожь пробегает по его рукам и спине. — Всё... всё в порядке? — спрашивает Изуку, когда Мака открывает дверь в здание и заходит внутрь. Эма хватает дверь, прежде чем она успевает закрыться, и придерживает её, чтобы Изуку тоже мог войти. Изуку заходит внутрь, оборачивается и видит, как Эма заходит внутрь и закрывает за собой дверь. “Эм, ну, наверное, лучше просто подождать, пока мы не окажемся в классе”, - говорит Эма, выглядя почти взволнованной. Она протягивает руку, чтобы провести по волосам, движение, которое Изуку видел снова и снова с Харутой. Изуку чувствует покалывание в животе, сглатывает и снова начинает идти, в то время как Мака продолжает идти по коридору. — П-правильно, — говорит Изуку, обнимая себя руками. В здании тепло, но по коже всё равно бегут мурашки. Изуку знает, где находится класс 2-А, и останавливается в нескольких шагах от двери, наблюдая, как Мака открывает её. Она заходит внутрь, не оглядываясь на Изуку. Изуку заходит в класс, нервно сглатывая. Классная комната выглядит так же, как и в 1-А, хотя одно из мест у двери почти комично большое, а в стуле есть дыра. Изуку задаётся вопросом, какая причуда у ученика, который там сидит, но быстро переключает внимание на Маку и Эму, когда Мака садится на стол в центре первого ряда. Она закидывает ноги на стул, кладёт локти на колени и наклоняется вперёд, пронзая Изуку тёмно-красным взглядом. Эма подходит и садится на стул по диагонали от Маки, во втором ряду. Изуку сглатывает и садится за стол рядом с ними. Он нервничает, как будто находится слишком близко к ним, и это глупо. Ни один из них никогда не причинял мне вреда , — напоминает он себе. — Мидория, — начинает Эма, прикусывая нижнюю губу. — Ты знаешь, кто причиняет боль Харуте? Она спрашивает так прямо, так просто, что Изуку требуется мгновение, чтобы понять, что именно она сказала. Он смотрит на неё, на её широко раскрытые неоново-розовые глаза, а затем переводит взгляд на Маку, чьи глаза прищурены в том, что он теперь понимает как подозрение, а не гнев. Изуку сглатывает. — Д-да, — тихо отвечает он. — Но я... я не могу сказать вам, кто это, — говорит он, глядя то на одного, то на другого, чтобы не видеть их лиц, их реакции. — Почему нет? — резко спрашивает Мака. Изуку на мгновение закрывает глаза. Он чувствует запах её причуды и знает, что отчасти из-за этого его сердце словно подпрыгивает в груди, но осознание того, почему это происходит, не избавляет его от этого чувства. — Это… это конфиденциально, — говорит Изуку. Он не открывает глаза, не смотрит на них. Он слышит разочарованный выдох, почти рычание, которое, как он знает, исходит от Маки, но следующей говорит Эма. — Конфиденциально? — спрашивает она тихим, мягким и смущённым голосом. — Вы двое... вы вместе ходили куда-то по выходным. Туда, где он получал травмы. — Изуку моргает, глядя на неё. Ему приходит в голову, что она, должно быть, давно знала, что Харута уходит по выходным, что он получает травмы. Должно быть, она видела признаки. — Да, я… — Изуку замолкает и качает головой. — Как давно ты… как давно ты знала? Почему ты никому не сказала? — спрашивает он. Он видит, как Эма хмурит брови, как в её глазах начинают скапливаться слёзы. “Он не ... он ничего мне не сказал”, - говорит Эма, обхватывая себя руками, ее пальцы запутываются в ткани свитера. “Я просто ... я знаю, что кто-то причиняет ему боль, но я ... я не могу это доказать”, - говорит она, ее глаза блестят. “Я рассказала Незу, и он... он ничего не сделал ”, - говорит она, чуть заметно качая головой. — Я хотела сказать Айзаве-сэнсэю, но Харута не позволил, — она шмыгает носом, и Мака начинает говорить, быстро и резко. — Ты ведь тоже ничего не предпринял, да? — спрашивает она, слегка скривив губы. — Ты знаешь, кто это, и ты не… — начинает она, но Изуку перебивает её. — Айзава-сенсей знает, — говорит Деку, прикусывая нижнюю губу. — Я… я сказал ему, и мы… мы пытаемся его вытащить, — говорит Деку, и его дыхание учащается вместе с сердцебиением. Он чувствует отчаянный, первобытный страх, словно его придавило открытой пастью льва. — Я… я не… я не могу… — он качает головой и прижимает руку ко рту. У него кружится голова, внезапно подташнивает, и он встаёт со стула, чувствуя, как дрожат ноги. — Мака, — тихо говорит Эма. — Твоя причуда, — шепчет она, и становится понятно, почему Изуку чувствует, что вот-вот упадёт в обморок, что что-то ужасно, ужасно не так. Он поднимает взгляд и видит, как Мака спрыгивает со стола, подходит к окну и с рычанием от отчаяния распахивает его. — Чёрт! — говорит она, вцепившись руками в подоконник. — Я не пытаюсь… я, чёрт возьми, не пытаюсь подсыпать тебе, — говорит она, оглядываясь через плечо. — Харуте больно, — говорит она, впиваясь зубами в нижнюю губу так, что пошла кровь. — И ты всё время рядом с ним, внезапно, в то же время, когда тренировки прекращаются. Это... почему нас держат в неведении? — спрашивает она, качая головой и шевеля тёмными локонами. — Он важен для нас. — Я… — начинает Деку, делая вдох. Тяжёлое, гнетущее чувство страха всё ещё не покидает его, но он способен отогнать его, слегка расслабиться, находясь на расстоянии от Маки. — Я должен был сказать тебе, — говорит он, сглотнув. — Я бы сказал тебе… я бы сказал, но не могу, — говорит он, прикусывая нижнюю губу. — Это… это подвергло бы его ещё большей опасности, — говорит Деку, сжимая руки в кулаки. — Они причиняют боль и тебе, — говорит Эма, нахмурив брови. — Разве нет? Изуку смотрит, как Мака поворачивает голову, чтобы посмотреть на него, и её глаза слегка расширяются. Изуку не отвечает, ничего не говорит, но что-то в его лице, должно быть, выдаёт его, потому что плечи Маки опускаются, а тело слегка расслабляется. — Чёрт, — тихо говорит она, и Изуку приходится согласиться с ней. Он сглатывает, чувствуя себя неуверенно и неловко. Эма встаёт из-за стола и идёт к Изуку. «Я тебя обнимаю», — говорит она, и в её ярких глазах вспыхивают эмоции. «Мидория, я… я так сильно извини Эма», — говорит она, притягивая его к себе и обвивая руками его плечи и шею. Она тёплая, и Изуку осторожно поднимает руки, чтобы обнять её в ответ. “ Все... все в порядке, ” тихо говорит Изуку. — Нет, нет, это не так, — говорит Эма. — Я бы хотела, чтобы ты рассказал мне, что происходит, но ещё больше я бы хотела, чтобы этого вообще не происходило, — говорит она, и это бьёт Изуку под дых. Изуку закрывает глаза и просто дышит. Он тоже хочет, чтобы ему не было больно, чтобы Харуте не было больно. Ему кажется, что он надеялся, что всё будет хорошо, но он даже не думал о мире, в котором этого бы вообще не случилось. Это кажется таким далёким, таким невозможным. Теперь Изуку думает, что так оно и есть. — Я бы тоже тебя обнял, но у меня это плохо получается, — замечает Мака из дальнего угла комнаты. Изуку не может сдержать тихий смешок, который вырывается у него из горла. “Извини за допрос”, - говорит Эма, отстраняясь от него. “Мы просто... мы волновались”, - говорит она с застенчивой улыбкой на губах. Мака кивает из дальнего конца комнаты, ее взгляд устремлен в землю, где она прислоняется к окну. — Всё в порядке, — говорит Изуку, чувствуя, как у него пересыхает в горле, как бывает после слёз. — Я бы тоже расстроился. — Да, мы были придурками из-за этого, — говорит Мака. — По крайней мере, я был. Трудно сказать, но мы на твоей стороне, или как-то так. Она не смотрит на него, но её лицо слегка краснеет, и Изуку чувствует, как что-то сжимается у него в груди. Примечания: предупреждения о содержании: уххххх разговоры о тошноте, членовредительстве и самоубийстве диссонанс! каррд! спасибо, что читаете, вы — лягушки в моём болоте, то есть свет моей жизни