Doll Parts

      22 декабря 1994 года — Форт-Уэйн, штат Индиана.       — Так, папа сказал, что будет ждать у второй стойки… — Майк выворачивает шею и ищет его в шумной толпе. Макс крепче сжимает его руку, не желая потерять его в хаосе аэропорта.              До Рождества остается три дня, и празднично украшенный терминал международного аэропорта Форт-Уэйн до отказа забит путешественниками, как возвращающимися домой, так и улетающими на праздники.              Трудно поверить, что именно этим утром она затаскивает шипящего Курта в переноску и отвозит его к маме Брэнди в Бруклин, а затем отправляется в аэропорт Кеннеди, чтобы встретиться с Майком. Из-за метели их пересадка в Детройте длится дольше, чем ожидалось, но в конце концов, спустя восемь часов впервые за почти десять лет они летят в Индиану.              — О, а вот он! — восклицает Майк, протаскивая Макс сквозь толпу семей с гигантскими плакатами и мужчин с букетами цветов, и направляясь туда, где его отец, прислонившись к колонне, нетерпеливо постукивает ногой, сверяясь с часами.              — Привет, папа.              — Майкл. — Он крепко пожимает сыну руку и хлопает его по плечу.              — А это Макс.              Макс опускает свою сумку на пол, чтобы протянуть руку. — Здравствуйте, мистер Уилер.              Еще в средней школе она видела отца Майка то тут, то там, но они никогда не были официально друг другу представлены. И уж точно не в качестве девушки его сына. Тед Уилер слегка пугает ее — его лицо остается стоическим и нечитаемым, когда он пожимает ей руку и некоторое время изучает ее.              — Макс… — медленно произносит он, словно это совершенно новое слово, которое он никогда раньше не произносил. — Это сокращение от чего-то?              — Максин? Но нет…              — Тогда Максин, — решительно кивает он, подхватывая с земли ее сумку, и направляется к выходу. Она оглядывается на Майка, который пожимает плечами, как бы говоря ей, чтобы она просто смирилась с этим.              Поездка из Форт-Уэйна в Хокинс занимает чуть меньше часа, и когда бордовый «Saturn» Теда проезжает мимо таблички «Добро пожаловать в Хоукинс», Макс охватывает непреодолимая волна ностальгии. Она мысленно возвращается к тому дню, когда увидела все происходящее с ней с другой стороны — в тот день, когда Нил в очередной раз выкорчевал их из дома. Это случилось примерно в это же время года девять лет назад…              Смерть Билли нависла над всеми таким мрачным облаком, что она даже не очень расстроилась из-за переезда. Нил становился все более вспыльчивым, а ее мать уже начала больше пить, чтобы справиться с трагедией. Макс уже тогда начала отдаляться от Лукаса, закрываясь от его попыток утешить ее. Она просто чувствовала… полное оцепенение.              Они уехали, как только Макс сдала экзамены. Она появилась на пороге дома Лукаса, чтобы попрощаться с ним, и даже не стала никого приглашать. Когда она вернулась в дом, они погрузили вещи в машину и отправились в путь, а к сочельнику были уже в Нью-Джерси.              — Макс?              От размышлений ее отрывает Майк, протягивающий руку, чтобы осторожно похлопать ее по колену. — Ммм?              — Я говорю, что мы на месте.              — О. — Она даже не заметила, что они уже въехали на подъездную дорожку к дому его родителей. — Ух ты! — вздыхает она, выходит из машины и разглядывает замысловатые рождественские украшения.              Уже стемнело, и разноцветные огоньки, украшающие все карнизы, горят, отбрасывая радужное сияние на огромного надувного снеговика, игриво покачивающегося на переднем дворе, а ряд подсвеченных леденцов выстраивается вдоль дорожки, ведущей к дому, где окна и входная дверь украшены большими венками.              — Я знаю, это уже перебор, — слышится голос Майка рядом с ней. — Клянусь, они каждый год покупают по пять новых украшений.              Ее желудок подпрыгивает от волнения, пока они идут к дому. Встреча с отцом Майка — это одно, но она чувствует, что на его мать произвести впечатление будет немного сложнее. А Макс очень хочется получить ее одобрение, поэтому она старательно рекламирует «GAP», одетая в их темно-синюю водолазку и единственные джинсы без дырок и заплаток.              Внутри дом украшен так же экстравагантно, как и снаружи. Макс вертит головой, пытаясь охватить все. По запаху она понимает, что елка в гостиной настоящая, изящно украшенная разноцветными игрушками и лентами так, что она выглядит прямо как из журнала. Перила лестницы обвиты гирляндами, а на каждом столике и поверхности стоит какое-нибудь маленькое украшение.              Такого Рождества у нее еще не было. Единственное Рождество, которое она провела в Хоукинсе, не представляло собой ничего особенного. Билли и его отец поссорились, и мать потащила их всех утром в церковь, но это было сразу после Снежного бала, когда Макс впервые поцеловалась с Лукасом, и она позволила этому воспоминанию тепло отзываться на сердце, несмотря на бесконечные жалобы Нила по поводу отсутствия денег и общее отсутствие праздничного настроения.              — А вот и мой малыш! — Мама Майка появляется из кухни, выглядя идеальной иллюстрацией домашнего уюта в кремовом свитере, светлых джинсах и красном фартуке с рождественской тематикой, повязанном на талии.              — Мама… — стонет Майк, когда она целует его в щеку, а затем берет его под руку.              — Тебе нужно подстричься.       Он хмурится и проводит рукой по щеке. — Нет, не нужно!       Карен недовольно морщится, а затем обращает свое внимание на Макс, и по ее лицу расплывается теплая улыбка, пока она оглядывает ее с ног до головы. — Макс, я так рада снова тебя видеть!              Макс борется с желанием потеребить кончики волос и улыбается в ответ. — Я тоже, миссис Уилер.              По коридору идет светловолосая девочка-подросток и едва удостаивает их взглядом, зажимая беспроводной телефон между ухом и плечом.       — Привет, Холли, — говорит Майк несносно громким и нарочито растягивающим гласные голосом.              Она останавливается и раздраженно морщит нос. — Привет, неудачник. — Затем она продолжает подниматься по лестнице, не отрываясь от телефонного разговора. — Ну, в общем…       Майк хихикает и снова поворачивается к Макс. — Пойдем, отнесем наши вещи наверх.              — О, Макс, ты будешь жить в бывшей комнате Нэнси, — восклицает Карен, когда они уже на полпути к лестнице. — Только смотри под ноги, когда будешь обходить велотренажер.              — Что? — хмурится Майк, возвращаясь обратно на лестничную площадку. — Мам, мы взрослые, мы можем спать в одной кровати!              Карен неодобрительно поджимает губы.              — Майк, все в порядке, — шипит Макс, бросая на него взгляд. Она не собирается поднимать шум из-за домашних правил его матери. — Спасибо, миссис Уилер! — обращается она к его маме.              Спальня Нэнси похожа на комнату, о которой Макс всегда мечтала, когда был маленькой девочкой, за исключением стационарного велотренажера посреди. Розовые обои в полоску, витиеватый металлический каркас кровати, мягкое кресло у окна…              — Это полный бред, — ворчит Майк с порога, уже занося чемодан в свою комнату. Макс бросает сумку на цветочное одеяло и сочувственно улыбается ему.              — Думаю, ты сможешь прожить неделю без меня в своей постели, — поддразнивает она, направляясь к нему. Он разжимает руки и заключает ее в объятия.              — Не смогу, — бормочет он ей в волосы. — Я начну терять силы, и от меня останется лишь трухлявая шелуха.              — Ты такая королева драмы, — усмехается она и прижимается губами к его груди.              — Для тебя это не слишком странно, а? Вернуться сюда?              Макс качает головой. Это чувствуется странно, но скорее в хорошем смысле. Теперь она совершенно другой человек; она прожила целую жизнь вдали от той травмы, которую пережила здесь. И, что самое важное, она теперь с Майком, и теперь у них есть шанс создать новые воспоминания в этом городе вместе.              Спустя полчаса они сидят за обеденным столом и ужинают. Макс смотрит на открытую бутылку белого вина на столе, и жалеет, что до сих пор не пьет, чтобы хоть немного успокоить нервы.              — Итак, Макс, — начинает Карен, нарезая ростбиф на своей тарелке. — Майкл сказал, что ты работаешь в издательстве?              Макс кивает. — Да, я младший редактор отдела литературы и искусства в одном независимом журнале.              — О? Я о нем слышала? Я люблю журналы.              — Наверное, нет, — отвечает она, накалывая вилкой кусочек брокколи. — Не думаю, что издательство распространяет их в Индиане.       — Ты зарабатываешь на этом достаточно, чтобы оплачивать счета? — спрашивает Тед, с сомнением приподнимая бровь.       — Папа! — шипит Майк.       — Все в порядке, Майк, — тихо говорит Макс и снова смотрит на Теда. — Там не так много платят, но у меня есть и другая работа — танцовщицей. —На этих словах Холли отрывает глаза от своей тарелки, словно впервые осознавая, что с ними сидит Макс.       Карен пытливо наклоняет голову в сторону. — О, балет?              — Нет.              — Как в «Rockets»? — спрашивает Холли. Ее глаза блестят от интереса.       — Не совсем… — отвечает Макс, сглатывая, когда оглядывает их ожидающие лица. Она хочет хоть раз попробовать быть честной. Она серьезно относится к Майку и не хочет, чтобы его семья узнала, что она лжет. — Эм, в ночном клубе.              Идеально выщипанные брови Карен взлетают к линии роста волос. — О!       — Это так круто! — одновременно с ней восклицает Холли.              Тед делает долгий глоток пива, и наступает неловкая тишина, нарушаемая только звоном столовых приборов. Макс смотрит на Майка, который натянуто улыбается ей в ответ.              — Вы двое идете на Таймс-сквер в новогоднюю ночь? — спрашивает Карен через минуту, явно желая сменить тему. — Мы всегда смотрим Дика Кларка по телевизору.       Макс фыркает. — Боже, нет, это место — выгребная яма. — Лицо Карен опускается. — Я имею в виду, что это захватывающе, но там немного многолюдно и хаотично, — быстро исправляется она.              — Мы, наверное, просто пойдем в бар или еще куда-нибудь, —вступает Майк.              Макс чувствует, что ее лицо нагревается, и делает глоток из своего стакана воды. Молодец Мэйфилд, почему бы тебе не оскорбить ее стряпню, раз уж начала?              Позже вечером Макс лежит в постели Нэнси, прокручивая в голове разговор с семьей Майка после ужина. Все прошло не так уж плохо — его отец впечатлен тем, что она сама оплачивает учебу в колледже и работает с шестнадцати лет, а Холли задавала ей много вопросов о том, каково это — жить в Нью-Йорке. Однако Карен оказалась крепким орешком. Каким бы дружелюбным ни выглядело ее лицо, Макс не могла отделаться от ощущения, что в ее взгляде мелькает что-то неодобрительное. По крайней мере, у нее остается целая неделя, чтобы завоевать ее расположение.              Она зевает, внезапно осознавая, как сильно ее вымотал день путешествия. Она даже не могла вспомнить, когда в последний раз так много отдыхала. Ей всегда казалось, что это неправильно: сидеть одной или с матерью, ничего не делать, когда можно работать и зарабатывать деньги.              Когда она вскользь упомянула об этом Майку, он нахмурился и заверил ее, что она не должна чувствовать себя виноватой за то, что взяла отпуск, чтобы позаботиться о себе. Макс знает, что он прав, но она также знает, что он никогда не поймет, как трудно это делать, когда ему ни дня в жизни не приходилось беспокоиться о деньгах.              Декабрь был особенно напряженным месяцем. Она все еще была полна решимости вернуть Майку деньги, которые он одолжил ей на обогреватель — хотя он настаивал, что в этом нет необходимости, — поэтому она подрабатывала в «Роксане» при любой подвернувшейся возможности. А потом ей пришлось пару раз в неделю ездить в офис «Rage» в Челси, так как срок сдачи зимнего номера истекал 20-го числа. Ей очень нравилось встречаться с другими сотрудниками и общаться с ними тет-а-тет, но три недели, проведенные в клубе без перерыва, совершенно вымотали ее.              И если быть с собой честной, она более чем счастлива не заниматься стриптизом на праздниках. Дни между Рождеством и Новым годом обычно проходят в танцах в шапке Санта-Клауса под рок-каверы рождественских песен для унылой компании одиночек, которым некуда идти, и папаш средних лет, стремящихся сбежать от своих семей. Чаевые в такие дни скудные, потому что все тратят деньги на подарки.              Теперь ей приятно побыть в тишине. В прошлом она не могла позволить себе такой роскоши, и поэтому быстро погружается в сон, утешаясь тем, что заслужила это.              Нэнси звонит на следующее утро, как раз когда они заканчивают завтракать. 2 декабря она, наконец-то, родила на неделю позже предполагаемого срока, — девочку, которую назвали Барбарой. Макс разочарована, что Нэнси не приедет, поскольку знает, что она была бы хорошей союзницей, но это вполне объяснимо, что они с Джонатаном не хотят лететь куда-либо с новорожденным. Последний месяц у них живет Джойс, чтобы помочь им с ребенком, и постоянно звонит Карен, чтобы узнать любую мелочь о новорожденной.              — Мы хотим навестить малышку на весенних каникулах, — объясняет Холли, следуя за Макс на кухню.              — Тебе, должно быть, не терпится познакомиться с племянницей, — говорит Макс, убирая свою тарелку в раковину.              Холли корчит гримасу. — Ну…да. Но младенцы какие-то странные.       — Холли, не называй мою внучку странной, — ругается Карен, передавая телефон Майку, который относит его в гостиную, чтобы поговорить с сестрой наедине.              — Не волнуйся, — шепчет Макс, тайком подмигивая Холли. — Я тоже считаю их странными.              Она решает, что, если она вымоет грязные тарелки после завтрака, то заработает очки у родителей Майка, поэтому, не задумываясь, закатывает рукава своей фланелевой рубашки и начинает наполнять раковину горячей водой.              — Ух ты! — громко восклицает Холли, привлекая внимание родителей. — У тебя есть татуировки? — Макс смотрит на свои предплечья. Татуировки у нее так давно, что иногда она о них забывает.              — Да, — говорит она, протягивая руки и поворачивая их, чтобы Холли могла рассмотреть татуировки поближе.              Карен выглядывает из-за стола, где она освобождает посудомоечную машину и слегка хмурится. — О, милая, зачем ты с собой это сделала?              Макс открывает и закрывает рот, не зная, что на это ответить.              К счастью, Холли с насмешкой замечает: Мам, не будь такой занудой, они классные.              Макс краем глаза замечает, как Тед опускает газету, но если у него и есть какое-то мнение по поводу ее татуировок, он оставляет его при себе.              — Их больно делать? — спрашивает Холли, увлеченно проводя пальцами по сексуальному рисунку в стиле бурлеск, который тянется от внутренней стороны локтя Макс до запястья. Она сделала его в прошлом году как забавную дань уважения своей стриптиз-карьере. Карен недовольно морщит нос, проходя мимо них и направляясь к шкафу со стеклянной посудой.              — Ну, да, — Макс стеснительно одергивает рукав, — некоторые больнее, чем другие. Но боль временная.              — Сколько их у тебя?              — Кажется, четырнадцать? — отвечает она, поморщившись, когда Карен захлопывает дверцу шкафа с гораздо большей силой, чем требуется.              

***

                           Майк и Макс проводят остаток дня за безостановочным марафоном рождественских фильмов по телевизору, едва сдвигаясь с пуфов, на которых они расположились, пока его мама снабжает их бесконечным потоком закусок. Майку так приятно просто отключить мозг на целый день после только что прошедшего семестра. Учеба в аспирантуре оказалась намного сложнее, чем он думал.              У ребят есть традиция встречаться в канун Рождества, когда кто-нибудь из них приезжает в город на праздники, поэтому после ужина Майк и Макс спускаются в подвал, чтобы дождаться их приезда.              Он почти не изменился с тех пор, когда они были детьми: все та же потертая мебель, древний телевизор, игры, книги и рисунки, которые родители почему-то не выбросили. Даже стол и стулья, на которых они играли в D&D, все еще стоят на том же месте.              Слегка поддатый от гоголь-моголя, который приготовила его мама, Майк подводит Макс к дивану, усаживая ее к себе на колени, и притягивает к себе для поцелуя. В присутствии его родителей они должны вести себя как можно приличнее, и с момента приезда у них не было ни минуты наедине.              Он отстраняется, когда поцелуй становится еще глубже, не желая увлекаться. Зачесывая ее волосы за уши, он долго смотрит на нее, любуясь ее красотой в тусклом свете подвала. Затем смеется и качает головой.              —Что? — усмехается Макс.              — Ничего, — говорит он, проводя рукой по внешней стороне ее бедра. — Просто… если бы ты сказала четырнадцатилетнему мне, что мы с тобой окажемся здесь? Вот так?       — О, это безумие, — тут же соглашается она. — Никогда бы поверила… — На несколько секунд она, кажется, погружается в размышления. — Боже, мы действительно ненавидели друг друга, да?              — Я никогда тебя не ненавидел, — говорит Майк, заслуживая тем самым скептический взгляд Макс. — Вообще-то я должен признаться… — Он собирался унести этот секрет с собой в могилу, но алкоголь всегда делает его склонным к излишней откровенности. — Отчасти я был так груб с тобой тогда, потому что ты меня привлекала, и я злился на себя за это.              Она удивленно откидывает голову назад. — Что?       — Да, — кивает он и смотрит вниз на их переплетенные руки. —Несмотря на то что ее тогда не было, мне казалось, что я предаю Эл, и я… переборол себя, наверное.              — Майк! — Макс смеется и легонько ударяет его по руке. — Я тогда думала, что ты милый!              — Правда?              — Минут пять, пока ты не испортил все своим характером.       — Хм, а мне нравилось, что ты была такой стервой. — Он накручивает кончики ее волос на палец, вспоминая, как они перебрасывались оскорблениями, и как это заставляло его кровь нагреваться против его воли. — Я был так зол на себя за то, что мне это нравилось.              Макс недоверчиво смеется и прижимается лбом к его лбу. — Ты был маленьким мудаком, Уилер.       Его пальцы проходятся по ее бедру, слегка сжимая его. — Если бы мы встречались тогда, это было бы катастрофой.       Она кивает, прижимаясь губами к его губам. — Полная катастрофа.              Они с Макс все еще нежатся в поцелуе, запутавшись друг в друге, а через несколько минут Дастин распахивает заднюю дверь.       — Как дела, ньюйоркцы? — восклицает он с ужасным бруклинским акцентом. Они отстраняются друг от друга и встают, надеясь, что выглядят не слишком растрепанными.              — Привет, чувак. — Майк шагает вперед, чтобы они с Дастином могли похлопать друг друга по спине и обняться, хотя виделись всего месяц назад.       — Как дела, приятель? — спрашивает Дастин, а затем переключает внимание на Макс, протягивая руки для объятий. — Безумная Макс вернулась!              Она усмехается, крепко обнимая его. — И я все равно надеру тебе задницу в «Dig Dag» в любой день.       — Если бы зал игровых автоматов был еще открыт, было бы самое то.              Макс отстраняется и взъерошивает рукой его кудрявые волосы. — Рада тебя видеть, Дастин.              Майк возвращается к дивану. — В этом году Сьюзи не будет?       — Нет, она уехала к родным в Юту, — отвечает Дастин, усаживаясь в голубое кресло.              Макс снова устраивается рядом с Майком, и он инстинктивно обнимает ее за плечи, когда она кладет руку ему на бедро.              Дастин долго смотрит на них двоих, а потом качает головой. — Черт, я чувствую себя как в «Сумеречной зоне». Это слишком странно. — Его взгляд перемещается на Майка. — Что сказал Лукас, когда ты ему рассказал?              Майк чешет затылок. — Э-э…              — Ты ему еще не сказал?!              — Ну, я не видел его на Дне благодарения!       Дастин бросает на него неодобрительный взгляд. — Ты мог бы позвонить.              — Я был занят… — Майк знает, что это неубедительное оправдание. Он мог бы легко позвонить Лукасу, но он нервничает. Не то чтобы он думает, что Лукас разозлится или что он испытывает какие-то затянувшиеся чувства к Макс. Просто это неловко.              Наверху раздается звонок в дверь, затем звук открывающейся входной двери и высокий голос Карен, за которым следует ровный баритон Лукаса.       Дастин складывает руки за головой и закидывает ноги на кофейный столик. — Что ж, это будет очень интересно.              Сердце Майка колотится, он убирает руку с плеча Макс, а она, ободряюще сжимает его ногу, оставляя между ними некоторое расстояние, как раз в тот момент, когда дверь подвала открывается.              — Йо-йо, мальчики снова в сборе… — Лукас замирает на полуслове, когда в поле зрения появляется зона отдыха, и его мозг заметно коротит, пока он пытается осмыслить увиденное. — Макс?!              Она слабо улыбается ему. — Привет, Сталкер.              — Что… что происходит…? — Он осторожно улыбается. — У кого ты остановилась?       Майк прочищает горло, жалея, что у него нет воды для внезапно пересохших губ. А может, просто побольше гоголь-моголя для храбрости. — На самом деле это довольно забавная история. Оказалось, что Макс тоже живет в Нью-Йорке. И несколько месяцев назад мы столкнулись, а потом вроде как начали общаться…              — Ладно…              — И… — Он тянется к руке Макс, лежащей между ними на диванной подушке, переплетает их пальцы и бросает на Лукаса многозначительный взгляд.              Взгляд Лукаса прослеживает за этим движением, задерживается там на несколько секунд, а затем вновь поднимается. Кажется, что молчание длится несколько минут, прежде чем до него доходит.              Когда это происходит, его челюсть буквально падает, а глаза расширяются почти комично. — О. О! Вы двое?       Майк кивает. — Да.              — Вместе?              — Вместе.       — Романтично.              — Ммм…       — Хорошо, — медленно кивает Лукас, тяжело опускаясь в пустое кресло напротив них. — Это… неожиданно.       — Чертовски странно, вот что, — бормочет Дастин себе под нос. Макс бросает на него такой взгляд, что тот тут же изображает, как застегивает губы и выбрасывает мнимый ключ.              — Мне очень жаль, что я не сказал тебе, Лукас, — говорит Майк, наклоняясь вперед на своем кресле. — Наши отношения стали серьезными только месяц назад, и…              — Все в порядке, Майк. Я имею в виду… — Лукас поднимает левую руку, демонстрируя золотое кольцо на безымянном пальце. — Это просто… сюрприз. — Макс сжимает руку Майка, и он улыбается ей. Для них это тоже стало сюрпризом. Лукас жестом указывает на них двоих. — Так как это произошло?              Они обмениваются взглядами. — Ммм…              История, которую они рассказывают, в чем-то близка к правде: они столкнулись в баре, когда Майк был на мальчишнике, на следующий день встретились за чашкой кофе, а потом все пошло своим чередом.              Они не упомянуют, что переспали сразу же в ту вторую ночь, и Макс не рассказывает, что работает стриптизершей. Майк более чем доволен тем, что его лучшие друзья не будут представлять себе его девушку, крутящуюся вокруг шеста в одном нижнем белье.       — Так где же Пола? — спрашивает Дастин у Лукаса через некоторое время после того, как они заканчивают выяснять подробности отношений сложившейся пары.              — Ну, я оставил ее дома с родителями, потому что думал, что это вечер для парней…              Майк морщится. — Прости!              Лукас, хихикая, делает пренебрежительный жест рукой. — Да ладно, Макс же когда-то очень вписывалась в компанию парней.       Майк прослеживает за ее взглядом, который падает на старую приставку «NES», стоящую на телевизоре. Она усмехается и с вызовом поднимает бровь. — И я готова поспорить, что до сих пор могу обыграть каждого из вас в «Ice Climbers».              Майк уверен, что заснул, как только его голова коснулась подушки. Было уже около часа ночи, когда Дастин и Лукас наконец-то ушли после нескольких часов общения, воспоминаний и проигрыша Макс в видеоигры. Не говоря уже о множестве стаканов с гоголь-моголем, который в итоге стал больше похож на ром, чем на гоголь-моголь, и от которого у него голова пошла кругом.              Почему же он снова проснулся? Вероятно, из-за сосулек, впившихся в его икры, и маленького тела, свернувшегося у него за спиной.       — Макс? — бормочет он, постепенно приходя в себя. — Что ты делаешь? Твои ноги чертовски холодные.       — Мне холодно, — шепчет она, прижимаясь лбом к его лопаткам. — К тому же в комнате Нэнси тикают часы, которые сводят меня с ума.              Майк начинает хихикать и переворачивает их обоих, вдыхая сладкий цветочный аромат ее волос. — Это против правил.       — Да, но ты же знаешь, что я всегда воспринимала правила скорее как предписание. Важное, но не настолько обязательное.              Он моргает, открывая глаза. Комната мягко освещена рождественскими огнями, обрамляющими окно, и он любуется приятным контрастом ее рыжих волос, рассыпавшихся по его голубой наволочке.              — Не могу поверить, что Макс Мэйфилд лежит в моей подростковой постели, — говорит он, проводя пальцами по изгибу ее бедра.              Макс хихикает, сдвигаясь назад, пока они не оказываются прижаты друг к другу так, что между ними не остается свободного пространства. — Тебя это заводит?              — Может быть… — Это явно преуменьшение, судя по тому, как постепенно оживает его член.              — А дрочил ты раньше здесь?              Он сглатывает, ошеломленный ее дерзким вопросом. — Обычно, да.              — Ты когда-нибудь думал обо мне, когда делал это?              — Пару раз… — признается он, заставляя ее хмыкнуть.              Это правда. До возвращения Эл его мысли не раз возвращались к раздражающей рыжей, которая тогда пробралась в их группу. Даже после того, как Эл вернулась, а Макс стала встречаться с Лукасом, и он уже не думал о ней в таком ключе, она все равно иногда появлялась в его снах — в конце концов, он был подростком. Это стало особенно неприятно после того, как летом он впервые увидел ее в купальнике.              Он рассказывает ей об этом, и она откидывает голову назад и усмехается. — Ты извращенец, мне было всего четырнадцать.              — И мне тоже!              Она смеется и прижимается к нему, оказывая столь необходимое давление на его полутвердый член. Он втягивает воздух сквозь зубы.              — Фу, Уилер, перестань думать обо мне в подростковом возрасте, — поддразнивает Макс, нарочито двигая задницей.       Он крепче сжимает ее бедро, прижимая ее к себе. — Я не думаю. Я думаю о очень взрослой тебе, которая трется об меня.              — Собираешься что-то с этим делать?              Майк колеблется. Он никогда не занимался этим, когда существовал риск быть пойманным родителями… но тут Макс выгибает спину дугой и снова двигает бедрами, и все его сомнения пропадают. Он откидывается назад, глядя на ее идеальную попку, терзающую его член, едва прикрытую прозрачным лоскутком черного кружева, и татуировку бабочки, резко выделяющуюся между ямочками на спине. Черт, она такая горячая.              Взяв себя в руки, он ловит ее ноги между своими и обхватывает их, прижимая ее руки к телу и фактически ограничивая ее движения, а его ладонь прижимается к ее груди.              — Тебе придется вести себя тихо, потому что комната моих родителей находится в другом конце коридора, — шепчет он ей на ухо, пока она борется с его захватом. — Я знаю, что это может стать для тебя проблемой.              — Не смей, Уилер, — шипит она. — Я издаю эти звуки в основном для твоего удовольствия.              Он усмехается, зная, что она лжет, и резко прикусывает мочку ее уха, заставляя ее затаить дыхание. Проведя губами по нежной коже ее шеи, он перемещает свое бедро между ее ног, наслаждаясь жаром, исходящим от ее центра, когда она прижимается к нему.              Его рука скользит вниз по ее груди, пальцы цепляются за вырез хлипкой майки и тянут ее вниз, так что ее грудь вываливается наружу. У нее лучшие сиськи, которые он когда-либо видел, — бледно-розовые соски, слегка покрытые веснушками, и каждая из ее грудей может уместиться в его ладони. Грудь Макс вздымается и опускается, от того, как неровно она дышит, и он может сказать, что она действительно старается не шуметь. Пока. Ее соски уже твердые и налитые, и он, не теряя времени, проводит по ним большими пальцами, вызывая у нее один из этих невероятных вздохов.              Продолжая ласкать ее грудь, другой рукой он тянется вниз, чтобы спустить трусики, что довольно неудобно делать одной рукой, но ему удается опустить их достаточно низко, чтобы она смогла снять их до конца.              Майк проводит пальцами по ее гладкому бугорку и спускается к ее влажным складочкам. У нее совсем нет лишних волос, что чертовски удивило его, когда они впервые переспали вместе. Он никогда раньше не видел ничего подобного. Он знает, что она делает это в основном для работы, но не жалуется. Она такая чертовски чувствительная, что даже самое легкое прикосновение заставляет ее задыхаться и прижиматься к нему.              — Почему ты уже такая мокрая, Макс? — бормочет он, целуя ее под челюстью. Кончиками пальцев он теребит ее дырочку, размазывая влагу по телу. — Ты лежала в постели одна и думала обо мне? Ведь именно поэтому ты пришла сюда, не так ли?              Он клянется, что из ее горла вырывается хрип, и надавливает чуть сильнее, рисуя широкие круги вокруг ее клитора. В этот раз нельзя ошибиться в том, что она действительно издает отчаянный звук — разочарованное хныканье, когда пытается податься вперед, насаживаясь на его пальцы.              Майк опускает палец ниже и погружает в нее. Боже, она вся мокрая. Когда он добавляет еще один, то издает громкий стон, лениво вводя и выводя их из нее, в то время как другой рукой продолжает дразнить ее сосок. Ну вот, теперь она действительно становится немного громче. В последний раз сильно сжав ее сосок, от чего она стонет, наслаждаясь приятной болью, он поднимает руку и закрывает ей рот.              — Теперь ты можешь стонать так громко, как захочешь, — бормочет он ей на ухо. Видимо, Макс принимает его совет всерьез, начиная стонать в его ладонь с каждым глубоким толчком его пальцев.              Майк прижимает свою эрекцию к ее попке. Он не может больше ждать, когда окажется внутри ее идеального, тугого жара. Держа нижнюю руку над ее ртом, другой он тянется вниз и стягивает с себя боксеры, освобождая свой ноющий член, который он быстро направляет между ее ног. Он подается вперед, но угол наклона неправильный, и он просто скользит по ее складкам, задевая ее клитор и заставляя ее вновь застонать в его ладонь.              Разочарованный, он хватает ее за верхнюю ногу и перетягивает назад через свое бедро, раздвигая ее бедра. На этот раз он выравнивает свой член идеально, и его твердая длина входит в нее без особого сопротивления.              — Черт, — вздыхает Майк, обхватывая ее внутреннюю часть бедра, когда начинает медленно трахать ее. — В тебе так чертовски хорошо. — Макс учащенно дышит через нос и хныкает каждый раз, когда он погружается в нее до упора.              Его бедра начинают двигаться быстрее, горячая кровь бежит по венам, когда он теряет себя в плотном захвате ее гибких стенок. Он обхватывает локтем ее колено, прижимаясь к ней, а его рука тянется вверх, чтобы погладить ее оставленную без внимания грудь. Когда он зажимает ее сосок между пальцами и одновременно глубоко входит в нее, он чувствует, как напрягаются все ее мышцы, дрожа от напряжения, когда она приближается к оргазму.              Еще нет. Ему нужно увидеть ее, когда она кончит. Выходя из нее, он переворачивает их так, что она оказывается на спине под ним.              Майк замирает на мгновение буквально не в силах дышать: медные волосы рассыпаются вокруг нее, как ореол, голубые глаза остекленели и слегка прикрыты, полные губы приоткрылись, пока она задыхалась. Такая красивая… Ему так невероятно повезло. Как это возможно?       — Майк… — нетерпеливо скулит она, подтягивая колени к груди и напоминая ему, чем они занимаются. Он качает головой, возвращаясь к действиям.              — Подними сюда ногу. — Он берет левую ногу Макс и перекидывает ее через плечо, упираясь в нее руками, и еще раз благодарит Вселенную за то, что она благословила его гибкой девушкой.              Когда он снова погружается в нее, то ловит ее нижнюю губу между зубами и стонет, когда она проводит ногтями по его спине. Определенно останется след, который он с удовольствием будет носить. Он вбивается в нее, волосы падают ему на лицо, когда он наклонялся, чтобы заглушить ее стоны своими губами. В таком темпе трудно целоваться, и в основном они просто небрежно стонут друг другу в рот.              Вцепившись в его бицепс, она выгибается дугой, обхватывая его шею другой рукой. — Я собираюсь кончить… — задыхается она, когда отрывается от него, чтобы вздохнуть.              Черт. Он не может вынести, когда она говорит таким тоном. Вцепившись пальцами в простыни рядом с ее головой, Майк сосредотачивает все свои силы на том, чтобы дождаться, пока она не кончит первой, наклоняя бедра определенным образом, который, как он знает, всегда приводит ее к пику. И делая еще несколько тщательно выверенных толчков, он, наконец, добивается своего.              Макс откидывает голову в сторону и кричит в подушку, содрогаясь в экстазе, упираясь пятками в его поясницу, чтобы удержать его в себе, пульсируя вокруг его ствола, а пальцами сильно дергая его за волосы. За долю секунды Майк чувствует знакомое напряжение внутри, а затем стонет, закусывая губу, и кончает так сильно, что на мгновение у него начинает кружиться голова.              Он падает на нее сверху, ее левая нога все еще лежит на его плече рядом с ее головой, пока они переводят дыхание, а ее ногти нежно пробегают по его спине, заставляя кожу покрываться мурашками.              Через минуту он выходит из нее, шипя от чувствительности, а затем садится. Макс с облегчением вздыхает, когда ее нога безвольно опускается на матрас. Наклонившись, он хватает первый попавшийся на полу предмет одежды, оказавшийся ее нижним бельем, и осторожно вытирает им между ног.              Она хмурится, когда понимает, что он только что сделал. — Фу, мерзко, Уилер, использовать мою одежду в качестве тряпки для спермы.              Майк хихикает и извиняюще пожимает плечами, бросая испорченные трусики обратно на пол, а затем снова ложится, обхватывая ее теплое тело, как и раньше, и натягивая на них одеяла. Он зевает, усталость быстро одолевает его.              — Мне пора, — шепчет Макс, потягиваясь и проводя пальцами по его волосам.              — Нет, — бормочет он, крепко обнимая ее. — Останься.              — Но правила…              — К черту правила.