Doll Parts

             25 августа 1994 года - Манхэттен, Нью-Йорк, штат Нью-Йорк.              Майк, спотыкаясь, направляется к неприметному входу в таверну «Роксана», расположенную в богемном хаосе Гринвич-Виллидж. Неоновая вывеска с мигающим контуром женщины, стоящей на коленях и откидывающей волосы назад, единственный признак того, что облупившаяся, покрытая черной краской дверь ведет в стрип-клуб. Он предъявляет свое удостоверение личности, водительские права штата Индиана, которые рассматриваются крайне долго, прежде чем, наконец, грозный вышибала, похожий на участника группы “ZZ Top”, грубо хлопает его по плечу.              Сегодня мальчишник его однокурсника Крейга, и Майк уже изрядно подвыпивший после первых двух баров, в которых они побывали. Его ведут по узкому коридору за шумной компанией мужчин, и песня “Aerosmith” становится все громче по мере того, как они приближаются к главной зоне клуба.              Майк переехал в Нью-Йорк всего несколько недель назад, чтобы поступить в аспирантуру. До сих пор все его дни состояли из того, что он терялся в метро и искал подержанную мебель, чтобы обставить свою смехотворно маленькую комнату в квартире, которую он делил с тремя другими парнями. С Крейгом он познакомился в первую же неделю, тот нашел Майка, безрезультатно блуждающего по коридорам здания информационных технологий в поисках кабинета своего руководителя. На свадьбу в ближайшие выходные его не пригласили, но Крейг понимал, что Майк не знает больше никого в городе, и поэтому сжалился над ним и пригласил на мальчишник.              Однако на протяжении всего вечера становится все очевиднее, что друзья Крейга каким-то абсолютно несносные и невыносимые.              — Мужик, как ты нашел это место? — восклицает кто-то сзади.              Питер, шафер, смеется и хлопает Крейга по плечу. — Крейг, несмотря на то, что помолвлен с самой сексуальной девушкой на Восточном побережье, втайне любит фриковых, татуированных телок, так что я поспрашивал здесь специально для него.              — Заткнись, — усмехается Крейг, отпихивая друга к стене.              Глаза Майка расширяются, когда они проскакивают сквозь черный бархатный занавес, и их сразу же встречает девушка с голубыми волосами и пирсингом в сосках. Она стоит на коленях на сцене посреди комнаты и вскидывает волосы. Черт возьми, думает он, оглядываясь по сторонам и осматривая тускло освещенное помещение – это стриптиз-клуб или байкерский бар? И клиенты, и девушки, разносящие напитки, покрыты татуировками и одеты в кожу. Почти от каждого столика в сторону ярких мигающих огней сцены поднимается сигаретный дым.              Группа толпится вокруг пустого столика у задней стены, подтаскивая дополнительные стулья и рассевшись так, чтобы получить полный обзор сцены. Не проходит и минуты, как официантка в латексной юбке и бюстгальтере пуш ап приносит поднос с рюмками текилы, и не успевает Майк запротестовать, как в одну руку ему суют рюмку, а в другую ломтик лайма.              — За последнюю ночь свободы Крейга! — кричит Питер, поднимая свой рюмку в воздух. Майк откидывает голову назад, морщась от того, как дешевая текила обжигает ему горло, как раз в тот момент, когда музыка стихает и меркнет свет.       — Джентльмены, приготовьте свои кошельки и, пожалуйста, поприветствуйте на сцене всеми любимую огненно-рыжую... Максин! — Толпа разражается бурными возгласами и аплодисментами в ответ на объявление диджея, а голубой прожектор ярко освещает сцену. — Не переборщите, мальчики, эта кусается.              Майк застывает с лаймом на полпути ко рту. Не может быть, черт возьми! – думает он про себя. Это должно быть просто совпадением. Уголком глаза он замечает движение на сцене и резко поднимает голову, когда из динамиков начинают звучать знойные ноты ”Glory Box” группы “Portishead”.              И тут появляется она.              Ее волосы стали длиннее, они теперь доходят до поясницы, руки и ноги украшают разноцветные татуировки, но это точно Макс Мэйфилд, выходящая на сцену в сапогах до бедра. На сосках у нее что-то вроде черных наклеек в форме сердец, поверх которых надета сетчатая футболка с длинными рукавами, а на бедрах – джинсовые шорты, из под которых выглядывают ярко-красные стринги.              Майк чувствует короткое замыкание в мозгу, наблюдая за тем, как этот призрак из его прошлого пробирается к шесту, без труда поднимается на него и кружится, откинув голову назад.              Он ломает голову, пытаясь вспомнить, когда он видел ее в последний раз. Она переехала в середине первого года обучения в старшей школе; после смерти Билли ее отчим не выдержал пребывания в Хоукинсе и перевез их на зимние каникулы куда-то в Нью-Джерси. Несмотря на желание Лукаса попробовать отношения на расстоянии, она резко прекратила отношения с ним прямо перед переездом, и с тех пор о ней никто ничего не слышал.              На сцене Макс переворачивается вверх ногами, обхватывает ногами шест и разводит руки в стороны, элегантно кружась. Концы ее рыжих волос рассыпаются по полу. Ему кажется, что все разговоры вокруг внезапно смолкают, кровь стучит в ушах, а его мир сужается до нее одной. Она совершенно завораживающая. В детстве она всегда была спортивной, но он и не подозревал, что она может быть еще и такой грациозной. Его внимание привлекает блеск серебристого металла над ее пупком, и он думает, не проколото ли у нее еще что-нибудь. Господи, перестань думать о ней таким образом, ты что, больной? – укоряет он себя.              Парень рядом с ним толкает его локтем в ребра, и Майк отводит взгляд от Макс. — Эй, Крейг, по-моему, парень с фермы только что влюбился.              Крейг смотрит на Майка через стол налитыми кровью глазами и смеется. — Блядь, чувак. Она горячая, но ты забрызгаешь слюной все рюмки.              — Убийственная фигурка у этой цыпочки, — подхватывает кто-то еще.              Питер фыркает. — Все, что я могу сказать – у девчонки определенно должны быть серьезные проблемы с отцом, чтобы работать в таком месте. — Майк неодобрительно морщит нос и оглядывается на сцену, чтобы увидеть, как Макс сползает вниз и медленно опускается в идеальный сплит с шестом у нее за спиной, а перед ней дождем сыплются долларовые купюры.              Затем она встает на колени и ползет к авансцене, пока лапающие мужские руки засовывают все новые купюры в ее стринги и шорты. Он чувствует себя немного виноватым, наблюдая за ней в таком виде, но в то же время не может отвести взгляд. Она так уверена в себе, так контролирует ситуацию.              Макс лежит на спине, ее волосы свисают через край сцены, она проводит руками по своему телу, а мужчины, столпившиеся вокруг, продолжают безудержно ласкать ее. Она переворачивается и подпирает подбородок руками, кокетливо подмигнув парню помоложе, который сидит прямо перед ней, и этим заставляет его, словно загипнотизированного, протянуть ей пятидолларовую купюру.              Песня стихает, она вскакивает на ноги и шлет воздушные поцелуи толпе, хватаясь за купюры, которые грозят выпасть из пояса, и быстрыми, шаркающими шагами на своих невозможных каблуках скрывается за занавесом из мишуры в глубине сцены. Несколько охранников подходят, чтобы собрать оставшиеся чаевые с пола, но глаза Майка не отрываются от мишуры, словно он сможет что-нибудь увидеть сквозь нее, если будет смотреть достаточно пристально.              Один из парней, которого, как ему кажется, зовут Джош, хлопает Майка по плечу. — Эй, Индиана, сейчас я сделаю твою ночь охренительной!              — А? —хмурится Майк, недоуменно глядя на него.              — Мы купили тебе приватный танец с рыжей.              — Что? — Его глаза расширяются, и он чувствует, как у него усиливается сердцебиение. Этого не может быть. — Нет!              Джош поднимает его со стула и разворачивает к официантке, которая нетерпеливо постукивает ногой. — Я уже дал им деньги. Давай, парень.              Майк упирается пятками в пол и пытается ухватиться за спинки стульев. — Нет, я правда...              — Да ладно, чувак, это же мой мальчишник, — бурчит Крейг, неуверенно поднимаясь на ноги и отпихивая Майка от стола. — Развлекись немного!              Несмотря на его категорические протесты, официантка проводит Майка по тускло освещенному коридору и ведет через занавеску из бусин в небольшую комнату с потрескавшейся виниловой скамейкой с одной стороны и зеркалами на всех трех стенах. Он подумывает о том, чтобы сбежать, но один взгляд на трехсотфунтового вышибалу, стоявшего у входа в комнату, заставляет быстро отбросить эту мысль.              Мир вокруг словно кружится, когда он с покорностью опускается на мягкую скамью. Он свешивает голову между коленями, сдерживая нарастающую тошноту и одновременно пытаясь сообразить, что, черт возьми, он собирается сказать Макс впервые за почти десять лет.              В стрип-клубе.              Где она, блядь, работает.              

***

                           Беверли, менеджер среднего возраста с низким голосом, высовывает голову из-за угла гримерки. — Максин, тебя ждет приватный танец в третьей комнате.              Макс кивает и машет рукой, собирая чаевые за танец в аккуратную стопку и пытаясь мысленно подсчитать, сколько она заберет домой после того, как расплатится с Карлосом, владельцем, в конце вечера. Для четверга это вполне прилично, и она даже думает, что в кои-то веки сможет побаловать себя новой одеждой.              В комнату вбегает ее коллега Брэнди и бросается на табурет рядом с Макс. — Я только что видела, как он вошел. Такой милашка!              Макс фыркает. — Я не доверяю твоему вкусу в выборе мужчин, Би. Я видела твоего папочку.              — Что не так с Рикки? — дуется она перед зеркалом, поправляя свои светлые косички.              — Ничего, если ты не против, что тебе придется до конца жизни доставать для него вещи с верхней полки, — говорит Макс, влезая в черный комбинезон, состоящий в основном из ремней, перекрещивающихся по всему торсу. — К тому же я уверена, что он из мафии.              — Неважно, Макс, — огрызается Брэнди с сильным бруклинским акцентом. — По крайней мере, у меня есть секс. Когда ты в последний раз трахалась, а?              — По-моему, в эфире еще шли «Золотые девочки», — вмешивается другая девушка.              Макс хихикает, не решаясь возразить, и натягивает свое любимое кожаное мини-платье с молнией, идущей по всей длине спереди, после чего поправляет грудь в зеркале. Прошло не так уж много времени, но, конечно, больше шести месяцев. Выйдя из примерочной и направившись по коридору, она наклоняется, чтобы размять подколенные сухожилия, а затем поворачивает. Пора зарабатывать деньги.       — Ты готов, большой мальчик? — спрашивает она с придыханием, проходя пальцами по нитям деревянных бус.              — Эм, привет, Макс!              — Майк? — Макс замирает на месте и быстро моргает. У нее галлюцинации? Неужели Брэнди снова подсыпала ей в бутылку с водой ангельскую пыль? Потому что это не может быть Майк Уилер, сидящий перед ней и терпеливо ожидающий танца на коленях. — Что... что, черт возьми, происходит?              Через маленький динамик в потолке звучат начальные ноты песни Soundgarden “Black Hole Sun”. Черт, мне нравится эта песня, — думает она где-то на задворках своего беспорядочного сознания.       Майк поднимает руки в знак капитуляции, на его лице отражается паника. — Мне очень, очень жаль. Парни, с которыми я тут, заплатили за это и заставили меня прийти сюда, — объясняет он. — Я могу просто посидеть здесь, тебе не нужно... ничего делать.              После нескольких мгновений парализованного недоумения Макс качает головой и смотрит на вышибалу, наблюдающего за ней из коридора. Гребаный Грег. Грег – засранец и обязательно сдаст ее Карлосу, если увидит, что она не использует все свои шансы на получение чаевых. Выхода нет – ей придется притвориться, что Майк – это любой другой клиент, а не ее гребаный знакомый детства. По крайней мере, он вряд ли попытается ее пощупать.              Он застывает с лаймом на полпути ко рту. Ни за что на свете, — думает он про себя.              — Вообще-то нужно, — вздыхает она, взяв себя в руки и отводя плечи назад, — иначе мне достанется от босса. Так что садись поудобнее и наслаждайся шоу.              — О, эм... ладно, — заикается Майк, складывая руки на коленях и устремляя взгляд куда-то поверх ее головы. Его колено беспокойно подрагивает.              Она начинает медленно расстегивать молнию на платье и пользуется этой возможностью, чтобы изучить его. Он избавился от своей дурацкой челки, которая была у него в детстве, его волнистые темные волосы теперь чуть ниже плеч, а одет он в черные джинсы и серо-черную фланелевую рубашку. И хотя он сидит, она замечает, что он стал немного выше.              Платье с шумом падает на пол, и она смотрит на его ботинки, заметив, что он все еще носит потрепанные черные конверсы. Она задается вопросом, была ли у него одна и та же пара со школьных времен или он просто постоянно покупал одни и те же. Она снова поднимает взгляд и видит, что Майк смотрит на нее. Он мужественно удерживает взгляд на ее лице, но она замечает, как подрагивают мышцы его челюсти.              Макс даже хочется, чтобы он сломался – она всегда любила вызовы.              Итак, что привело тебя в «Роксану»? — спрашивает она, делая к нему несколько шагов, щелкая каблуками по изношенному паркету.              — Мальчишник, — говорит Майк, и его глаза расширяются, когда она встает между его коленями.              Макс поднимает бровь. — У тебя? — Она слегка сгибает колени и кладет руки ему на плечи, чтобы он почувствовал запах ее духов и увидел ее блестящее декольте.       На этот раз его взгляд на полсекунды опускается вниз, а затем снова в тревоге мечется вверх. — Нет! У однокурсника.              Ее ладони спускаются по его рукам к бедрам, и у него перехватывает дыхание, когда она решительно раздвигает его колени. Затем она выпрямляется и поднимает одну ногу, поставив левую на край скамьи, трехдюймовая платформа ее ботинка оказывается в опасной близости от его промежности. Опустив глаза, она медленно проводит левой рукой от лодыжки вверх по обтянутой винилом ноге до бледной кожи внутренней поверхности бедра. Она поднимает глаза, чтобы убедиться, что Майк проследит за кончиками ее пальцев на всем пути. Так и есть. Его горло подрагивает, и он шумно сглатывает.              Макс опускает ногу на пол и садится перед ним, заглядывая в его потемневшие глаза и подталкивая его бедра друг к другу. Медленно выпрямившись, она поворачивается так, что оказывается на его коленях, а затем наклоняется вперед и выгибает спину дугой.              Взглянув в зеркало справа от себя, она видит, что его взгляд прикован к татуировке в виде бабочки на ее пояснице. Она откидывает волосы назад и перемещается к нему на колени, широко раздвинув ноги, и торжествующе усмехается, почувствовав, что он напрягся. Прислонившись спиной к его груди, она поворачивает голову так, что ее нос утыкается в его челюсть, и отмечает про себя, что он очень хорошо пахнет. Мылом и хвоей.              — Дай угадаю, — бормочет она рядом с его ухом. — Колумбия?              — Да, — отвечает Майк, его голос повышается на октаву, когда она снова прижимается попкой к его растущей эрекции. — Информационные технологии. — Он смотрит вперед, и она знает, что он наблюдает за ними в зеркало на другой стороне комнаты. Она ухмыляется про себя. Победа.              Макс медленно встает и поворачивается к нему, расставляя колени по обе стороны от себя, так что она оказывается у него на коленях. Одна его рука рефлекторно поднимается и ложится на ее бедро, и через секунду она смахивает ее, хотя на самом деле ей этого не хочется. Его рука... интригующе большая.              — Никаких прикосновений, — шепчет она, наклоняя голову в сторону коридора, — или Грег вышвырнет тебя на улицу. — Майк быстро кивает и поднимает руки, оглядываясь по сторонам, и в конце концов решает положить их на скамейку по обе стороны от себя.              — Как долго ты этим занимаешься? — спрашивает он, явно пытаясь отвлечься, пока она извивается у него на коленях под медленный ритм песни. Его взгляд устремлен через ее плечо на зеркало позади нее, и он начинает тяжело дышать. Его теплое дыхание расползается по ее груди с каждым выдохом.       — Я начала заниматься этим, чтобы выучиться в колледже, — объясняет Макс, — но оказалось, что степень по постмодернистской литературе не приводит к очень высокооплачиваемой работе, так что...       — О. — Майк откидывается назад и смотрит на нее, и она замечает, что его глаза стеклянные и немного расфокусированные. Должно быть, он сильно пьян. Может быть, завтра он ничего этого не вспомнит, с надеждой думает она. — Мне очень жаль.              — Это не так уж плохо. Брать деньги у жалких парней, — отвечает она поддразнивающим тоном, опираясь руками сзади на его колени. — Иногда это даже очень приятно. — Она прижимается к твердому члену, натянувшему ткань его брюк, и он издает придушенный звук, от которого ее пронзает волна удовлетворения.              По правде говоря, она не испытывает отвращения. Она стала хорошо разбираться в этом – как властвовать над мужчинами, смотреть, сколько денег и достоинства она может заставить их отдать в течение пятиминутной песни. Она быстро поняла, что если вести себя отстраненно и относиться к ним как к дерьму, то они падут ниц, лишь бы получить хоть секунду ее внимания. Но сейчас, продолжая медленно тереться о Майка под финальный припев песни, Макс обнаруживает, что и сама начинает заводиться – сердцебиение учазается, а кожу покалывает так, как она не чувствовала уже довольно давно. Чтобы отвлечься, она больно прикусывает внутреннюю сторону щеки.              Значит, пришло время. Это не имеет никакого отношения к тому, как хорошо выглядит Майк с тех пор, как у него изменились черты лица и появились поистине безумные скулы. Возможно, дело в том, что он стал ее первым клиентом за неделю, от которого не воняло несвежим пивом и сигаретами.              Обычно она совершенно не замечает внимания клиентов, иногда они даже вызывают у нее отвращение, но, получив от Майка физическую реакцию, она чувствует, как внутри нее бурлит и кипит что-то похожее на удовольствие. Волна смущения накатывает на нее, когда она вспоминает о своем коротком увлечении им в Хоукинсе, прежде чем ей стало ясно, что отношения с ним ей не светят. К тому же было бы слишком жалко влюбляться в мальчика, который был с ней груб. Не красней сейчас, Мэйфилд, – ругает она себя. – Возьми себя в руки.              Она продевает пальцы в петли его ремня и опускается назад, выгибая спину и откидывая голову назад, чтобы увидеть их в зеркале в перевернутом виде. Теперь он открыто смотрит на ее тело, его глаза жадно блуждают по ее груди и животу, а затем спускаются к китайскому дракону, змеившемуся по ее правому бедру.              Майк громко прочищает горло. — Классные татуировки.              Макс хихикает и поднимается на ноги. — Спасибо. — Не удержавшись, она непроизвольно сдвигается вперед, задыхаясь от трения своей едва прикрытой промежности о его эрекцию. Когда он поднимает голову, чтобы посмотреть на нее, их лица оказываются гораздо ближе, чем раньше, и возникает ощущение, что за эти несколько секунд между ними происходит нечто осязаемое.              Ее взгляд падает на его приоткрытые губы. У него всегда были такие губы, которым позавидовала бы любая девушка. Визжащая гитара затихает, песня подходит к концу, и она не удерживается от того, чтобы нежно взять его за подбородок и прижать большой палец к нижней губе.              — Наше время истекло, Уилер, — бормочет она, долго глядя в его ошеломленные карие глаза, а затем резко встает, отделяя себя от этого момента, который, учитывая обстоятельства, был слишком интимным.              Майк копошится в кармане, пока она наклоняется, чтобы поднять платье, и она напоминает себе, что это не более чем деловая сделка.              Он протягивает кучу денег. — Я... я не знаю, сколько...— Макс не замечает, как выхватывает у него из рук полтинник и двадцатку, засовывает купюры в одну из бретелек своего комбинезона и поворачивается, чтобы уйти. — Подожди, — окликает ее Майк, прежде чем она успевает скрыться за занавеской. — Могу я увидеть тебя снова? Не здесь?              — Какого черта? — Она хмурится и оборачивается. — Я стриптизерша, а не проститутка, Уилер.              — Нет, нет! Я имел в виду, что мне нужно выпить или что-то в этом роде, — заикаясь, говорит он, поднимая руки вверх. — Я заплачу. За выпивку! Не за... — Он делает паузу и переводит дыхание, серьезно глядя ей в глаза. — Просто чтобы наверстать упущенное. Я, гм, я не так много людей здесь знаю.       Макс скрещивает руки и переступает с ноги на ногу. — Я не пью алкоголь.              — О.              Она оглядывает его с ног до головы, раздраженная противоречивыми чувствами, бушующими внутри нее. Она не уверена, было ли это из-за его удрученного выражения лица или из-за того, что это лето было скучным, но ей хочется увидеть, к чему приведет это странное воссоединение.              Макс вздыхает и говорит: — Но кофе я пью.       — Да? — Майк смотрит на нее с глупой ухмылкой. — Я тоже. — Ух. Почему он такой милый, когда волнуется?              Макс проводит языком по верхним зубам, надеясь, что не пожалеет о том, что собирается сделать. — Завтра я работаю в раннюю смену, так что закончу около девяти. Если хочешь, встретимся здесь или еще где-нибудь.              Майк кивает и одаривает ее маленькой улыбкой, которая выглядит слишком радостной и заставляет что-то странное закрутиться у нее в животе, поэтому она просто кивает ему в ответ и выходит из комнаты, занавеска с бусинами шумно прикрывается за ней.              

***

             На следующий день Майк второй вечер подряд оказывается возле клуба «Роксана», поправляя в руках чашки с обжигающе горячим кофе и стараясь выглядеть непринужденно и скрыть тот факт, что внутри он совершенно вне себя от нервов.              Прошлой ночью встреча с Макс стала для него полной катастрофой. Он провел весь день, попеременно блюя в унитаз и представляя, как она млеет у него на коленях. Макс просто... перевернула все его представление о ней, заставив увидеть ее в совершенно новом свете.              Когда они были детьми, он почти не обращал на нее внимания, так как был одержим Эл. Временами они даже открыто враждовали друг с другом. Но теперь... теперь Майк был одинок уже более трех лет, а она выглядела... ну, взрослой, это уж точно. И Майк обнаружил, что ему не терпится снова познакомиться с ней вне хаоса и драмы Хоукинса, даже если вероятность того, что ее заинтересует что-то большее, чем просто дружеское общение, равна нулю.              Он глубоко вздыхает и оглядывается по сторонам. Стоит идиллическая летняя ночь, улица кишмя кишит людьми и бурлит энергией. От асфальта еще исходит остаточное дневное тепло, ресторанные дворики заполнены, а на каждом углу играют музыканты, наполняя воздух диссонансной гармонией звуков, которая почти подавляет. Он не думает, что когда-нибудь привыкнет к этому шуму – вечному заунывному реву транспорта на заднем плане, бесконечному гудению клаксонов и вою сирен.              Дверь перед ним распахивается, и его сердце начинает колотиться, когда оттуда выходит Макс, которая на секунду оглядывается по сторонам, прежде чем замечает его и направляется вперед.              Майк сглатывает, разглядывая ее. На ней черная футболка, нижняя половина которой выглядит так, будто ее отрезали, демонстрируя живот и верхнюю часть черных колготок в сеточку, которые она все еще носит под мешковатыми светлыми джинсами. Она сняла тяжелый макияж глаз и помаду, но на губах все еще оставается темно-красный оттенок, а вместо каблуков на платформе на ней потертые черные ковбойские ботинки, которые выглядят так, будто видали лучшие дни. Она выглядит... слишком круто, чтобы встречаться с ним.              Он протягивает ей один из сине-белых кофейных стаканчиков, и она осторожно берет его, приподняв брови, словно не ожидала, что он принесет ей кофе.              — Просто черный, — объясняет он. — Я не знал, какой тебе нравится.       Она кивает и слегка улыбается. — Черный звучит хорошо.       Майк смотрит на ее футболку и улыбается, узнавая изображение. — Тебе всегда нравился Боуи.              Макс оглядывает себя, а затем снова глядит на него, и на ее лице появляется недоуменное выражение. — Я... да, я... не могу поверить, что ты это помнишь. — Он пожимает плечами и делает глоток своего кофе. — Хочешь прогуляться по парку Вашингтон-сквер? — спрашивает она, наклоняя голову в сторону улицы. — Это прямо напротив.              — Конечно, я его еще не видел, — кивает он. Они направляются вниз по кварталу и проходят мимо оживленного китайского ресторана, дверь которого распахивается как раз в тот момент, когда хозяин зазывает со словами: — Голдберг на четверых?              — Ха, прямо как в «Сайнфелде», — замечает Майк.              Макс недоуменно поднимает на него глаза. — Что?              — Сайнфелд? — повторяет он, получая в ответ лишь пустой взгляд. —Там есть эпизод, где они всю ночь ждут столик в китайском ресторане, а потом уходят, так и не дождавшись его. Не смотрела?              — Я вообще не особо смотрю телевизор, — говорит она, переводя взгляд вперед и делая глоток из своей чашки.              — О.              Они подходят ко входу в парк в неловком молчании. В парке большая открытая площадка, окруженная шахматными столами, за которыми сидят пожилые мужчины, сосредоточенно разглядывая свои фигуры в оранжевом свете уличных фонарей.              —Так...       —Ты... — начинают они одновременно.       Майк вздрагивает. — Извини, продолжай.              —Нет, все в порядке, говори, — настаивает она.       — О, я просто хотел спросить, как работа?              Макс пожимает плечами. — Довольно неплохо для ранней смены. Пришла группа парней с Уолл-стрит, уже навеселе, празднуют какую-то сделку, слияние или что-то в этом роде. Они всегда разбрасываются деньгами и пытаются переплюнуть друг друга. Это похоже на какое-то обкуренное корпоративное соревнование по измерению членов.              Майк усмехается и следует за ней по развилке тропинки, вглядываясь в сумрачное небо по мере того, как угасают последние лучи солнца. Никаких шансов увидеть звезды здесь нет.              — Как давно ты в живешь в Нью-Йорке? — спрашивает она через минуту.              — Чуть меньше месяца. Моя аспирантура начинается после Дня труда, так что я пока что только покупал мебель, знакомился с однокурсниками и научным руководителем и готовился к занятиям, которые буду вести, — объясняет он.              — Как тебе? Нравится?              — Это... сложно. Я переехал из Хоукинса в Энн-Арбор, который немного больше, но это..., — он мнется, неопределенно взмахивая рукой.              — Да, — кивает Макс. — Но мне тут нравится.              Майк оглядывается на нее, его рот растягивает едва заметная улыбка. — Думаю, мне тоже.              — В Хоукинсе все знали о делах каждого, а здесь ты можешь выйти за дверь и просто... исчезнуть в толпе, — говорит она, указывая жестом на оживленную дорогу впереди.              Майк открывает было рот, чтобы ответить, но тут рука Макс вцепляется в его руку, и она оттаскивает его в сторону как раз в тот момент, когда мимо проносится велосипедист, пропустив Майка на считанные дюймы и даже не взглянув на человека, которого он только что чуть не сбил.              — Черт, спасибо, — вздыхает Майк, его сердце бешено колотится от неожиданности. Через несколько секунд его взгляд падает вниз, где ее рука все еще покоится на его бицепсе. Похоже, она тоже это замечает, потому что быстро отдергивает руку, как будто обжегшись.              — Без проблем, — бормочет она, обхватив обеими руками стаканчик с кофе и глядит на него почти застенчиво, и он впервые поражается тому, какие красивые у нее глаза. Как два бассейна ледниковой воды. Как он раньше не замечал этого?              Макс прочищает горло и переводит взгляд вперед, когда они снова начинают идти. — Как там поживает Эл?              — Не знаю, — отвечает Майк, пиная камешек на тропинке.              Она резко поднимает на него глаза. — Вы не...?              — Вместе? — Он качает головой. — Нет. После школы она взяла перерыв, потому что хотела попутешествовать и посмотреть мир, прежде чем присоединиться ко мне в Мичигане, но потом она просто... не захотела возвращаться.              Он все еще чувствует мимолетную боль при воспоминании о неожиданном телефонном звонке, который положил конец его первым и единственным серьезным отношениям. С тех пор у него было еще несколько девушек, но это были не более чем случайные знакомства после вечеринок. Правда, в последнее время Майк обнаруживает, что ему очень не хватает девушки. Может быть, пришло время снова заявить о себе?              — Последнее, что я слышал от Уилла - она работает в каком-то слоновьем заповеднике в Таиланде, — добавляет он, оторвавшись от своих размышлений.              Макс медленно качает головой, как будто эта новость слишком сложна для ее восприятия. Через несколько секунд она поднимает на него взгляд. — Значит, ты все еще общаешься с Уиллом?              — Да, он сейчас в Лос-Анджелесе, — улыбается Майк, вспоминая о своем лучшем друге. — Вообще-то он живет со своим парнем.              — О. — На мгновение она удивленно откидывает голову назад, а затем кивает в знак согласия. — Это... вроде как имеет смысл. Ты поддерживаешь связь со всеми из Хоукинса?              — Я стараюсь. Дастин и Сьюзи - это такая академическая парочка, они оба в какой-то степени доктора наук по теоретической физике. А Лу... э-э, неважно, — заикается он, тут же прерывая себя.              — Все в порядке, ты можешь говорить о нем, — усмехается Макс. —Прошло почти десять лет.              Майк глубоко вздыхает. — Лукас женат.              — Ммм.              — Да, — говорит он, глядя на нее и пытаясь оценить ее реакцию. Она не выглядит расстроенной, только слегка удивленной. — Он начал встречаться с этой девушкой в первую же неделю учебы в университете штата Аризона, и они связали себя узами брака в июне этого года, сразу после окончания университета.              Макс кивает. — Он всегда любил обязательства. — Они расходятся в разные стороны по тропинке, обходя взволнованного выгульщика, который пытался распутать поводки пяти или шести гиперактивных собак. — Как Нэнси? — спрашивает она, когда они снова идут в ногу друг с другом.              — О, примерно... на седьмом месяце беременности, — усмехается Майк.              — Да ладно! Джонатан?              — Ага.              — Ого, — она качает головой. — Нэнси будет отличной мамой. — Она толкает его локтем. — А ты будешь отличным дядей.              — Наверное, да, — смеется он. — Если честно, дети меня пугают.       — Меня тоже, — соглашается Макс.              Она останавливается и протягивает ему свой стаканчик с кофе, а затем наклоняется, чтобы завязать развязавшийся шнурок. Майк сразу же обращает внимание на маленькую татуированную бабочку, расправившую крылья на ее пояснице. В голове всплывает образ прошлой ночи - черные ремешки, обрамляющие ямочки на спине, о которых он и не подозревал. Он отворачивается, когда она встает, делая вид, что рассматривает дерево рядом с ними, и молится, чтобы его щеки не покраснели.              — Спасибо, — говорит она, забирая свой стаканчик. — А что насчет твоей младшей сестры?              — Холли? Она переходит в среднюю школу.              Макс смеется. — С ума сойти...              — Да, — вздыхает Майк. — Время летит. — Она останавливается, чтобы бросить мелочь в шляпу пожилого саксофониста, исполняюещего песню “Careless Whisper”, и Майк делает то же самое.              — А ты как? — спрашивает он, когда они возвращаются на прежнее место, двигаясь по мощеной дорожке. —Как твои мама и отчим?       — С мамой все в порядке, — неубедительно отвечает Макс, заправляя волосы за ухо. — Нил умер от сердечного приступа пару лет назад, но она все еще живет в Трентоне.              — Черт, мне очень жаль, — морщится Майк.       Макс фыркает. — Не стоит. Она, вообще-то, не очень хорошо себя чувствует, — добавляет она, крутя серебряное кольцо на среднем пальце. —Я стараюсь ездить туда на поезде раз в неделю, если могу. Прибраться, проверить, есть ли у нее продукты, убедиться, что она не потеряла сознание с бутылкой Джеймсона и не сожгла дом...              Майк сочувственно кивает, вспоминая, какой хаотичной всегда была домашняя жизнь Макс, даже когда они были детьми. За ее дерзкими ответами и колкими замечаниями всегда таилась грусть.              Когда они добираются до оживленного центра парка, тропинка расступается. Майк смотрит на возвышающуюся над ними богато украшенную арку, освещенную снизу яркими прожекторами. Под ней толпятся группы туристов с фанни-паками, позируя для фотографий. Куда бы он ни посмотрел, повсюду толпятся люди, сидят вокруг массивного фонтана в центре или даже плещутся в воде, чтобы хоть немного охладиться. Из колонки рядом с группой скейтбордистов, которые пытаются выполнить трюки на краю фонтана, снимая друг друга на громоздкие портативные видеокамеры, звучит песня “Beastie Boys”.              Ему очень хочется спросить Макс, встречается ли она с кем-нибудь, но он не хочет, чтобы все выглядело странно. Поэтому вместо этого он кивает в сторону шумной группы скейтеров. — Ты все еще катаешься на скейтборде?              — Да, вообще-то да, — говорит она, как будто удивившись, что он вспомнил. — Обычно на работу и с работы, если погода хорошая. — Майк всегда считал, что это здорово, что она умеет кататься на скейтборде. Он, конечно, не обладал такими спортивными талантами.              Затем перед ним приземляется ярко-красный рюкзак, остановливая его на месте.              — Кинь его, йоу! — обращается к нему мальчик помладше в комично огромной одежде. Майк поднимает его и швыряет в сторону группы, но тот летит совсем не в ту сторону и угождает в куст, что вызывает у Макс взрыв хохота.              — Какого хрена, чувак? — восклицает парень, глядя на то место, где в кустах исчез рюкза. Молодец, придурок, — думает про себя Майк.              — Извините! — восклицает он, быстро шагая в противоположном направлении, чтобы оказаться подальше от недовольно выглядящих подростков.              — О боже, — ворчливо бормочет Макс, все еще смеясь над его неудачным броском. — Отличный ход, Уилер. Я вижу, у тебя все еще зрительно-моторная координация, как у пьяного ребенка.              — Заткнись, — ворчит он, заставив ее снова закинуть голову назад от смеха. Он на мгновение застывает от ее улыбки, понимая, что редко видел ее смеющейся так свободно. Его взгляд падает на маленькую родинку под ее челюстью, которую он никогда раньше не замечал, и он понимает, как мало он знал ее тогда. Она всегда была больше подружкой Лукаса, чем другом Майка, и он задавался вопросом, почему.              — Это еще одна вещь, к которой я не привык, — начинает он, как только Макс возвращает себе самообладание. — Обычные подростки? Уже страшно. Нью-йоркские подростки? Совсем другая порода пугающих существ.              — Боже, я знаю, правда! — хихикает Макс. — Иногда я перехожу улицу, если вижу, что группа подростков сидит на крыльце. И почему они все носят штаны так низко?              — Дети в наше время, — усмехается Майк, качая головой в знак неодобрения.              Они неторопливо обходят арку и фонтан, допивая кофе, и он рассказывает ей обо всех достопримечательностях, которые успел увидеть, и о занятиях, которые будет посещать, а она - о том, в каких кафе лучшая яичница с беконом и сыром и каких станций метро следует избегать любой ценой. Беседа течет легко, и Майк не замечает, сколько прошло времени. Кроме того, им становится комфортнее подшучивать друг над другом, как когда-то много лет назад.              Перед тем как покинуть площадь, они останавливаются, чтобы взять хот-доги, и Макс настаивает на том, чтобы заплатить.              — Фу, Уилер, только кетчуп?              — Что?       — Ты тоже должен есть горчицу.              — Я не люблю горчицу.              — Боже мой, тебе что, девять лет?              В конце концов они выходят на тропинку, ведущую к противоположному входу, и продолжают прогуливаться по оживленному тротуару. Макс определенно остается такой же язвительной и саркастичной, как и в детстве. Но теперь вместо того, чтобы раздражаться, Майк находит в этом что-то очаровательное. Один или два раза их руки случайно соприкасаются, и он старается не обращать внимания на искру электричества, которая, кажется, пробегает по его руке.              Он как раз проверяет часы, чтобы узнать, сколько уже времени, когда Макс резко остановливается, и он чуть не налетает на нее. Он прищуривается, глядя на указатели на стрелку, согласно которой они находятся на углу авеню Б и Четвертой Восточной улицы. Так увлекся их разговором, что даже не заметил, как вышел из парка.              — Где мы? — спрашивает он, оглядываясь по сторонам и едва не спотыкаясь о бездомного, растянувшегося на краю тротуара. Это определенно не самый приятный район Нью-Йорка.       — Алфавит-сити. — Она чешет затылок. — Мои квартира прямо напротив.              — О, хорошо, — говорит Майк, скрывая свое разочарование от того, что вечер уже подошел к концу. Он все еще на взводе от выпитого поздно вечером кофеина, и разговор с кем-то из Хоукинса кажется ему очень приятным. И, возможно, он заблуждается, но может поклясться, что напряжение между ними граничит с флиртом. — Где ближайшая станция метро? — спрашивает он, оглядывая перекресток.              — Вообще-то, — начинает Макс, заставляя его резко обернуться, — может, ты хочешь... пойти ко мне и выкурить косячок? — спрашивает она, теребя кончики волос. — Я купила у одного из вышибал в клубе довольно бомбическую траву, так что...              Сердце Майка колотится в груди. Макс только что пригласила его к себе домой. Он думает, что может упасть в обморок, но вместо этого бесстрастно пожимает плечами и кивает. — Да, конечно.