До последнего ангела

—А чего со всеми не купаешься? Особенный какой-то? "Чего там не видели", как говорится. Или у священников там как-то иначе? Послушник остановился нарочно, так, чтобы мутная вода из ведра скупо выплеснулась. Хтонь ощетинилась на мокрость на снегу, но притихла. —Не хочу, ясно? Теодор считал, что для пастора, чьё старое лицо было полностью в тёмных пятнах, глаза у него были слишком юркие. Словно жидкие головастики, глаза престарелого пастора, шныряли и смотрели жадно и внимательно, будто прилипая липкими зрачками к спине, плечам и животу, стоит только снять нижнюю сорочку. Прилипали и обращались в пиявок, жадно сосущих кровь на голой коже, и их хочется быстрее содрать и раздавить. Поэтому Теодор больше никогда не появлялся на размокшем пороге травянистой бани внутри монастыря. А вот случайно найденное старое корыто, которое одиноко срослось с землей недалеко от леса, оказалось отличным местом для купания. Скромным и холодным, под строгим взглядом монашки из окна монастыря, которая всё ждет, когда послушник кинется бежать через лес, будто он может. Глупость. —Отвернись, пожалуйста... —Больно мне нужны твои хрящи. Последние слова сплюнули на снег и тварь кинулась куда-то в сторону леса, где безмолвно торчали чёрные ели. Послушник скинул сутану, сползшую с острых плеч чёрным пятном, и залез в воду. Ели дырявили небо и молчали. Зимний мох облепил стволы деревьев, словно губчатые лёгкие птиц. Стоило Теодору  только закрыть глаза и он увидел ту голубку, растерзанную и брошенную хтонической тварью на пороге. Все мысли неспешно и долго варились в голове. Вода быстро остыла. Сутану надели обратно, бережно перевернули корыто, чтобы внутри до следующего раза не остался крепкий ледяной айсберг. Юноша уже потянулся за ведрами, собираясь уходить, как вдруг, —Теодор! Крик напоминал одновременно и визг, и, словно, хруст гортанных костей, по которым он прокатился. Священник обернулся к лесу, откуда по снегу к нему приближался чёрный волк. От ветра пена сбивалась с его пасти и набухала облаком снова. Зверь путался в лапах, падал, слепо буравил кровавым носом снег и кидался вперед с новой яростью. Священник кинулся к монастырю, где каждый уже слышал дребезжащий вой бешеного волка. Морозный воздух старательно резал лёгкие. Страх, молитвы, боль, холод, всё мешалось в теле заполняя друг друга: молитвы - кости, боль - мысли, а страх Теодор глотал вместе с холодом с каждым сбитым вдохом. Волчий вой всё приближался и был совсем близок, не отставал даже на территории церкви. Испуганные и побледневшие лица, торчащие из окон строения, Тео видел размыто. Ставни хлопали одна за одной, и Теодор закричал, хватаясь за входную дверь, и буквально прибивая половину животного ей. Зверь застрял, протиснувшись пастью в сам монастырь, пока Теодор всем телом привалился к двери, подпирая ее спиной. Волк втирал окровавленный кончик носа в деревянные щели и громко взвыл, зацепившись, налитым кровью, глазом за торчащий гвоздь. Но через секунду, уже бился боком морды, размазывая вытекающую из орбиты чернильную каплю, некогда бывшую зрачком. Пару клыков зацепились за кончик сутаны и вырвали кусок ткани. Голой кожей, на ноге, Теодор ощутил тепло чужой пасти и липкость слюней. В этот момент что-то произошло. Тео испуганно отпрянул от двери, но ту уже не приходилось подпирать. Под тяжёлыми потолками монастыря раздался выстрел, и теперь запах пороха крутился вместе с дымом из черепа волка, что лежал на спине, все еще лихорадочно подрагивая лапами. По конечностям проходили спазмы, словно в жилах завелись черви и все они прыгали, крутились, пытаясь пробить кожу и вылезти на волю. Послушник обернулся. Посреди зала в окружении побледневших монахинь стоял мужчина с ружьем. Коренастый охотник опустил оружие, вытирая капельки пота с высокого смуглого лба. * —Говорите, они пытались раскопать свежие могилы? Разве такое возможно? Фонарь в руках могильщика разливал свет на снег. Теодор не верил, что такое возможно, но вот, они уже приближались к краю кладбища, где неожиданно ярко смрадило, а охотник начал, поправив ружье на плече. —За этим я пришел в монастырь, хотел предупредить всех. В поселении бешеные животные заглядывать перестали, но вот начали... —Начали это. Юноша обернулся в сторону старого могильщика, которого он знал очень давно, и уж точно без этой пушистой седины по всему лицу. Оказалось, именно он обнаружил, что всё кладбище перевёрнуто вверх дном. Словно сундук аристократки, из которого выкинули все платья, так же старательно извергали из себя их содержимое неглубокие могилы. Куски саванов, доски, обивки продолговатых ящиков, и следы зверей повсюду. Точно прошел целый бал с людьми, в причудливой обуви в виде когтистых лап, и они истоптали весь снег кругами в бешеной пляске. Охотник помолился какой-то своеобразной и несуществующей молитвой. Теодор, глубоко вдохнув, отвернулся. Как вдруг, замер перед чёрным вороном, что удобно уместился на кончике черенка лопаты. Та принадлежала могильщику и была воткнута позади всех. Ворон же наклонил голову, вытянул крыло,и звучно загоготал, вызывая так у священника мурашки. —Кыш, сила нечистая!! Могильщик обернулся и затряс черенок лопаты так крепко, как только мог, а птица не сдвинулась. Лишь через мгновение, зыркнув на Теодора как-то чересчур остро, ворон вспорхнул над охотником и цепко клюнул того прямо в лоб. Мужчина в секунду вскипел, хватая ружье с ругательствами, но послушник его остановил, чуть ли не вырывая оружие из рук. —Оставьте!.. Оставьте, если что, на бешеных зверей.. Лишь за полночь кладбище вернулось в свой обычный вид, насколько это было возможно. По возвращению, собственная крохотная комнатка послушника никогда не казалась ему такой безопасной и желанной. Мешало лишь уже привычное рычание из пустоты за его спиной. —Новая униформа нравится мне больше. Теодор слегка нахмурился и его щёки вспыхнули, как от пощечин, стоило только осознать : от его сутаны отодрали щедрый кусок. Так длинный "разрез" обнажал молочный островок бедра с аккуратной родинкой. К счастью, нетронутый клыками. От мысли, что он бесстыдно прощеголял так до самого кладбища при охотнике и могильщике, Теодор свалился на койку, прикрывая лицо ладонями. Тогда страх сковал его похуже ледяной воды, и послушник даже не мог почувствовать, что голую кожу холодило морозом и чужими взглядами. Хтонические тени мерзко хихикали и растворились.