What It Takes

Первое, что он почувствовал, проснувшись, — пустота рядом, в постели. Следующим был шум дождя. Вода была драгоценным ресурсом на Татуине, а дождь, в тех редких случаях, и подавно казался даром, падающим с небес. Ему так и не удалось избавиться от такого взгляда на жизнь. И потому так странно, что все больше и больше моментов с Асокой, его императрицей, проходили под стук дождя. Воспоминания легко всплывали в памяти, когда его взгляд остановился на ней, там, где она стояла у разбитых штормом окон — это было в ту ночь, когда они сражались, и она убедила его свергнуть его хозяина; это происходило и в ту ночь, когда они убили его. А затем…

~*~

Тучи сгустились неделей ранее, после переговоров, которые новая императрица провела с делегацией сената. Учитывая все обстоятельства, все шло довольно гладко. Несмотря на то, что это был еще один переворот, сенаторы с готовностью доверились одному из немногих выживших джедаев; только его возобновленная связь с Асокой позволила ему почувствовать, как она раздражена этим назначением. Единственным камнем преткновения — как он и предполагал — оставался он сам. Больше не боясь высказываться в его присутствии, сенаторы перечисляли пункты, объясняющие, почему Асока должна избавиться от него, либо путем тюремного заключения, либо казни. Их голоса превратились в белый шум. Чем больше они говорили, тем явственнее он представлял, как легко ему было бы заставить их замолчать. Мысль покалывала кожу неприятным зудом, заставляя пальцы тянуться к световому мечу. Но потом Асока заговорила. Ее голос прорвался сквозь белый шум, чистый и твердый. — И я знаю, чем он будет заниматься всю оставшуюся жизнь! — Ее улыбка скрыла клыки. — Теперь он мой. Когда она вышла, он последовал за ней, промолчав. Но мысленно продолжал возвращаться к ее словам, и пускай приглушенно, поскольку она пыталась скрыть свои мысли, он чувствовал, что она тоже негодовала. В течение семи оборотов небо становилось все темнее, сотрясаемое редкими раскатами грома; это было похоже на обещание чего-то грядущего. В течение семи оборотов он вспоминал, как его императрица заявила на него права, пока тучи не разошлись и… она тоже не вспоминала. Дождь, казалось, усиливал ее мысли. Мысли о нем. Чутье подсказывало: если он зайдет в ее комнату, его не прогонят. И так он шел по знакомым залам, пробираясь к комнате, где когда-то заседал Совет джедаев, затем располагался трон Палпатина, а теперь обитала императрица. Когда дверь открылась, она слегка удивилась: — Энакин! Его плечи дернулись; он все еще злился, слыша это имя, совсем как она когда-то на титул «джедай». — Я чувствовал твое волнение даже на другом конце. Смущение лишь на мгновение промелькнуло на ее лице, и она повернулась, чтобы пройти вглубь комнаты, зная, что он последует за ней. — Это все дождь, — извинилась она, обхватив рукой все еще заживающее плечо, — из-за него все болит. — Я мог бы помочь тебе с этим. Если ты позволишь. Она повернулась и выгнула бровь. — Что ты имеешь в виду? — Я провел время в Империи, укрепляя связь с Силой. — Он жестом пригласил ее сесть. — В этом были свои преимущества. Асока бросила на него скептический взгляд, но все же подошла к краю кровати и села. Зная, что спина пострадала сильнее, Энакин устроился позади нее. Императрица или нет, Асока одевалась для сна как обычно: тонкий халат легко стягивался с плеча. Новый шрам действительно выглядел воспаленным, его бледные, раздвоенные выступы выглядели светлее на фоне остальной кожи, окруженной раздражением. Прикосновение его руки казалось едва слышным шепотом, он призвал Силу, медленно ослабляя боль. Она ахнула от ощущения заструившейся по коже Силы и волнительно выдохнула. — Я не чувствовала ничего подобного с… — Асока покачала головой; она не хотела следовать этому ходу мыслей. — Как ты научился это делать? — Голокроны, — ответил он, проведя пальцами по шраму на ее лопатке, — их десятки. Ее мысли и раньше были громкими, но теперь, находясь так близко, он мог слышать их так же легко, как собственные. Неужели они так крепко сблизились, или она просто слишком громко проецировала свои тревоги? Вряд ли это имело значение. Его слова вызвали у нее очередную цепочку мыслей: такая помощь, такие прикосновения не были ожидаемы от него, её размышления становились все более мрачными, ведь то же она могла сказать о множестве вещей, совершенных им за последние несколько лет. А затем, как это часто случалось на прошлой неделе, она вспомнила свой последний разговор с сенаторами. Он указал на это тихим шепотом возле ее монтрала. — Ты все еще думаешь о той встрече. Будто смутившись, ее часть их Связи внезапно оборвалась. — Ты же знаешь, что подслушивать так невежливо. — Я не подслушивал, — он усмехнулся, — ты громко думаешь. Последовало мгновение тишины, а затем она пробормотала неохотное согласие. Поскольку он продолжал ласкать ее кожу, ее щиты снова начали немного ослабевать. В конце концов, она тихо сказала: — Ты был прав насчет их реакции. Они не верят, что ты прислушаешься к голосу разума. Они не верят, что ты послушаешь меня. — Но ты знаешь, — он говорил тихо и близко, убирая пальцы от ее шрама, — что я поклялся жить по твоим правилам. Чтобы защитить новую империю и тебя. Ее голос звучал слегка устало: — Да. — И, — его рука скользнула под край ее халата, лаская гладкую кожу вниз вдоль спины, — ты хочешь большего? Она напряглась под его прикосновением. — Что? Тихий и глубокий, его голос вибрировал над ее монтралами, его намерение перешло в Силу между ними, когда он повторил: — Ты хочешь большего, не так ли? Асока замерла, как статуя. — Я… — Дрожащий вдох, затем еще один. Правда, которой она старалась избегать, застряла у нее в горле. Но она знала, что нет смысла лгать. — …Я хочу большего, — призналась она, наконец, и натянула халат на плечо, чтобы посмотреть на него, — но я знаю, что не должна. — Ты — императрица, — он нахмурился, наполовину забавляясь, — никто не имеет права указывать тебе, чего ты должна или не должна хотеть. Это не путь джедая. Эта мысль возникла у нее сама собой. — Сенат… — Она резко сменила тему, покачав головой. — Они уже думают, что мои суждения затуманены в том, что касается тебя, из-за нашей истории. И, возможно, так оно и есть. — Она сделала глубокий вдох. — Они решат, что ты используешь меня. Его челюсть сжалась, и он заставил себя расслабить ее. — Меня уже давно не волнует, — он даже не потрудился скрыть презрение в своем голосе, — что сенаторы думают о моих личных делах. — Соскользнув с кровати, он опустился перед ней на колени, встретился взглядом, сверкающим золотом, с ее голубыми глазами. — Мне важно лишь то, что думаешь ты. И чего хочешь ты. — Я думаю… — Тогда в ее голове пронеслась вереница мыслей, их было слишком много, чтобы он мог выделить хоть одну из всего шума. Асока глубоко вздохнула, запрокинув голову, чтобы посмотреть на потолок. — Я думаю, я хочу этого, — сказала она очень тихо. — Думаю, я смогла бы справиться со всем, что они думают, если бы я тоже могла получить то, что мне нужно. — Опустив глаза, она снова спокойно встретила его взгляд; это было выражение, подобающее правительнице. — Тебе нужна императрица. Им нужен джедай. — Еще один успокаивающий вдох. — Мне же нужен Энакин Скайуокер. Он отшатнулся, как от удара, но ее ладони легли ему на лицо, сосредоточив его внимание на ней. — Прошлое ушло, — заявила она, прежде чем он успел ответить. — Я не прошу вернуть его. Но это касается и того, кого мы убили вместе. — Затем произошло столкновение мерцающих образов: частей дворца, когда он был еще храмом, вырезанные вместе с воспоминания о записях с камер наблюдения; о руинах, в которые он превратил эти же комнаты вместе со своим легионом. — Когда Вейдер покидал комнаты, он забирал с собой жизнь, которая в них была. Это больше не ты. — Ее большие пальцы коснулись его скул, а ее глаза пристально смотрели в его. — Я знаю, что прежнего тебя больше нет. Слишком многое произошло. Императрица, джедай, Энакин — ни одно из этих имен не подходит ни одному из нас. Так давай напишем новые. Давай создадим нового Энакина, — опустив руки, она вложила их в его ладони и сжала: — вместе. Дрожь пробежала по его позвоночнику, дыхание сбилось. — Нового… Она медленно наклонилась вперед, ее лоб прижался к его лбу. Позволь мне почувствовать новый Свет, который ты только что показал мне. Позволь Империи почувствовать это. Слегка подвинувшись, она уткнулась носом в его щеку, голос был таким же мягким, как и прикосновение. — Будь моим Энакином. Прошло мгновение, прежде чем он отстранился только для того, чтобы преклонить одно колено и опустить голову в почтительной позе, которую он принимал всего дважды; он услышал, как у Асоки перехватило дыхание, когда она поняла это — их позиции поменялись местами. — Я отдаю тебе всего себя. Я клянусь в верности твоему правлению, — торжественно поклялся он. — Прими меня. Заяви на меня права. Веди меня. Будь моей императрицей. Ее руки снова обхватили его лицо, подняли подбородок. — Тогда встань, — выдохнула она, — встань, как мой Энакин, и иди сюда, ко мне. Ощущение ее присутствия в Силе тогда, когда его руки скользнули по ее рукам и сомкнулись вокруг спины, было тем редким теплом, которое она излучала, cловно ей преподнесли подарок.

~*~

Подарок. Глядя на нее сейчас, окруженную бурей за окном — ее мысли все еще были такими же неистовыми, как и погода,— он чувствовал, что ему тоже подарили такую ​​возможность. То, чего он никогда не ожидал; то, от чего теперь не желал отказываться. Именно эта мысль отозвалась в его сердце, когда он покинул постель, взяв с собой простынь. Асока была так глубоко погружена в мысли, что не заметила его, пока он не прикоснулся к ней, поцеловав между монтралами, прежде чем положить туда подбородок. — Твои мысли сегодня громкие, — пробормотал он. Она расслабилась в его объятиях, прижалась к нему, когда он завернул их обоих в простыню; он поймал себя на том, что смотрит на их отражение в окне, восхищаясь тем, как идеально они смотрятся рядом друг с другом. — Ты просто наблюдал за мной все это время? — Можешь ли ты винить меня за это? — Его слова, его мягкий смех обдали теплом ее лекку, и легкая дрожь удовлетворения пробежала по ее телу. — Мне нравится видеть тебя на законном месте. Ее смех облегчал затаившуюся тяжесть в его груди всякий раз, когда он слышал его. — Что, в зале Совета? Крепче сжав ее в объятиях, он снова коснулся губами ее кожи и покачал головой. — Рядом со мной. Его императрица — то, что они создавали вместе, — было подарком, и Энакин проведет остаток жизни, показывая ей, что он это знает.