Fatum

Come feed the rain

'cause I'm thirsty for your love dancing underneath the skies of lust

Yeah, feed the rain

'cause without your love my life ain't nothing but this carnival of rust. (с) Poets of the

Fall – Carnival of rust

1.1 Вообще-то Мерлин ещё на прошлой неделе поклялся откусить себе язык, если ещё раз предположит что-нибудь в духе «любым ничего не обещающим утром в Камелоте может опять случиться какой-нибудь переполох» или «день не может пройти спокойно и без безумных королевских затей», но что-то такое всё равно всегда случалось, что ставило под сомнения пророческие способности Мерлина, а язык ему ещё пригодится. Хотя бы для того, чтобы вот прямо сейчас высказать всё, что он думает об Артуре и его безумной охоте на ведьм, которую он сам же, в незабвенные времена правления Утера, считал полнейшим вздором и порождением не вполне здорового рассудка отца. И погладите же, яблоко от яблони. Широкими шагами, непроизвольным жестом заправляя тёмную прядку отросших волос за ухо (когда нервничал, он всегда так делал, пока его лучший венценосный друг наконец не приказывал ему подстричься), Мерлин ворвался в покои Артура, который мастерски успел поднять на уши всех рыцарей и слуг едва встав с постели. Впрочем, возмущение немного поутихло, встретившись с мрачным взглядом из области не-пытайся-мне-возражать-я-уже-всё-решил. – Я стучал, милорд. – Да что ты?! – Артур раздраженно дернул пояс рубахи, который никак не желал затягиваться как надо. – Пустой головой да в стену? Мерлин решил пропустить колкость мимо ушей и не отклоняться от изначальных намерений. В конце концов, не привыкать. – Прекрати это. Прекрати, пока не разрушил всё, что создал. На несколько вдохов в комнате повисла тишина. – Что прекратить? – Артур, похоже, искренне не понимал. – Леон рассказал мне, что случилось. Недалеко от Камелота якобы видели знахарку. – Не знахарку, идиот, ведьму! Ведьму, Мерлин, знаешь, что это значит? – король даже в лице переменился. Маг лишь вздохнул, уже подозревая, что пожалеет о своих словах: – Что наследие твоего отца не даёт тебе покоя? Артур резко вскинул голову, встретившись с ним взглядом. И Мерлину мгновенно стало не по себе от выражения его лица – будто ледяной водой окатили. – Отца погубила магия, если ты вдруг забыл. Та самая магия, существование которой я оправдывал! Так что я должен прекратить?! Где я ошибаюсь?! Скажи, не стесняйся! Мерлин едва удержался от того, чтобы сделать шаг назад – под напором Артура, когда он был на взводе, то есть почти всегда, частенько хотелось сделать что-то подобное. Лучше бы было закрыть рот, конечно, но слова слетели с языка раньше, чем он подумал: – Я хотел сказать, что не стоит кидаться на каждую травницу с мечом наголо! И про себя добавил, что Утера погубила Моргана и её безумие, а не вся магия в Камелоте. Но посвятить короля в это сейчас – означало подписать себе смертный приговор, а к этому он был пока что не готов. Артур лишь усмехнулся, как будто уже сделал какие-то выводы по поводу поведения своего слуги. – Мерлин, если однажды такое и случится, что сомнительно, и мне понадобится твой совет, речь пойдёт о выборе сапог, а не о ведьмах. Так что будь добр, захлопнись, и помоги одеться. Кажется, его эмоции утихли так же внезапно, как и вспыхнули. Мерлин выдохнул. С одной стороны, его радовало, что Артур ничего не понял, с другой – раздражало. Через несколько минут монотонной работы с королевским облачением он всё же не удержался: – Твой слуга не так туп, как ты считаешь. – Что я считаю, не твоего ума дела. Как и магия в Камелоте. – Почему бы это? – Потому что ты олух недалекий, подай мне меч. – Ценю твоё доверие и доброту, – маг хмыкнул, протягивая ему меч в ножнах. – Не переживай, наточен. Артур криво улыбнулся, забирая оружие: – Считаешь, к тебе недостаточно доверия? Значит, поедешь с нами, раз ведьмы не дают тебе покоя. Посмотришь, какие они добрые. – Я тоже был бы не очень добрым, если бы меня пытались убить, – тихо пробормотал Мерлин, проверяя одежду короля. – Что ты сказал? – Ничего. – Вот и славно. 1.2 Шестью часами позже небольшой отряд во главе с королём был в той самой части пограничного леса. Примерно в это же время Мерлин решил, что ненавидит верховую езду чуть больше характера Артура. Или нет. Ему всё ещё казалось, что это максимально глупая затея. Во-первых, по сути своей, а, во-вторых, было в этом что-то наигранное. Мало того, что про отношение к магии в Камелоте знала каждая собака, а потому маги были очень и очень осторожны (и лишь поэтому он сам был до сих пор жив). Так ведьма или знахарка, кто она там на самом деле, проявила свою силу совсем недалеко – меньше половины дня быстрой езды – от замка. И он очень сомневался, что она просто собирала травы, это даже отдаленно на повод для доклада королю не походило. К тому же друидам, которые чаще всего и были травниками, было позволено спокойно жить на этой территории, если они не преступали закон. Должно было быть нечто весомое, не хотелось добавлять – опасное, даже в глазах патрульных, в магии несведущих. На душе было неспокойно. И не ему одному. Мордред, который, став рыцарем, почти всегда теперь сопровождал короля (что вызывало у Мерлина смесь страха перед той опасностью, какой тот буквально был, и чего-то ещё, что он даже называть отказывался), тоже казался искренне обеспокоенным. И, что напрягало ещё больше, похоже понимал, о чём думает Мерлин. Иного объяснения, почему в нем явно скоро образуется дыра от беспокойного взгляда льдисто-голубых глаз, у него не было. Маг не оборачивался, но этот проклятый цвет не выходил из головы. Вокруг было тихо. Слишком тихо для леса, где всегда текла незримая жизнь. И стоило подумать, что так вообще-то быть не должно, как лошадь словно споткнулась, а затем попыталась выбросить его из седла. Неловко соскочив на землю, Мерлин подвернул ногу и чертыхнулся, но тут же взял себя в руки, заметив, что ситуация вокруг стремительно менялась и не в лучшую сторону – все лошади заволновались, заставив седоков спешиться с разной степенью ловкости, некоторым из коней удалось выдернуть поводья и скрыться в лесу. – Проклятье, – послышался голос Гвейна. Ругательство сопроводила ещё парочка непечатных выражений. Лица Леона и Элиана тоже радости не выражали. Персиваль молча выхватил меч. – Что слу… – Тихо, – шикнул Артур, заставив мага замолчать на полуслове. Мерлин резко обернулся, проследив за его взглядом, и мысленно обругал короля всеми теми словами, которые характеризовали Артура в лучшем случае как парнокопытное. Ведьма, вероятно никто иной не мог заставить проверенных во многих боях рыцарских лошадей обратиться в бегство, стояла перед ними всего в нескольких метрах. Юное лицо, длинные чернильного цвета волосы, простой крой платья. И улыбалась. С этой особенной, холодной, расчетливой жесткостью, какую ему доводилось видеть только на лице Морганы. С той лишь разницей, что это была не она. Впрочем, и безобидной знахаркой эта девушка тоже являлась навряд ли. Она шагнула им навстречу так естественно, словно перед ней был не боевой отряд, а маленькие дети, потерявшиеся в лесу. И явно не испытывала страха. А значит знала, что они придут. И в этот момент Мерлин понял сразу две вещи: давно напрашивающуюся и очевидную – они попались в искусно расставленную ловушку так легко, словно их привели на поводке; и вторую – рыцари абсолютно бессильны против этой хрупкой с виду девушки. Все тренировки и боевые навыки теряли вес перед сетью расставленного заклятия, без пут связавшего их движения и речь. Нет, он не забыл о своей магии. И, если уж быть до конца честным, не забыл о том, что в их отряде был ещё один маг – друид – лучше других знакомый с такого рода заклятиями. Но используй сейчас магию хоть один из них, и они окажутся с ведьмой по одну сторону баррикад. Додумать мысль он не успел. Губы ведьмы зашевелились, хотя слов было не различить. Мерлин ощущал уже наложенные чары: вязкие, как будто воздух загустел, постепенно застывая, как свечной воск. Это они прочно сковали и короля, и его рыцарей. Но, несмотря на будто бы повышенную плотность воздуха, его возможность двигаться точно не исчезла. Интуитивно взглянув влево, он поймал удивлённый взгляд Мордреда: по неизвестной им обоим причине магия на них не действовала, возможно, оттого, что была рассчитана на обычных людей. Тем временем новое заклятие набирало силу, и маг начинал понимать, что к чему – колдовство, призванное вытащить наружу самые тёмные их тайны, склоки, ссоры, обиды и заставить напасть друг на друга (неприятное воспоминание заскреблось на задворках памяти). Ведьме даже не придётся ничего делать, они сами поубивают друг друга – настолько простой и безупречный план одновременно. Мордред явно тоже это понял. Потому что в следующую секунду произошли две вещи – маг услышал в голове своё имя, ставшее сигналом к действию, и они оба шагнули вперёд, закрывая собой Артура и всех остальных. Не имея возможности ответить друиду, Мерлин мысленно вложил все силы в то, чтобы изменить суть заклинания, изменить тьму на свет, и разделить это намерение с ним. И одновременно с этим последние слова сорвались с губ ведьмы. Он даже не успел подумать, как по-идиотски выглядел их поступок: магическая волна с силой отбросила назад, швырнула о землю, выбив дыхание из лёгких. Но край сознания царапнуло понимание, что не только для них самих эта выходка оказалась неожиданной. Воздух пошёл рабью. Барьер пал. Время вновь потекло своим чередом. Маг слабо улыбнулся: у них получилось, дальше рыцари разберутся. Оставалось надеяться, что последствия того, что впитала их суть, будут не слишком ужасными. И тяжёлая тьма накрыла его. 1.3 Небытие отступало медленно, словно бы нехотя, из последних сил удерживая сознание в своей власти. Первой вернулась способность чувствовать, а вместе с ней резкая боль в наверняка сильно ушибленных затылке и спине, а кроме… осторожные прикосновения: сначала к шее, затем прохладная ладонь легла на лоб, задержавшись, прежде чем исчезнуть. Ничего особенного, кроме того, что Мерлин поймал себя на мысли, будто касание было… заботливым? Последнее, чего он ожидал, очнувшись после того, как чуть не вышиб весь дух о твёрдую землю и, возможно, что-то сломал, так это заботы от добродушно-хамоватых в большинстве своём рыцарей или, упаси боже, Артура. Тот скорее привёл бы его в чувство парой пощёчин – даже не в силу привычки, а потому что иначе беспокоиться он не умел, разве что о Гвен. Слух уловил негромкий разговор: один голос был слышен отчётливо, другой отдалённо – но вполне различимо. Говорили о нём. – Как он? Артур? – Жив. Просто без сознания. Скоро придёт в себя, – ответил тот, кто ближе. Знакомый голос и… что-то с ним было не так. Говорил, безусловно, Мордред, но что-то изменилось, как будто слова давались ему с трудом. Мерлин решил, что подумает об этом позже. В конце концов, друид тоже пострадал. Маг нехотя открыл глаза и тут же закрыв их вновь, спасаясь от яркого света. И резко усилившейся головной боли. – Ведьма? – вышло как-то сдавленно. – Исчезла, – ответил Артур, он явно пребывал не в восторге. – Сомневаюсь, что вернётся. – А остальные? – тембр голоса начал приходить в норму. – Тебе больше всех досталось, – насмешливо бросил Артур и, помолчав, добавил. – Мордред цел и пришёл в себя намного быстрее. Как это в его духе, поддеть даже в такой ситуации. А мог бы, вообще-то, и поблагодарить. Но король уже отошёл к расположившемуся неподалёку отряду, бросая на ходу, как бы между прочим: – Хватит отдыхать, поднимайся, мы возвращаемся. Что ж, всегда пожалуйста. Отчасти Мерлин понимал, что Артур не особенно эмпатичен (если быть честным, то совсем не), но иногда его хотелось ударить, сейчас, например. Жаль не было сил даже огрызнуться. Хотя бы напомнить про то, что добираться им, похоже, придётся пешком, если лошади, конечно, не найдутся. Голова нещадно закружилась, стоило попробовать встать. – Помочь? Маг поморщившись поднял голову и столкнулся с обеспокоенным взглядом. Эта проклятая бирюза. Только впервые на первое место вышло не привычное глухое раздражение, напоминающее, что в первую очередь перед ним возможный убийца его короля и уже потом всё остальное, а то, что прежде заталкивал подальше. То, что вообще не имело права на существование, не к этому человеку. Нет, Мерлин, забудь. Да и какого, собственно, дьявола?! Он схватил Мордреда за руку – подняться с его помощью оказалось действительно проще. Но теперь, когда они оказались совсем рядом, то странное ощущение (помимо всё ещё кружащегося в медленном танце мира), у которого никогда прежде не было названия, стало почти осязаемым. Что, чёрт возьми, происходит? Нельзя же настолько сильно приложиться головой. Или можно? Мерлин не заметил, что тянется к Мордреду до тех пор, пока ладонь друида не легла ему на грудь, поддерживая дистанцию. – Это чары… та ведьма что-то сделала с нами, не знаю, – друид отвёл взгляд. От прикосновения, даже сквозь одежду, дыхание сбилось. Вновь вернулся страх, и вовсе не тот, когда «ну что ты так смотришь, ты-же-живое-воплощение пророчества», но тот, когда «ты-же-живое-воплощение пророчества, и я только что собирался тебя… поцеловать?». Маг вспомнил момент, когда всей своей сутью попытался изменить заклятие. Вновь поймал взгляд Мордреда, который явно хотел отыскать на его лице ответ, не иначе. С губ сорвались очевидные слова. Просто для того, чтобы что-то сказать: – Это не она, это… наша магия исказила заклятие, – голос опустился до шёпота. Не так он себе представлял результат, совсем не так. Изменилась суть заклятия, но не принцип действия. Проклятые чары. Мордред убрал руку и сделал шаг назад. – У неё плохое чувство юмора, – его губы дернулись в едва заметной грустной улыбке. В воцарившуюся тишину падает одно, затем второе мгновение. Он отворачивается и уходит прочь. Господи боже, Мордред, только не говори, что ты… нет, в слух такое говорить не стоит. Мерлин просто догоняет ушедшего вперёд друида, ещё не зная, что ему скажет, но всё-таки остаётся несколько поодаль. Во избежание. – Надеюсь, Гаюс сможет нам помочь, – он и сам понимает, что это плохая, очень плохая попытка исправить то, что исправить нельзя. – Ты всерьёз хочешь посвятить в это Гаюса?! – Или, возможно, его книги, – звучит жалко, даже учитывая отсутствие особого выбора. – А если нет? – горько усмехается Мордред, и сложно сказать, о чём именно он сожалеет в данный момент. Поравнявшись с отрядом, они отходят подальше друг от друга. И дождь, собиравшийся с самого утра и наконец пролившийся на землю, создаёт между ними некую иллюзию стены. Вместе с невысказанным. Сейчас можно не видеть. Не слышать. Не ощущать, что почти невозможно. Мерлин не знает, что будет делать, если придворный лекарь, когда он всё же наберётся смелости к нему обратиться с таким деликатным вопросом, не сможет помочь. Или если окажутся бессильны его бесчисленные фолианты. Или знает? Но не готов признаться не то что Мордреду, но даже себе?

It's all a game, avoiding failure

When true colors will bleed

All in the name of misbehavior

And the things we don't need

I lust for after, no disaster can touch

Touch us anymore

And more than ever, I hope to never fall

Where enough is not the same it was before.