Ночная музыка

      Вэй Ин даже навскидку не сказал бы, сколько времени провёл в объятиях стужи и как далеко забрался в горы с момента побега из Баошань Бай. Он и сам не подозревал до этого дня, как много стойкости, оказывается, в его угловатом юном теле и как искусно оно в полётах. Подобно лёгкой щепке, Вэй Ина жестоко мотало по волнам снежного океана. Напор ветра, несущего тяжёлую завесу из липких сырых хлопьев снега, норовил сокрушить дерзкого смертного, но Вэй Ин с похвальным мастерством и нерушимой волей преодолевал преграды и следовал дальше.       Конечности давно отнялись от перенапряжения и, словно высушенные холодом, онемели. Лишь в груди ворочался недобрым, жалящим при каждом вздохе комочком золотой огонь. Он же гнал Вэй Ина сквозь мороз и метель, указывая направление к владеющей сознанием цели. Чувство к Лань Чжаню не позволяло Вэй Ину опустить руки, сдаться, принять смерть среди вечных льдов как милосердный дар и удовлетвориться тем, что где-то в этих же горах будет спать вечным сном его возлюбленный. Вэй Ин упрямо разрезал вихри сражающейся с ним пурги и поминутно отправлял в пространство заклинания поиска, чутко прислушиваясь к гулким ударам сердца — сердца, движимого хрупкой, как стекло, надеждой.       С угасанием дня слепившая снежной крупой завеса стала сгущаться и темнеть. Не было и намёка на свет звёзд и луны, надёжно скрытых стаями косматых туч. Хищный вой беснующихся вихрей, чудилось, злорадно глумился тысячами неясных голосов над одиноким, обречённым сгинуть в своём рискованном походе заклинателем. Вэй Ин знал, что конец близок, и вьюга его живым не отпустит. Сумасшедший натиск стихии, поглотившей собою горный хребет, всё больше толкал к выводу, что к причудам погоды происходящее отношения вовсе не имеет. За всем стояла могущественная тёмная сила, что вырвалась на свободу и, разгулявшись, мстила былым оковам, вымещая злобу на ощерившихся в немом оцепенении скалах.       Всё более явственной и здравой представлялась мысль, что буря — порождение не природных сил, а сплетение обретших сущность злых энергий. Сквозь рёв ветра до слуха Вэй Ина доносились голоса. Сначала он решил, что ум, захваченный хворью и страхами за судьбу Лань Чжаня, мутится, запуская карусель видений, но вскоре понял: то не его иллюзии — то неупокоенные души, резвящиеся в шальном танце, своевольно взывают к нему из пенных молочно-белых завертей.       — Прочь… Прочь от меня! — отмахивался Вэй Ин, но сделать толком ничего не получалось — бесплотные материи льнули к нему, вплетались в волосы, струились по одеждам и будто забирались юркими ледяными змейками под кожу.       Сила потустороннего была слишком огромной. Совладать с ней не представлялось возможным, оставалось лишь надеяться на чудо. Только чудо всё не наступало, и куда более вероятным казалось поражение.       — Ещё немного, и я не смогу держать Суйбянь в воздухе… — прерывистым приговором стучало в мозгу.       И сверху, и снизу пространство вращалось, колыхалось, вздымалось и дрожало. Вскипающие снежными клубами гребни наступали и швыряли Вэй Ина к скалам, приближая к гибели. Ему с неимоверными усилиями удавалось вывернуться в последний момент — сгладить угол движения, уйти в сторону от отвесных каменных стен. Проворный Суйбянь пока выручал, однако мощи клинку не хватало, и каждый последующий вираж норовил стать последним.       — Лань Чжань! Где же ты?! Отзовись! Подай знак!       Вэй Ин, не переставая, молился всем известным и неизвестным богам. Он готов был заключить союз хоть с владыками Небес, хоть с князьями Диюя, лишь бы Лань Чжань выжил. Время от времени Вэй Ин терял выдержку и выкрикивал имя младшего Нефрита, и эхо разносило его меж горных склонов, но к закату дня он совершенно охрип и звать уже не мог, а потому, руководствуясь наитием, из последних сил притянул к губам флейту.       Игра выходила резкой, нестройной — то звонкой стрелой, рассекающей пространство, то тонущей в гуле ветряных жерновов, — но странное дело: музыка оказывала влияние на метель. Повинуясь неслышимой команде, ветряной поток приглушал свист, а непроглядный снежный шквал превращался в грациозную круговерть снежинок. Вязкая темень поредела. Мир внизу замерцал белым полотном, расшитым серебром.       Вэй Ин чувствовал, как давит на плечи и подкашивает ноги нечеловеческая усталость. Удерживать Суйбянь стало слишком тяжело. Хотел он того или нет, а снижаться пришлось. Несмотря на его отчаянные усилия, меч вихляющими дугами несло к земле. В последний момент Вэй Ину удалось выровнять ход, и, замедлившись, он неплавно, но всё же мягче, чем ожидал, влетел в снежную пучину.       Кое-как выпластав одеревеневшее от холода тело из глубокого сугроба, Вэй Ин, цепляясь руками за каменный выступ, вскарабкался повыше и попытался определить, целы ли отнимающиеся ноги — пригодны ли для ходьбы после многих часов полёта и падения. Пальцы закоченели и не то что ощупать плоть были неспособны, но с трудом выловили из снега тускло поблёскивающий Суйбянь. Продутая голова гудела. Дыхание вырывалось из грудины рваным хрипом. Тело укрывала ледяная корка — волосы превратились в седые от инея, ломкие космы, одежда застыла, как стальной колокол. Тем не менее стоило Вэй Ину вновь подумать, что где-то среди этих снегов Лань Чжань, ожидающий помощи, в глазах его полыхнул такой огонь, что испугались бы самые свирепые демоны Преисподней, а собственные страдания забылись.       Полутьму ночи призрачно разбавляло свечение снега, но его было недостаточно, чтобы шагать без риска сорваться с утёса или угодить в расселину. Дрожа всем телом, Вэй Ин кое-как нарисовал в воздухе магическую печать, через мгновение вспыхнувшую и свернувшуюся в шарик света размером с кулак. Переливающиеся лучики озарили место приземления Вэй Ина. То оказалась припорошённая снегопадом лощина у истока ледника.       Вэй Ин с невольным трепетом осмотрел флейту, гадая, как получилось, что игра на ней неожиданно утихомирила метель, пусть и не полностью — ветер всё ещё угрожающе стенал где-то над горными вершинами, — но теперь Вэй Ин хотя бы мог идти, не падая на каждом шагу от его порывов. Прижимая к себе драгоценный музыкальный инструмент, он вдруг почувствовал, что флейта теплеет.       — Кто бы мог подумать, что духовное оружие, имевшее до недавнего времени иного господина, так скоро меня признает и отзовётся.       Вэй Ин благодарно притиснул флейту к груди. И снова будто стало легче. Он заставил себя выпрямиться и неловко отряхнулся. Голова кружилась, и координация оставалась скверной, но Вэй Ин непреклонно переставлял задубевшие ноги, направляя перед собой сферу света, ложащегося на сглаженные снежными наносами склоны.       Скорее почувствовав нутром, чем прочитав по каким-то другим приметам, Вэй Ин определил, что взбираться на ледник смысла нет. Тот был как на ладони — гладкий и пологий, не за что глазу зацепиться, а вот вниз ущелье простиралось впадинами и изломами, помимо того, что перемежалось коварными выступами, словно выросшими вместе с окружающей лесной чащей.       Ведомый шестым чувством, Вэй Ин поплёлся в самую гущу мглистого сплетения туманных облаков, окутавших это неприветливое незнакомое царство. Поначалу он не видел ничего, кроме мечущейся позёмки, сорванной ветром со снежных гребней, да густых вздрагивающих теней, но чем дальше углублялся в скованные снежными наносами лесные дебри, тем отчётливее проступала необъятность раскинувшейся перед ним горной долины и безнадёжность его действий.       Блуждания по выстуженным чертогам зимы без ясного представления о том, где искать Лань Чжаня, даже будь Вэй Ин здоров и полон сил, могли занять многие дни, а то и недели, сейчас же каждая минута была на счету, ведь трудно было предполагать, сколько ещё он протянет.       Сердце утешающе нашёптывало:       — Лань Чжань близко. Нельзя сдаваться!       Но вокруг были сплошь снежные курганы, лес и камни. Никаких признаков живых существ. Расположив руки на манер лодочек, Вэй Ин вновь сделал попытку позвать Лань Чжаня севшим и почти исчезнувшим голосом. Он злился на себя за невозможность сделать больше. Отчаянье затопило душу. Вэй Ин не знал, как быть дальше, и просто плёлся вперёд до тех пор, пока ноги не отказались его нести и подогнулись. Рухнув на колени, он кое-как, барахтаясь в снегу, дополз до ближайшего дерева и прислонился спиной к стволу.       Мертвецки бледная ладонь скользнула по глади ленты Лань Чжаня на запястье.       — Лань-гэгэ, прости, я бестолковый и бесполезный…       Вэй Ин уже не дрожал. Изматывающее пламя внутри поугасло и больше не бушевало. Он почти ничего не чувствовал. Чудовищно клонило в сон. Сопротивляться не было сил. Снег укутывал, как мягкое одеяло, но вместо тепла Вэй Ин ощущал, как становится одним целым с сумрачным безжалостным ландшафтом.       — Отдохну минутку и снова отправлюсь на поиски, — заверял он себя, пытаясь удержать глаза открытыми.       Духи, кружащие над ним, будто подслушивая его мысли, злорадно перешёптывались. Шар света, разбавляющий ночную тьму, тускнел. Вэй Ина заглотило дрёмой неожиданно — затянуло, как в зыбкую топь, и не отпускало. Снились напутственные наставления Цзян Фэнмяня и дорога из Юньмэна в Облачные Глубины: Вэй Ин отпускал шутки, веселя Цзян Чэна, и сокрушался, что теперь долго не отведает суп со свиными рёбрышками и корнем лотоса, приготовленный любимой шицзэ, а затем, повторяя образы сна, ставшего причиной его отсылки в Баошань Бай, носился по живописным владениям Ордена Гусу Лань, выискивая Лань Чжаня.       Повторилась и встреча, и поцелуй, и нескладные признания, после которых они с Лань Чжанем рука об руку ринулись сквозь зелень леса под напевы птиц, сбегая от всех и вся. Лань Чжань, вопреки привычке сохранять бесстрастность, улыбался спутнику открытой светлой улыбкой, отчего душа Вэй Ина воспаряла к небесам, пела и цвела. Они с упоением целовались, кружились и гонялись друг за другом среди залитых щедрым весенним солнцем полян, а после упали на траву, приминая её сплётшимися в одном желании телами.       Вэй Ин льнул к возлюбленному со всей страстью, но то и дело отвлекался, вслушиваясь в доносившиеся издалека, прорывавшиеся сквозь его возбуждение звуки — задевающие нутро, волнующие и лесным просторам совсем несвойственные.       — Ты это слышишь, младший господин Лань? — растерянно вопрошал Вэй Ин, смущаясь и хмурясь.       — Что слышу? — казалось, не понимал его Лань Чжань, однако взгляд его при этом смягчился, а движения стали ласковее и нежнее.       — Эту дивную музыку… Я её знаю, — словно в бреду проговорил Вэй Ин, всё менее сосредоточенно отвечая на поцелуи. — Но откуда она здесь?       Внезапно тело прошило болезненным импульсом, и не одним, а тысячей, как если бы в каждый цунь кожи вонзилась стальная игла и, застряв ней, принялась ворочаться.       Ночная музыка! Та самая мелодия!       Вэй Ин поражённо распахнул глаза и мгновение не мог ничего разобрать. Было темно, как в могиле, и на удивление спокойно — ни ветра, ни снегопада, но сверху на грудь давила тяжесть. Кости ломило и выкручивало странной, жестокой болью. Глухие и частые удары сердца грохотали, как бой барабана, однако не заглушали музыку, звучавшую как продолжение чарующего сна.       — Быть не может!       Закоченевший, как всамделишный труп, Вэй Ин не сразу сумел пошевелиться, но когда наконец удалось приподняться, повалился на бок, сбивая припорошивший его снежный нанос и в него же неловко ныряя лицом.       — Да чтоб тебя!       После того как с волос осыпалась шапка из снега, мелодия стала доноситься ещё отчётливее. Она всё так же пленяла и брала за душу, хотя местами ноты вздрагивали и порхали неровно и слишком резко, словно тот, кто её наигрывал, был крайне слаб и с трудом цеплял струны пальцами.       — Но кто же… кто музыкант?       Вэй Ина заколотило от ошеломления, спутанных чувств и страха, ведь он знал, что исполнителем был не Лань Цзе, на которого он поначалу думал. Под ложечкой засосало. Вэй Ин вдруг ужаснулся тому, что, возможно, использованные им заклинания поиска и предчувствия на фоне жара привели его вовсе не к Лань Чжаню, а случайным образом к тому самому странствующему заклинателю, что, по всей видимости, путешествовал по горному хребту и ныне находился в ущелье.       В одночасье в мозгу созрело предположение, в которое Вэй Ин хотел и боялся верить.       — А может, с Лань Цзе я ошибся лишь наполовину, и создатель музыки всё же из Ордена Лань?       В следующий миг мелодия споткнулась. Теперь она звучала тише и всё чаще рвалась. Вероятно, творящий её был ранен или, того хуже — доживал последние минуты. Опасаясь утратить эту путеводную нить, превозмогая боль и одеревенение тела, Вэй Ин лихорадочными движениями принялся растирать конечности, затем кубарём выкатился из сугроба, встал на предательски вибрирующие ноги и, ухватившись за флейту, начал играть, в точности повторяя ставшую для него такой особенной музыку.       Дыхания не хватало, озябшие пальцы почти не гнулись. Флейта выскальзывала и звучание порождала ужасное, но звук её достиг адресата, и меланхоличный плач гуциня отозвался бодрее. Как заворожённый, Вэй Ин, игнорируя полутьму и застревание ног в снегу, брёл на звук, торопился, падал, вскакивал и снова шагал.       Его упорство было вознаграждено. Чаща через некоторое время поредела и расступилась. Поодаль от себя Вэй Ин увидел силуэт склонившегося над гуцинем человека. Сидел тот у инструмента несколько странно — одна нога подогнута под себя, а другая расположилась под неестественным углом…       — Сломана, — осенило Вэй Ина.       Прогалина вокруг раненого была отогрета его же кровью. На повреждённой голени не было живого места. Чёрные, как смоль, волосы укрывали опущенные плечи и согнутую спину и тяжёлыми оледенелыми прядями свисали на лицо. Одежда выглядела изорванной, как если бы поработали гигантские когти какого-то чудовища.       Прежде чем к Вэй Ину пришло осознание, кто перед ним, он, позабыв о боли и слабости, бросился на заплетающихся ногах к своему единственному.       — Лань Чжань!       Из глаз невольно брызнули слёзы муки и радости.       — Лань Чжань! Лань Чжань, я здесь!       — Берегись! — вскинув голову, воскликнул Второй Нефрит, так и не успев коснуться его простёртых рук.       Нечто взметнулось со стороны леса, поднимая клубы снега. Подскочивший Бичэнь рубанул наотмашь, отбивая атаку чего-то, что в следующую секунду снова совершило бросок, повалило и скрутило в удушающих кольцах и без того едва живого Вэй Ина.