Ночная музыка

      Рассвет едва забрезжил на горизонте. Вэй Ин тенью скользил по пустынным тропинкам Облачных Глубин, ещё затянутым молочно-серой дымкой не желавшей отступать ночи. Озираясь по сторонам, юноша то ускорялся, то снова замедлялся, плутая в пелене тумана. Накатывало чувство дезориентации. Тело горело и гудело. На душе плескалось необъяснимое волнение. Срываясь с ходьбы на бег, Вэй Ин метался, словно угодил в западню, и нёсся сквозь чащу наугад: вдоль и поперёк обшарил горячие источники, обошёл до боли знакомые холодные, заглянул в рощу алеющих клёнов, прошмыгнул к живописному каскаду водопадов — всё впустую! Он надеялся наткнуться на НЕГО, но ЕГО нигде не было.       Вэй Ин вновь ускорился, рыская по дорожкам вокруг резиденции Ордена Гусу Лань и увязая, как в сетях, в собственных чувствах. Он и не заметил, как забрёл так глубоко в лесные недра, что света едва хватало, чтобы различать очертания массивных старых кедров, переплётшихся ветвями и корнями. Безотчётно вытянув перед собой руки, Вэй Ин направился в сторону, где полутьму прорезали бледные утренние лучи. Высокие стебли растений стегали икры и бёдра. Бесплодные мытарства порядком утомили.       Вэй Ин целый час носился как угорелый по лесу без передышки, испытывая нехватку понимания, где находится; нехватку обзора среди полумрака зелёных стен; нехватку воздуха в горящих от шумного дыхания лёгких, что представлялось сущей мелочью по сравнению с тем, как ему не хватало ЕГО!       Да где же треклятая тропа?!       В замешательстве Вэй Ин ринулся напролом через колючий кустарник.       Чёртовы дебри! Чёртова путаница! Чёртовы Облачные Глубины, будь они неладны!       Он почти уже отчаялся, когда вдруг выскочил на вытоптанную множеством ног прогалину — вырвался на неё как штурмующий лес безумец: весь в пятнах от сока травы, запыхавшийся, всклоченный и сердитый. Вырвался и застыл с упавшим сердцем, которое в следующую секунду подпрыгнуло так высоко, что заколотилось в горле. Прямо перед ним, бесстрастный, с идеальной осанкой и невозмутимым лицом возвышался ОН.       Вэй Ин больно подавился воздухом, ощутив мороз по коже от холода встретившего его пристального взгляда.       — Кхе-кхе! Лань Чжань! Ты… — голос предательски дрогнул, став тоньше. — Тоже с утра пораньше решил пройтись и подышать свежим воздухом? — отряхиваясь от травинок и листьев в волосах и одежде, спросил Вэй Ин первое, что пришло на ум.       — Нет! — ледяным тоном произнёс Второй Нефрит Ордена Лань. — Я вынужден был пойти на твои поиски, потому что в комнатах учащихся тебя не обнаружил.       Вэй Ин недоумённо округлил глаза.       Так… Постойте-ка! Лань Чжань искал меня? Это не к добру!       Племянник и неоспоримо лучший ученик Лань Цижэня, талантливый и великолепный наследник Цинхэн-цзюня, Лань Ванцзи выглядел как сошедшее с небес божество, и ровно так же он взирал вокруг: с равнодушием скучающего бога — бога, которому нет дела до земного, суетного и примитивного. Вэй Ин был отлично осведомлён, что значится в списке раздражающих Лань Чжаня людей на первом месте. Адепт из Юньмэна являлся полной противоположностью младшего господина прославленного Ордена Гусу Лань — сдержанного, серьёзного, беспощадного к слабостям, тогда как Вэй Ин разводил шум и суету везде, где объявлялся, много болтал, регулярно влипал в неприятности, а теперь вот…       Помешался на этом зануде настолько, что ночами не сплю и ни свет ни заря иду искать, чтобы обмолвиться хоть парой фраз без свидетелей!       Вэй Ин ощущал, как весь его запал и решимость разыскать Лань Чжаня для важного, да что там — судьбоносного разговора неумолимо тают.       Результат и без трёпа известен. Лань Чжань пошлёт меня лесами, полями, реками до самого Юньмэна и дальше, — сам себе предрекал Вэй Ин. — И ослу понятно, фанфарами такие новости не встречают. Один парень говорит другому, что его по-особенному влечёт к нему. Какая тут может быть реакция?!       В мозгу ради примера нарисовалась картина с участием вспыльчивого и заносчивого Цзян Чэна, к которому подкатывают с подобным откровением.       Обругает на все девять миров, и это не считая попытки придушить на месте, — без единого повода усомниться в собственных выводах резюмировал Вэй Ин.       По-видимому, не находя удовольствия в затягивании и без того затянувшейся паузы, Лань Чжань шагнул ближе: плечи расправлены, руки жёстко сцеплены за спиной — точь-в-точь Лань Цижэнь в процессе изложения темы занятия. Сверля Вэй Ина взглядом свирепее зимней стужи, Лань Чжань силился усмирить негодование. Лик его, подобный солнцу и луне вместе взятым, вынуждал Вэй Ина внутренне изнывать и мяться на месте.       Я, конечно, в принципе падок на всё красивое, но этот парень превосходит всех! Такая внешность просто вне человеческих законов!       — Вэй Ин. Почему ты здесь, а не в библиотеке? — звук низкого, при этом удивительно мелодичного голоса Лань Чжаня окатил смешавшегося бедолагу как взрывная волна, заставляя все мышцы в теле напрячься. — Требуется особое приглашение, чтобы ты явился отбывать наказание?       Наказание — это мои чувства к тебе! — мысленно застонал Вэй Ин.       На фоне внутренних коллизий он, похоже, спутал даты и проворонил начало назначенной Лань Цижэнем моральной экзекуции, в которой должен был принять участие и его суровый не по годам племянник, выступающий в роли надзирателя. Вэй Ин сглотнул, прекратив наконец нелепо махать руками в попытке привести себя в мало-мальски пристойный вид. Лань Чжань вздохнул.       — Начиная с сегодняшнего дня весь последующий месяц тебе предстоит переписывать правила Ордена Гусу Лань. Забыл?       — Помню, — против воли глазея на соблазнительные губы Нефрита, обронил Вэй Ин, томясь от своих чувств как в разогретой печи.       Как же хочется поцеловать этот бесподобный рот! Просто взять и поцеловать, а потом хоть трава не расти!       Вэй Ин прикинул, что случится, если поддаться желанию: удар в челюсть он схлопочет обязательно — это к гадалке не ходи, — а что в остальном? Будет ли столь невиданное хамство расценено Лань Чжанем как глубочайшее оскорбление, которое придётся смывать кровью? Наверняка! Может даже, происшествие послужит поводом для исключения из числа учеников клана Лань и грянет позором на всю Поднебесную! Вэй Ин понимал, что повести себя подобным образом означает выставиться окончательно сбрендившим, не зря Лань Чжань с подозрением приглядывался, его явно настораживало то, как вёл себя чудаковатый собеседник, этим утром кажущийся совсем дурным.       — Какую бы шалость ты ни замыслил, поостерегись, — назидательно изрёк Нефрит. — Мало тебе выговора за ночные вылазки? Начни уже вести себя как взрослый человек!       Как взрослый, говоришь? Хороший, мудрый, а главное — очень своевременный совет!       Слова Лань Чжаня непроизвольно подстегнули Вэй Ина, разбередив в нём упрямство и взыгравшую отвагу. Он резко подался вперёд, оплёл шею Нефрита руками и, зажмурившись, впечатался ртом в его губы — неловко, грубо, жарко. Лань Чжань, не ожидавший столь коварного и обезоруживающего наступления, окаменел. Глаза его до отказа распахнулись. Дыхание, казалось, исчезло. Вэй Ин ощутил, как атакованные губы в неверии, а может от возмущения, сами по себе разомкнулись, выпуская наружу изумлённый стон. Сердце в груди сорвалось в грохотание похлеще барабана. Вэй Ин был неопытен — всего-то несколько месяцев назад за обе щёки лопал пирожки на пристани, обносил лотосовые поля с ребятнёй, таскал за патлы гулей из озера, лазил по деревьям и зубоскалил с Цзян Чэном, мотаясь туда-сюда по полю с воздушным змеем. Но перед отъездом в Облачные Глубины всё изменилось. Стало ясно — детству конец.       Первым опасливым шажком к взрослой жизни была проба алкоголя. Поначалу крепкие напитки не слишком впечатлили Вэй Ина — вяжущие, горьковатые, жгучие. К их вкусу необходимо было привыкнуть. Вознаграждением за терпение стали ощущения: приятным спазмом перехватывало дыхание, в гортани зарождался огонь, постепенно окутывающий всю грудь и растекающийся жаром к конечностям, а по итогу — мир по колено, блеск в глазах и тяга к подвигам. Со временем Вэй Ин даже выбрал среди всего испробованного питья любимое. Вино «Улыбка Императора», производимое в Гусу, представлялось самым вкусным. Оно было ароматным, отменно выдержанным и поутру от него почти не трещала голова.       Следующим шагом приобщения к взрослой жизни стала необходимость получше узнать девчонок. Не то чтобы Вэй Ин их не знал — прекрасно знал! Подружки Яньли ходили за ним гуськом, едва он начал превращаться из мальчишки в юношу. С его смазливой физиономией и подвешенным языком расположить к себе любую из них было плёвым делом, а стоило освоить незатейливое искусство флирта, и прелестницы принялись сами искать встреч, млели в его присутствии и глуповато хихикали. Госпожа Юй ярилась и устраивала желторотому женоугоднику взбучки. Цзян Чэн завидовал, хоть и твердил, что Вэй Ин с мастерством обольщения знатно перегибает. У него самого дела шли не столь ладно, а потому раздражение достижениями шисюна росло. Как ни странно, Вэй Ин не слишком радовался дару влюблять в себя девиц. Быть в центре их внимания оказалось утомительно. Он вовсе не грешил тщеславием и честолюбием, ему быстро наскучили воздыхания что разодетых аристократок, что улыбчивых простолюдинок.       Вэй Ин повсеместно наблюдал рвение сверстников как можно скорее получить опыт плотских радостей и немного волновался, сознавая, что сам не чувствует такой рьяной тяги. Чтобы как-то это исправить, он погрузился в изучение порнографических сборников. Парни его возраста были на них помешаны. Мысль рассмотреть в деталях мужские и женские детородные органы и узнать самые причудливые методы их применения Вэй Ина не захватывала: куда что помещать при соитии, догадаться было несложно, наблюдая за животными. Но надо так надо, взрослеть — задача не из простых!       Утолять их с Цзян Чэном любопытство в области подобной литературы охотно взялся Не Хуайсан — их общий знакомый, младший брат главы клана Не — юноша, в щепетильных вопросах отлично образованный. Весь его арсенал знаний, сводящийся к порнографическим картинкам на страницах брошюр, был направлен в русло просвещения Вэй Ина и Цзян Чэна. Впечатления оказались яркими и запоминающимися. Воодушевление от открытия неизведанного и вроде как запретного будоражило и увлекало. На первых порах настигало возбуждение, нередко выливающееся в акты подросткового самоудовлетворения, однако Вэй Ин быстро выяснил, что использовать при этом собственное воображение ему куда интереснее, чем разглядывать однообразные иллюстрации.       Тяжело в учении, легко в бою — слова, которые часто повторял Не Хуайсан, намекающе играя бровями и интенсивнее обмахиваясь веером. И пока все парни вокруг с трепетом выжидали момент и готовились к этому самому «бою», Вэй Ина всё больше занимали не имеющие ничего общего с реальностью фантазии и «Улыбка Императора», убаюкивающая его бурлящую натуру и расслабляющая кипящее энергией тело.       Спустя некоторое время Вэй Ин понял, что все эти гротескные сцены весеннего дворца в сборниках приятеля к его личной картине мира не имеют никакого отношения, ведь едва переступив порог Облачных Глубин, куда их с Цзян Чэном отправили постигать магические науки, он встретил человека, одним махом перевернувшего его представление о себе, о чувствах и, соответственно, о будущем. Любовь целилась в самое сердце и стреляла чертовски метко. Она поразила неискушённого Вэй Ина внезапно и беспощадно, ударив сокрушительно и больно прямо в беззащитное нутро, не ждавшее такого подвоха от жизни.       Он долго отрицал затмившую разум страсть, гнал её, выкуривал из себя как мог, но корни, пускаемые сердечной тягой, так похожей на душевный недуг, проникали лишь глубже. Раненый чувствами, но пока не убитый, Вэй Ин готов был уступить им и признать, что влюбился — познать все горизонты томления и пылкой склонности и отдаться неизведанному; одна беда — человек, на котором сошёлся для него свет клином, оказался одного с ним пола. Вэй Ин втрескался по уши в парня — да ещё такого, в мужественности и благонравных предпочтениях которого не приходилось сомневаться!       Лань Ванцзи — младший сын Цинхэн-цзюня, Второй Нефрит Ордена Лань — являлся ходячим образцом вышколенных манер, достоинства и благочестия. Даже просто представить ситуацию, в которой он свернул бы с праведной дорожки в сторону порицаемых деяний, было сродни допустить невозможное. Ныне, втискиваясь свирепым от переживаний и страха быть отвергнутым поцелуем в обалдевшего Лань Чжаня, Вэй Ин не брался взвешивать последствия содеянного для своего пребывания в Облачных Глубинах, а о потере лица в глазах застигнутого врасплох Нефрита задумывался и того меньше. Вэй Ином завладела и правила неотвратимая потребность — жажда, сильнее которой он ничего не знал.       Губы напротив неожиданно допустили податливость. Вэй Ин воспользовался этим и просунул в тёплое влажное пространство между ними язык, находя и касаясь им языка и нёба Лань Чжаня. От этого истома взорвалась ещё более яркими оттенками. Изящные пальцы Лань Чжаня нырнули в волосы Вэй Ина — как последний думал, чтобы отодрать его от себя грубым и надёжным способом, но нет. Руки Нефрита замерли, погрузившись в шёлковые пряди, тогда как сам он затрясся в какой-то вымученной неге.       Изнывающее от внутреннего давления тело Вэй Ина вибрировало как струна. В особенности неспокойно было там, куда кровь прилила тяжело и жарко. Мужское естество напряглось и пульсировало. От Лань Чжаня ощутимо веяло свежестью сандала и сладостью миндаля. Вкус его губ порождал ассоциацию с горячим льдом, они были обжигающими и твёрдыми — твёрдыми, наверное, потому, что Лань Чжань сопротивлялся поцелую, но сопротивлялся как-то странно. Он ошеломлённо и нерешительно вплетал в ласку собственные движения.       Вскоре протест окончательно схлынул. Переместив ладони на бока Вэй Ина, Лань Чжань собственнически стиснул его в кольце своих рук. Язык в чувственном сражении перехватил инициативу и ринулся в настоящую баталию, скользя по губам Вэй Ина, нажимая на них, исследуя, упрямо проникая между ними. В ход пошли и зубы, принявшиеся будто играючи надавливать и покусывать.       Спустя пару минут дыхание сбилось у обоих. Движения перемешались, стали хаотичными, жёсткими и напористыми. Парни словно сражались — грубо вжимались, почти душили друг в друга в объятиях, сминали и натягивали одежду, постанывали, беспорядочно скользили руками по местам, которых прежде ни за что не осмелились бы коснуться. Но забытьё в этом из ряда вон выходящем моменте не могло продолжаться вечно. Вэй Ин чувствовал, что балансирует на грани потери сознания, отчего чужим рукам приходится прилагать усилие и удерживать его на месте. Со следующим ударом сердца Лань Чжань взял верх над своими эмоциями и отстранил Вэй Ина от себя подальше. Грудь его часто вздымалась. Во взгляде отразился шок. Мочки ушей приобрели нежно-розовый оттенок, а губы раскраснелись как маки на фоне белоснежной кожи.       — Ты с ума сошёл? — обронил он сбивчиво.       Да, вероятно сошёл! И ты всему виной! — хотел бросить ему в лицо Вэй Ин, но бойкость в кои-то веки изменила ему.       Запыхавшийся, как от быстрого бега, он залился краской. Растрёпанные чувства вкупе с растрёпанной одеждой и сдающая позиции воля совсем не улучшали его пошатнувшееся в глазах Лань Чжаня положение. Вэй Ин понимал, что проявил вопиющую наглость, но готов был повторить, даже если в числе возможных исходов значилась смерть. Его трясло от возбуждения — хвала высшим силам, отчасти скрытого широкой одеждой, — и мотало от смятения.       — Лань Чжань, я знаю, как это выглядит, но послушай, — начал он, стремясь объясниться. — Я как раз и разыскивал тебя затем, чтобы…       — Вздор! — терял терпение Лань Чжань, наконец вернув себе привычную резкость и самообладание.       Его взгляд полоснул как заточенное лезвие, хотя в глазах зависло загнанное выражение.       — Когда ты уймёшься, Вэй Ин? Опять твои бессовестные игры! Для таких, как ты, вообще есть в жизни хоть что-то святое? Или ты в своих безрассудных развлечениях готов пересечь все допустимые границы?       Нефрит явно собирался отчитать Вэй Ина по полной, поправ свою обычную немногословность, но в голове «беспредельщика» было так шумно, что мысли не умещались, а слова доносились словно издалека. Со слегка отвисшей челюстью он смотрел на Лань Чжаня и недоумевал.       Почему ты не оттолкнул меня и не заехал в скулу сразу же, ведь силы тебе не занимать? Почему пребываешь в таком замешательстве и продолжаешь строить из себя возмущённого наставника вместо того, чтобы вздуть?       Вэй Ина до глубины души удивило, что Лань Чжань не кинулся с пылу с жару в драку, как это постоянно между ними случалось на почве глупых свар, а начал что-то чопорно вещать про приличия. Понимал ли сам Вэй Ин размах бедствия, осознавал ли, как далеко зашёл в своих действиях? Все вопросы сейчас казались неважными, как и то, что последует, когда поток слов Лань Чжаня полностью иссякнет и настанет время расплаты. Вопреки всему, какими бы строгими и даже жестокими наказаниями ни грозили нынешние проделки балагуру и ослушнику, они не смогли бы превзойти боль, что в этот самый момент рассекала изнутри его грудь.       Я люблю тебя! И что мне теперь с этим делать?!       Много недель Вэй Ин провёл не в силах выбросить Лань Чжаня из головы даже на миг. Корил себя, стыдил, ругал, взывал к характеру, к стойкости, к морали, уговаривал не пороть горячку — переждать накал страстей, хотя бы ради дяди Цзяна, но ожидание ничего не меняло. Изо дня в день, сталкиваясь с Лань Чжанем на занятиях, на тропинках Облачных Глубин, в источниках, просто задевая взглядом фигуру в снежных одеждах, он всё больше убеждался — эта хворь не отпустит.       Сознавая, что младший господин Лань прочно засел в душе, Вэй Ин пустился во все тяжкие, уповая, что доведёт Лань Цижэня до белого каления и тот отошлёт его обратно в Пристань Лотоса — всё лучше, чем муки неприкаянного сердца, изнывающего от запретной любви бок о бок с объектом воздыхания. Вэй Ин даже стал сбегать в город ночами и приволакивать вино, ища возможность схлестнуться с виновником своих душевных терзаний на стене, окружавшей обитель ордена, так как знал, по каким дням Лань Чжань патрулирует территорию.       Потасовки не заставили себя долго ждать. Лань Чжань будто намеренно поджидал его и регулярно разбивал сосуды с алкоголем, но в одну из ночей их схватка зашла слишком далеко. После дождя черепица была скользкой, и они свалились со стены вниз. Вэй Ин в присущей себе манере принялся подначивать Лань Чжаня, заявив, что теперь они оба нарушили правило не покидать резиденцию после часа отхода ко сну. Слова сорвались с языка в качестве шутки, но Лань Чжань воспринял их за вызов своей чести. На следующее утро он отправился к старшим, дабы понести ответственность вместе с Вэй Ином, после чего они на пару приняли наказание ферулами.       Домой Вэй Ина так и не отослали. Грядущие месяцы предстояло коротать в Облачных Глубинах. Для него это означало каждодневное сражение с собой. Кипучая юность впридачу со страстью первой любви толкали на поиск новых и новых способов завладеть вниманием непреклонного упрямца. Шли в дело весенние сборники, умение рисовать, совместная ловля гулей в Цайи и даже кролики, но Лань Чжань оказался тем ещё неприступным бастионом. На предложение дружить отвечал категорическим отказом, на поддразнивания — вскидывался, как мангуст на змею. Всем видом и каждым словом он давал понять — нам не по пути!       Вэй Ин пребывал в отчаянии и нынешний украденный поцелуй открыл ему глаза на то, что его чувства и желания серьёзнее некуда, а держать их в узде уже не выходит. Всего несколько секунд в сплавлении с плотью Лань Чжаня забросили его выше неба.       Хочу тебя! Люблю тебя! Ты — всё!       Вэй Ин вновь пьяно двинулся на Нефрита, впервые за время их знакомства различив в золотистых глазах страх.       — Вэй Ин, ты что задумал?       Лань Чжань пятился, но Вэй Ин, сгорая изнутри, был решителен и быстр.       Дай мне почувствовать тебя на своих губах ещё хотя бы раз! Дай коснуться тебя, обнять! Быть может, это всё, чем я буду тешить себя всю оставшуюся жизнь!       Вэй Ин спешил подарить себе запретное мгновенье наслаждения, понимая, что, как только Лань Чжаня отпустит ошеломление, он, скорее всего, врежет ему от души. Их тела вновь соприкоснулись. Не позволяя Лань Чжаню отстраниться, Вэй Ин напряг все силы и заключил его в тиски рук — раз уж он решился на преступление, то пусть оно будет с размахом. Лукавая ухмылка скривила губы.       — Второй молодой господин Лань, ты нравишься мне. Я думаю о тебе всё время. Не могу выкинуть из головы, — полушёпотом роняя слова, Вэй Ин вглядывался в изумлённого Лань Чжаня, в который раз поражаясь безупречным чертам и ровной, без единого изъяна коже цвета ванили. — Хочешь ударить — ударь, только позволь сперва ещё раз тебя коснуться.       Чувствуя на губах дыхание Лань Чжаня, Вэй Ин несмело коснулся его поцелуем — уже не воруя ласку, а выпрашивая. И — о чудо! — Лань Чжань будто с неверием в происходящее опять уступил, а через секунду сам сгрёб Вэй Ина в охапку, окатил иступлённым взглядом и обрушил на него поток поцелуев, затем порывисто отстранился, но лишь затем, чтобы ухватить его руку и устремиться в лес.       Двадцать-тридцать шагов — и они очутились посреди поляны, окружённой выступающими среди густой травы валунами, надёжно хранившими покой этого места от любопытных взглядов. Ничего не говоря, Лань Чжань притянул Вэй Ина к себе и снова поцеловал — горячо, откровенно, многообещающе. А в следующий момент они очутились на траве, в спешке сбрасывающими одежду, скользящими по обнажившейся коже ладонями, тонущими в новизне ощущений и нетерпеливо выстанывающими имена друг друга.       Вэй Ин не то просил, не то требовал.       — Лань Чжань, обними меня… Крепче! Да, так… А теперь целуй! Не останавливайся! Ты нужен мне, так нужен!       Между тем рядом раздался странный звук. Очень похожий на удар книги о пол. Вэй Ин повернул голову и вдруг… Проснулся! Проснулся не в своей постели и даже не в своей комнате, а в ланьши, наполненной другими адептами. Шёл урок Лань Цижэня, чьи глаза в этот миг взирали на пробудившегося с таким негодованием и потрясением, что казалось, заклинателя сейчас сердечный приступ шибанёт. Распахнутая книга, по-видимому, та самая, что и стала причиной пробуждения Вэй Ина, переплётом вверх лежала у ног учителя.       Впрочем, не один Лань Цижэнь выглядел словно поражённый молнией. Взоры, обращённые к Вэй Ину, пестрели самыми разными эмоциями: от замешательства до тихого ужаса. Цзян Чэн побледнел так, что походил на мертвеца, Не Хуайсан наоборот покраснел как спелый помидор. Восседавшие на задних рядах ученики сдавленно перешёптывались и приглушённо прыскали смехом. Вэй Ина посетила мысль, что та неловкость, которую он испытал во сне, впервые поцеловав Лань Чжаня, — цветочки по сравнению с тем, в какой ситуации он очутился в реальности.       Проклятье!       Его слух был очень острым, а потому сразу уловил несколько уничижительных фраз со стороны адептов клана Цзинь.       — Что я говорил? Съели? Вовсе не беспричинно Вэй Усянь всюду таскался за Лань Ванцзи…       — В точку!       — Наконец-то мы узнали, что стоит за неуёмным рвением Вэй Усяня дразнить молодого господина! Сон выдал его с потрохами!       — И не поспоришь ведь! Так вздыхать и охать, требуя поцелуев, к тому же повторяя имя… Боюсь даже представить, что творилось в этом сне! — донеслось до слуха Вэй Ина, побуждая его сердце оборваться.       — Умолкните! — испуганно прошипел кто-то из числа адептов Лань.       Преимущественно все они были расцветки варёных раков. Оживившаяся молодежь с задних рядов прикусила языки, но насмешливые ухмылки это не отменяло. На Лань Чжаня, сидящего слева, Вэй Ин боялся даже взглянуть. Неумолимо приходило осознание: не было ни блуждания в зарослях, ни встречи на тропинке, ни признания, ни того, что последовало далее.       Но зато всё, что делал во сне, я, похоже, весьма отчётливо озвучил! Молодец, Вэй Ин, более позорную ситуацию и придумать сложно! Вот во что тебе вылились бессонные ночи страданий по Лань Чжаню! От такого никакими отговорками не отмазаться!       — Кх… И как это понимать? — встряхнул Вэй Ина скрипучий голос пришедшего в себя после долгого ступора наставника. — Это… Это… — он не сразу подобрал слова. — Неуважение не только ко мне, но и ко всем, кто сейчас был вынужден выслушивать столь вопиюще неприличные речи и разнузданные звуки!       Лань Цижэнь старался взять себя в руки, но поперхнулся сказанным как жёлчью и на высоких нотах заголосил:       — Ты спать сюда приходишь или учиться, негодник?! А может, это очередная выходка, чтобы сорвать занятие?!       Ага, отлично продуманный план, как пустить свою жизнь под откос! Не ждал, не гадал, а так смехотворно встрял!       Будто ужаленный, Вэй Ин подскочил на месте, разметав неловким движением всё, что лежало перед ним на столе. Лань Цижэнь подхватил и разъярённо захлопнул выроненный ранее учебник.       — Моему терпению конец! Довольно! — в сердцах восклицал он. — К тому месяцу, что тебе предстоит провести за переписыванием правил, я добавляю ещё один, но проведёшь ты их не в Облачных Глубинах! Такому бесстыднику и неисправимому смутьяну нужно привить толику дисциплины, прежде чем подпускать к другим ученикам! Может, пребывание в обстановке, менее располагающей к безделью и потаканию своим слабостям, научит тебя высыпаться по ночам вместо того, чем ты там занимаешься!       Мужчина презрительно поджал губы и, подобрав полы длинного белоснежного одеяния, отвернулся к окну. Вэй Ин перевёл взгляд со спины наставника влево, где обычно в исключительно подобающей позе с невозмутимым лицом и прохладным взором восседал Лань Чжань. Только сейчас взгляд младшего господина клана Лань вовсе не был прохладным — его лицо было обращено к отчитываемому, а похожие на прозрачное золото глаза горели ярче звёзд на небе, как два маяка, на свет которых со скоростью урагана несло Вэй Ина.       О, Боги! А ведь Лань Чжань всё слышал! И получается теперь в курсе, что я к нему неровно дышу!       Невольно отметив для себя розовый цвет его ушей, Вэй Ин стремительно отвёл взгляд, хлопнул себя ладонью по лбу и закрыл глаза. Вокруг прыскали неуёмные смешки.       — Тишина! — резко потребовал Лань Цижэнь. — Ванцзи, ты отвечаешь за наказания, но в сложившихся обстоятельствах я должен спросить, возьмёшься ли ты сопроводить Вэй Усяня в крепость Баошань Бай, или мне следует поручить это кому-то другому?       Вэй Ин насторожился, пытаясь сообразить, о чём зашла речь. Лицо Лань Чжаня под действием слов дяди приняло какое-то странное выражение, но он твёрдо ответил:       — Я всё сделаю. Нет необходимости привлекать кого-то ещё.       — Хорошо. Нужно разобраться с этим немедленно, — проворчал Лань Цижэнь. — Передай Вэй Усяня попечительству Лань Цзе и немедленно возвращайся.       Лань Чжань встал с места, аккуратно оправил одежду, поклонился дяде и обернулся к Вэй Ину, утратившему всю говорливость под натиском стыда.       — Следуй за мной.       Десятки пар глаз впились в юношей. Вэй Ин испытывал вину, что из-за своих несвоевременных снов и упоминания имени Второго Нефрита в весьма специфическом контексте выставил себя, а заодно и его, в неприглядном свете. Оправдываться случайностью любовного сновидения и в голову не приходило. Все в окружении Вэй Ина знали, что он сновал хвостиком за Лань Чжанем и докучал ему вниманием со дня приезда в Облачные Глубины.       Начну оправдываться — выставлюсь ещё большим дурнем. К тому же шила в мешке не утаить. Всю жизнь скрываться и лгать не получится, правда всё равно так или иначе выплывет наружу.       Покинув комнату, где проходило занятие, Вэй Ин и Лань Чжань направились по длинному коридору, ведущему во двор. Лань Чжань ступал впереди, ничем не выдавая отношения к случившемуся. Вэй Ин чувствовал себя отвратительно. Ему без преувеличения достался самый наихудший из всех возможных способ объявить всем о своих нетрадиционных наклонностях. Особенно неловко было перед Цзян Чэном.       Узнать, что сводный брат «обрезанный рукав», потому что тот, — олух! — сболтнул лишнего во сне посреди занятия в присутствии пятидесяти человек! Более постыдные обстоятельства и придумать сложно!       Вэй Ин переживал за шиди, но больше переживал, что подумал Нефрит, как отнёсся к тому, что услышал, да и, собственно, что именно он слышал? Глаза неотрывно сверлили его спину.       Лань Чжань наверняка презирает меня.       Осознание, что их воссоединение во сне было лишь марой, причиняло боль. Вэй Ин ощущал потребность оборвать молчание.       — Лань Чжань, погоди! — позвал он сиплым голосом, но реакции не дождался — его спутник продолжал решительно шагать вперёд: — Ну постой же! Прошу!       Лань Чжань не внял. Вэй Ин ускорил шаг, обогнал его и заставил остановиться, преградив путь.       — Не веди себя так надменно! Знаю, приключившееся скверно. Но я хочу всё объяснить!       Лань Чжань застыл, вглядываясь в него с каким-то особенным смятением. Похоже, его умение сохранять непоколебимость при любых обстоятельствах пошатнулось.       — Нам не следует говорить, — тяжело сглотнув, выдавил он.       Его слова задели за живое. У Вэй Ина подкосились ноги. От волнения подташнивало, от смущения грозила пойти носом кровь. Он из последних сил старался не сломаться на глазах у того, кто намертво засел занозой в сердце.       — Почему это нам не следует говорить?! — воскликнул он, чувствуя ком в горле. — Что я такого страшного сделал, что потерял право с тобой беседовать? Если думаешь, я собираюсь оправдываться — не дождёшься! Да, мне снился сон, и да — в нём был ты, и мы…       А что «мы»? Любили друг друга? Касались? Целовали? Это всего лишь мои мечты… Иллюзии, которым нет места наяву!       — Я…       Вэй Ин собирался сказать «нелепый», но голос внезапно исчез, потому что рука Лань Чжаня взметнулась и кончики длинных изящных пальцев накрыли его губы. Глаза, уставившиеся на Вэй Ина, вспыхнули янтарно-жёлтым пламенем.       — Молчи.       Просьба заставила Вэй Ина стать пунцовым. Сердце забилось заполошно и громко. Он бы понял, если бы Лань Чжань больше никогда не обмолвился с ним и парой фраз, он бы понял даже, если бы Нефрит попытался убить его на месте, но это касание он не понимал. Оно было нежным, бережным, интимным. Просьба прозвучала как мольба, словно Лань Чжаню тоже было больно — словно он не винил и не осуждал, а претерпевал немыслимые муки внутри себя.       — Если ночью тебя мучила бессонница, следовало попросить лекарство, — надломленно произнёс он. — Я бы тебе его дал.       Даже если лекарство — твои губы?       Вэй Ин вздрогнул. Слова, которые он слышал, не вязались с его ожиданиями. Они были мягкими, даже в какой-то степени сочувственными. Вэй Ин окончательно запутался. Начни Лань Чжань выпытывать, не очередной ли это трюк, забава или замысел всем на потеху, отчитывать, укорять и травить душу потоком нравоучений, Вэй Ин, скорее всего, психанул бы и бросил в ответ что-то жёсткое, но золотые глаза смотрели поражённо, до странного въедливо и, что самое невероятное, с каким-то затаённым, вымученным восторгом, что никак не могло быть правдой.       Вэй Ину захотелось ущипнуть себя.       Может, я продолжаю спать?       Ему требовалось время, чтобы привести мысли в порядок после волнующих переживаний во сне, а потом ещё более волнующих в момент пробуждения. Вэй Ин всё ещё ощущал пальцы Лань Чжаня на своих губах — их щемящую нежность — и помнил вкус приснившихся поцелуев. Он был взбудоражен и подавлен случившимся, а потому сомневался, что делает верные выводы относительно эмоций человека, до недавнего времени представавшего чрезвычайно холодным и отстранённым.       С Лань Чжанем они частенько скрещивали мечи, награждали друг друга колкими репликами и испепеляющими взглядами. После унизительной сцены в ланьши Вэй Ин был уверен, отношение Нефрита стало ещё хуже, и с огромным недоверием впитывал преобразившееся выражение его лица. Превратности выдавшегося столь необычным утра не вмещались в голове. Вэй Ин не знал, радоваться ли ему, что Лань Чжань не сердится, или насторожиться, что он неожиданно участлив. Поволока сновидения, в котором они проложили путь друг к другу через поцелуи и касания, схлынула, но то, чем полнились текущие минуты, мало чем отличалось от навеянных сознанием грёз, а потому казалось совершенно невозможным.       Лань Чжань не пылает гневом? Не сторонится меня? Я не мерзок ему? — стучало в мозгу Вэй Ина.       Пребывая в замешательстве, он осмелел. Внутри сделалось тесно. Глаза некстати защипало от влаги. Вэй Ин мог пойти на попятную — мало ли что привидится во сне! Он мог соврать, и соврать правдоподобно: рассмеяться, отшутиться, сослаться на желание позлить своего «заклятого друга», но что-то внутри противилось этому.       Было бы проще, если б за всем стоял замысел, но правда в том, что я действительно хочу тебя, люблю тебя, одержим тобой!       Лань Чжань тем временем задумчиво сказал:       — Всё очень серьёзно, Вэй Ин. Эту сцену Лань Цижэнь тебе легко не спустит.       — Сцену?       Вэй Ина подкосило это слово — значит, всё-таки Лань Чжань счёл случившееся игрой. Накрыло непроизвольной обидой.       — Ты решил, я специально это устроил? Переписывания правил, по-твоему, мне показалось мало в качестве наказания за проступки?       Ответа не последовало. Лицо Лань Чжаня вновь сделалось непроницаемым. Вэй Ина обдало жаром.       Лучше я буду жалким, но храбрым, чем жалким и трусливым!       — Дело вовсе не в бессонной ночи накануне! — стараясь унять дрожь в голосе, заявил он. — Глупее причины признаться, чем мой прокол на занятии твоего дяди, не придумаешь, но раз уж я сам себя выдал, задремав не в том месте и не в то время, нет смысла отпираться. Ты мне… Ты… Небезразличен, Лань Чжань.       Ну вот я и сказал — не во сне, наяву. Теперь всё в руках Небожителей.       Сердце Вэй Ина, раскрывшись как цветок, тут же сжалось испуганным комочком от этой внезапной откровенности. Кровь опалила скулы. Желание отпустить себя, чуть податься вперёд и обвить руками стройную талию Лань Чжаня многократно усилилось, но Вэй Ин запретил себе даже думать о подобном, хотя и понимал, эта потребность никогда не угаснет, ведь он встретил свою половинку — свою настоящую и единственную любовь.       Лань Чжань напрягся всем телом, уставившись на Вэй Ина немигающим взглядом покрасневших глаз. Пауза невыносимо затянулась.       — Так и будешь молчать? Даже не назовёшь убожеством? — мрачно усмехнулся Вэй Ин, ненавидя себя за слабость и искренне мечтая в эти секунды удавиться на собственной ленте.       Длинные ресницы Лань Чжаня пришли в движение. В глазах отразилась борьба. Он слегка приоткрыл губы, словно ему не хватало воздуха, но продолжил молчать.       Не нарывайся на грубость, — предостерёг сам себя Вэй Ин. — Просто оставь его в покое. Ты ведь не ждал, что он ответит взаимностью?       Пристыдив себя за неосознанный проблеск наивности, Вэй Ин почувствовал боль и тяжесть, будто сошёл сель и размозжил его плоть и кости грудами камней. Злость на самого себя вскипала с новой силой. Он не жалел о прямоте, лишь о той нелепой обстановке, которая стала поводом сказать недостижимому человеку, что он предмет фантазий ума и устремлений сердца. Пространство словно сжималось вокруг Вэй Ина. Веки горели. Эмоции мешали дышать, мешали думать и даже видеть мешали. Глаза заволокло дымкой слёз. Краски и формы поплыли. Он резко развернулся к Лань Чжаню спиной и поплёлся дальше.       — Вэй Ин! — глухо раздалось следом.       — Не надо, — не поворачиваясь, отбил Вэй Ин. — Ты вовсе не обязан что-либо отвечать. Это не твоя проблема, а моя. Просто проводи меня туда, где мне предстоит отбывать наказание.       Сердце бесновалось в груди, не давая нормально дышать. Ядовитая горечь сползала вниз, стискивая горло, плечи, рёбра, охватывая спину и устремляясь к конечностям. Вэй Ин внезапно понял, что как раньше уже никогда не будет. Теперь, как бы он ни действовал, не удастся унять шепотки за спиной, но главное — не получится ни отшутиться, ни перевести в смех унизительную невзаимность.       Идиот! Своей честностью ты вбил последний гвоздь в крышку собственного гроба! Лань Чжань и прежде не питал желания сближаться, а ныне будет шарахаться как от огня с поводом и без.       Всё развивалось по предсказуемому в представлении Вэй Ина сценарию: сейчас Лань Чжань переживал ошеломление и в лучшем случае мог молчаливо пожалеть его. Только жалость была последним, чего жаждал от него Вэй Ин, и она не отменяла бессильную ярость, а лишь подпитывала. Казалось, нутро заволокла тьма и паутиной черноты укутала душу. Укротить её не удавалось. До этого дня Вэй Ин до конца не сознавал, что значит настоящее одиночество. Он всегда был в кругу почитателей, а если не почитателей, то близких, в которых находил утешение и черпал силы. Одномоментно всё стало видеться зыбким и конечным. Оставалось гадать, как отнесётся к его вскрывшимся особенностям семья. Не было понимания, захотят ли нынешние приятели и в дальнейшем водить дружбу с «обрезанным рукавом».       Вэй Ина охватила паника. Захотелось поскорее очутиться подальше ото всех: хоть на краю света, хоть в крепости Баошань Бай — чем бы это место на деле ни являлось.       Хорошо, если там тихо и темно, и ещё лучше, если меня запрут там наедине с моим унижением и безысходностью навечно.