Руководство: как избежать наказания за преступление

Настоящее время

      Довольно долго они едут в полной, можно сказать гробовой, тишине — он не знает, что сказать, а она, определённо не хочет разговаривать. Разглядывая дорогу, бегущую за лобовым стеклом, время от времени он невольно задумывается о том, что когда с ними оставалась Имир — всё было проще. Да она бессовестная и прямолинейная до неприличия, но, возможно, им сейчас не хватало именно этого — прямолинейности.       БИИИИИИИИИП!       Звук такой резкий, что он подпрыгивает на сиденье, спешно оглядывается на Анни: девушка ведёт машину и только что ударила по рулю с такой силой, что вдавила клаксон, по самое не хочу.       — Чёрт! — ругается она.       — Хочешь поговорить об этом? — произносит и смотрит на неё так аккуратно, словно существует некая вероятность, что следующий удар придётся по нему самому.       — Нет.       — Ладно.       И так, соблюдая безмолвие, они едут дальше, дорога до их родного города совсем не близкая. В какой-то момент она берёт с приборной панели свой телефон и кидает его ему на колени.       — Звони.       Они звонят Бертольду время от времени. Микаса сказала им, что одна из первых вещей которую делают копы, расследуя пропажу человека, так это поднимают распечатки телефонных звонков. Бертольд же...всё так же не в сети — он всё ещё в их багажнике. Это нервирует. Беспокоит до чёртиков. Первый коп, что их остановит, получит премию в этом месяце.        — Он ведь был таким заботливым, — слышит он голос Анни.       — Ты…ты раньше не замечала в нём...странностей? — подбирает Армин слова.       — Нет, — вертит она головой и выглядит словно запутавшейся ребёнок, —  Он бывал…надоедливым…но я просто думала, что у него проблемы с самооценкой. А у кого чёрт побери их нет!       Об этом Армин раньше не задумывался. Были ли у Бертольда проблемы с самооценкой? Бертольд Хувер был тихим, спокойным парнем, не создающим никому проблем. Да, на стороне добра он не выступал, предпочитал не вмешиваться в то, что творил Райнер и их компания, но и откровенных издёвок с его стороны никогда не было. Он не отсвечивал, хоть и принадлежал к настоящей элите…многие в шутку называли его "пареньком на побегушках", и "посыльным" Брауна...скорее всего, это было обидно. Выходит…Армин никогда не задумывался о Бертольде. Если у того и правда были проблемы с самооценкой, Армину стоило попытаться его понять…вдруг это что-то, да предотвратило бы.       — Я не замечал этого… — говорит он так, словно оправдывается...и перед собой, и перед ней, и перед телом в багажнике, — Не замечал.       Анни бросает на него быстрый строгий взгляд, но затем снова отворачивается к дороге.       — Он казался добрым человеком и невероятным образом, предугадывал, всё чего я хочу. И с ним было спокойно.       — Извини.       — Чего?       — Не стоило мне возвращаться.       Несмотря на то, что жизнь повернулась к ним не самым приличным местом, судьба в какой-то степени, им благоволила — ни одному полицейскому не пришло в голову остановить их и проверить — машина это, или ведро с гайками?  Повезло им и с тем, что у Анни были водительские права. С её слов она получила их вместе с Бертольдом, посещала совместные занятия — эта информация была для Армина лишней, но так или иначе, теперь она у него была.       Выйдя из машины, он тут же услышал шум прибоя. Их маленький городок раскинулся вдоль моря, где портовая его часть была застроена сплошными заводами и неухоженными складскими помещениями. Одно из таких прямо перед ними — длинный коридор из бесконечного количества помещений, закрытых на стальные, опущенные книзу двери-жалюзи.       Армин оглядывается по сторонам, произносит свой вопрос вслух, хоть и не ждёт, что она знает.       — Интересно, есть ли тут камеры?       — Это вряд ли…тут любят организовывать встречи браконьеры.       — Откуда ты такое знаешь? — удивляется он так поспешно и таким звонким голосом, что даже в носу это простое действие разливается болью. Что-то хрустит…Возможно, ему нужно к врачу, но это сейчас меньшая из его проблем.       — Отчим брал меня с собой на такие встречи, он продавал всякую живность, что запрещено стрелять в лесу.       — Извини…       — За что ты извиняешься? Было довольно весело, он давал мне подержать ружьё.        Армин явственно представляет маленькую светловолосую девочку с оружием наперевес. Он не был фанатом закона о доступности оружия для всех и каждого, и не был фанатом девушек, позирующих с пушками, но казалось Анни и оружие вещи вполне друг другу подходящие.       — Какой номер? — спрашивает она, задирая голову.       Он оглядывается на стоящий недалеко фонарь — смотрит на тот так, будто бетонная конструкция может их подслушать, но фонарь только и делает, что падает круглым пятном света на слегка влажный асфальт. Дождь шёл совсем недавно, в воздухе пахло влагой.       — Восемь…четыре…пять...       — Да, это оно.       Особо не церемонясь она просто забирает ключ из его рук, вставляет в замок, и повернув два раза, тянет створку вверх. Грохот стоит такой, что Армин от этого только больше нервничает. Но они тут одни, и ничего страшного не происходит — впереди зияет чёрная дыра, которая при ближайшем рассмотрении полнится каким-то хламом.       Анни заглядывает внутрь, крутит головой, а затем со знанием дела нашаривает нечто, напоминающее шнурок, рукой, и тянет вниз. К удивлению Армина, неприятно жёлтым светом, тускло загорается лампа. Теперь ему видно, там и правда куча стариковского хлама — склад сломанных ненужных  вещей.       — Наверно это всё его отца.       По телу пробегает молния. Электро разряд силой в тысячу вольт. Армину явственно видится скрюченное тело молчаливого гиганта в багажнике машины: колени поджаты к груди, голова упирается в ноги, кожа белая как бумага. Мёртвое тело, успевшее окоченеть. Вот каким он теперь был. Не живым и не тёплым, не таким, как когда-то родился на радость матери и отцу. Армин впервые за эти долгие 48 часов чувствует тошноту, подступившую к горлу. Спасло его лишь то, что за всё это время во рту не побывало и крошки.       — Что с тобой? — слышит её голос, видит её взгляд, скользящий по лицу. Она изучает его, серьёзная и слишком уж холодная; он не хочет, чтобы она знала о том, что так сковало его желудок, о том, что стиснуло жгутом горло.       — Отец Бертольда…ты с ним знакома? Ты знаешь его? — в голосе волнения больше нужного. Он откашливается.       И снова пристальный взгляд со стороны.       — Ты бледный.       — Возможно…так что?       — Он умер.       — Кто?       — Его отец. Он был болен раком и скончался не так давно.       Это ведь…хорошая новость? Как бы странно это ни звучало, но для них это хорошая новость. Чем меньше людей связанных с Бертольдом, тем меньше шансов, что кто-то будет заинтересован в его поисках. Кажется, если он правильно помнит то, о чём Бертольд рассказывал ему — из родственников у странного паренька оставался только отец…получается проблема лишь в Райнере, в одном только в Райнере…       — Чёрт бы тебя побрал Армин…ты сейчас...улыбаешься?       — Что!? Нет!?       Он сейчас улыбался? Он не знает, не заметил, если и улыбался, то не осознавал этого...это не то, что он делал специально. Армин понимал одно — тошнота отступила. Анни недовольно хмурится и отворачивается.       — Всё…давай искать уже…что-нибудь.       Места для двоих внутри склада слишком мало, а вещей бесконечное количество. Сломанные столы, стулья, ящики, диванные подушки разных размеров и цветов, целая стопка интимных журналов с пышногрудыми блондинками на обложках. Вряд ли они сформировали вкус Бертольда на девушек…хотя, возможно, в чём-то и сформировали… Армин настолько не уверен, что им искать, что стоит и просто перебирает руками то эти журналы, то какие-то металлические кофейные кружки, то другой мусор…часы с кукушкой, зелёный шнурок с красной пластиковой карточкой на том, кукла с вырванными волосами…       Он слышит шум…грохот…треск, и словно просыпаясь ото сна, поднимает голову — Анни, по всей видимости, оттолкнула ногой какой-то дряхлый предмет мебели и тот, шумно валясь наземь, поднял вокруг облако пыли полной древесной стружки. Но это совсем не важно — сзади поваленного мусора стоит сейф. Армин подходит к тому ближе, осматривает.       — Ты не забыла свою часть пароля?       — Нет.       — Можешь забыть, он нам не понадобится, денег тут нет.       Сейф пуст. Если выражаться точнее — кто-то просто спилил одну из его стенок и       опустошил.        — Что ж…звони, Имир. И придумай, как сообщить ей эту новость, — говорит Анни.       Из идей, что же такого сказать их веснушчатой подельнице, у него только поздравления — самое время им всем порадоваться, что эти грязные деньги окончательно канули в Лету. Шанс, что они найдут их, стремится к нулю. Армин достаёт телефон, но путается ладонью о что-то, точно — поднял с пола, да так и не выкинул обратно: зелёный шнурок с красной карточкой на том.       Вот-вот он собирается кинуть его на пол, но вдруг вспоминает — ему тринадцать, а там, дальше по улице маленькая и такая же пыльная как это место библиотека. Перед ним черноволосая женщина библиотекарь, с аккуратным пучком собранных сзади волос, она просит его показать свою карточку членства — красную, на зелёном толстом шнурке. Такую выдавали всем маленьким посетителям, и каждый из них носил её с гордостью.       Армин переворачивает находку и видит улыбчивого веснушчатого паренька, ему тоже тринадцать, ему навсегда и останется тринадцать — его имя Марко Ботт.

Два года назад

      — Чего тебе Имир? — недовольно произносит он. Ему не нравится торчать в женском туалете. Это не унизительно, нет. Но было в этом что-то странное.       Веснушчатая девчонка осматривается по сторонам, проверяет все кабинки, нет ли там кого? Наконец, говорит:       — Хочешь сказать, ты не слышал, огромная твоя голова?       Анни занимает место возле раковины и складывает рука на руку.        — Не начинай Имир, просто скажи нам.       — Хорошо…хорошо, рассказываю. Несколько дней назад, полиция нашего чудесного городка получила анонимный звонок, а там новые детали про смерть одного вонючего говнюка...       Насколько Армин знал, анонимные звонки — это что-то…нормальное…естественное? Иногда очень странные люди звонили сообщать довольно странные вещи. Безумцы или шутники.  Он хоть и понимал, почему Имир так возбудилась, но сам не ощутил большого беспокойства.       — И что с того? — говорит Анни.       Её, кажется, это не впечатлило ещё больше чем его.       — Конечно, всё не так просто. Я попросила…кое-кого…узнать кое о чём.       — Кое-кого? Кого ты втянула?        — Неважно, кое-кого в участке…       — Ты попросила Хисторию узнать об этом у Кенни Аккермана, — заявляет Анни со стопроцентной уверенностью в голосе. Тут не только Армин удивился, но и сама Имир.       — А ты неплоха, Леонхарт.       — Отчим часто орёт про то в каких отношениях дядя Хистории и наш шериф, и не то чтобы это славные словечки.       — В каких? — совсем теряется Армин.       — Ты слишком мал, чтобы о таком знать, — машет рукой Имир, очевидно, не желая останавливаться на этой теме, — Всё хреново. И я подозреваю, это вина кого-то из вас.       — Из нас? Почему это? — возмущается он.       — Анонимное сообщение вполне ясное, в ночь...инцидента…на берегу, непосредственно рядом с домом, где всё случилось, видели трёх подростков, двух девушек и парня в очках.       — То есть нас…       — Да Арлерт, нас. А я уверена, я могу поклясться, что никто там нас там видеть не мог, а значит, звонок либо от тебя очкарик, либо от тебя, рокерша.       — Либо от тебя, сектантка… — проговаривает Анни.       Из коридора слышится смех и веселье школьников. Танцы вот-вот начнутся, а они мнутся в женском туалете, пытаясь понять как не сесть за убийство и грабёж.       — Зачем нам это делать? — недоумевает Армин.       — А чёрт вас знает, совесть проснулась?       — Нет мы этого не делали…я клянусь… — говорит он так искренне, как только может.       Имир поглядывает на них, затем тяжело вздыхает.       — Поняла, у меня нет другого выхода, как вам поверить. Да и не такие вы наверно идиоты, как выглядите.       — И что теперь? — спрашивает Анни.       Веснушчатая девчёнка разворачивается на каблуках, пятится к двери задом и, вскидывая руки, произносит:       — А теперь...нам придётся подождать пару месяцев, прежде чем проблемы улягутся. Я напишу вам.       Он почти уверен, что настроение Анни резко испортилось. Когда они только пришли в школу, всё было иначе: да она может и не выглядела настолько же воодушевлённой юностью, как это было с Микасой, но кажется выпускной её хотя бы немного забавлял. Подходя к танцевальному залу и отчётливо слыша гомон собравшейся там толпы, он, наконец, решается спросить:       — Тебя расстроили слова Имир?       — А? — она как будто-то и не слышала его.       — Ты расстроена, что…денег мы не получим?       Анни останавливается, не отвечает — оглядывается на секретаря по воспитательной работе — Анку Рейнбергер, стоящую возле сцены, на учителя истории — Эрвина Смита, примостившегося у стены, на учительницу химии торчащую у чаши с пуншем — Ханджи Зое, затем обернувшись на Армина, говорит:       — Пошли.       И Армин согласен идти, он за ней куда угодно пойдёт, куда бы не позвала — дальше от танцевального зала, дальше от людей, собравшихся дёргаться там до упада. Один коридор, другой. Он, наконец, понимает, куда они идут — каморка где валялась уйма сломанных музыкальных инструментов. Та самая комната, где они проверили почти год. Ему кажется немного странным, что она снова привела его сюда. Да, это место связано с их общими школьными воспоминаниями, и всё же, оно не слишком праздничное, хотя…даже здесь он слышит музыку из актового зала.       Но, скорее всего, выбор места сугубо практичный, совсем не исходящий из мыслей о ностальгии — тут попросту никого нельзя встретить. Она наклоняется, достаёт что-то из-под пышной юбки.       — Что это?       — Это джин.       И правда, у неё в руках бутылка с крепким алкоголем.       — Джин?       — Да, у отца стащила.       — Он разозлится…       — А когда он не злится.       Армину вспомнилось, как они пытались купить алкоголь перед вечеринкой у Хитч, в самом начале этого учебного года. Помнил он и как они потерпели неудачу. Много времени прошло. А на той вечеринке он вообще, так и не притронулся к алкоголю, тогда страх и ужас сковали ему желудок холодным узлом. В тот вечер он думал, что завтра к нему в дом постучит полиция и его жизнь будет окончена.       Анни усаживается на полу у стены и открывает бутылку, ему ничего не остаётся, как усесться рядом. Он внимательно следит, как она делает глоток и немедля кривит лицо — после чего протягивает бутылку ему.       — На…попробуй... — с отвращением произносит девушка. Армин смотрит на неё внимательно, отчего-то был уверен, что Анни может пить как пьют взрослые, не обращая внимание на вкус. Он ошибался. Беря бутылку вспоминает, что неоднократно слышал, что алкоголь на вкус просто ужасен. Это оказывается самой настоящей правдой! И вероятно на его лице настолько яркая гамма отвращения, что Анни не может не засмеяться.       — Ах-ах-ах Армин, ты чудо!        Смеётся девушка так, что слезятся глаза. А сам он дуется — ему неловко от такой её реакции, даже если и знает, что делает она это без злого умысла. Армин зачем-то делает ещё один глоток, в этот раз ему тоже мерзко, но он хотя бы к этому готов. В, конце концов, смеяться она перестаёт.       — Не налегай так, оно крепкое.       — А хорошо…конечно.       Чем вообще крепкое отличается от слабого? Он не уверен. Как же он всё таки юн и безгрешен, думается ему.       — Хотела вылить его в пунш, — признаётся Анни, — не очень изобретательно, да?       — Нет…но это ведь...классика...! Да? В каждом фильме и сериале так делают.        — Думаю Райнер и Хистория уже постарались.       — Ох…я надеюсь, они не напоят Микасу, — немного волнуется он.       — Её защитит Тёмный Рыцарь, — усмехается Анни.       — Ах…точно…слушай...ты же так мне и не ответила…       — О чём ты?       — Ты расстроилась? Из-за денег.       — Всё то ты понимаешь.       Девушка рядом с ним вздыхает, вздох этот долгий и разочарованный, из него можно понять даже больше чем можно было бы понять из слов.       — Это просто логично…ты же хотела на них поступить.       — Не судьба, — девушка делает ещё один глоток и снова корчит лицо, — Надеясь на удачу, было глупо. Удача — не моё.       — Анни, но у тебя ведь уйма подписчиков...       — Пять тысяч? — с сомнением поглядывает на него девушка.       — Шесть, и всего-то за каких-то полгода! Они тебя обожают.       — Это ничего не значит, Армин.       Он отрицательно вертит головой, так активно, что очки сползают на кончик носа. Поправляет их быстро.       — Ты не права. Я…я…почитал о поступлении по твоей специальности. Много всего на самом деле, — он даже немного смущается, подтягивает к себе колени и утыкается в них носом, — Сейчас любая популярность в интернете помогает поступить на бесплатное. Есть разные льготные программы, к тому же у тебя…       — Нет матери и отца.       — Ну да…       — Я поняла Армин, ты хочешь меня поддержать, это славно, спасибо, — говорит она вроде бы по-доброму, но по голосу её, понятно, его поддержка не сильно её ободряет.       — В любом случае я останусь с тобой.       — Где? Здесь??? В этом захолустье? Нет, Армин.       — Не обязательно, здесь, мы можем уехать.       — У нас нет денег, дурак.       — Я придумаю, что-нибудь.       Он уже знает, что делать —  продаст свои карточки с покемонами. Сейчас он ей этого, конечно, не скажет, не признается, ведь она попробует его остановить.       Армин хочет выловить из её рук бутылку джина, да сделать ещё один обжигающий горло глоток, но на половине пути понимает, что алкоголь его не интересует…её ладонь куда интереснее. Он касается её нежной кожи, а затем поднимает собственную руку, в призывном жесте, словно хочет, чтобы она дала ему пять. Вид у его девушки совсем сбитый с толку, но в то же время взволнованный, он знать не знает, отчего у неё алеют щёки, от алкоголя или от смущения. Она вроде догадывается, чего он хочет, и касается его ладони — неловко и очень осторожно. Армин подаётся пальцами вперёд, переплетает их руки, заключая в замок. Он улыбается, крепко сжимая её ладонь. Анни смотрит на всё происходящее с лёгким недоумением.       — Ты чего?       — Захотелось за руки подержаться.       — Ты странный.       — Мне иногда, кажется, такие вещи куда интимнее чем это...ну…       — Секс?       — Да секс, куда интимнее, чем секс… — быстро проговаривает он.       — Всё ещё странно, но кажется, что-то в этом есть…       — И вовсе не странно.       — Нет странно, ты странный. Но это не значит, что ты не прав. Мне нравится…мне такое и правда нравится.       Он видит улыбку на её лице, мягкую и нежную. Армин редко видит её лицо таким — вообще почти никогда не видит, может, и вообще видит впервые. Мягкое и нежное. Тянется, целует её в щёку. Совсем чуть-чуть, мгновение.       — Споёшь мне под гитару ту песню из шоу про охотников на демонов?       — Нет.       — Ну она ведь такая романтичная, как и само шоу…       — Ах…вот откуда ты этого понабрался.

Настоящее время

      — Имир тебе ответила? — спрашивает Армин.       — Да она сказала, что привезёт Райнера завтра. Ты, наконец, объяснишь мне зачем?        — Объясню когда Райнер будет здесь.       Анни щурится, но не спорит. Доверяет ему, или просто не имеет возможности не доверять. Он снова набирает номер, забитый в телефонную книгу совсем недавно — Жан Кирштейн. Бывший школьный хулиган опять не отвечает. Придётся оставить сообщение, и молиться, что тот увидит его как можно скорее. Но к счастью, и удивлению Армина, Жан вдруг перезванивает, говорит шёпотом словно какой-то затворник:       — Арлерт, чего тебе?       На фоне голоса школьного задиры отчётливо слышатся отзвуки разговора его же матери.       — Жан…привет.       — Привет…       — Я хотел узнать, где ты сейчас находишься?       — Зачем тебе это? — недоверие, которое он чувствует из трубки почти физически ощутимо.       — Мне надо с тобой встретиться.        — Встретиться? Я сейчас вроде как занят, у моей матери день рождения, я в нашем родном городе.       — Отлично! Отлично, я тоже там.        — Реально? — похоже, недоверие Жана лишь нарастает, —  Хорошо тогда…давай, да…давай…встретимся.       — Завтра, днём, я напишу тебе, где и во сколько, договорились?       — Договорились, пацан…       Армин кладёт трубку и выдыхает. Если всё это хоть как-то связано, у них есть отличный шанс поставить Рйнера в неудобное положение. Им нужно, просто необходимо, что-то сделать с Райнером. Армин оглядывается на ожидающую конца разговора Анни. Девушка видится ему в густых сумерках, стоит там, прислонившись к багажнику машины.       — Тебе не странно там стоять? — спрашивает он прямо.       — Где? — с непониманием переспрашивает она.       — Возле багажника.       — Чёрт! — ругается она и быстро отскакивает от машины, — Я забываю, всегда забываю, чёрт, чёрт, чёрт.       Армин понуро опускает голову и ловит носком ботинка камешек отколовшегося асфальта.       — Скоро запах будет такой, что не забудешь. Надо что-то делать.       — Прямо сейчас? — интересуется она.       — Не знаю, не имею не малейшего понятия. Надо подумать.       — Ок хорошо…давай решим что-то к утру…время ведь ещё есть…я с ног валюсь.       — Да…думаю ещё есть…       — Остановимся в отеле? Или где…ты у своих родителей?       Он осторожно касается носа. Не видел своё лицо в зеркало уже много часов. Как он вообще выглядит? Ужасно наверно…просто ужасно.       — Нет…не хочу волновать мать.       — Разумно.       — В отеле останавливаться подозрительно…не думаешь?       — Не знаю, позвони Микасе да узнай, она у нас специалист.       Он не хочет втягивать её больше того, чем уже втянул. Да и вопрос этот будет звучать крайне глупо, хоть он и уверен, Микаса, точно даст нужные инструкции.       — Нет, не надо её беспокоить.       — Хорошо, тогда поехали ко мне, — кажется, Анни просто устала перебирать варианты, кажется, ей вообще всё равно, куда они поедут.       — К тебе?       — У меня тут есть дом, забыл?       — А твой отчим?       — К чёрту его.       Лицо приёмного отца Анни точно такое же, как он его запомнил —  огромное, суровое и крайне недоверчивое.        — Мистер Леонхарт… — говорит он таким тоном, словно за что-то извиняется.       Отчим Анни выглядывает во двор, пробегает глазами по припаркованной машине развалюхе, а затем тяжесть опять валится на плечи Армина, влияние личности этого человека рушится на него как неподъёмный груз. Ничего не поменялось…Армин всё такой же слабак, готовый трястись как осиновый лист.       — Ты кого привела, и что тут забыла? — спрашивает мужчина.       — Это Армин, ты его знаешь.       — В этом я сомневаюсь.       Армин слышит, как из гостиной громко орёт телевизор —  какая-то безумно громкая политическая передача вырывается из дешёвых динамиков, врезаясь в стены дома. Армин выдавливает из себя сквозь силу:       — Армин…Арлерт.       — Арлерт…       — Пошли, — тянет его за собой Анни.       Он быстро следует за ней, краешком глаза видит, как отчим Анни поворачивается на пятках. Грузный, большой, влиятельный —  Армин соломинка рядом с ним. Этот давящий на само окружение человек хочет что-то спросить, Армин видит, как его грудь наполняется воздухом, а мышцы лица напрягаются, но Анни оказывается куда проворнее своего приёмного отца, она вдруг останавливается, разворачивается и быстро говорит:       — Не твоё дело, что я тут забыла. Завтра утром свалю.       Мужчина за ними многозначительно хмыкает и отправляется обратно в гостиную. Провожая его взглядом Армин лишь на пару секунд замечает фото на тумбочке: грузный мужчина, светловолосая женщина и её маленькая копия, девочка лет десяти. Ему даже не нужно гадать кто на портрете, но и разглядывать его у него нет времени, Анни заводит его в свою комнату.       За весь последний год старшей школы ему не удалось тут побывать, она его не приглашала, а он страшно боялся её отца. Несмотря на это, он именно так и представлял себе её комнату: постеры бесконечного числа рок-групп на стенах, налеплены так плотно, что один заходит другой.       Но в остальном ничего примечательного: кровать, стол, стул, кое-что из вещей. Только никакой жизни тут нет, всё прибрано, и никто здесь не живёт. Не приезжает на каникулы. Не останавливается на выходные.       Анни открывает шкаф, выуживает оттуда какие-то вещи, некоторые Армин даже припоминает, с некоторыми связаны воспоминания довольно волнующие и откровенные. Его тут же захлёстывает неуместная ностальгия по недавнему прошлому, тому самому, что в его голове выглядит историей, которая случилась тысячу лет назад. Хоть садись и пиши рассказ полный юношеской печали.       — Надо помыться…переодеться, — проговаривает она.       Армин вздыхает, ему не светит ни того ни другого, а ещё у него совсем нет сил — хочется лечь и проспать три дня. Он и не осознавал до этой минуты, насколько его вымотало всё происходящее. Она оборачивается на его тяжёлый вздох.        — Ты тоже помойся, запах от нас как от двух бездомных.       Конечно, она утрировала, хоть и было в этом что-то…помыться было бы хорошо. Но переодеться ему не во что.       — Я, пожалуй, просто отдохну…       — Не пойдёт, ты помоешься, а переоденешься в это, — она кидает в него чем-то, но реакция у него такая, что поймать вещи, летящие в его сторону, он не успевает. Зато её осуждающий взгляд он ловит спокойно; тюк ткани падает у его ног. Наклоняется, поднимает — абсолютно чёрная футболка с логотипом какой-то глупой панк-рок группы, что пела про насилие и свержение власти. “Ешь богатых” или как там…? Брюки в крупную красную клетку. Мужские.       — Это…       — Моего бывшего парня.       Ах вот какие у неё были бывшие парни…он догадывался. Крутые панки и другие рокеры, Армин в них не разбирался. Ему такое не идёт. Он на них не похож. Совсем не такой классный…Он поднимает глаза от вещей и встречается с ней взглядом, она изучала его всё это время.       — Поверил?        Он хмурится. Зачем обманывать?       — Почему бы и нет…у тебя было много бывших парней…       Это укол в её сторону уровня пятиклассника, и она пропускает его мимо ушей.       — Это моего отца.       — В смысле? — он автоматически оглядывается на дверной проём.       — Нет, не приёмного. Биологического.       — Я думал, ты ничего о нём не знала.       — Это правда, не знала, остались только вещи, что мать держала у себя.       Армин скользит по постерам глазами, а затем по рокерским брюкам её отца в крупную красную клетку и по юбке что она держит в руках такой же рок-н-ролльной. Так вот как так вышло, что она увлекалась чем-то настолько странным…       — Прости… — проговаривает он растерянно.       — За что ты извиняешься?       — Много за что должен, но конкретно сейчас, за то, что не узнал этого раньше.       Он думал, что любил её в выпускном классе старшей школы. Думал это любовь. Вот только, что это за любовь такая была…если за тот год он так ничего толком о ней и не узнал. Знал ли это Бертольд? Конечно знал, он же чёртов сталкер. Но это неважно, он мёртв.       Армин чувствует нечто такое, чего раньше не чувствовал, и чувство это похоже на ноющую в животе пустоту. Опустошение…верно. Словно всё во что он верил и за, что держался, его вдруг покинуло.       — Неважно…иди мыться, — говорит она ему.