фантомная боль

Новое убежище — одноэтажный старый дом в мелкой горной деревушке на самом севере; около дня пути от Токио. Вокруг почти никого, лишь старики да маленькие дети, это тихое укрытие, и тут можно развернуться, не опасаясь слежки, хотя, разумеется, приходится разместить скрывающие амулеты по периметру. Их приезд не вызывает ажиотажа в поселении, лишь пара любопытных детей провожает их взглядом; видимо, сюда иногда заезжают люди из города, чтобы проветрить голову после шумного мегаполиса, и их с Содзе прибытие воспринимается именно так. Здесь прохладней, чем в Киото, но холодный горный воздух ощущается в сотни раз приятней спертой духоты квартиры или бункера, откуда Тихиро выбирается разве что чудом. Он стоит во дворе, смотря на блеклое зимнее солнце… Все это навевает воспоминания трех лет назад, когда они с отцом точно так же выходили во двор и говорили обо всем на свете, но теперь уже ничего этого нет. Остается лишь разочарование. Тихиро оборачивается назад и некоторое время смотрит на помутневшие со временем окна, после чего шумно вздыхает. Если предыдущее убежище казалось ему жутко захламленным местом, то это и вовсе кошмар. Тут потребуется генеральная уборка. Жаль, что помощи от Содзе не дождаться, но за мытьем полов можно очистить голову от ненужных мыслей, плюс это само по себе довольно расслабляюще. Но спонтанная ностальгия все никак не покидает голову, и в слегка потерянном состоянии Тихиро заходит в дом. Здесь пахнет пылью, сухим деревом. Каждый новый шаг отдается скрипом половиц. Тут давно никто не жил. Как он и ожидает, хозяин этого местечка уже занимает диван и вытягивается, словно кошка. — Чей это дом? — Понятия не имею, — фыркает Содзе, хрустя шеей. — Только не надо необоснованных обвинений, это просто одно из выкупленных укрытий. Таких по стране уйма. Как хорошо он чует грозящие обвинения, думает про себя Тихиро, и лишь пожимает плечами. Укрытия по всей стране… Это странно, но в то же время совершенно логично, особенно для Содзе. Остается только найти в этом доме половую тряпку и воду. Уборка — невероятно удобный способ сбежать от реальности и собственных мыслей. В этом доме чистого места нет вообще, и Тихиро отдраивает каждый угол, каждую полку. Он вымывает всю посуду, какую находит, оттирает окна и лампы, и не думает ни о чем: ни о будущем, ни о ситуации, в которой оказался. Не думать — легко, блаженно неведение. Все это время Содзе продолжает отдыхать на диване, в какой-то момент он явно засыпает — сложно сказать, когда конкретно, Тихиро понимает это лишь в момент, когда окликает его и не получает ответа. Он опускается на подлокотник дивана и заглядывает в лицо. Это демонстрация доверия — вряд ли рядом с человеком, что действительно может его убить, Содзе будет так просто подставляться. В этих маленьких деталях кроется искренность… В какой-то момент Тихиро просто начинает раскусывать маску Содзе, понимая, какое на самом деле нутро та скрывает. Вот так он и наблюдает тем утром за Тихиро и его сном, верно? Была ли это невольная демонстрация доверия? Тихиро тянет руку вперед и убирает непослушные пряди с чужого лица. Надо что-то решать. Надо… Он смотрит в окно, задумавшись. — Говоришь, не помнишь своих увлечений, а только и делаешь, что драишь полы, — доносится тихий голос снизу. — Хотелось бы сказать, что для мирной жизни ты подходишь больше, да вот только убийца из тебя отменный. — Убивать легко. — Легко, но не каждый может, — посмеивается Содзе. — Сложнее же всего убить «суть». — Суть? — Вот мою ты, например, разбил на куски. Когда-то меня боялись как огня, а теперь любой агент «Камунаби» посмеется. Победить в столкновении не только силы, но и идеалов, много стоит. Тихиро качает головой. — Не скромничай. Думаю, пройдет время, и все вернется на круги своя. Раны заживают. — Может мне просто хотелось сказать тебе что-то приятное, — почти шелестит Содзе, продолжая смотреть на Тихиро из-под полуприкрытых глаз. — Ты очень интересный человек, Тихиро. Я не верю в судьбу, но мне приятно думать, что именно она и стала причиной нашей встречи. Нет, думает Тихиро. Просто ты работал на «Хисяку», и они дали тебе клинок. Даже не встреться он с Шаль, когда-нибудь им пришлось бы сразиться. Все дело не в нем самом, а в отце, после смерти которого начался полный бардак. Но он не произносит ничего. Голос Содзе звучит охрипше: — Подойди сюда. Поначалу Тихиро хочет сказать ему: отвали, я не собираюсь. Он и так позволяет Содзе слишком много, они и так переходят границу, какую он может себе позволить с таким человеком. Содзе опасен, он — мучитель Шаль, монстр. Сколько людей он сгубил? Неважно, что он помогает, поддаваться ему — просто плюнуть на все предыдущие жертвы. На жертву Шаль, на ее страдания, которые она ничуть не заслужила. Но потом все же делает шаг. Возможно, это просто смирение. Возможно, он и правда понимает, что выбора сейчас нет. Содзе — единственный шанс добиться своего. И, несмотря на все его злодеяния, Тихиро обязан этим воспользоваться. После того, как он вернет себе «Небесную Бездну», он будет молить Шаль о прощении, совершит тысячи поклонов. Потому что то, что он делает, непростительно. Впрочем, у Тихиро так много грехов, что этот потеряется на их фоне. Он опускается на подлокотник рядом, и Содзе тянет к его лицу руку. Не вздрагивает, стоит его пальцам пробежаться верх по шраму, после чего останавливается у глаза, проходя его кончиком от края до края. Первая их встреча напоминает возню двух бешеных собак, в ней только ярость. Удар Содзе крепок, в нем лишь равнодушие и жажда вернуть свое, и тогда Тихиро желает такого же — поскорей избавиться от него, убить. Но сейчас им нет смысла воевать, потому что где-то вдали есть враг намного страшнее. Приходится идти на компромиссы. С ними, кажется, Содзе работает намного проще. Впрочем, неудивительно. Работая в подполье, иначе и не выживешь. Однако… — Ты так часто хмуришься, — едва слышно проговаривает Содзе, пока Тихиро смотрит на него сверху вниз. Его пальцы продолжают касаться лица, едва ощутимо, и больше всего шрама. — Тебе не говорили? От этого будут жуткие морщины. Тихиро ничего ему не отвечает. — Ты так похож на него… Невыносимо. Копия отца… Молчание. — Наклонись. Послушно подается вперед. Нет смысла менять своего мнения о Содзе даже после всего случившегося, размышляет Тихиро, когда Содзе поднимается на локте. В конце концов, они вынужденные союзники, и тот все еще противник. Да, в данный момент они на одной стороне… Все это нужно, чтобы вернуть себе меч. Может, даже остальные. Содзе — торговец оружием, ему может быть известно очень много. Поэтому, когда чужие губы касаются его, он не двигается. Возможно, плохо, что он в итоге соглашается сотрудничать с Содзе, помогает ему и принимает его же помощь. Будто он предает Шаль. Он чуть морщится; на вкус слюна Содзе как его дерьмовые ментоловые сигареты, и, когда он крепче вцепляется в подбородок, почти царапая кожу ногтями, Тихиро резко дергается назад. Они смотрят друг другу в глаза: взгляд у Содзе шальной, глаза такие черные, что почти не различить зрачок. Затем Содзе мягко отстраняется и опускается на диван вновь, закрывает глаза. Наверное, проносится мысль, старая рана вновь дает о себе знать. — Хороший мальчик. От такого Тихиро ощутимо передергивает, и он отводит руку Содзе прочь. — Не заблуждайся. Я никогда не стану на твою сторону. Не после того, что ты делал с Шаль. — Такой заботливый, — на лице Содзе расползается кривая усмешка. — Обо мне ты так не печешься. — Ты сам виноват в своих несчастьях. Ты убил мать Шаль. — Я много зла совершил. — Вот именно, — огрызается Тихиро. — И что? — голос Содзе обманчиво ласков. — Хочешь, чтобы я в этом исповедовался? В чем? Что убивал матерей и отцов? Или как отбирал последний хлеб у сироток? Как продавал оружие, которое потом лишало кого-то жизни? В чем я должен признаться, Тихиро? — Я и так это знаю. Я… На секунду Тихиро резко переводит взгляд в сторону, на окно. Там — зеленый сад. Светит солнце. Когда-то давно точно так же выглядел двор в их с отцом доме; прямо перед мастерской, и иногда Тихиро мог долго сидеть на ступенях, смотреть на этот вид и думать о том, чем он может заняться в будущем. Отец всегда говорил найти свой путь. В итоге, Тихиро действительно нашел его. Свой, обособленный. Путь крови. Ничего не будет как прежде. Прошлое не вернуть. А будущее… Будущего нет. — Я ничего не хочу. Ему кажется, что сейчас Содзе взбесится или отмахнется; его характер Тихиро раскусывает уже наверняка. Однако тот неожиданно перестает хмурить брови и отворачивается, смотря туда же, молча, и эта тишина висит ровно до тех пор, пока нужные слова не формируются в голове Тихиро. Он многое позволяет Содзе, это факт, как и их дурацкие моменты до этого, но ничто, даже самое дружелюбное, не изменит самой сути их отношений. — Я могу принять факт твоего существования. Наше вынужденное сотрудничество. Может, я сумел бы даже забыть о том, что ты делал, сколько людей убил. Но одного я не могу простить — все, что ты сделал с Шаль. Если я так просто отпущу это, то обесценю ее страдания. В ответ Содзе едва заметно улыбается, заметно по тому, как приподнимаются уголки рта. — Злые деяния… всегда можно искупить. Так говорят, во всяком случае. — Не все из них. — Ты веришь в искупление, Тихиро? На несколько секунд повисает молчание, и Тихиро не отвечает. Ему так хочется сказать — да, всегда можно найти искупление, он сам сильно хочет в это поверить, но он знает, что это чушь. Как не крути, даже ему не отмыться от всей той крови, что сейчас у него на руках. Некоторые вещи просто невозможно исправить, и неважно, осознает ли человек свои грехи, как Тихиро, или плевать на них хочет, как Содзе. — Нет. Но что я, что ты — нам все равно придется искать его до самого конца. — Тебе… Не думаю, — на губах у Содзе играет наглая ухмылка. — Ты почти святой. — Слишком много людей погибло. — Ну, в конце концов, это именно то, чем люди и занимаются — умирают, — беззаботно парирует он, и затем тяжело опирается локтем на спинку, поднимаясь. Молча наблюдая за ним, Тихиро не издает ни звука, стоит пальцам Содзе легонько пробежаться по его плечу, едва касаясь оголенной кожи шеи. — Пойдем. Я хочу тебе кое-что показать. Тихиро подозрительно смотрит в ответ, но послушно идет следом; они выходят во двор и идут к слегка покосившейся пристройке, где Содзе, однако, склоняется к одной из коробок, которые они притаскивают из квартиры. Сначала Тихиро не понимает, что именно тот ищет, но потом видит, как он достает плотно упакованный кейс и открывает его… Внутри, казалось бы, обычный необработанный металл, но Тихиро прекрасно понимает, что это. Несколько секунд он тупо смотрит на содержимое кейса, который Содзе торжественно ему предъявляет. — Ты что… украл сраный датенсеки?! — наконец находится он со словами. — Почему сразу «украл»? — Содзе болезненно морщится. — Просто одолжил кусочек, и случая вернуть еще не подвернулось. И вряд ли подобный появится, гм… Ну так что? Как тебе подарочек? — В каком смысле «подарочек»? — Да ладно тебе, Тихиро, — голос Содзе звучит вкрадчиво, почти угрожающе. — Ты потерял свой меч золотой рыбки, без клинка идти против «Хисяку» сродни самоубийству. «Пронзающее Облако» разбит, а я не в состоянии его использовать. Но ты — сын Рокухиро Кунисигэ, и ты знаешь, как ковать клинки. По-моему, вывод довольно прост. Содзе предлагает сделать новый меч?.. Не хочет ли он таким образом исполнить свою давнюю мечту, размышляет Тихиро, но потом отсекает эту мысль на корню. Даже если так, предложение имеет смысл, ему требуется клинок для битвы, и у Содзе есть материал. Он с опаской смотрит на небесный камень в кейсе, вспоминает все, что рассказывал о нем отец. Это — яд во плоти. Чтобы приручить подобный металл… Тихиро даже не может сказать, что именно потребуется, ведь этот секрет отец уносит с собой в могилу. Он опускается на колени перед кейсом, затем закрывает его. Молчит мгновение. — Признаться, я никогда не работал с небесным камнем. И без понятия, как с ним обращаться. Отец меня этому не учил. Содзе лениво наблюдает за ним, прислонившись спиной к дверному косяку. — Ты умный мальчик, догадаешься. — Три года как я этим не занимался вообще. Может, руки и помнят, но тот Тихиро и я — совершенно разные люди, — он некоторое время молчит, продолжая рассматривать чемодан с датенсеки. С этим металлом отец сумел закончить войну. Он был героем, спасителем многих, тогда как за Тихиро остается кровавый след. Люди его боятся. — Прежде чем даже думать о том, чтобы касаться небесного камня, мне нужно попрактиковаться хотя бы на обычном металле. Поднимаясь на ноги, Тихиро оборачивается к Содзе вновь. У того во взгляде пляшет лукавое озорство, будто ему и самому интересно, что из этого выйдет. Тихиро не знает, как отцу удалось приручить датенсеки, как получилось вложить магию в металл, но все это… наверняка было сокрыто в его учениях, может неясно, но его можно будет вспомнить. Вскидывая голову, Тихиро осматривает пространство вокруг. Если привести это место в порядок, то можно будет воссоздать кузницу. Это вновь болезненно откликается напоминанием о славных счастливых днях с отцом, но… Выбора нет. Тем более, он создаст этот клинок с одной целью, теперь уже ясной, как и хотел отец. Чтобы разрушить остальные клинки и стать необходимым злом. — Мне потребуются некоторые инструменты, плюс нужно будет переделать это место, — он обводит рукой пространство вокруг и внимательно смотрит на Содзе. — Плюс понадобятся материалы. Сможешь обеспечить? В ответ тот вальяжно улыбается, не произнося ничего, и Тихиро понимает — все будет сделано.