фантомная боль

— Ну давай же, — с придыханием произносит Содзе прямо на ухо, голос почти умоляющий. Так сладко зубы он не заговаривает еще никогда, Тихиро почти интересно, лебезит ли он точно так же перед «Хисяку». — Один маленький стаканчик. Рюмочку. Налей своему другу немного бодяжки. Я месяц в завязке, я так больше не… — Ни за что, — отрезает тот. — Да бля! Скажи Тихиро пару недель назад, что у него будет противостояние с Содзе — он бы легко поверил, это логично, даже вполне себе предсказуемо, но дополни, что спор будет об алкоголе, и в этой бессмысленной ругани у Тихиро будет преимущество, он бы уже начал сомневаться. Впрочем, у судьбы свои сюрпризы; и вот, пока он методично перетаскивает в машину внизу самое необходимое (тачку, видимо, подгоняет тот самый неизвестный приятель Содзе), за ним по пятам следует голодный до вредных привычек призрак. Из-за спешки в побеге приходится раскрыть свое присутствие так таковое, хотя раньше Тихиро не позволяет себе появляться даже перед таинственными соседями; но тем, очевидно, наплевать. Они либо воспринимают их двоих как родственников, либо как… От последней мысли по спине словно пробегает электрический ток, и Тихиро торопливо ее отгоняет — саму возможность подумать, что между ними вообще есть хоть какие-то отношения романтического плана. К счастью, Содзе слишком занят излишне драматичным страданием, чтобы добавлять проблем, так что нехорошие мысли так и продолжают вариться лишь в голове Тихиро. В основном в коробках, которые таскает Тихиро, какой-то товар на продажу, довольно тяжелый, поэтому помочь вызывается он, ведь Содзе, к его большому разочарованию, все еще бесполезен. Размяться в целом приятно, но еще приятней было бы, если бы кто-то не стенал над ухом каждые несколько секунд. Шрам приходится скрыть под повязкой и надеть сверху кепку, натянуть на глаза низко-низко. Содзе, к счастью, хватает совести спрятать татуировки, но Тихиро то и дело дергается, опасаясь сам незнамо чего. Признаться, человек без руки в таком районе привлечет гораздо больше внимания, чем забитый темным затылок, но для куртки погода слишком уж теплая. — А сигаретку? Крошечную. — Нет. — Одну затяжечку, ну же… — Никакого никотина. — Ну ты и скотина, — вздыхает Содзе, впрочем, уже беззлобно. — А мне еще полдня за рулем сидеть. Мог бы и перестать жмотиться. — Я поведу. Содзе издает смешок, будто не веря, потом еще один, короткий, и недоверчиво смотрит на Тихиро с лукавой улыбкой, видимо, считая, что это какая-то странная шутка. Но Тихиро вообще не реагирует; когда ставит последний ящик в багажник и бросает последний взгляд в сторону окон старого убежища, он ощущает неожиданное опустошение, доселе почти незнакомое. Странно. Ему не думалось, что он будет с тоской вспоминать это место, ведь буквально совсем недавно он только мечтать мог о том, чтобы отсюда слинять. Но к спокойствию быстро привыкаешь… Может, он просто соскучился по пустым счастливым дням жизни с отцом. Последние три года похожи на бесконечную гонку без передышки, и это странное заточение с Содзе оказывается первым длительным отдыхом. Тихиро чувствует, как Содзе опускает голову ему на плечо и смотрит туда же — на окна. Цокает языком. — Ничего. Новое место еще лучше. Далеко от города, можно не торчать в четырех стенах… Или что, понравилось? Он гнусно хихикает, потом вздыхает. Вес чужой головы не особо приятен, но Тихиро не шевелится, позволяя Содзе в очередной раз нарушать его личные границы. С этим человеком иначе не выходит, он просто не умеет, и Тихиро решает включить это в перечень вещей, которые он со скрипом допускает, вроде привычки Сибы курить в квартире. Но вот Содзе с алкоголем и сигаретами обломится, есть же границы разумного. В этот раз от него пахнет миндалем, сладковатым запахом. За все это время Тихиро уясняет для себя, что отчего-то Содзе нравятся подобные, почти приторные ароматы, и это невероятно странное открытие. Возможно, где-то в глубине ящиков на самом деле скрыты многочисленные ароматизированные гели для душа, а не оружие… — Бля, не представляю, как водить с одной рукой… — Я же сказал — я поведу, — начинает злиться Тихиро. — Тихиро, я все понимаю, — Содзе перегибается через его плечо вперед и заглядывает в глаза, не реагируя на крайне осуждающий в свою сторону взгляд. — В этот раз шутка несмешная. Тебе сколько, восемнадцать, да? Когда бы ты со всей своей местью это успе- — У меня есть права, — монотонно обрывает его Тихиро. Содзе продолжает улыбаться, но он явно не понимает и отстраненным голосом со смешком, переспрашивает: — Что? — Я бы сказал, проверь у своих людей, которые превратили в труху машину Сибы-сана, но они все мертвы, — Тихиро чуть ведет плечом и отходит к автомобилю позади, провожаемый крайне подозрительным взглядом Содзе, который явно все еще видит в этом не более, чем глупую шутку. О, он не верит. Смешно. Пусть и дальше удивляется. — У тебя самого-то права есть? Что-то я сомневаюсь, что ты даже штрафы за превышение скорости платил. Содзе глядит на него во все глаза. Улыбка окончательно сползает с его лица, когда Тихиро залезает на водительское кресло и заводит мотор. Несколько секунд после ему требуется время для осознания, после чего он медленно направляется к машине, явно все еще не веря, и, смотря на него в зеркало заднего вида, Тихиро чувствует неожиданное злорадное облегчение — хотя бы в таких мелких деталях он способен взять реванш. Киото остается позади, впереди — полдня дороги до нового укрытия в какой-то мелкой деревушке в горах, где никто точно не станет искать. Там можно немного перевести дух, и Тихиро размышляет о том, что можно наконец-то готовиться к возвращению, может, не грандиозному, но хотя бы начать думать о возвращении клинка. У Содзе есть свои люди в «Хисяку», скорее всего через них можно будет узнать, что сейчас случилось с «Небесной Бездной». Вряд ли они передали ее кому-то еще, клинок должен был остаться не более, чем куском металла, пока Тихиро жив… Неожиданно, все холодеет внутри. За всеми переживаниями он как-то упускает этот момент, но не должны ли были «Хисяку» узнать о том, что Тихиро жив, исходя из того, что «Небесная Бездна» не принимает нового хозяина? Они наверняка в курсе об установленном отцом правиле об одном владельце за раз. С другой стороны, «Небесная Бездна» была создана позже, они вполне могли поверить, что она выкована исключительно для него (ради чего им и требовался труп). Впрочем, нельзя исключать вероятность, что «Хисяку» догадываются, что у «Небесной Бездны» попросту жив хозяин, из-за чего они жаждут навестить визит Содзе. Его сообщник мог предупредить его именно поэтому, дать намек, что если он не смотается, то может попрощаться с головой. Содзе играет в крайне опасную игру, он делает ставку на Тихиро из-за странной симпатии… Кто знает, чем это в итоге завершится. Скорее всего «Хисяку» делают ставку и на возвращение Тихиро: клинок не отвечает, а трупа нет. Знает ли о правиле Содзе? Или он обо всем в курсе и просто разыгрывает перед Тихиро представление? Он косится в зеркало заднего вида; там, на заднем сидении, лежит Содзе, закинув руку за голову. Кажется, будто он дремлет, лицо спокойно, и уже некоторое время он молчит и не озвучивает свое крайне важное мнение. Без своей классической ухмылки он выглядит не так угрожающе, почти нормально, если в принципе можно так сказать о подобном человеке. Не стоит слишком сильно ему доверять, отмечает про себя Тихиро, Содзе все еще опасен. Сейчас он помогает, но он легко может вонзить нож в спину, как сделал это с «Хисяку». Он без задней мысли убил мать Шаль, издевался над ней самой. Содзе — могущественный чародей, возглавляющий черный список «Камунаби» уже целую декаду. О какой справедливости может идти речь, если Тихиро легко соглашается работать с преступником? Если забывает про его проступки? Да, он и сам совершает много зла, но он осознает это, и знает, что ему придется вознести тысячу молитв богине Каннон, чтобы искупить лишь малую часть. Содзе же плевать — для него убийство человека ничем неотличимо от избавления от насекомого. Можно ли вообще требовать исправления от человека, для которого кровь — как вода? Тихиро размышляет об их последнем бою, о столкновении идеологий, где он принимает бессмысленную жестокость и жажду крови Содзе и вырывает победу, пусть это и стоит многого. Тогда он меняется сам. Меняется ли Содзе? После проигрыша он мог бы осыпать Тихиро руганью и проклятьями, но он не произносит этого, просто предполагает, что «Пронзающее Облако» выбирает новую сторону в сражении. И потом… Содзе мог бы убить его множество раз, но не сделал этого. У него было слишком возможностей. Он допускает Тихиро слишком близко к себе, и это похоже на приручение дикого зверя, но оно работает и в обратную сторону — как Содзе мирится с его существованием рядом, так и Тихиро начинает потихоньку принимать его таким, какой он есть. Жаль, конечно, что Содзе такой мудак. Если бы он не мучал Шаль, то было бы гораздо проще смириться с их… сосуществованием. Дружбой? В голове проносится воспоминание о том, как его губы касаются кожи шеи, едва ощутимо, и Тихиро крепче сжимает баранку руля. Неважно. По радио расслабляющая джазовая композиция сменяется на энку, и Содзе вдруг морщится, после чего капризно тянет: — Ой, ну нет. Выруби этот вой. — Тебе не нравится? — оживает Тихиро. Содзе? Не любит энку? Он разве не фанат всего традиционного? Но тот позади кривит лицо так, будто его сейчас стошнит. Смотря на него во все глаза, Тихиро тянет руку к радиоприемнику и делает музыку громче. Спустя считанные секунды Содзе начинает подозревать, что к чему, и распахивает глаза, после чего впивается взглядом в Тихиро, и в этот раз он выглядит угрожающе. И из-за чего — из-за энки! — Ты что задумал, ебалка?! — Обожаю энку, — с каменным лицом врет Тихиро. — Имею право, я за рулем. — Выруби это говно! Музыка становится громче. Завывает певица, и вместе с ней в один тон — Содзе, пытаясь закрыть уши руками, только вот без одной это становится проблематично. — Я убью тебя! Выключи! Живо! По радио обещают еще пару часов классических песен, и Тихиро с мрачным удовольствием наблюдает за тем, как ворочается на заднем сиденье Содзе. Он изгибается, будто змея, и вид агонии на его лице, когда доносится новый куплет, не сопоставим ни с чем. Отец… всегда говорил Тихиро быть терпимым по отношению к людям, но некоторые этого явно не стоят. — Уебок! Борьба за радио заканчивается тем, что Содзе пересаживается вперед и выключает его, тем самым ставя точку в невероятно сладкой мести. Жаль; Тихиро, в принципе, нормально относится к энке, а видеть угрюмую рожу Содзе еще приятнее, но он решает поступить как ответственный взрослый и не встревать в дальнейшие препирательства, хотя есть желание. Но энка — не лучший повод для ссоры. Становится откровенно скучно, и видимо не только Тихиро так думает; у Содзе явно куда более короткий темперамент, потому что он вдруг роняет: — Поразительно. — Что? — Тихиро бросает на него быстрый взгляд. Содзе очевидно хочет привлечь его внимание этой короткой репликой, но это довольно безобидная уловка, можно и попасться. — Кто бы подумал, что спустя почти двадцать лет мы вновь увидим магические клинки в действии. Я думал, все это останется в прошлом, как старая ушедшая легенда, — Содзе съезжает в кресле вниз и широко зевает, после чего с отсутствующим выражением пялится в окно на мелькающие деревья. Голос у него сладкий-сладкий, будто он только об этом и мечтает. — Что не говори, но мне здорово повезло. — Пострадать в бою? А то ж. — Ерничаешь? — Содзе бросает на Тихиро насмешливый взгляд. — Да скажи мне лет десять назад, что я получу в руки клинок Рокухиро, я бы не поверил. А теперь даже с его сынком чаевничаю. Получить в руки настоящий реликт войны!.. Знаешь, я тебе этого не говорил, но в этом я «Хисяку» не поддерживаю. Убить твоего папашу… Тихиро думает, что начнет злиться от упоминания отца устами Содзе, как в прошлый раз, но отчего-то ярости никак нет, может, слишком уж невинное заявление для него. Но это напоминает ему о встрече с чародеем марионеток, который пробует похитить Шаль. Тот ведь упоминал клинки, говорил о том, что видел их мощь, остановившую войну. Содзе… Он ведь восхищается отцом потому что тоже видел? На ветерана он не тянет, у них что-то иное во взгляде, как у Сибы или Азами. А Содзе просто поехавший. — Ты так восхищаешься им. Странно. — Почему странно? — фыркает Содзе. — Я не стану вступать с тобой в очередную полемику о моем отце, но я не вижу смысла так восхвалять мечи, если ты не видел их вживую. Или ты был на войне? В ответ — новый смешок. — Ну, я очевидно ее застал. — Как кто?.. Просто видел? Или сражался на одной из сторон? Несколько секунд висит молчание, после чего Содзе вновь смотрит на него все с той же лукавой ухмылочкой. — Оп-па. Ну и сколько, как ты думаешь, мне лет? — Пятьдесят. — Грубо! Тихиро едва сдерживает смешок, переиначивая его во вздох. — Понятия не имею. Я почти не встречал тех, кто воевал, кроме старых знакомых отца и одного твоего наемника, из тех, кто хотя бы упоминал об этом. Видимо, это слишком скучное рассуждение по меркам Содзе, потому что тот вновь зевает. У Тихиро появляется спонтанное желание резко нажать на тормоза, чтобы кое-кто впечатался головой в бардачок, но он решает, что это будет уже чересчур. — Твою мать, Тихиро. Так меня знатно подъебнуть и даже не улыбнуться! Ну ты и кремень. Потом Содзе лениво почесывает затылок. — Не обязательно ссаться от страха перед магическим клинком на поле боя, чтобы восхищаться самой идеей такого страшного оружия. Считай это благоговением перед идеей, — рукой он описывает дугу в воздухе будто бы в попытке охватить всю значимость зачарованных мечей. — Нет, не видел я их, мне тогда не так много лет было. Но я видел последствия, и это отложилось в подкорке навсегда. Радуйся, Тихиро, что ты родился позже и не застал того времени. Случившееся тогда… Но Содзе отчего-то не договаривает, лишь щелкает языком и замолкает, будто продолжение и не нужно вовсе. Чародей с земляными куклами говорил, что это был ад. Сиба и Азами не любят вспоминать это время. Отец… заговорил о войне лишь в момент, когда они обсуждали клинки не как оружие спасения, но убийства. Исторические книги имеют тенденцию врать, и Тихиро не верит никому, но эти маленькие искренние реакции позволяют себе представить, что творилось до его рождения. Пытаются ли «Хисяку» повторить этот кошмар? Дети, вроде Шаль, уже лишились детства... Нельзя, чтобы это переросло в нечто более страшное. — Н-да… Тебя только на такие темы тянет болтать? С мрачной мордой ходишь двадцать четыре часа в сутки. Поведал бы чего веселого. Не заставляй меня опять тебя смущать… Хотя это весело, гм… — Честно говоря, — прерывает его Тихиро, — в моей жизни не так уж и много веселого было. Особенно последние три года. Содзе со стоном хватается за голову. — Об этом я и говорю! Не знаю, как этот твой Сиба с ума не свихнулся. Ты чем-то обычным увлекаешься? Не знаю, что-нибудь? Кроме мести? — когда Тихиро упорно молчит, он со смешком отмахивается. — Ну конечно. Поэтому ты поехавший. — От тебя я это слушать не желаю. — У-у-у, злой какой. Но я-то этого и не скрываю. А ты? Если подумать, последние три года он действительно почти не уделяет любимым мелким делам. Заводить рыбок вновь опасно, они с Сибой постоянно в разъездах, и их некому будет оставить. А что-то иное… На секунду Тихиро мешкает, потом вдруг произносит: — Отец учил меня ковке. — Ну, это я курсе, как бы. — Нет, ты не понял. Это и есть мое хобби… — он замолкает на мгновение. — Последний раз я занимался этим в тот самый день. Пояснение о том, о каком дне идет речь, не нужно; Содзе лишь едва слышно выдыхает сквозь зубы и вновь отворачивается к окну, и долгое время они едут в тишине, пока Тихиро вспоминает давно ушедшее прошлое, утекшее, словно вода сквозь пальцы. Хотелось бы вернуться в то время, хотя бы в имитацию, но Содзе прав — спокойной жизни им не видать. Нет покоя грешникам. Тихиро замечает вдали мелкое придорожное кафе с яркой неоновой вывеской, и думает, что давно они не ели. «Они», понимает он, он уже думает о них с Содзе вместе. Раньше от такого его бы скрутило, сейчас отчего-то эта мысль воспринимается иначе, спокойно. Он опускает взгляд на своего невольного попутчика, самозабвенно закинувшего ноги в отнюдь не чистых сапогах на торпеду. … поразительно, что столь любящий воду человек все еще может вести себя как свинья. — Хочешь перекусить? — А что, мне позволено заказать что-то из вредного меню? — Содзе приоткрывает один глаз и бросает в сторону Тихиро лукавый взгляд. — Ты не будешь ругаться? — Если будешь выпендриваться, я куплю тебе морковные палочки. От их упоминания тот мгновенно зеленеет. — Ты хуже «Камунаби». Дикарь! Ты в курсе? — О, — мрачно замечает Тихиро. — Я прекрасно это знаю. Но он решает, что достаточно на сегодня пыток (однако, он на всякий случай запоминает про странную ненависть к энке просто на всякий случай) и сворачивает к кафе. В меню нет ничего особо примечательного, потому Тихиро выбирает самые обычные бургеры, одинаковые. Те так и сочатся соком, и Тихиро жалеет, что они едят в машине — в кафешке легко засветиться, но тут — все испачкать. Сам он ест быстро и чисто, стараясь не накрошить, сказать такое про Содзе нельзя; возможно, проблема в отсутствии одной руки, сложно сказать, но в какой-то момент он просит подержать свой бургер и начинает вылизывать пальцы от соуса. Делает он это так тщательно, медленно, словно издеваясь, Тихиро злится… Злится, но не может прекратить смотреть, а Содзе продолжает и продолжает. Когда он вновь принимается за бургер, Тихиро ощущает, как бьется жилка, когда смотрит за тем, как ходит его кадык, плотно обтянутый воротником, и отворачивается. В какой-то момент он резко поднимает взгляд на Тихиро, и тот дергается. — Ты покраснел, — резюмирует он, и Тихиро лишь сглатывает, отчего голос Содзе приобретает веселые нотки. — Не могу поверить. Маленький извращенец. Я так и знал! Говоришь, с отцом только жил? Ну, кто тебе больше нравился: мисс Июль или мисс Август? — Не понимаю, о чем ты, — сквозь зубы цедит Тихиро, стараясь успокоиться. — Да ладно тебе, наверняка прятал под матрасом порнушные журнальчики! Все так делают! — Заткнись. Когда Тихиро решает, что с него достаточно на сегодня, и, кажется, пора вернуться к концерту энки, около радиоприемника Содзе перехватывает его руку; Тихиро почти в искреннем ужасе смотрит на то, как их пальцы переплетаются, сам не в состоянии убрать руку. Кожа у Содзе теплая, и он выворачивает ладонь так, чтобы их пальцы сцепились замком, затем лисьим взглядом смотрит Тихиро в глаза… — Плохого бойца и ленивого чародея легко вычислить по рукам, — его пальцы продолжают скользить по коже, словно змеи, и Тихиро понимает, что в эту секунду попросту не дышит. — Но мозоли доказывают, что это руки мастера, того, кто не боится ничего… Руки старательного человека. Содзе ведет большим пальцем по ладони, потом сжимает руку Тихиро крепче. Его улыбка все еще напоминает лисью, но она беззлобная, просто лукавая. — Значит, вот что тебе нравится, да? Содзе склоняется ниже, и Тихиро не может произнести ни слова, смотря на это в полном шоке; когда его язык касается тыльной стороны ладони, Тихиро резко выдергивает руку и пулей вылетает из машины, игнорируя хохот позади. Надо немного отдышаться, желательно наедине! Вслед он слышит: — Не стесняйся, в этом нет ничего плохого! Мне, например, нравилась мисс Ноябрь! Боги!.. Скорей бы уже это путешествие закончилось!