фантомная боль

Весточка о том, что «Хисяку» слегка недовольны произошедшем, явно беспокоит Содзе (странно говорить в его отношении «напугала», хотя что-то подобное витает в воздухе), потому как он становится более нервным и все чаще покидает дом, будто бы готовясь. Тихиро плевать; то есть, он нервничает, разумеется, но в разумных пределах. Пока что он все равно бессилен, а зря беспокоиться из-за того, что в любом случае случится — неважно, идет ли речь о простом поиске нового логова или столкновении с «Хисяку» — равносильно трате нервов на ерунду. К счастью, вся эта беготня означает то, что Содзе меньше присутствует рядом, и после тесного контакта на протяжении предыдущего времени это будто бальзам на душу. Тихиро привыкает к одиночеству, и долгожданная тишина кажется ему истинной амброзией. В это утро он решает заняться простой разминкой и нагло захватывает гостиную, пока там никого нет. Кости и мышцы приятно ноют от напряжения, пока Тихиро отжимается от пола на трех пальцах. Может, стоило бы еще немного подождать, самую малость, но нельзя лениться. Три года он готовится к мести, и вот, наконец, судьба дает ему шанс. Попутно она всовывает ему Содзе, но это уже детали, не столь существенные. Он вспоминает первые недели после смерти отца, когда Сиба наконец-то прекращает его отговаривать и соглашается помочь; как тот гоняет его на тренировке, отчего Тихиро хочет выплюнуть собственные легкие, настолько тяжело вдохнуть. Кто бы подумал, что все зайдет настолько далеко, что его мучения принесут пользу, что он даже найдет след клинков. Лишь бы все это уже закончилось, лишь бы… Нужно вернуться к Шаль и Сибе. Он так погружается в собственные размышления, что не замечает возвращения Содзе; маскировка у того не самая выдающаяся, с водолазкой (чтобы скрыть татуировку?) и авиаторами. Он копается в коридоре, потом явно замечает шевеление в комнате и вглядывается. Тихиро не произносит ничего, когда он опускается рядом и с интересом начинает наблюдать, будто это какое-то особенное зрелище. Хочется огрызнуться, но это бессмысленно. Нет смысла переводить кислород. Он лишь мельком бросает взгляд на Содзе и стопорится, потому что до этого рассмотреть его вблизи не удается (обычно он занят тем, что либо смотрит в сторону, либо пытается его избить); запавшие глаза, осунувшееся лицо и общая болезненная бледность, граничащая с серым цветом кожи. Это нормальное состояние для человека, которого едва не разрубило пополам. Не у всех есть возможность воспользоваться помощью Шаль. Нельзя жалеть его. Содзе — не друг, просто вынужденный товарищ. Он заслужил каждую рану, каждую каплю пролитой крови. Тихиро должно быть плевать, но он все равно чувствует себя как-то неуютно, и сложно даже сказать почему. Это не чувство вины, но странное сочувствие, которое приходится скрывать из-за необъятной гордости Содзе. Почувствовав на себе взгляд, тот криво ухмыляется. — Что, любуешься? Тихиро хочет огрызнуться, но потом решает не быть скотиной. — Тебе стоит поменьше бегать по округе, если ты еще не восстановился. Плюс у тебя нет руки, это довольно заметная деталь. — Ты так носишься вокруг, будто наседка. Поразительно. Ладно, мамуля, постараюсь быть послушным. «Хисяку» все равно примерно в курсе, где я, хоть мы это скоро и исправим, — фыркает тот, после чего легонько стучит Тихиро по виску, отчего тот морщится. — Что, хочешь побегать по делам сам? Да уж, с твоим шрамом это будет еще более незаметно. — Людей со шрамами много. — С серповидной формой, о которой говорилось в моих ориентировках? Туше. Видя, что победа за ним, Содзе с молчаливой победной улыбкой качает головой, после чего лукаво заглядывает в глаза. Честно, в этот раз это даже не напрягает, и Тихиро смотрит в ответ, немо спрашивая, мол, что нужно. Он не вздрагивает, стоит Содзе придвинуться ближе, лишь хмурится, когда начинает ощущать запах его волос. От него вновь странно пахнет, теплым запахом специй. Его дыхание щекочет ухо. — Я ведь так и не отблагодарил тебя за то, что ты тут делаешь… — А требуется особая благодарность? — шелестит Тихиро, чувствуя, как невольно задерживает дыхание. — Я ждал более холодного приема, признаться, в конце концов ты прав, мы с тобой не в самых дружеских отношениях. Но ты даже готовишь мне завтраки. Кто мог такого ждать? Будто бы я не взаперти с маленьким волчонком, а вполне себе на курорте. — Я два раза набил тебе морду. — Думал, мы тут будем драться через день, — он хихикает и опускает голову ниже, отчего Тихиро и вовсе перестает видеть его лицо, только макушку. Неожиданно сильное желание ткнуть в нее пальцем он тут же в себе давит. — Так что я благодарен тебе, пожалуй… Я редко это говорю, но спасибо, Тихиро. Имя он произносит по слогам, и затем делает то, чего от него Тихиро одновременно не ждет вовсе и одновременно с этим по неясной ему же самому причине ожидает; когда чужие губы пробегаются по шее, едва касаясь, он чувствует, как волосы на затылке буквально встают дыбом, но замирает. Однако, дальше это никуда не идет — Содзе неожиданно поднимается, и в последнее мгновение все, что видит Тихиро под его волосами — усмешку, но в этот раз беззлобную. — Вот так можно демонстрировать благодарность дорогим людям. Что-то новенькое для тебя, верно? Дорогим, значит? Он скрывается где-то в глубине квартиры, пока Тихиро волчьим взглядом смотрит ему в спину, затем — невольно касается шрама на виске. Это то, о чем говорил Сиба. Но часть него, неотъемлемая, как и теперь — шрамы Содзе для него. И каждый раз, когда они будут смотреть на себя в зеркало, в голове будет всплывать воспоминание о судьбоносном дне: и неважно, была ли тогда сломана жизнь или просто клинок. Возможно, надо сказать что-то еще, но Тихиро не уверен, потому он просто молча провожает взглядом Содзе и с шумным вздохом проводит рукой по волосам. Боги, как же все это невероятно сложно. Он занимается делами на кухне, размышляя, куда дальше ляжет путь — спокойствие в такой ситуации ощущается странно и жутко неправильно, но Тихиро знает, что подготовка идет, и скоро они покинут эту тесную уже ставшую привычной квартиру. Он крепко сжимает в руке нож и тонко нарезает овощи, пока в голове вертится мысль, что все это напоминает жизнь с отцом, только разве что тот был хорошим человеком с крайне дурацким чувством юмора, а Содзе ему уподобляется разве что в отсутствии адекватного чувства юмора так такового. Но он почти отвыкает вот так печься о ком-то, не думать ни о чем, кроме как сегодняшнего ужина. Не стоит больше сомневаться в правильности поступка. Это просто заключение мира между ним и Содзе, чьи связи в дальнейшем окажутся крайне полезны. А что до Шаль, то Тихиро готов на что угодно, чтобы заслужить ее прощение, и он уверен, что Шаль в конце концов его примет, потому что после нахождения всех клинков Тихиро оставит позади все, что сделал, и займется добродетелью. В какой-то момент он принюхивается, чувствуя в воздухе странный сладковатый аромат. Сначала он боится, что это что-то испортилось, но запах идет не с кухни, откуда-то с комнаты, и это точно не табак. На мгновение Тихиро думает, что это может быть чья-то магия, что-то усыпляющее, он задерживает дыхание и проходит в коридор, чтобы сообщить об этом Содзе, взглядом сканируя пространство вокруг, но не видит пока ничего, пока тонкий аромат не выводит его в гостиную комнату. Тут он чувствуется интенсивней. В комнате Содзе: с отсутствующим выражением лица он смотрит телевизор, по которому крутят запись пьесы кабуки. Когда на экран выпрыгивает шиши, он что-то тянет к губам, но спустя секунду Тихиро понимает, что это вовсе не мятная палочка. Он замирает на месте, как истукан, когда Содзе тянет самокрутку к губам. Понятно, лишился сигарет и принялся крутить сам? Не то, что это поразительное зрелище; он уже привыкает, что тот тянет всякую дрянь в рот, но сейчас запах отличается от тех дешевых сигарет, что были раньше. Он хмурится сильнее, когда после затяжки по плечам Содзе пробегает судорога, и тот запрокидывает голову назад с шальным лихорадочным взглядом. Шумно вздыхает, будто так сильно его торкает. — Что это? Содзе отвлекается от самокрутки и поднимает удивленный взгляд на Тихиро. — Что, хочешь закурить? От такого предложения почти передергивает, но Тихиро сдерживает равнодушное выражение. Тратить время на злость — себя не уважать, особенно если речь идет о Содзе. Он морщится и кивком указывает на сигарету между пальцев. — Нет. Я спрашиваю, потому что запах отличается. — А ты его запомнил? — криво ухмыляется Содзе и вертит сигарету, после чего вновь затягивается. В воздухе вновь повисает запах пряностей. — Это мак. — Мак?.. — Знаю, его трудно найти в Японии. Это такой красный цветок, если что, и… — Я знаю, что такое мак, — оторопело прерывает эту бесполезную лекцию Тихиро, продолжая смотреть на самокрутку, после чего моргает. Знает он и то, что из него делают, спасибо рассказам Сибы. — Это опиум? Он не должен удивляться тому, что известный на все подполье страны торговец оружием увлекается наркотиками. Это что-то вроде банальной вежливости, такой человек и должен подобным баловаться, для него это нормально. Но сам факт, что рядом с ним употребляют такую дрянь… Сиба-сан всегда говорил, что Тихиро — поборник хороших манер, и он не собирается отказываться от них даже во время вынужденного сотрудничества с подобным человеком. Резко он наклоняется вперед, и прежде чем Содзе успевает затянуться в очередной раз, он резко выдергивает сигарету из пальцев. У того такой взгляд, будто он и сам не понимает, что произошло. Несколько секунд он тупо смотрит на Тихиро настолько растерянным взглядом, что это почти потешно, после чего оторопело бормочет: — Да ладно, это даже не табак. — Никаких наркотиков, — рычит Тихиро и швыряет сигарету в цветочный горшок. — Это дрянь. — Ты че, решил мне нотации зачитать? Содзе, кажется, все еще не может поверить в случившееся. Скривившись, Тихиро разъяренно указывает на него пальцем. — Так и знал, что ты умом тронулся. Какие наркотики? Тебе надо быть в здравом уме, вдруг сюда завалятся шавки «Хисяку»? Как ты будешь защищаться, обдолбавшись? Сначала Содзе выслушивает всю эту критику все еще с удивленным видом, потом взгляд его приобретает слегка скептичные нотки. Он сжимает губы в тонкую линию и смотрит на Тихиро исподлобья — он всегда так делает, признаться, что жутко бесит, потому что этот взгляд с легким снисхождением лишь больше напоминает о предыдущих поражениях. Со вздохом смотрит на сигарету в горшке. — Бля. Вообще-то, я берег ее именно на такой случай. — Мне насрать. О чем ты думаешь?! — Я думаю о том, что опиум, прежде всего, болеутоляющее, — Содзе легонько шлепает себя по торсу, после чего болезненно кривится. — Это, знаешь ли, твоя вина. — Ты сам напросился. — Кто же знал, что ты реально туда ударишь? Слушай, Тихиро, я знаю, ты еблан немного, но это даже мило. Но мне похер. Я нюхаю кислоту дольше, чем ты… ладно, может, не живешь, но я уже дрался под кайфом, и, поверь, нет в этом ничего сложного, — он с тоской смотрит в сторону горшка. — Но теперь это не имеет смысла. Бля. Несколько секунд Тихиро наблюдает за тем, как Содзе ерзает на месте, то и дело морщась, но в мыслях вертится оброненная им фраза — опиум это обезболивающее. Сцена с утра, эти слова, удар прямо по больной ране, отчего Содзе, который даже на попытку врезать ему в челюсть реагирует с гоготом, перегибается пополам и оседает на пол… Тихиро чувствует, как невольно поджимает губы. Постоянно сетовать на то, что его вынужденный товарищ ведет себя глупо, и поступить самому также? Превосходно. О чем он сам думал? Поступил на эмоциях… Это и привело к поражению на аукционе! Надо было поступать осторожнее. Сам он не чародей, это у Содзе есть способности, он — единственная надежда Тихиро, если случится что-то за гранью воображаемого. — Я не подумал, — искренне признается он. — Извини. Содзе бросает в его сторону полный иронии взгляд. — Знаю-знаю, способность мыслить — сложный навык. Не строй такую грустную мордашку, все равно уже ничего не поправить… Да ладно, слушай. Я не помер, лежа на земле с кишками наружу, такая боль — не самое страшное, что я переживал, — он ерзает на диване, пытаясь устроиться поудобней, после чего поднимает полный усталости взгляд на Тихиро. — Не стой столбом, садись. И Тихиро послушно садится. — Забылся. Надо было подумать. — Послушай, я уже понял, что у тебя память, как у золотой рыбки… — Содзе вдруг замирает и смотрит на Тихиро, широко распахнув глаза, после чего начинает визгливо истерично смеяться. Спонтанно появляется желание взять подушку и придушить его ночью, но он сдерживается, потому что это будет финальным аккордом в этой идиотский истории. — Ой, бля. Извини. Это было не намеренно. Все, хватит кукситься. Ну врезал и врезал. Не сахарный, не растаю. Тихиро складывает руки замком и опускает голову вниз. Надо быть осторожнее, а он забывается. Так нельзя. — Сильно болит? — А тебя это беспокоит? — насмешливо фыркает Содзе, но тут же перестает зубоскалить, когда видит серьезный взгляд Тихиро. Откидывает голову на спинку дивана и несколько секунд с подозрением на него смотрит, после чего вздыхает и отводит взгляд в сторону. — Конечно, сильно. Пиздец просто. По-хорошему мне месяц надо было в больничке провести, но где больнички — а где я. Но хуже всего с рукой… — С рукой? — Скорее всего ты должен был ощутить это, если малявка вернула тебе твою. Она будто чешется, хотя ее по факту нет. От этого фантомного чувства не избавиться, а порой по ночам кажется, будто она болит… Может быть. Тихиро уже плохо помнит; признаться, часть времени после боя с Содзе он проводит в полубессознательном состоянии, отчего половина забывается. Воспоминания того момента идут урывками, словно испорченная кинолента: вот они около лаборатории, а когда он моргает, то он уже в укрытии, под капельницей. Сиба говорит, что его лихорадит пару дней. Кто знает, может, в этот период что-то с рукой и было. Некоторое время они молчат. Шиши на экране продолжает исполнять безумную пляску. Львы выкидывают своих детенышей с обрыва, чтобы они выросли сильными, такая была сказка. Отец бы никогда так не поступил, но у Тихиро есть ощущение, что его все равно швырнули в пропасть. Как же он устал. В какой-то момент Содзе просто уходит, и пьесу Тихиро досматривает один. Отец-лев и львенок заканчивают свою пляску, и после завершения выступления у него неприятно ноет сердце. Ничего не вернуть. Тихиро никогда больше не встретит отца. «Небесная Бездна» была последней связующей ниточкой, и он ее утратил. Пару минут он сидит в тишине один, потом поднимается. Ноги сами приносят его в чужую спальню, и несколько секунд он вглядывается в темноту. Сложно поверить, что еще несколько дней назад он стоял тут с намерением убить, время действительно все меняет. Кто знает, как пойдет все дальше. Он уже хочет уйти, но вдруг слышит слабый голос с пола: — Это ты? Подойди. Содзе не спит; он смотрит на Тихиро с полуприщуром и едва заметно улыбается, когда тот садится на колени рядом. В неярком освещении из коридора его лицо кажется почти белым, как у призрака, отчего татуировки на коже выделяются еще сильнее, будто кляксы на бумаге. — Прости. Если бы я не ударил… — Прекрати. Надоели эти извинения. Тихиро упрямо поджимает губы, но молчит. Некоторое время они сидят в тишине, и, наверное, Содзе уже окончательно проваливается в сон. Тихиро не знает; он не хочет спрашивать и просто молча смотрит в сторону окна, откуда хорошо видно полумесяц. В ночь, когда они сражались, луна была полной. Так много времени прошло… А вместе с тем — совсем незначительно. На мгновение Тихиро опускает взгляд на Содзе, следом за чем осторожно тянет руку и касается его лба, чувствуя под пальцами испарину. Иногда… стоит остановиться и подумать, а не просто бросаться в бой. Ему надо действовать осторожней. С трудом был возвращен один меч, но утерян другой. Но уже слишком поздно. Когда он поднимается, чужая рука вдруг хватает его за запястье. — Останься. Он оборачивается, и видит, что на него смотрит Содзе. Тихиро хочет спросить зачем. Тихиро хочет понять, в чем смысл всего этого лихорадочного сна, который никак не прекращается. Но он смотрит на Содзе, на его кривую улыбку, потрескавшиеся губы и шальной взгляд. Этот человек нездоров. Тихиро стоило убить его еще тогда, в лаборатории. Иронично, что именно то, что он и не поступил так, спасло ему жизнь в дальнейшем. Он поднимает глаза к потолку, надеясь найти там хоть какой-нибудь ответ, но единственное, что отвечает ему — мигающая лампа. Потому без лишних слов он опускается рядом с футоном, лишь изредка смотря в сторону Содзе. Тот засыпает быстро, но спит неспокойно, хоть и тихо. Видно, как он постоянно хмурится, иногда кусает губу, и Тихиро гадает, что может сниться такому человеку. Но он решает, что это не его дело, и просто ложится рядом, смотря в темный потолок. Удивительно, что он засыпает в этой комнате уже второй раз. Он лежит час, два… Этой ночью сон никак не идет.