Мы с проверкой

…Он стоит с открытым ртом и хлопает глазами. Вечером пару дней назад ему не удалось рассмотреть само здание, в котором он теперь работает. Теперь, глазея на него, он видит, что оно низенькое, но не так, словно его придавили, нахлобучив поверх черепичную крышу, а наоборот — дом будто раздулся, вытянулся вторым этажом, найдя себе крышу-шляпку по последней моде точно по размеру. Серая, похожая на цемент, лепнина своими тонкими, округлыми краями, заплетенными в две седые косы лишь добавляет зданию вид полной, гордой старушки. Среди покренившихся панелек, таких же, кажется, серых, но при этом и грязных, и не знающих тонкости, она стоит упрямым особняком. В большом окне видно его отражение: внутри довольно темно. На самом верху на стекле посвечивают неоновые буквы. Названия как такого нет, поэтому буквы складываются просто в «КОФЕ» с маленькой припиской «с собой» внизу. Деревянная, выкрашенная в серый, дверь выжидательно глядит на него. На ручке весит табличка: «ЗАКРЫТО >: (». Он проводит рукой по одной из кос. Даже через ткань и мех он чувствует немного неровный камень. Он легонько улыбается. На этот раз на руках у него белые варежки, которые он одолжил у Гено. У Гено, да и вообще у семейства Афтеров, вся одежда всегда была белая столько, сколько он себя помнит. Гено однажды на одном из семейных ужинов сказал, что это «чтобы кровь было видно». Мать и дядя дружно подавились. Пятилетний Гено, уже тогда хмурый и больной, глядел на напуганного пятилетнего Эррора, даже и не собираясь брать свои слова обратно. Ему потом еще долго припоминал эту историю дядя, и тогда же обнаружилась еще одна специфическая черта Гено: сильно краснеть (а иногда и багроветь) даже от небольшого конфуза. Эррор устало хмыкает себе под нос и открывает дверь, проскальзывая внутрь. Пока он шел сюда, и морозный ветер бил ему в лицо, у него было время успокоиться. Сбежав со школьного двора, от Инка, он минут двадцать плутал вокруг да около, пытаясь отыскать нужное здание, перед этим сняв очки и морщась, и моргая. Теперь мел и надписи вокруг кололи глаза, быстро отвыкшие от четкого мира и слезящиеся. Но он выдыхает с облегчением: теперь у него даже мысли не пробежит, что все это реально. Сейчас он думает, что, быть может, ему не стоило так быстро убегать. Вообще паниковать ему не стоило. Быть может, ему стоило стянуть с себя очки, зажмуриться, пока кровь бьет по ушам, а он рвано дышит, и он бы успокоился, притворившись, что, если он откроет глаза, все иллюзии с монстрами испарятся как по щелчку пальцев. Как кошмары в детстве. Дверь открывается. Звякает колокольчик. В него выдыхает теплым воздухом. Желтоватый свет от лампочек — ему казалось, что раньше он был холодным? — бликует на паркет и на его ботинки. Сняв куртку, он неуверенно стоит посреди зала и отвлеченно рассматривает стойку. Над ней теперь весит доска с нацарапанным поверх меню. Цены тут довольно либеральные, это он знает из небольшого опыта. Он снимает куртку, оглядывается, чтобы найти, куда ее повесить. В зале никого. — А-а-а, — издается у него хриплое из-за спины. Он резко оборачивается. Мистер Мэйр. — Здравствуй. Он приветственно кивает. От его нового работодателя несет мятой. Он опирается на трость и тонко рассматривает его. К нему тянет, как к морской сирене. (Но щупальца за спиной отталкивают чужое тело, как неподвижное бревно из воды.) (Пахнет тиной.) Дыхание учащается. Он закрывает глаза. Хочется бежать, снова, хотя он прекрасно знает, что ноги в любом случае его не послушаются. Руками мнет рукава, стараясь успокоиться. Сквозь мяту прорывается тонкий аромат тины. — Здравствуйте, — выдавливает он из себя, открыв глаза и глядя мистеру Мэйру в лицо. Тот легонько вскидывает брови, с интересом проводя глазами по своему новому работнику, губы приподняты на самых концах. — Вы же принесли паспорт, правильно ли я понимаю? — спрашивает мистер Мэйр. (Щупальца спокойно качаются из стороны в сторону. Эррор напряженно глядит на них. Они словно часы в фильмах про гипноз: ужасают, но завораживают.) Он судорожно кивает и — сейчас, секунду, подождите, — начинает лапать куртку, которая почти вываливается у него из рук. В груди начинает легонько покалывать паникой. Он хмурится, когда с первого раза у него не получается залезть в карман пальцами. Но такое случается, это надо просто пережить. Дыши глубже. Ну же. В памяти не прошено всплывает далекий чистый кабинет с бежевыми стенами и мужчиной с очень серьезным взглядом, все время рефлекторно поправляющим очки. Хочется скривиться. От мужчины все время пахло лимоном, он сам был как лимон. (– Но, Эррор, я сегодня специально попросил у жены ее духи. Они с сиренью. Ты точно уверен? — потом идет кивок, потом вздох. А потом все начинается сначала.) — Вот, — выуживает он паспорт наконец и облегченно выдыхает. Одной проблемой, кажется, меньше. Мистер Мэйр осторожно рассматривает книжечку, протянутую ему. Сверив фотографию, он кивает себе и отдает паспорт обратно. — Да, хорошо. Я также забыл попросить в прошлый раз, но не могли бы Вы дать мне Вашу контактную информацию? — в руках у него оказывается ручка, будто из неоткуда. Эррор, кажется, что-то такое припоминает, еще с прошлого раза. Хотя воспоминания у него мутные, плавающие, чем больше он пытается вспомнить, тем сильнее у него болит голова. Нервным движением руки прислоняет ладонь к карману толстовки, пальцами нащупывает блистер. Надо было выпить еще в школе, заранее. — А могу я дать контактную информацию родственника? — спрашивает он, чуть помедлив. Мистер Мэйр утвердительно кивает. Щелкнув ручкой, тот записывает продиктованный номер брата. Удостоверившись, что он записал все правильно и что «Гено» у него написано через о (Ольга), а не через а (Анна), Мистер Мэйр положительно хмыкает. — Эй, босс… — доносится вдруг из-за стойки. — Мне табличку уже сменить или подождать пока Эррор при… Ой, — бледный парень в темных очках, похожий на Инка и вышедший из подсобки, спотыкается на словах. — З-з-здрас-с-сьте, — протягивает он. Эррор напряженно кивает, хмурясь. Déjà-vu. Оно случается с ним слишком часто, чтобы обращать на него внимание. Но он все равно пытается вспомнить, где же видел этого парня — инстинкт. Тем более, что тот знает его имя. В памяти всплывает… ничего. Но не такое ничего, когда ты ничего не слышишь, как ни пытайся ты отдаться звукам, а такое, когда ты знаешь, что не слышишь ничего, и все равно в ушах стоит неосязаемый звон. Он передергивает плечами. У него почему-то появляется стойкое желание доказать, что он спокойно может прожить без очков. Не понятно лишь, кому, да и зачем. Мистер Мэйр тяжело (и с ноткой театральности) вздыхает. — Да, можешь перевернуть табличку, коли уже здесь, — произносит он, глядя на парня. — Благодарю за информацию, Вы можете приступать к работе, — повернувшись к Эррору. И снова к парню: — Познакомь его с оборудованием. Да побыстрей. Если возникнут проблемы, то я в своем кабинете, — кивает он и ретируется к лестнице, которую Эррор только заметил. — Есть, сэр, так точно, сэр, — говорят ему в спину, без энтузиазма и кривясь. (Щупальца, теперь он видит, вырываются прямо из спины. Кусочки ткани висят на прорванных нитях, то и дело соскальзывая со склизких щупалец. Из-под рваных краев выглядывает бледная, покрытая зеленоватыми пятнышками кожа. Он морщится: в глаза и нос попадает запах мяты вместе с горьким и тягучим вкусом моря. Голову пронизывает льдом, как от орбита. В горле оседает ком. Мутит.) — Эй, — слышится через морозную дымку в ушах. Перед глазами ему щелкают пальцами. — Ало, земля взывает к вам, капитан. Он резко вдыхает и оборачивается. Парень, бледный, белый и в очках, корчит недовольную гримасу. Эррор немного его ниже, и потому приходится поднимать голову, чтобы его рассмотреть, хотя и совсем чуть-чуть. Глаза болят и слезятся. — Ты втыкал в никуда секунд двадцать, — комментирует парень чуть раздраженно, хотя в общем-то равнодушно. Высокий парень — высок и звонкий голос. Эррор осторожно кивает. У парня на щеках он замечает какие-то черные разводы. — У тебя тут… — начинает было он, указывая себе на щеки. Те оказываются влажными. Парень сначала хмурится, потом кривится — морщится — поднимает глаза к небу — ругается себе под нос — «Ну пиздец… А можно было… А нахуя…» — и, наконец, раздосадовано вздыхает. — Имя — Киллер (не спрашивай), я — твой колл-л-лега, и меня пос-то-янно забывают, — протягивает он, вытягивая руку для рукопожатия. — А. Ну и мы с тобой уже знакомы, если ты сразу не понял. Где очки? — он нетерпеливо постукивает ногой, пока Эррор таращится на него во все глаза. Дерганный и резкий. — О… кей, — он сглатывает и пожимает чужую руку. — И я не ношу очков. Киллер, новый старый знакомый, лишь театрально закатывает глаза, всем телом. Он, кажется, все делает всем телом. Со словами «ха-ха» и «как хошь» и отпустив чужую руку, он разворачивается и идет к двери в одной черной водолазке, закатывая рукава. Эррор так и остается стоять, нахмурив брови и глядя ему вслед. — Так, ладненько, — начинает Киллер, хлопнув в ладоши и подбирая с вешалки, которую Эррор доселе не замечал, куртку, — иди в подсобку (дверь за стойкой). Там, рядом с кофемолкой (надеюсь, не перепутаешь), лежат зерна в двух кучках. Тебе нужна та, что ближе к кофемолке. Я уже все обжарил до тебя, так что просто мели. Вроде ниче перепутать не должен, — натягивая куртку, парень оступается и спотыкается на шнурках, ойкая. Эррор медленно кивает. Мозг гудит. Он жмурится. Гудят в мозгу ИДИ МЕЛИ, МЕЛИ, МЛИИ, МЕИ, МИИ, мешаясь, сталкиваясь и сминаясь… Он пытается сфокусироваться, судорожно вдыхая. Кучка, что ближе. Окей, понял. Главное, чтобы там был стакан воды… — Так что на щеках-то?.. — спрашивает он довольно тихо, когда Киллер уже надевает перчатки и заматывается в шарф. Но тот все равно слышит. — А, ну так это, как его, дресскод, — говорит он сквозь шарф. — Ща… Вернусь и тебе тоже так… Ты пока иди мели, ну а я… — он распахивает дверь и сильно морщится. До Эррора еле долетает холодный воздух. Парень выпрыгивает за дверь, и та захлопывается со страшным грохотом. Эррор вздыхает и быстро накидывает куртку на вешалку. Взгляд цепляется за ладони. (Они покрылись зеленоватыми пятнами. На смуглой коже они почти не заметны и похожи на чешуйки. Или на плесень.) Отпрянув от вешалки и тут же снова за нее схватившись и подняв — она начала падать — он прячет руки в карманы. Пока Киллер — боже, он только сейчас понял, насколько же это странное имя — на улице, он быстро заходит в подсобку, хотя он бы назвал это скорее маленькой кухней, хоть и с хламом, и, найдя, кажется, правильную кучку, начинает молоть зерна, до консистенции, как у кофе из магазина, стараясь не глядеть на руки. Но, когда взгляд все же приходится опустить, он выдыхает с облегчением: пятна с рук пропали. *** …Киллер вваливается обратно в помещение, взвыв. Табличка снаружи теперь гласит «открыто >: D», но это того не стоило. Кожа около глаз, хотя, вернее сказать, около очков, покраснела. Всего три часа дня, но солнце уже перевалило за зенит. Его телу, упорно платившему налоги за отопление, это ух как не понравилось. Он сплевывает мороз с себя, содрогаясь, неряшливо кидая шапку с шарфом на вешалку. Шарф путается о шею, тонкими кристалликами льда скользя по коже. За окном начал валить мокрый снег. Теплей сегодня точно уже не будет. Он вздыхает. Ему потом еще домой плестись… Волосы он распускает, сразу же заплетая обратно в тугущий высокий хвост. Ему не нужно зеркало, чтоб знать, что они совсем выбились. Жаль, не взял с собой расческу… Уже на пути к подсобке он вдруг замирает, хмурясь. Глубоко вдыхает, прикрыв глаза. Что-то изменилось. Кофе. Он всем телом подается к стойке. За ней никого, но он практически видит исходящий из-за нее тонкий аромат кофе, чувствует всеми фибрами своей душонки, упругую струйку дыма, петляющую и медленно растекающуюся по всему залу. Пока что аромат тихий, еле заметный. Но он не понаслышке знает, что чуть подожди — и кофе обволочет тебя и вдарит в голову, похлеще нашатыря, выбивая все мысли из-под прикрытых век. Быть может, ему не стоит с носом залезать в пакет с зернами каждый раз, как купит, и висеть над ним, глубоко вдыхая, словно ингалируя. И так до слез. Но это мысли на другой раз, сейчас ему совсем не до этого… На лице у него расплывается томная улыбка. Он невесомо плывет в подсобку, где Эррор тужится над ручной кофемолкой, засыпая зерна по чуть-чуть. Киллер на ней еще сахар пару раз перемалывал в пудру… Эх, даже жалко выбрасывать. Столько всего вместе пережили! Но электрическая, конечно, лучше. Он осматривается. Все завалено коробками, скотчем, светодиодами, тряпками и чем только не… Все-таки, как ни крути, кухней, маленькой или нет, это не назовешь. Он кидает оценочный взгляд на кучу, сваленную в дальнем углу, который на данный момент является эквивалентом мусорки. Только без ведра. И даже без пакета. На кухне должен быть идеальный порядок. Так что пока ­– это только подсобка и ничего более. Он морщится. Мусор выносить он, видимо, будет сегодня. — Я вернулся, — объявляет он, встав посреди комнаты. Эррор резко вскидывает голову, вздрогнув всем телом. Он что-то мямлит в ответ, но Киллер не запоминает. Зато он идет за голубой краской. Со словами «щас», «тебе голубой пойдет больше, чем черный» и с немного неровными линиями на чужом хмуром лице, Киллер отходит назад, разглядывая свой арт-объект. Работой он доволен, «дресскод» сработал, как надо: Эррор теперь «плачет» не натурально голубыми слезами, как заправский эмо. Понурый вид лишь добавляет аутентичности. — Прогрессивненько… — бормочет он себе под нос. — Будешь сегодня работать на кассе, — заключает он. Эррор смотрит на него недоверчиво, но в конце концов со вздохом соглашается. Киллер вновь хлопает в ладоши и гонит его за стойку, пока сам пытается доразобраться с оборудованием, сотворенным Найтмером. Вместо того, чтобы заниматься этим ВАЖНЫМ делом в воскресенье, он потратил весь день на замену лампочек, а потом и на усталое лежание на холодном полу, раскинув ноги-руки в стороны и громко, тяжело дыша. Как он и ожидал, заняло это часов одиннадцать: сначала сотворить лампочки, потом сотворить лестницу, потом понять, что лестница неудобная, потом опробовать ее в любом случае, потом ушибить колено, потом… А еще стаканчики надо было создать, про которые он чуть ли не забыл, а потому и пришлось еще помучиться поздно вечером. Под конец дня у него просто сил не осталось, чтобы с чем-то там разбираться. Так что восполнить ему это время придется сейчас, между заказами, которые он выполняет идеально (если основываться на его чутье и чувстве собственной важности), и между короткими, но поучительными уроками о том, как что работает, как какой кофе варить и что за разница между помолами. На его «а домашним заданием тебе будет все это погуглить, а не донимать меня тупыми вопросами. Тут работают взрослые, детка» Эррор лишь прозаично тупит взгляд и прикусывает губу, отводя взгляд. Киллер на это лишь вскидывает бровь и вздыхает. — А, ну и, если те кто-то из покупателей будет грубить, шли их нахуй. В нашем заведении прав всегда продавец, — сообщает он как можно более пафосно, прикусив губу. Как же иногда удобно, что он всегда носит темные очки. Даже когда спотыкается, он точно выглядит пиздецки круто. Эррор на сей наказ лишь многозначительно хмыкает, вскинув бровь. Всю неловкость с него как рукой сняло и, покачав головой, он вновь идет за стойку, на этот раз с чужим заказом («пятерной эспрессо, как интересно и необычно…»). Среди быстрых движений туда-сюда не остается времени на неловкость с единственным коллегой. Но только выйдя из подсобки, он вновь начинает горбатиться, а взгляд заседает глубоко под нахмуренными бровями. И какой потенциал они увидели в этом неказистом зажатом мальчике, который у кассы каждому отвечает нарочито вежливо, боясь лишний раз поднять глаза? А если глаза он и поднимает, то выглядит так, будто увидал призрака на своих ладонях. Еще чуть-чуть и мальчонку пробьет холодный пот. — Погодь… — произносит Киллер, роясь в кармане. Он достает и вручает ему свой телефон. — А, не, щас… — распароливает его и создает новую вкладку в гугле (даже если на телефоне нет никакого компромата для начальства, все равно надо держать его запароленным; возможно, там есть компромат для друзей и знакомых), — вот. Держи. Можешь гуглить, пока посетителей нет. Эррор озадаченно взирает на холодный девайс у себя в руках. Он осторожно проводит пальцем по экрану, будто впервые держит такой телефон в руках. Исподлобья он напряженно поглядывает на Киллера, держа телефон немного на расстоянии, словно боясь, что, поднеси он его ближе — тот то ли прыгнет на него, то ли укусит… В конце концов он, пытаясь скрыть вздох, прижимает его к себе и уходит обратно, в «караул». Киллер, когда подносит заказы или просто так выглядывает за дверь, поглазеть, что там и как, замечает, что Эррор, даже повернувшись к нему спиной, даже не подозревая о том, что Киллер на него смотрит, к телефону так и не притронулся. Только стоит, как солдат, выпрямившись и выглядывая врага — очередную посетительницу, которой латте — это не латте, кипяток недостаточно горячий, а кофе слишком горький (эспрессо), слишком сладкий (никто не просил Вас просить по пять ложек сахара на стаканчик!), или нет логотипа на стаканчике («Вы дура, да?»). К таким Киллер выходил уже сам, все расписывая по понятиям и ведя себя как базарная бабка, пока Эррор стоял в сторонке и записывал, как надо вести себя с такими нахалами и нахалками, (активно бледнея и глядя примерно на стену, и примерно в никуда). А Киллер плавал в своей эйфории. Всегда мечтал так сделать! Чтоб все они получили за порчу чужих нервов! Но, пытайся он такое провернуть прежде, его сразу же увольняли… Несмотря на то, что кофейня открылась буквально сегодня, посетителей было… Не мало, хотя и не очень много. Киллер винит в этом здание. Слишком старое, «изысканное», спертое будто из старого города или центра, где пару домов попытались так «задекорировать». Кто-то говорит, что чтобы привлечь туристов, а кто-то — ради исторического наследия города (!!!). Такое не может не привлекать внимание. Подожди они еще недель, этак, пять, и от посетителей отбоя в целом не будет. Киллер глядит в это будущее с волнительным ожиданием и с опаской. Вот они заживут… Можно даже будет цены повысить или расширить ассортимент, добавить там… всякого. (Некоторые уже спрашивали, зачем им столы, если есть за ними нечего. Пришлось соврать, что это только временно, но скоро!.. Несмотря на то, что в искусстве не-кофе Киллер ничего не смыслит, а сладкое вообще любит не сильно. Лучше уж чипсы, чем острее, тем лучше.) И, хотя мечтать не вредно, Киллеру приходится признать, что новых работников-то не будет, а, значится, пахать ему придется за четверых. Но зато ему денег больше достанется. Надо везде искать свои плюсы. Парочка случайно заблудших сюда школьников и студентов, не скрывая своего любопытного вездесущего взгляда, спрашивали о картинах, Киллеру напоминающих «полотна девятнадцатого века этого наиизвестнейшего автора, о котором вы не знаете, потому что вы — бескультурное быдло». Девушки на качелях с развевающимися трехслойными юбками, глядели на мир за рамками улыбчиво и умиротворенно, подставляя лица ветру. По одежде спрашивающих — пальто, береты, рубашки всех цветов осени и свитера с вязанными жилетками — Эррор рассудил, что все это художники, искусствоведы, да историки с первого курса, о чем шепнул Киллеру, вышедшему дать ответы на их расспросы, впрочем, тщетно. Получилось так, что даже Эррор отвечал более складно, потому что тот знал о художественном искусстве хоть что-то, даже кидая в толпу пару умных словечек, на что аудитория воодушевленно кивала и поддакивала. Киллер, отойдя в сторонку, тоже слушал, приподняв брови. Рассказывал Эррор хоть и сбивчиво, но интересно. Даже появилось желание поискать потом больше инфы. Он уже было полез в карман за телефоном с заметками, но быстро сообразил, что тот все еще на кассе, у Эррора. Другая пара посетителей интересовалась лестницей в углу, как и, в целом, вторым этажом, есть ли там тоже места или нет. Вид должен был открываться отличный. Киллер на это лишь пожимал плечами и говорил, что там живет хозяин заведения — «О, вот так вот превратить свой собственный дом в кофейню? Должно быть, это его давняя мечта! Как чудесно!» — «А почему он тогда не сидит тут и не делает все сам? Сам бизнес открыл, сам пустил его на самотек… Никакого уважения! Вот я бы…» — «А! Можете его позвать? У вас клиентский сервис — просто ужас! Что значит нет?», «То и значит. А теперь двигайте отсюда, за Вами очередь.» Эррор же на такие вопросы сам оглядывался на лестницу, видимо, проверить, там ли она еще. А то вдруг привиделась. На втором этаже, который, судя по всему, тоже появился в воскресенье, так как в субботу там его не было, Киллер может мамой поклясться, (иногда люди недооценивают удобность отсутствия родственников), Киллер был всего пару раз, из чистого любопытства. Кроме, собственно, кабинета Найтмера, в который, скорее всего, услугами мелких демонов были перетащены все важные и не очень бумаги, там красовалась еще и библиотека. Под нее была уделена целая комната, доверху наполненная книгами, разделенными по цвету: пара полок была отведена под книги зеленые, несколько полок — под черные переплеты, большая часть библиотеки была наполнена коричневыми корешками, и только в самых недрах комнаты, рядом с читательским креслом лежали пять-шесть почетных фиолетовых переплетов. Когда-то давно, Киллер услышал, что, посмотрев на книжную полку человека, можно многое о нем узнать. Так вот. Заглянув в книги, названия которых не были написаны на корешках, Киллер обнаружил одно — названий на книгах не было, потому что все страницы были девственно чисты. Видимо, выставлены они были лишь для антуража. Что именно это должно было сказать ему о боссе, он так и не понял. Ну, или не захотел понимать. Но, все же, большинство посетителей вместо того, чтобы задавать тупые и не очень вопросы, брали свой кофе в стаканчике и покорно ретировались, либо сев где-то в углу, поглядывая на улицу и строча свой реферат на покоцанном макбуке, либо грея о напиток красные пальцы, выйдя на улицу и нависнув над пока еще клубящимся паром. Под конец дня руки у Киллера пропахли алюминием сковороды, на которой он обжаривал зерна, а в воздухе, даже когда он уже вышел из заведения и пошагал по холодной улице домой, подгоняемый морозным ветром, залезающим под одежду, ему мерещился фантомный запах кофе. Дома он обычно бахал чашечку-другую за окончание продуктивного рабочего дня, но сегодня, хотя день в кои-то веки и вправду был продуктивным, он все же решил воздержаться. Но это потом. А пока, по окончанию смены, он навис над раковиной и потом долго и показательно, конечно же, не снимая очков, стирал с щек черные разводы, потом предоставив место Эррору. — А почему ты очки не снимаешь? — осторожно интересуется подопечный, сразу же добавляя: — Можешь не говорить, если не хочешь. — У меня фотосенситивные глаза, — бормочет Киллер, возясь с тряпкой, прибирая за собой и молясь, чтоб жижа из глаз снова не потекла и не испортила ему все. Например, накапала на чистый белый стол. — Что? Можешь повторить, пожалуйста? — переспрашивает Эррор, втирая в щеки воду с мылом, стараясь отодрать краску, кажется, удивляясь, почему у Киллера она так легко отошла. — Чувствительные к свету глаза у меня, — поясняет Киллер, наконец оттерев одно ненавистное мелкое пятнышко и ухмыляясь. — Что ж! — начинает он, оглядываясь на Эррора, смывшего наконец с себя остатки краски и теперь моргающего и морщащегося, как от детского шампуня, который «не колет глаза», — пора получить то, что нам положено по праву! — ухмылка на губах становится чуть ли не хищной. Эррор хихикает. До кабинета Найтмера он добирается один. Выйдя из подсобки, подопечный, отшутившись и сжавшись, остается стоять посреди зала, уже надевая куртку и укрываясь в капюшон с шарфом, так, что не видно пол-лица. Найтмер сидит, закинув ногу на ногу, и что-то сосредоточенно, тихо пишет, не обратив внимания ни на настойчивый стук в дверь, ни младшего по рангу, проникнувшего в комнату. Тускло. Тихо… Умиротворенно. Трость стоит, прислоненная к столу. На углу лежит пара томиков в обложках, как у классики из библиотеки. Старомодная лампа на столе пускает свой тусклый свет на документы. Ручка шкрябает в тишине. Смоляные волосы падают на лицо. — Кхм… — неловко откашливается Киллер. Воздух будто даже и не дрогнул. Найтмер, не поднимая головы, встает с места, рукой нащупывая трость, параллельно дописывая что-то в отчете. Он наваливается на нее всем телом, надевает цилиндр, висящий на крючке, и шагает к двери. Только сейчас Киллер замечает, что, несмотря ни на что, босс использует трость не только для виду: шагая, он то и дело прихрамывает. Обычно о чужих провалах, особенно о провалах высших демонов, их не учат, потому он и не знает, где мог он захромать. — За мной, — говорит он хрипло, выскальзывая за дверь. По лестнице он спускается, облокотившись на стену, ступая мелкими шажками, пока Киллер тихо следует по пятам. Эррор, прислонившийся к стойке, стоящий посреди пустынной комнаты, застывает и, видимо, напрягается. Найтмер смеряет его усталым, скучающим взглядом и пальцем подзывает к себе. Эррор, выпрямившись в струнку, подползает к нему, кивнув головой. — За Вашу первую смену, прекрасная работа, — спокойно произносит босс, протягивая ему пару купюр. Эррор смотрит на них немного недоверчиво, но вскоре все же забирает. — На этом Ваш рабочий день окончен. До свидания, — взмахивает Найтмер рукой. Вольно. Парень реагирует на эти слова, как заяц на выпущенную пулю. Он вновь кивает, заталкивает деньги в карман и галопом скачет к двери, оборачиваясь только в самый последний момент. — А ты?.. — спрашивает он тихо, хмурясь, и Киллеру нужно несколько секунд, чтобы понять, что обращаются к нему. — Э, мне еще мусор выносить, — произносит он, чуть морщась. — Ты, эт, иди давай. Тебя там, может, ждет горячий ужин и любимая женщина, а ты тут — опаздываешь. Издав последний неловкий смешок и напоследок чуть махнув рукой на прощание, Эррор выскальзывает из зала. В ту секунду, что дверь остается открыта, в кофейню залетают завывания ветра. За окном видны тяжелые, толстые хлопья снега. Киллер ежится. — Мне еще мусор выносить… — морщится он, бормоча себе под нос и плетясь обратно в подсобку, сотворить себе большой черный пакет. *** …Навалившись на дверной косяк, скинув промокшие от слякоти ботинки, Эррор тяжело дышит. Гено живет на четвертом этаже, это не так уж и высоко, но простояв на ногах несколько часов, даже это покажется непреодолимым препятствием. Гено выглядывает из-за угла: рыжие волосы выбились из хвоста, обыденная кислая мина сменилась миной усталой, хотя на губах играет легкая улыбка. С точки зрения того, что Гено не улыбается никогда, то он почти что сияет. В руках у него дымящая кружка. В нос бьет запах какао. Чутка приелось. — С возвращением, — произносит он, кряхтя двигаясь к нему, морщась на каждом шагу. — Ты в порядке? — спрашивает Эррор. — Ага. Просто гулял. Эррор поднимает брови. Гено просто на воздух выманить сложно, а тут гуляния… Так еще и до боли в ногах. — Никак не привыкну, — произносит рыжий, прислонившись к стене. …Так еще и не в первый раз… Эррор просто кивает, стягивая с себя куртку, расправляя плечи, хрустнув спиной и шеей и осев на полу. Гено рядом залпом допивает содержимое кружки и буднично ставит ее на тумбочку в прихожей. Эррор напряженно глядит на нее. Лишь бы не грохнулась, еще разобьется. Кружка, как по команде, начинает трещать и звенеть, и он даже в полумраке замечает, как по ней ползут черные тонкие линии. Он хочет за нее схватиться, но резко отворачивается. — Как прошел твой день? — спрашивает Гено, включая свет. Вся толстовка у него в багровых пятнах, привычное дело. Он шмыгает носом. — Не… не помню, — признается Эррор нахмурено. По дню кто-то будто прошелся стиральной резинкой: кое-где, кое-как еще, кажется, остались очертания прошлого, в то время как в других местах бумагу затерли до дыр. Гено вопросительно вскидывает бровь (он умеет вскидывать только одну бровь; в детстве Эррор даже просил как-то его научить, но звезды так и не сошлись). Эррор мотает головой — «Не спрашивай, не знаю.» — В любом случае, — произносит Гено. — Мне нужен адрес твоей работы… — Можешь напомнить завтра? — молит Эррор, но его игнорируют. — И… — Гено лезет в карман, — лови. В руке у него появляется что-то темное, что сразу взлетает на воздух. Эррор молниеносно вытягивает руки. В ладони ему приземляется кнопочный телефон. — Мой старый. Можешь не благодарить, — произносит Гено спокойно, чуть нагло ухмыляясь. — Ты издеваешься? — Эррор исподлобья поглядывает то на кнопку, то на брата. Телефон увесистый, холодный. — Мой контакт уже записан, а еще там номер Сая… — Гено, — произносит он со льдом в голосе. — Можешь не благодарить, — повторяет Гено в тон ему. — Ты ебнулся? — Что я твоей матери скажу, если ты вдруг подохнешь? А что я скажу отцу? Тебя это совсем не волнует? — произносит Гено с непроницаемым лицом. — Я не… — Эррор, — глядит на него Гено отрешенно. Прикрытые глаза смотрят без единой эмоции. Тонкие губы не вытягиваются в линию, их уголки ни подняты, ни спущены. Он говорит совершенно спокойно. По спине бежит холодок. — Давай ты не будешь спорить, а просто возьмешь, что дают, и пойдешь спать, хорошо? Он съеживается, сжимается; дыхание сперло, а по коже ползет озноб. Гено еще с секунду глядит на него, будто чего-то ожидая, но потом вздыхает и, пальцами подобрав кружку, поворачивается к нему спиной… — У тебя вся толстовка в пятнах, — произносит Эррор напоследок, глядя в пол. Он видит, как тапочки Гено останавливаются в движении на пару мгновений. — У меня нет пятен, — слышится рядом, и тапочки уходят на кухню.