Мы с проверкой

Undertale
Слэш
В процессе
R
Мы с проверкой
F0kSy
бета
asterclaw
автор
Пэйринг и персонажи
Описание
Людям при рождении достается демон или ангел-хранитель или вообще никто. Чаще всего никто: ангела или демона удостаиваются лишь 20 процентов человечества. По десять на Рай и Ад. Хранители должны воспитывать людей, конечно... Делать их жизнь хуже или лучше. Заставлять своих подопечных сходить с ума или оставлять их лучиками солнца... Но вот только... Иногда в штаб приходят слухи о том, что хранители не справляются. Причем очень сильно. И тогда начальству приходится спускаться на землю...
Примечания
У этого фанфика экзистенциальный кризис: он становится то слэшем, то дженом (подходит и то, и другое). Работа была переписана, хоть и с довольно незначительными изменениями сюжетно. Ах да! Не советую искать здесь параллели с каноничными ангелами. Тут все авторское.
Посвящение
Найту)))) и читателям
Поделиться
Содержание Вперед

7

– What questions did you not answer, exactly?   Герман Сол стоит на кухне в домашних штанах и растянутой футболке и разговаривает на английском. Очки криво сидят на носу, пока он устало трет веки. Инк незаметно разглядывает его. Размышляет, что, может, стоит зарисовать. Он редко видит отца вне отглаженных костюмов со стягивающими горло галстуками. Раньше у Германа была целая коллекция… Некоторые из самых старых (и самых цветастых) перешли к еще мелкому Инку. Парочка все еще валяются где-то в комнате, с глазами-пуговицами, изображающие змей.   На кухне горит свет. За окном темень и ни одной звезды. Турка на плите дымит. Отец, в отличие от матери, предпочитает готовить себе кофе сам, а растворимый не стал бы пить даже под дулом пистолета.   – На все, – отвечает Инк честно, тоже на английском. Они всегда так разговаривают… Инк щурится от включенной иллюминации. Отец решил не ограничиваться одной люстрой на кухне. И вправду, зачем, если можно включить свет еще и над столешницей, и в прилегающем проходе.   Утром на экзамене старый экзаменатор, явно наслышанный о «фарфоровом юноше» – кличку эту Инк терпеть не может, – впечатлен не был: весь экзамен сидел с разинутым ртом, захлопнув его, как только время кончилось, и, смерив Инка взглядом, вежливо выпроводил его из аудитории.   – И почему же, могу я узнать? – спрашивает отец, отмахиваясь от дыма и понижая у турки огонь до минимума.   – Не мог сосредоточиться… – отвечает Инк хмуро.   Он сидит за столом со скетчбуком, лениво что-то штрихуя или, того хуже, просто бездумно водя карандашом по бумаге, почти не нажимая. Ничего толкового у него никак не выходит. Отец, обернувшись к нему и приподняв брови, внимательно смотрит на него из-под очков.   – Это из-за того парня? Эррор, кажется. Мэри говорила, что ты ее вчера в одиннадцать поднял.   Инк в ответ лишь тяжело вздыхает. Отец пришел вчера очень поздно, в пол первого, и не видел, как Инк ворвался к матери в комнату и начал ее тормошить, как когда-то в детстве при кошмарах. Зато он застал ее в ее обезумевшем возбуждении, когда она, даже когда Эррор уже спал, носилась по квартире и громко ругалась. Да так, что в ее речь даже пробирались маты, которые использует она до жути редко.   Герман Сол вздыхает и снимает турку с плиты. Ищет свою кружку на одной из верхних полок. Инк подтягивает ноги к себе и, уже почти не скрываясь, рассматривает чужую спину. Дома отец иногда не бывает неделями, все время в поездках по работе, а ездит он по всему миру – предприниматель, что с него взять. А когда дома, все время глядит в телефон и тихо ругается себе под нос, если в новостях что-то опять идет не так. В этот раз он, кажется, был в Париже. Но Инк до конца не уверен.   В глубине души Инк несказанно рад, что сейчас не ест. Отец походит на чужеродный элемент на кухне. Отвлекающий и нервирующий. Его будто насильно внедрили в комнату, все время такую пустую и тихую, кроме редких совместных завтраков с матерью. Хотя и те тоже тихие и быстрые.   Отец что-то глухо напевает себе под нос. Инк вздрагивает. Он уж и позабыл, что отец так делает. Он в целом забыл, что у него есть отец. Он морщит нос. И так каждый раз после долгой поездки.   – Ну и как он? Стоило оно того?   – А?   – Парень как? Стоило мать поднимать?   Инк решительно кивает.   – Стоило.   Герман весело хмыкает.   – Упорхнул уже?   – Упорхнул…   Отец цокает – «даже спасибо не сказал!» – и, с легкой улыбкой на лице, наливает кофе в вконец выуженную кружку, которую тут же подносит к лицу и вдыхает аромат. Не давая кофе полностью остыть, он делает глоток. Морщится чуть-чуть, конечно, но, кажется, температура не так уж сильно его и смущает.   – Но он еще вернется… – бормочет Инк на русском.   – Как скажешь, – хмыкает Герман, тоже переходя на русский. Инк хмурится.   – Он шарф забыл.   – Тот синий? Вот оно что. То-то мне и казалось, что не твой, ты ж синего не носишь.   – Иногда ношу, – насупливается Инк. Хотя синий он правда не носит. В основном все коричневое. Поразительно, как некоторые люди не забывают такие вещи. Инку даже как-то легче становится от того, что отец все помнит.   – Как скажешь, – говорит Герман и отхлебывает еще кофе.   Они оба замолкают. Инк рассматривает свои каракули на бумаге. Карандашом пытается наметить фигуру, следуя по ним. Получается лицо. Тут глаза; глаз; свернутые в отвращении губы, нахмуренные брови, спадающие на еле различимые плечи волосы… Девушка смотрит куда-то вперед и вверх. Она явно недовольна своим визави.   – Как там поживают книги? – наклоняет голову отец, смотря на сына прищуриваясь.   Карандаш застывает над бумагой. Инк моргает.   – Нормально, – отвечает он деревянно.   Отец вдруг беззвучно рассмеивается, широко улыбаясь.   – Хорошо, что нормально.   – Да, что нормально, то хорошо… А что хорошо, то и нормально, – невнятно бормочет Инк, поджимая губы. То, что он в последнее время не читает… Ну и пусть. Он же не просто так проводит время. Даже в стену не таращится часами, как раньше. Хотя, это, наверное, книгами и вызывается.   Может книги и давно пылятся на полках, зато у него есть один контраргумент.   – Я собираюсь попытаться заработать денег… Рисованием, – говорит он. (Недовольно. И морщась.) Прекрасное «зато», ничего не скажешь.   – О, правда? – спрашивает Герман. – Не думал, что дождусь. What gives?   – Да так… Просто… – бормочет Инк. Герман одобрительно кивает, снова отпивая кофе. На этот раз не морщась: кофе остыл.   Отец, да и мать, уже несколько лет пытаются (пытались точнее) надоумить его продавать свои рисунки. «Хорошо же рисуешь, так…» – разговор почти всегда был односторонний. Ну а теперь… Что-что теперь: он вчера весь день просидел перед экраном, раскапывая вакансии на сайтах по подработкам, ища себе какую-нибудь работенку, связанную с иллюстрациями. Нашел пару людей, искавших иллюстраторов для своих книг, детских, понятно дело, и самиздатом. На корточках нафотографировал себе «портфолио» – по ощущениям, как пара десятков приседаний, ноги до сих пор болят. Ему пока не ответили. Вот и сидит теперь на кухне, страдает от ожидания.   – Если понадобится помощь, то я здесь задержусь на пару дней, – сообщает ему отец. – А потом обратно, в Берлин.   А, так он был в Берлине. Не в Париже.   – Так что, если что… Я всегда здесь.   Инк кивает…   – Пришлешь мне фотографий потом? Из Берлина, – поднимает Инк взгляд на отца.   – Конечно, – хмыкает Герман в ответ. Он наконец допивает кофе, и уже отставляет кружку…   …И тут в комнате вырубает свет.   Поправочка – во всех комнатах (но это он узнает потом). Инк щурится и моргает, перед глазами все чуть плывет из-за резкой смены освещения. Он слышит, как отец яростно щелкает переключателем. «Какие твари,» – слышится приглушенное из темноты. «ДЬЯВОЛ!» – уже не такое приглушенное…   – Инк, можешь проверить, если вода работает? – просит отец.   – Да, конечно, – отвечает Инк, подбегая к уже обуздавшей собственные очертания, раковине. Не, ни черта.   – Нет? Черт тебя подери! – говорит отец и, нащупав рукой телефон, включает фонарик. – Надеюсь, у тебя заряд полный. Потому что у меня – нет, – он трет переносицу и вздыхает.   Инк пожимает плечами. Из кухни он тихо выплывает к себе в комнату. Слышит, как отец, тратя последние проценты заряда, переговаривается с матерью, просит ее на работе зарядить пауэрбанк: у него еще есть пара звонков по работе. Дома, если уж электричество (и воду!!!) выключили, то выключили надолго, пока не придут электровики. Инк знает по опыту. Падая на кровать, Инк прикусывает губу. Даже если ему ответят с сайта, то имейла сегодня он не получит. Рукой нашаривает на прикроватной тумбочке телефон. У него есть пара перечитанных от корки до корки, раз по пять, скаченных книг. Благо, у телефона 100%, а пдф-файлы почти не тратят заряда…   Давненько он не перечитывал тайную историю.   ***   – А Вы точно уверены, что это нужно? – Блу обеспокоенно глядит на Дрима, потирающего руки с улыбкой.   Лишать целый дом электричества и воды – это… Не совсем то, что люди представляют, когда говорят об ангельских деяниях. И Блу в этом вопросе с людьми более, чем солидарен. Скорее, таким в пору заниматься демонам. Дрим, с другой стороны… «Мелкий вандализм» за его спиной говорит об обратном.   – Все будет в полнейшем порядке, дорогой мой! Мы же все и починим, – восклицает Дрим, – И заодно поболтаем с твоим подопечным, когда тот спустится.   – А если он… Еще долго не спустится? – вздыхает Блу. Если он не спустится, то Блу сомневается, что электричество ему дадут починить.   – Ай, ну тогда подождем! Люди преспокойно могут прожить без воды и электричества пару-тройку дней. У нас, вон, в шестидесятых, и не такое случалось, и все нормально было! – заверяет его начальник, поправляя лямки рабочего комбинезона. (На этот маскарад Блу согласился нехотя. Но раз надо, то…) – Я тогда, кстати, и получил образование в этой сфере. Поверь мне, нам даже ничего заменять не придется, ущерб минимальный.   Блу, конечно, верит ему на слово, но… Вздохи не прекращаются, пока он сидит в своем темном углу под лестницей и бросает нервные взгляды на дверь из подъезда. Остается лишь ждать.   – Правильно! – хвалит эти взгляды Дрим. – Сейчас нам необходимо соблюдать бдительность.   ***   …Он гремит ключами. Грязно-бирюзовые стены подъезда освещает мигающая под потолком лампочка. Ключи то и дело зажигаются в такт лампочке, как маяк. Только такт этот неровен, и свет лишь обжигает привыкшие к сумраку глаза. С промокшей от дождя одежды капает на пол. С волос – на лицо. Он морщится.   В голове грохочет. Молись, чтобы дома оказались таблетки от головной боли. Как думаешь, а аспирин подойдет? Должен подойти…   Он находит нужный ключ. Наконец-то. Вставляет его до упора, с усилием нажимает, краснея, парой заходов, пока дверь наконец не поддастся. Глубоко вдыхает дыхнувшим запахом перегара. Моли, чтобы дома не оказалось отца.   Он прошмыгивает в прохожую. Прислушивается. Не слышно ни храпа, ни воя, ни даже громкого, тяжелого дыхания. Ничего. Машинально ищет рукой шарф – нет, оставил у Инка дома; черт. Скидывает ботинки. Проскальзывает к себе в комнату. Рука уже тянется к выключателю, но он решает, что от света голова разболится еще сильнее. Подходит к столу. Первым делом берет и надевает очки. Мир сразу становится четче и понятнее, даже темень не может скрыть очертаний предметов и полок. Глаза немного саднят. Он садится на корточки и достает из нижней полки паспорт. Рядом лежит пара купюр, что будут не лишними, и он раскладывает их по карманам, вместе с документами, найденными там же. Поднимаясь с пола, он быстро оглядывает стопку учебников и тетрадей, их тоже надо бы забрать. Он вернется за ними позже. Банковскую карту он находит на столе, запрятанную меж ручек и карандашей. Осматривая стол в последний раз, он делает глубокий вдох и идет прямиком на кухню.   Аспирин находится на самом видном месте, и, запив таблетку стаканом воды, он выскальзывает из квартиры, проворачивая ключ два раза.   Сегодня переночует он в подъезде, на этаж выше собственной квартиры.
Вперед