Искусство любить

      Антон уже признавал и признавался, что является бытовым инвалидом. Когда дело доходит до приготовления ужина в его фразах так и скользит неприкрытый намёк. — Я не силен в готовке. Поэтому накупил всякого, — он ведёт неопределенно ладонью в сторону пакетов.       Арсений как раз занят их разбором. Набор продуктов поражает своей хаотичностью: здесь и банальные огурцы с помидорами, и хамон с мидиями, и спаржа с горошком в банке, и нарезка докторской колбасы с дорблю — одним словом, полный рандом. Что из этого вообще можно приготовить? Задачу эту не решить без главного ингредиента, за которым Арсений тянется в первую очередь, — бутылки Пино Гриджио. — Штопор, — деловито протягивает ладонь он.       Антон смешно вскидывает брови, размышляя, где может храниться указанный предмет, и, прикусив губу, лезет в один из выдвижных ящиков под столешницей, выуживая новенький блестящий штопор.       Арсений с хирургической точностью ввинчивает инструмент в корковую пробку и одним слитным движением, напрягая бицепс, вытаскивает её со звонким чпоком из бутылки. — Бокалы.       Здесь уже проще. Целая коллекция разномастных бокалов находится на подвесном держателе. И всё равно Антон тормозит, выбирая из двух видов, оба из которых очевидно для вина. — Шардоне, милый, — произносит Арс, сдвигая брови домиком. Антон хмурится в ещё большей растерянности. — Маленькие шарообразные. — Так бы и сказал, — обиженно бурчит он, неся требуемые бокалы.       Арсений чмокает его в щёку, перенимая бокалы. — Те, что побольше, тюльпанообразные — это Бургундия, для красного вина, — учительским тоном поясняет он, разливая по бокалам медовую жидкость. — А я вот возьму в следующий раз и в твою Бургундию белое налью, что тогда, что ты мне сделаешь? — Шастун, такой Шастун. — Каков анархист, — картинно вздыхает Арс, хлопая ресницами. Передаёт один бокал Антону и вдыхает приятный фруктово-цветочный аромат. — Кто-то нарывается на наказание? — А может, и нарываюсь, Арсений Сергеевич, — стреляет глазками тот и отпивает немного вина, пряча за стеклом нахальную ухмылку.       От такого обращения Арсений сыпется, смешно морща нос и хихикая, и старается заглушить смех глотком вина. — Господи, я представил эту картину: я — твой начальник, а ты — мой подчиненный. — Звучит как неплохая ролевая игра. — А ты бы хотел? — серьёзнее интересуется Арс, не отрывая взгляда от глаз напротив. — Передать контроль. — Давно хочу.       С ними всегда так: в одну секунду хихикают как два дурачка, а в другую — между ними искрит такое напряжение, что города освещать можно. Сейчас оно густое и острое, оседает пьянящей слабостью на губах. Совсем чуть-чуть, на полноги они ступили на территорию запретной откровенности, предвкушая сколько всего важного, интимного и личного смогут разделить друг с другом. Именно в этот момент, ещё не дойдя до первой значительной близости, они понимают, что пазл уже сложился. Потому что и Арсений давно хотел, давно искал именно этого — возможности быть главным, определяющим, задающим тон. — Ужин, — он возвращается к продуктам, разложенным на столешнице. Им не надо никуда торопиться, у них есть всё оставшееся время. Сегодня, завтра и много-много дней и ночей после. Больше не надо ничего искать.       Антон кивает, делая глоток вина. — Ты будешь помогать, — вот так, без вопросов и дискуссий, просто поставить перед фактом. Сейчас и всегда они будут делить всё пополам.       Антон не возражает, молча тянется за разделочной доской и ножом. — Так что будем готовить?       Арсений ещё раз осматривает всё, что у них имеется, и выбирает самый простой, но вкусный рецепт — пасту по-фински. Пока Шастун ставит на плиту воду для макарон и нарезает шампиньоны, Арс расправляется с куриным филе, нарезая его кубиками. Укладывает брикет феты в стеклянную форму для запекания и обкладывает его кусочками грибов, курицы и помидорами черри, заливая всё оливковым маслом и приправляя итальянскими травами.       Форма отправляется в духовку, в это время Арсений, помешивая конкилье и допивая второй бокал Пино Гриджио, слушает истории Антона школьных и студенческих лет. Из них он понимает, насколько непохожим было их детство, семья и окружение. Хоть отец Антона и был успешным и деловым предпринимателем, самостоятельно поднявшим в девяностых строительный бизнес, но никогда не был строг в отношении сына, балуя его и поощряя любые увлечения. Антон сам взвалил на себя ответственность за бизнес отца, когда того не стало, чтобы позаботиться о матери и сестре и просто заслужить его гордость, продолжая начатое им дело. А вот на гордость своего отца Арсений наплевал, как и на все его требования и устои. Он стал разочарованием по всем фронтам: что в плане выбора карьеры, что в плане любовных предпочтений, хотя это вовсе не было его выбором, что родителям бесполезно доказывать и объяснять. — Мои не знают, — выдаёт Антон после Арсовых откровений. — Не было повода рассказать. Всё, что у меня когда-то было с парнями, было несерьёзно. Ты хоть и сказал, что для знакомства с родителями пока рано, но я бы представил им тебя. — Думаешь, они такое нормально воспримут? — Арсений не знает, от чего напрягается больше: от горячей воды, которую сливает через дуршлаг, стараясь не обжечь пальцы, или от столь серьезных планов. И дело тут не в намерениях Антона — это как раз не пугает, а в том, что они всё ещё в гомофобной России, а не во френдли Европе, где вероятность толерантного отношения близких к такого рода отношениям значительно выше. — Удивятся, конечно, мама может погрустит на тему внуков, но вряд ли от меня откажутся. В этом я почему-то уверен. И ты им точно понравишься, они давно хотели интеллигентную и деловую невестку для меня. — С членом между ног, — не удерживается от подъёба Арс, выключая духовку. — Да хоть с рогами и копытами, — Антон подаёт прихватку. — Главное, чтобы я был счастлив.       Арс надевает прихватку, весело хмыкая на изображение рыжего кота, делающего «хоба», и достаёт запеченные с курицей овощи, чтобы добавить туда макароны и перемешать их с расплавленной фетой. — Помой шпинат, — просит, стараясь не отвлекаться от аккуратного помешивания, чтобы ни одна макаронина не убежала из формы.       Добавляет шпинат, осторожно вмешивая его в пасту, наблюдая, как зелень под воздействием температуры усаживается в размерах. — Выглядит как полный разъёб, Арс, — восхищается Шастун, водя носом над блюдом. — Осталось только пармезан потереть и готово. — Ты лучшая невестка! — Антон нападает на него с объятиями и поцелуями в шею. — Сомнительный комплимент, но окей, — Арсений хочет казаться недовольным, но небольшая щетина парня щекочет чувствительную кожу, отчего хихикается само по себе. — Пармезан, Антон!       Какой же он всё-таки ретривер. Продается за вкусную еду и понимает простые команды. И хорошо, что у них не может быть детей, а то получился бы какой-нибудь котопес.       Вторая бутылка вина, бокалы шардоне, паста по-фински и две большие тарелки с приборами выносятся на веранду, чтобы под вечернее пение птиц и продолжение откровений любоваться розовым закатом, что отражается на рябящей поверхности кристально чистой воды бассейна.

***

      Солнце заходит, растекаясь пожаром на линии горизонта. В свои владения вступает серп полумесяца, разгоняя мрак ночи, чтобы на безоблачном полотне ярко засияли далёкие звёзды.       В свете приглушённых бра молочным цветом и сотней созвездий светится кожа лунного кота. Арсений выглядит неземным, совершенным, произведением искусства. Бледная кожа и точёное тело навевают ассоциации с творениями античной культуры, а томный взгляд и лукавая улыбка — с демонами Врубеля, магической притягательности которых невозможно противостоять. Может ли быть что-то более естественным, чем желание пасть ниц перед этой преступной красотой?       Антон здесь, в его ногах, ведёт горячей ладонью вдоль икр, прижимается колючей щекой к бедру, вдыхает сладкий аромат мужчины, прикрывая веки. Арсений запускает пальцы в кудрявые локоны на затылке, мягко массирует, поощряя. Шастун вслепую находит родинки на его коже, влажным языком соединяя их в созвездия. Поднимается выше к внутренней стороне бедра, заставляя Арсения мелко подрагивать от чувствительной ласки.       Направление движений понятно, но было бы слишком просто дать ему отсосать. Они здесь не для этого, не для избитой близости с шаблонным алгоритмом действий. Их связь другая. Арсений сгибает ногу в колене, поднимая подбородок мужчины, ступней мягко надавливает на его грудь, заставляя опрокинуться на мягкий ворс ковра. Иногда он задумывался, что Антон тот ещё змей искуситель, но никогда не думал, что сам станет Георгием Победоносцем, который положит дикого зверя к своим ногам, сделав его ручным и покладистым — тем, кем Антон сам желает быть.       Дыхание мужчины учащается, Арсений чувствует это подушечками пальцев, ведя ими мучительно медленно вниз, очерчивая рёбра, диафрагму, мягкий живот, дорожку волос, подвздошную косточку, замирает в считанных сантиметрах от возбужденного органа. Посмотреть в глаза, передав своё превосходство, и спросить взглядом — хочешь большего? Конечно, хочет, темные зрачки затопили зеленую радужку, скулы и кончики ушей покрылись румянцем, губы покусаны от нетерпения. Требовательный рык, готовый вот-вот вырваться наружу, Арсений затыкает подушечкой большого пальца, приставляя её к губам. Ведёт ей по нижней, заставляя разомкнуть рот.       Дорвался до любимого: Антон прикрывает глаза и самозабвенно обводит языком палец, втягивает в рот, интенсивно посасывая. Проделывает то же самое с каждым пальчиком, ни одного не оставляя без внимания. Арсений борется с собственным возбуждением, наблюдая за покорным распластанным партнёром, и вдруг понимает, что бороться не должен — он в привилегированной позиции. Обхватывает собственный член ладонью и неспешно оглаживает его, чувствуя, как тот постепенно твердеет, наливается кровью. Антон смотрит на него не моргая, готовый умереть счастливым прямо в этот момент, когда над ним возвышается сексуальное божество.       Арсений не даёт ему задохнуться от чувств, отнимает стопу от лица и возвращается влажными пальцами к члену мужчины. Тот идеально ложится в перемычку между большим и указательным пальцем, которые твёрдо проходятся по нежной головке и уздечке, так как надо, отчего Шастун неустанно скулит, подмахивая бёдрами. Его ладони хаотично блуждают по ворсу, стараясь схватиться за что-нибудь, тянутся к бедрам, но Арсений предупредительно цыкает, замедляясь. Антон разочарованно стонет, но руки послушно оставляет на ковре.       С члена Арс переходит к яичкам, мягко разминая их и чуть надавливая. Антон ахает, запрокидывая голову, на его лбу и висках поблескивают капельки выступившего пота. Ещё одно любопытное открытие о его чувствительности — нравится побольнее. — Я же сейчас кончу, — выдыхает умоляюще Шастун. — А мы тут для чего собрались? — сухо отзывается Арс, возвращаясь к пульсирующей плоти.       Пары резких движений хватает, чтобы Антон с надрывным мычанием, содрогаясь всем телом, густо кончил на свой живот. Арсений садится на колени, запрокинув одну ногу через его торс, и плавным кошачьим движением выгибает спину, нависая над раскрасневшимися лицом мужчины. Заляпывает и свой живот чужим семенем, но его это ничуть не смущает. Целует плавно, тягуче в припухшие губы. Только в этот момент Антон кладет ладони на его бока, потому что сейчас можно. Оплетает поясницу, прижимая мужчину ближе. Арсений бесстыдно потирается о его тело своим стояком, так приятно скользящим по сперме. — Какой ты дурной, — то ли восхищенно, то ли с подколом выдаёт Шастун. — Вытереться не хочешь?       Арсений отрицательно мотает головой, улыбаясь довольным похотливым котом. Вот ещё, тратить время на поход за полотенцем. — Сейчас ты вылижешь меня, а потом хорошенько трахнешь, — шепчет горячо на ухо. — Всё, что прикажешь, только давай переместимся на кровать.       Чтобы потом не отвлекаться, Антон лезет в ящик комода за смазкой и презервативом, пока Арсений устраивается на кровати. — Презик не нужен, кончишь на меня, — вот и здравствуйте, вот и познакомились два фетиша. — Что ещё, ваше величество? — Антон ползет по кровати и приподнимает Арса за бедра, ставя его в колено-локтевую. Тот выгибается роскошно, нетерпеливо ведя тазом. — Господи, какая задница, — вздыхает восхищённо и мацает упругие половинки широкими ладонями. Даже тут миллион родинок, и каждая заслуживает поцелуя. — Много всего… но это потом, — Арсения плавит от нежных поцелуев и ещё больше от осознания, кто его целует. Потирается щекой о мягкое покрывало, горит внутри от нарастающего возбуждения.       Широкий язык проходится по ложбинке, а пальцы раздвигают ягодицы, твердо фиксируя их в таком положении. Острый кончик языка обводит края ануса, а затем их накрывают губы, чуть посасывая. Кровь мгновенно приливает к чувствительному месту, заставляя его пульсировать и раскрываться больше. Арсению невыносимо хочется взять в руку член, облегчить своё состояние, но он знает, что спустит за считанные секунды, поэтому терпит сладкую пытку, скуля и подаваясь бедрами навстречу.       Язык постепенно проникает внутрь тесного колечка мышц, оглаживая по окружности. Антон Андреевич, оказывается, своим ртом виртуозно умеет не только орать на подчиненных. Как Арс вообще мог жаловаться на его острый язык? Сейчас он готов на него молиться.       Антон отрывается для того, чтобы смазать пальцы, и это даёт Арсению небольшую передышку, за время которой он пытается восстановить ровное дыхание. Только занятие это заведомо провальное, уже через пару секунд длинный палец одним слитным движением входит внутрь. Обычно Арсу требуется какое-то время, чтобы привыкнуть к инородному объекту, но сейчас он находится на пике возбуждения и расслаблен морально как никогда. Как никогда, ему хочется принимать и открываться. Поэтому второй палец не заставляет себя ждать. Они скользят так идеально, что Антону не приходится активно ими двигать внутри, массируя упругие стенки, Арсений сам с удовольствием насаживается, плавно подмахивая бедрами. Зрелище невыносимое.       Какая там простата, Арсений весь как одна большая чувствительная точка, каждое прикосновение мужчины отзывается в нём сладкой истомой и содроганием. Кажется, только сейчас он понимает, что значит заниматься любовью. Антон тянется губами к яичкам, вбирая их в рот и нежно посасывая. — Ну, всё, всё, — задыхается Арс, потому что всего становится слишком.       Антон понимает, что действительно пора: Арсений опасно сжимает его пальцы внутри. Добавляет смазки на член, аккуратно приставляет головку и медленно входит, давая привыкнуть. — Стыковка произведена успешно. — Дурак, что ли? — хохочет Арсений. В этом весь Шастун. Не строгий и холодный Антон Андреевич, а его взлохмаченно-озабоченный Шастун. Но спасибо, что снизил градус накала.       С любым другим партнёром это могло бы сбить весь настрой, но не в их случае. Уже через пару секунд Антон начинает двигаться, так правильно заполняя собой, засаживая член глубоко, по самые яйца, которые пошло бьются об Арсову задницу. Ладонью с силой сжимает ягодицы, на которых утром расцветут синяки. Совсем не может себя контролировать, дыша громко и часто. Арсению это не то, что нравится, — он без ума от этого. До подрагивающих ресниц и закатывающихся в удовольствии глаз.       Он разгибает руки в локтях, опираясь на ладони, и чуть приподнимает корпус, чтобы поймать правильное положение. Член попадает по простате, вырывая один громкий стон за другим. Шастун заводится ещё больше, наращивая амплитуду и ритм. Арсений отрывает одну его руку от своей ягодицы и направляет к своим соскам, чувствуя взмокшей шеей заполошное: — Да? — Да.       Антон сжимает сосок между пальцев, не нежничает, аккуратно подразнивая, а растирает пальцами, чуть оттягивая. В такие моменты Арсений готов поверить в родственные души и ментальную связь, потому что без слов мужчина делает так, как надо. Обвивает обеими руками, крепко прижимая к влажной груди, входит ещё глубже, хотя казалось, что глубже уже невозможно.       Арсений готов кончить, но не торопится касаться своего члена, наслаждаясь мгновениями близости. — Напомни, зачем мы здесь собрались? — Антон опаляет ушную раковину горячим дыханием и делает грубый толчок, заставляя Арса всхлипнуть. Всё тело как одна натянутая струна, готовая вот-вот лопнуть от напряжения. — Арсений, — ещё один толчок и сжатые на бледной шее пальцы. — Какой упрямый, — укус в хрящик и всего одно движение кулаком по стволу.       Арсения выкручивает, выжимает с протяжным стоном. Он падает на кровать, слабо упираясь локтями в покрывало, всё ещё кончая, пока Антон делает пару движений бедрами и быстро выходит, обдавая ягодицы и поясницу мужчины ещё одной порцией спермы.       Откидывается расслабленно на подушки рядом с Арсением, дышит часто и смахивает тыльной стороной ладони пот со лба. Переворачивается на бок и тянет мужчину на себя, обнимая со спины. Опять липкие и потные, но сейчас на это сказочно поебать. — Хочу от тебя детей. — Топ охуительных фраз после оргазма, — усмехается Арс. — Думал, замуж предложишь. — И замок в придачу, — целует мягко в покрытое веснушками плечо. — Замок роскошный, я согласен.       Арсений разворачивается в его руках, придвигаясь ближе. Чмокает в кончик носа, только сейчас замечая милую родинку — путеводная звезда на его небосклоне, прочесывает пальцами взмокшую челку, прилипшую ко лбу, и льнёт к губам, целуя нежно, безгранично чувственно.

***

      В кирпичном камине мирно тлеют дрова, убаюкивающе потрескивая в вечерних сумерках, отдаваясь яркими всполохами огненных искр. Арсений наблюдает гипнотизирующий танец пламени, признавая в душе очевидную истину, что бесконечно можно смотреть на три вещи: как горит огонь, как течёт вода, и как работают другие. В данном случае — Антон, который стоит снаружи беседки и, отмахиваясь картонкой от назойливых насекомых, жарит на гриле стейки из мраморной говядины. Арсений предлагал помощь, но ему ответили, что лучшая помощь — не отвлекать, поэтому он сидит в удобном плетёном кресле внутри застекленного помещения, потягивает Каберне-совиньон и бездумно пялится на огонь, изредка подкидывая в камин свежих дров, чтобы поддерживать тепло домашнего очага как добросовестная невестка. Бутылка скоро закончится, поэтому имеет смысл сходить за второй.       Арсений накидывает чужую куртку и выползает на прохладный воздух, прикрывая за собой прозрачную створку. — Ну, что там, шеф? — Почти готово, — деловито высунув кончик языка, отзывается Шастун. — Это единственная вещь, которую я умею готовить, — должно получиться съедобно. — Я в предвкушении. Пойду ещё за вином. — Прихвати тогда соус барбекю. — Да, шеф, — Арсений улыбается, плотнее кутаясь в куртку, и спешит поскорее в дом. Уж больно резко упала температура воздуха за ночь.       На торце холодильника обнаруживается необычная вещь. Для многих вполне заурядная, но в этом коттедже с обложки журнала Forbes она выглядит довольно странно, и даже немного неуместно — керамический магнитик из Мармариса, изображающий побережье бухты в окружении пальм. Арсений вертит в пальцах объёмную фигурку, поражаясь нахождению атавизма нулевых в роскошных хоромах. Надо будет выведать у Антона, что тут забыл этот сувенир, возможно, значимая для него вещь.       Значимая вещь, — вспышкой озарения проносится у Арса в голове. Он вспоминает, что взял с собой в поездку, но так и не подарил хозяину дома, как изначально планировал. Сейчас, кажется, самый подходящий момент.       Антон возится внутри беседки, кладя поджаренные кусочки мяса на обеденные тарелки, когда Арсений возвращается к нему с бутылкой вина под мышкой, соусом в одной руке и картиной — в другой.       Когда ничего колюще-режущего в руках Шастуна не остаётся, а сам он спокойно садится за стол, Арсений протягивает ему подарок, с восторгом наблюдая ползущие вверх брови. — Негоже держать у себя то, что оплачено клиентом, — весело замечает Попов, отпивая из бокала — на этот раз Бургундии, — немного вина. — Я платил за перфоманс, а не за произведение, — улыбается в ответ Антон, мягко ведя подушечкой пальца по лазурно-голубым мазкам. Вышло действительно хорошо, у Арсения явный художественный талант. — Знаешь, что? — с хитрым прищуром выглядывает из-за полотна. — Повешу здесь. — Что за акт эксгибиционизма? — усмехается Арс и принимается разрезать стейк на аккуратные кусочки. — Дорогой, это не эксгибиционизм: никаких половых органов, чистейшая марина. А то, что… — Антон отвлекается на протянутый кусочек, который мягко снимает губами с кончика вилки. — Спасибо. Неплохо получилось вроде, — добавляет, тщательно прожевывая. — Изумительно! — искренне восхищается Арс, принимаясь за сочное мясо. — Так вот, я хотел сказать, что доля интимного в этой картине есть. И я не про то, при каких обстоятельствах она была создана. Для меня это не было дрочкой на фетиш, я… — Арсений перестаёт жевать, застывая взглядом на взволнованном лице Антона. — Впервые озвучил то, чего действительно хотел. Даже для себя, признал. С тобой, и ни с кем другим. Не буду лукавить, я практиковал всякое и с другими партнерами, но это было, как бы сказать, без души и смысла. Понимаешь, о чём я? — Да, — нож и вилка кладутся на тарелку. — В этот момент я чувствовал то же самое: насколько всё, что было до этого, было без души и смысла. Творить можно по-разному, в разных жанрах и стилях, используя разные техники и инструменты, но творить без любви — это наказание, насилие над собой. — И ты наказывал себя?       Арсений кивает, улыбаясь грустно. Антон тянется к его ладони, чтобы накрыть своей, широкой и тёплой, потому что нет сейчас ничего правильнее и необходимее этого. — Я постараюсь, чтобы со мной такого не было. — Спасибо, — тихо звучит в ответ.