Искусство любить

      Жизнь идёт своим чередом. День рождения Антона празднуют сначала вдвоём, гуляя в музее изобразительных искусств имени А. С. Пушкина, где Арсений пересказывает сюжеты из античной мифологии, а Шастун слушает его с открытым ртом. Вечером идут в ресторан в Сити с шикарным видом на ночную Москву, ужин оплачивает Арс, потому что не содержанка какая-нибудь и в состоянии порадовать любимого в его особенный день. Особенной становится и ночь, где воплощается в реальность давняя фантазия превратить Антона в живое полотно, на котором Арсений проявляет художественный талант с помощью каллиграфических кистей и съедобных красок от одного японского бренда интимной косметики.       На следующий день на небольшой домашней вечеринке Антон представляет Арсения близким друзьям, чем ужасно его смущает. Слава богу, пара знакомых лиц помогает расслабиться и влиться в общую атмосферу веселья. Олеся знакомит его с Максом, информации о котором Арсений слышал больше, чем о всех их клиентах вместе взятых, и журит приятеля за недоверие к звёздам — ведь она «говорила». Хотя после трёх рюмок признаётся, что первой догадалась, а потом и выпытала у пьяного Шастуна о его запретных чувствах к ассистенту. С тех пор коллега поклялась перевернуть мироздание, но свести их вместе. Получилось-таки у чертовки. Не без помощи Позова, который присутствовал на этой же вечеринке вместе с женой. Оказалось, помимо того, что он является подчинённым Антона Андреевича — вне офиса просто Тохи, — был когда-то его старшим товарищем по клубу весёлых и находчивых, как и Димка Журавлёв.       Что касается последнего, в конце апреля вышла довольно занятная история. Во время очередной закупки строительных материалов для нового объекта, начальник склада позвонил Шастуну и потребовал на фактуре помимо подписи сметчика подпись самого гендира, чтобы удостовериться, что больше никаких ошибок в поставках не произойдёт. Антон охерел с озвученной просьбы и ещё больше с последовавшего тому комментария, чувствуя пятой точкой, как за его спиной произошёл какой-то драматичный пиздец, а он ни сном ни духом.       Через минуту Шастун был у Шеминова, требуя объяснений. Стас отпираться не стал и сознался в содеянном, умоляя не возбуждать уголовное дело. Оправдывался сложными семейными обстоятельствами, из-за которых срочно понадобилась крупная сумма денег, и прикрывался детьми. Антон даже злиться на него не мог, испытывая только жалость, отвращение и горечь разочарования. Каждый раз он безоговорочно доверяет людям, видя в них хорошее, и закрывает глаза на косяки. Может громко повозмущаться, но быстро остывает и прощает. А им пользуются, снова и снова.       Отвечать что-либо Стасу не было сил, он только произнёс сухо: «Пиши по собственному и катись отсюда». На его место назначил Журавлёва и крепко задумался о субординации на рабочем месте.       Май вышел хлопотным: готовили визы в Америку, сдали «Олимпус», начали масштабную работу над госпроектом. Антон опять порывался ночевать в офисе, на что Арсений закатил скандал, заявив, что не будет его сиделкой, когда у того случится открытая язва желудка из-за долбанных энергетиков, и если он немедленно не отправится ночевать хотя бы в ближайший отель, Арс таки устроит бдсм-сессию с наручниками и плёткой, да так, что Шастун неделю сидеть на своей заносчивой начальской заднице не сможет. Пришлось уступить, хотя перспектива бдсм-сессии была довольно заманчивой.       В конце месяца состоялась долгожданная командировка в Город ангелов. Долгие перелёты с бесконечными пересадками крайне утомительны для двух мужчин почти двухметрового роста, но однозначно стоят того, чтобы воочию увидеть мир с голливудской картинки. Темнокожие ребята на хип-хоп вайбе, снующие по Аллее славы, загорелые скейтеры на побережье Тихого океана, в окружении пальм и огненных лучей заходящего солнца, медленно опускающегося за горизонт, словно заставка к фильмам восьмидесятых и девяностых на VHS; зелёные холмы и горный хребет с знаменитой надписью Hollywood, на фоне которой не снял клип только ленивый, — всё это казалось сном и вполне оправдывало звание «Фабрики грёз».       Днём решали бизнес вопросы: изучали распечатанный на 3D-принтере макет будущей зоны отдыха, искали русскоговорящего подрядчика, чтобы заключить контракт, ездили на локацию, обсуждая с геодезистами и экологами возможные проблемы во время строительства, и делали пометки, чтобы создать финальный вариант проекта; вечером отдыхали. В первый день отмечали приезд гостей и личное знакомство с поистине голливудским размахом: полночи тусовались в казино за покерным столом, а потом продолжили вечеринку в пентхаусе дорогущего отеля, выпивая непомерное количество шампанского. Антон там познакомился с каким-то известным репером, о котором Арсений понятия вообще не имел. На второй вечер Арс уломал его попробовать вейксерфинг. Шастун мялся какое-то время, но сдался и пожалел о своём решении в первый же заезд, когда больно плюхнулся всеми конечностями в холодную воду. Арс хихикал в моменте, но в номере заботливо смазывал лечебной мазью синяки и ссадины, покрывая нежными поцелуями каждое больное место. Антон, пользуясь положением, причитал, что и член, кажется, побаливает. Самое тупое разводилово на минет в жизни Арсения, но что не сделаешь ради здоровья «пациента».       На третий вечер к Арсению наконец решил подкатить Брюс, пригласив мужчину в мегапафосный ресторан. Попов размышлял над вежливым отказом, когда над блондинистой макушкой нависла тень Шастуна, а его большая ладонь легла на плечо переводчика. На чистейшем английском Антон пояснил, что Арсений не только его ассистент, но и партнёр, и если парень не хочет проблем, то ему стоит пригласить на свидание кого-нибудь другого. Джонсон, наблюдавший столь драматичную сцену, заливисто рассмеялся и посоветовал переводчику не вступать в конкуренцию со страшным русским — кто знает, что у них на уме. Но в более приватной обстановке серьёзнее пояснил Антону, что ему стоит быть осмотрительным, если он мешает рабочие и личные отношения, приправив седовласую мудрость историей из своей жизни, как его бывшая жена, по совместительству секретарша, хладнокровно отсудила половину компании. Антон заверил мужчину, что нет причин для беспокойства, но частью сознания понял, что в словах главы «Интеркома» есть доля истины.       Все эти события и привели к той точке, в который Арсений находится сейчас, как в долбаном дежавю: стоит посреди ванной, чистя перед сном зубы, и слышит звук уведомления о входящем сообщении. Оповещение от банка: поступление от Антона Андреевича Ш. в размере двенадцати миллионов рублей. Пена от зубной пасты катится по подбородку, потому что даже рот Арсения охуевает от этой информации, из него вырывается только ошеломленное: — Какого?..       Арс сплёвывает в раковину остатки пены и прополаскивает рот, а уже в следующую секунду набирает начальника. — Скажи, что ты просто ошибся. Или опять какие-то проблемы с банком — не проходят транзакции, я не знаю. — Арс, — раздаётся пугающе спокойно, — никакой ошибки. Давай обсудим завтра в офисе. — Ты... — «не охуел ли часом?!» — вертится на языке, но Арсений вовремя поджимает губы, решая, что утро вечера мудренее. Сейчас его Чудо-Юдо проспится, придёт в себя, и Арс затолкает ему его деньги по самое не балуй.

***

      Это прикол или блажь, безумие или хладнокровный расчёт, — всю дорогу до офиса Арсений не может заткнуть беспокойные мысли, хаотичным ворохом копошащиеся в голове, как назойливые тараканы. Но маленькие домашние тараканы — ничто по сравнению с жирными мадагаскарскими, которые обитают у Антона в голове.       В опенспейсе непривычно спокойно и тихо, раздаётся лишь мерный шелест перелистываемых бумаг и лёгкое клацанье клавиатур. Часть народа ещё не подтянулась в офис, часть — работает на объектах или с клиентами. Позов находится у своего рабочего стола, бросает короткий взгляд на вошедшего Арсения и тут же неловко отводит его на экран компьютера, изображая активную вовлечённость в финансовые дела.       «Да уж», — мысленно вздыхает Арс и решительно направляется в кабинет начальника. Антон его уже давно заметил, но не торопится поднимать глаз от ежедневника, где старательно выводит ручкой абстрактные вензеля. Только когда Арсений приземляется в кресло напротив, его одаривают осторожным взглядом. Шастун делает глубокий вдох, чуть отъезжая от стола, и скрещивает вместе руки. Крутит пальцами серебряную печатку — нервничает. Но Арс не намерен ему помогать, пусть сам начинает разговор, раз уж такой инициативный.       Антон тянется за белоснежным листком бумаги и кладёт его перед мужчиной. — Пиши по собственному, — тихо произносит он.       Арсений всматривается в смурное лицо, пытаясь понять, что за прикол тут творится, ждёт, что Антон улыбнётся или громко вскрикнет «Повёлся?!», но после продолжительной паузы ничего не происходит кроме нервного движения кадыка. — Причина? — Любая.       Становится совсем непонятно. Как будто его парня вчера похитили инопланетяне, а взамен прислали это незнакомое существо. — Что ты несёшь? — Арсений устало вздыхает, потирая пальцами лоб. — И что ты творишь? — Это должно было случиться, рано или поздно, потому что и дальше быть моим ассистентом ты не можешь. Это неправильно со всех точек зрения. — С каких, например?       Антон ёрзает в кресле, закидывая ногу на ногу, прочищает горло и выдаёт, кажется, заранее подготовленный текст: — Для начала, с этической. Как ответственный руководитель я не должен никого выделять, ни к кому проявлять особого отношения. И да, мы можем соблюдать какую-то субординацию на рабочем месте, но случись что, как, например, та история с кофемашиной, я не смогу делать вид, что ты просто мой подчинённый. И в целом я полагаю, что неизбежно произойдёт ситуация, когда личное начнёт влиять на рабочие процессы. Допустим, посрёмся жёстко, а ты — моя правая рука, обязан подчиняться любым моим указаниям. Ты уверен, что будешь делать это, злясь на меня? Я вот не уверен в том, что всегда буду держать себя в руках, когда что-либо будет касаться тебя. И я не хочу выглядеть непрофессионально или отвлекаться на то, что безусловно важно, но совершенно неуместно в рамках рабочей этики. Но это не главное, — Антон подъезжает обратно к столу и ставит обе руки под подбородок, внимательно всматриваясь в голубые глаза. — Арс, ты не должен здесь быть. Это не твоё место, и ты это знаешь. Твоё место — сиять среди звёзд, заниматься любимым делом. Ты не ради должности ассистента пошёл против воли отца, не ради этого сбежал из родного города, не об этом мечтал. — Не все могут гулять свободно, как в попе ветер, в бесконечном поиске себя, — где-то на середине фразы голос Арсения ломается, становится хриплым, почти безжизненным, а взгляд упирается в подрагивающие пальцы. — Не все, но ты можешь. Я хочу подарить тебе эту возможность, потому что как человеку, который искренне восхищается твоим талантом и любит тебя, мне просто невыносимо смотреть, как ты растрачиваешь свой потенциал на ерунду.       В голове эхом пульсирует «любит», и все мысли разбегаются в разные стороны как испуганные кролики — ни одной не поймать. — Я вообще-то злюсь, — совсем по-детски бубнит Арс, скрещивая на груди руки. — Нашёл, блин, момент.       Антон коротко усмехается. Ему ничего не стоило произнести заветное слово вслух. Оно безусловно важное и достойно того, к кому обращено, поэтому он готов повторять его ещё много раз.       Арсений вздыхает, зарываясь пальцами в темные пряди. Соблазн воспользоваться столь щедрым предложением, сделанным от чистого сердца, очень велик. Но что-то роется червяком сомнения в груди, и он просто не может игнорировать это чувство неправильности. Словно согласись он на такие заманчивые условия, это неизбежно приведет к фатальной ошибке.       Что не так? Неужели он не доверяет Антону? Снова липкий страх забирается под кожу, душит изнутри и мерзко нашептывает: «Нет, нельзя, ты останешься ни с чем. С разбитым сердцем и голой жопой». Нельзя верить пустым обещаниям, даже если в моменте они произнесены со всей убеждённостью. Но деньги ведь на его счету: их не вывести без согласия. Антон даже это продумал. Не позволил обращаться к себе за подачками, а одним широким жестом показал, что для Арсения ему ничего не жалко. И это заслуживает благодарности, заслуживает доверия. Но его всё равно нет.       Потому что дело не в деньгах. Дело во власти. Деньги покупают власть. Сначала признательность, потом замалчивания в следствии этой признательности, затем вину и неуместность не высказанных вовремя претензий, манипуляции чувством вины, и в конечном счёте — ненавистное подчинение чужой воле, ты застреваешь в адском треугольнике Карпмана из спасателя, жертвы и агрессора. Согласиться на помощь, подразумевающую абсолютно неравное положение, — это ошибка, код «красный», error 505. — Я подпишу, — Арсений поднимает голову, в ней всё это время (дольше, чем разговор в этом кабинете) раздавался белый шум. Казалось, непроглядный и неинформативный. Но ему всего лишь нужно было перестать прислушиваться и вовлекаться, впасть в медитативное состояние, чтобы наконец услышать себя. — Но деньги брать не буду. Это не гордость, Антон, — тормозит он открывающего уже было рот мужчину. — Ты лишаешь меня самого интересного — процесса. Я так боялся ошибаться, отказов и провалов, что спрятался за чем-то совершенно другим, к чему не было эмоциональной привязки, что не могло меня ранить. Спасибо, что борешься за мою мечту, что веришь в меня, и я уверен, будешь меня поддерживать и утешать, когда я в соплях и унынии буду приходить с очередного кастинга домой. Не лишай меня этого, пожалуйста. Иначе мне нечего будет писать в своих мемуарах о том, как я пробивался через тернии к звёздам, — мягкая улыбка касается его губ, Арсений тянется за перьевой ручкой на подставке. — Ты прав, это не моё место, и тот путь, что ты предложил, тоже не мой. — Упрямый, Арсений, — тянет задумчиво Антон, раскачиваясь из стороны в сторону в широком кресле, — ты ужасно упрямый. Но я это… — Обожаешь? — Уважаю.       Второе слово за время их диалога, что разливается трепетным теплом в груди. Не нужны никакие миллионы, особняки и подарки, когда есть признание и вера самого дорогого тебе человека, что солнечными лучами согревает душу, рождая в ней смелость и вдохновение. Луне не сиять на звёздном небосклоне, не впитав и не отразив этот яркий солнечный свет. А большего и не надо, даже если его дорога окажется мукой. Ибо в муках, как известно, рождается подлинное искусство. Искусство творить и искусство любить.