
Часть 5. Никогда не щекочи спящего дракона!
***
Остаток августа Гарри потратил на лихорадочное пролистывание новых учебников. Все они были незнакомыми, кроме зельеварения, конечно. И тем не менее, программа почти не поменялась за эти годы, что его действительно удивило. Да, в учебниках 90-х годов были некоторые современные открытия и новые теории, но подход не поменялся совсем. Гарри не услышал ни одной кардинально новой мысли после беглого прочтения каждого. Нет, он действительно знал, что прогресс в волшебном обществе крайне медленный, но теперь окончательно уверился в том, что им есть чему поучиться у маглов. Интересно, было ли в магическом обществе Министерство образования? Или только то жалкое подобие Попечительского совета в виде Люциуса Малфоя и компании? Тогда это бы объяснило отсутствие развития. Кэтрин, всё так же скучающая за прилавком библиотеки, согласилась с точкой зрения Гарри. Хотя она и половины не знала в его ситуации, тоже отметила, что тенденция к совершенствованию образования отсутствует. База знаний строилась на старых фамильных книгах или годами проверенных источниках. Естественно, книги по истории переписывались чаще, но в остальном картина складывалась не самая радужная. — Понимаешь, почему маглорождённые обязаны выцарапывать все свои знания по крупицам? — сказала она тогда. — И почему чистокровные не хотят делиться? Знания равны силе. А сила равно власти. Властью не делятся просто так. — Удивительно, но это именно то, что объединяет нас с маглами. Их аристократия тоже очень не хочет делиться. Знаешь, что с ними делают последний век? Кэтрин посмотрела выжидающе. — Казнят.***
Первого сентября ровно в пять часов вечера Гарри стоял под воротами Хогвартса с малюсеньким чемоданом в одном кармане и со змеёй в другом и наблюдал, как вдали фестралы тянут кареты. Ему очень хотелось подождать и поздороваться с ними, но профессор Дамблдор уже быстрым шагом приближался с другой стороны. Он выглядел всё так же удивительно хорошо, но смотрел с большим уровнем доверия, чем в прошлый раз. И чем-то вроде едва сдерживаемой ухмылки. — Развлекались перед выходом, молодой человек? Гарри понял, в чём дело, только после того, как Дамблдор указал на его щёку, и мгновенно покраснел до ушей. Кэтрин поцеловала его в щёку перед уходом, и теперь на том месте красовался след от тёмной помады. Это не было свидание или что угодно, о чём подумал профессор. Гарри принялся лихорадочно тереть щёку в надежде, что помада поддастся. — Прошу прощения, профессор, подруга будет сильно скучать, — пробормотал он. — Ах, молодо — зелено! Все мы проходили через это, — воскликнул Дамблдор. «Ага, все. А вы конкретно — с самым ужасающим Тёмным лордом этого столетия», — внутренне хмыкнул Гарри. Сразу после того, как он мысленно озвучил этот ехидный комментарий, на душе стало легко и приятно. Во всяком случае, Гарри не мог настолько по-крупному облажаться в выборе объекта симпатии. За лето уже стало совсем привычно заходить в холл в качестве гостя, а сегодня наконец-то станет привычно и в качестве студента. Гарри остановился у двери Большого зала, где кроме него стояли девушка с парнем. Оба выглядели не старше пятого курса и, судя по их ошарашенным лицам, тоже поступали только сейчас. Гарри помахал рукой. — Привет, ребята! Ребята выглядели в меру заинтересованными, хотя раньше старательно отводили взгляд друг от друга. Одна оказалась маглорождённой немкой, имя которой Гарри мгновенно забыл, а второй был полукровкой из Дурмстранга, родители которого не могли больше рисковать его жизнью ради учёбы там. Его имя Гарри тоже не мог вспомнить. Дэвид? Даниэль? Профессор Дамблдор внезапно возник сзади, и ему пришлось подавить возмущённый вскрик. — Скоро прибудут первокурсники, поэтому я проведу вас в зал ожидания. Проходить распределение вы будете сразу после них, — сказал профессор. Вскоре они оказались в том же самом просторном классе, в котором Гарри ждал сортировки в свой первый год, хотя призраков пока что не было видно. Он задавался вопросом, ежегодная ли это традиция приведений — пугать новичков? Двери распахнулись, и да — первокурсники были крошечными. Все они толкались и протискивались в комнату, шушукались и спорили. И их было много. Намного больше, чем помнил Гарри за все свои годы в Хогвартсе. Невозможно было найти более явной демонстрации влияния двух магических войн, чем резкое сокращение молодого населения. Кто-то потянул Гарри за рукав, причём довольно требовательно. Посмотрев вниз, он с удивлением узнал мальчика по серым глазам и чёрным волосам. — Чем могу помочь, мистер Блэк? — спросил Гарри. Мальчик, даже если и был впечатлён тем, что его узнали, виду не подал. — Ты не первокурсник, не староста и не профессор. Кто ты? Типично для кого-то из этой семьи. Гарри вздохнул и только потом заметил, что мальчик так и держится за край рукава. Так ему просто страшно одному? Что ж, это было мило. — Я Адриан Браун, новый студент шестого курса. Те двое, — указал Гарри на пятикурсников, — тоже, но на год младше меня. Маленький Блэк кивнул чему-то своему и отвернулся. В его руке всё ещё был зажат край рукава Гарри. Кажется, только что у него появилась вторая ручная змея. Первая ручная змея всё это время спала глубоким сном на дне кармана. В пустом классе молчали почти все, а те, кто решался говорить, делали это шёпотом. Гарри прислушался и уловил, как крошечная тощая девчонка шепчет другой: «Наверное, нам придётся проходить какие-то испытания». Позади неё мгновенно возник мальчик щеголеватого вида и отрезал: «Не глупи, грязнокровка! Ты сядешь на стул, наденешь старую вонючую шляпу, и она тебя рассортирует. Только если ты достаточно хороша». Что ж, дети — очаровательные существа. Внезапно воздух прорезали истошные крики, и Гарри внутренне возликовал. Да, это была традиция. Через противоположную от двери стену в комнату просачивались призраки, и Гарри с радостью узнал несколько лиц. Жемчужно-белые, полупрозрачные, они скользили по комнате, переговариваясь между собой и, кажется, вовсе не замечая первокурсников или делая вид, что не замечают. Те же смотрели на них с открытыми ртами. — А я вам говорю, что Гриндевальд скоро потерпит поражение, — рассуждал Толстый Проповедник. — Если не Дамблдор его победит, то кто-то другой. — Мой дорогой Проповедник, он, конечно, крайне злобен, но уж точно не глуп. Он не провалится так легко! Призрак, который спорил с Проповедником, — его имя Гарри не знал — огляделся вокруг и, словно только что заметил, уставился на толпу детей. — Эй, а вы что здесь делаете? Никто не ответил. — Ждём отбора, сэр, — сказал Гарри, раз никто другой, по-видимому, не собирался сделать того же. — Надеюсь, вы попадете в Хаффлпафф! — улыбнулся Проповедник. — Мой любимый факультет, знаете ли, я сам там когда-то учился. Дверь класса распахнулась со щелчком. За ней показался сияющий Дамблдор, выглядевший так, будто бы комната, полная призраков, — обычное дело. Он строго посмотрел на них, и те поспешно начали просачиваться сквозь стену и исчезать один за другим. Перед тем, как исчезнуть совсем, Елена Рейвенкло встретилась взглядом с Гарри. И что-то такое в нём показалось странным. Узнавание или понимание — невозможно было определить точно. — Выстройтесь в шеренгу, — скомандовал профессор, обращаясь к первокурсникам, — и следуйте за мной! Гарри, как и два пятикурсника, оказался в самом конце. К счастью, замыкал шеренгу не он, а дурмстранговский парень. Странной процессией они прошествовали через холл прямо в распахнутые двери Большого зала. На секунду показалось, что это не зал никакой, а огромная сцена. На тебя льётся яркий свет, а все вокруг сидят и смотрят. Гарри вздохнул и повыше поднял голову. Он всё это уже видел и проходил. Профессор Дамблдор подвел первокурсников к столу преподавателей и приказал им повернуться спиной к учителям и лицом к старшекурсникам. Гарри, а затем и иностранцы последовали примеру. Пока первокурсники вертели головами, он пристально смотрел на шляпу. Наконец-то в ней появилась дыра, напоминающая рот, и она запела:Когда-то давно было легко,
Здесь были Основатели, ветер и я.
Сейчас все они далеко,
Но знания и силу вложили в меня.
Гриффиндор пожелал обучать храбрецов,
Благородных и честных к тому же.
Рейвенкло захотела учить мудрецов,
Креативных и азартных к науке.
Слизерин принимал только хитрых,
Чтоб амбиции лились через край.
А Хаффлпафф обожала верных трудяг,
Для которых быть с близкими — рай.
Все они мне доверили жизни судить,
Уверяю, я могу это сделать.
Но насколько разумно делить
Вас на группы, на части, на цели?
Тяжёлое время, снаружи вражда,
Но здесь мы должны быть едины.
Наш враг не прорвётся сюда никогда,
Хотя только вместе мы сила.
Помните, что я вам говорю,
И держитесь друг друга покрепче.
А теперь подходите по одному,
Распределять вас так будет легче.
Шляпа умолкла и замерла. Раздались аплодисменты, но они сопровождались тихим говором и перешептываниями. По всему Большому залу ученики обменивались репликами с соседями, и Гарри, хлопая вместе со всеми, прекрасно понимал, чем вызваны всеобщие толки. Такое уже было раньше и было позже, и он всё ещё прекрасно помнил песню его пятого курса. Предостережение, совет. Дамблдор прокашлялся, прерывая всеобщий гомон, и вышел вперёд со списком новичков. Гарри старался слушать, но невольно отключился от сортировки, пока не прозвучала родная фамилия. — Блэк, Сигнус. Да, это был тот требовательный ребёнок. Несколько секунд на шаткой табуретке — и… — СЛИЗЕРИН! Дальше Гарри не слушал. Он улавливал знакомые имена, но не заострял внимание. Даже в жизни Избранного он очень плохо знал имена других студентов Хогвартса. Сейчас ему было плевать и подавно. Наконец, когда все первокурсники расселились по местам, из-за своего места встал директор. — Дорогие студенты, Хогвартс уже не первый год подряд принимает новых учеников в наши ряды. Я хотел бы с радостью и скорбью поприветствовать их! Было ясно, что такое действительно было не в новинку для всех. Не было гула и шепотков, все со знанием дела аплодировали со своих мест. Война Гриндевальда, в отличие от следующей, затронула весь мир, и часть этого мира сбегалась в безопасное убежище замка. Дамблдор снова выступил вперёд, на этот раз без списка. — Браун, Адриан. Гарри сглотнул и двинулся вперёд. Он слышал, как позади него начинают оживлённо перешёптываться двое оставшихся иностранных студентов, но не обернулся. Гарри шёл не быстро, но и не медленно, и ему вдруг показалось, что расстояние до шляпы тянется на мили вперёд. Сев на табурет, он глубоко вдохнул и задержал дыхание в ожидании, пока шляпа опустится на голову. В этот раз не было никаких возгласов от остальной школы, никакой суеты, а шляпа Гриффиндора была ему странно впору. — Это была прекрасная песня, — громко подумал про себя Гарри. — Спасибо, мистер Браун. Редко услышишь такие слова от студента. Итак, говоря о сортировке. Очень странно. Я вас не помню, но вы, похоже, отчётливо помните меня, — раздалось у него в голове. — Маленький путешественник во времени? — Что-то вроде того, — мысленно буркнул он. — Ну-ну, мистер Браун, куда же мне вас отсортировать? — Это риторический вопрос, как я понимаю? — Удивительно, но нет. Вы, мистер Браун, весьма сбалансированная и устоявшаяся личность. На первый взгляд. Гарри демонстративно закатил глаза. Несколько учеников в зале хихикнули. — И всё же я должна согласиться с мнением моей коллеги из будущего. Твоё место в Слизерине. Уже не то наивное желание проявить себя, не те амбиции, но похвальная хитрость, мой дорогой. Такой план, такая ложь и такое поразительное мастерство не должны завять. Удачи, Повелитель Смерти! — Давай уже. — СЛИЗЕРИН. Повелитель Смерти? Ха, ну и ладно. Из-за стола Слизерина раздалась пара вялых хлопков, но те быстро затихли. Все ученики сидели строго по возрасту, совершенно не так, как на других факультетах — те разбросались как попало. Честь не позволяла сесть с первогодками, такое бы только произвело неприятное впечатление. Гарри мысленно хмыкнул: «А говорят, что честь — черта Гриффиндора». Гарри постарался подняться со стула как можно более изящно и искренне сомневался, что у него получилось. Оставалось радоваться, что он не запутался в ногах и не упал с позором. Беглый осмотр учеников показал нужное направление. Даже сидя Том Риддл был чуть выше большинства сокурсников, и Гарри воспринял его черноволосую макушку как маяк. Среди шестого курса совсем не было свободного места, но он всё равно зашагал туда. Приблизившись, Гарри постарался вспомнить знакомые лица и улыбнулся блондинистому мальчику. Лукотрус, зажатый в его кулаке, очень удачно всплыл перед мысленным взглядом. — Добрый вечер! Могу ли я сесть среди вас? — спросил Гарри одновременно у всех и ни у кого конкретно. Ответил, естественно, Риддл. Гарри постарался не закатить глаза. — Разумеется. Голос у него был непривычно приятный. Без вечной насмешки он звучал ниже, совсем не свистящий и не высокий, как у Волдеморта. Такой голос было бы приятно слышать где-нибудь по радио или со сцены. Риддл посмотрел на Мальчика-с-Лукотрусом и сидящую рядом с ними безумного вида девушку, и те мгновенно отпрыгнули друг от друга на расстояние ровно идеальное для ещё одного человека. Дрессированные. Гарри скептично уставился на свободное место и перемахнул через скамью, чтобы сесть. Получилось это, по его собственному мнению, очень даже элегантно, хотя и немного по-бунтарски. Примерно в этот момент закончилась сортировка, и директор Диппет встал, чтобы поприветствовать студентов. Все тупо уставились на него. Гарри тупо уставился на Тома Риддла. — Поздравляю всех с новым учебным годом! Ну, Риддл был объективно красив. Примерно той же породы, что был Сириус в молодости. Чёрные волосы, прямые, строгие и несправедливо правильные черты лица, густые ровные брови… — Я рад снова видеть вас всех в добром здравии в стенах Хогвартса… Всегда ли у Риддла были эти ямочки на щеках? Он казался куда симпатичнее, чем в воспоминаниях дневника. — Запретный лес около замка является строго запретной территорией… Почему у такого плохого человека настолько хорошая внешность? Когда он был жутким подобием змеи, можно было ненавидеть его целиком: внешность, личность, преступления. И не отвлекаться! — На этом всё, приятного аппетита! Гарри моргнул и пришёл в себя. Скорее всего, только что он выглядел так, будто спит с открытыми глазами или просто пялится в пустоту.***
Адриан Браун был чем-то стоящим, так решил Том. Встреча в «Трёх мётлах» быстро стёрлась из памяти — ничего важного или особенного в ней не было. Браун был из того типа людей, лица которых забываешь сразу же, как только отводишь взгляд. Симпатичный, но не впечатляющий. Но Том почему-то запомнил. И во вторую встречу понял почему. Это было перед экзаменом. Том выходил из Большого зала, полностью погружённый в «Волхование всех презлейшее» Годелота. Для любого другого книга бы выглядела учебным пособием по продвинутым чарам. Том как раз перешёл к чтению правил ритуала для омоложения прямо под реалистичной картинкой человеческих внутренностей, как почувствовал на себе липкое ощущение чьего-то взгляда. Он вскинул голову и осмотрел зал, пока не столкнулся с пронзительной зеленью глаз Адриана Брауна. Вот. Именно это в нём запоминалось. Том вызывающе посмотрел в ответ, а потом наклонил голову на бок и дёрнул уголком губ. Браун вскинул брови и отвернулся. Что это сейчас было? До конца лета Том больше не видел его, хотя кое-что слышал. У него были свои люди по всей школе, и некоторые из них вернулись после экзамена по Защите в весьма странном состоянии. На вопрос «Что, чёрт возьми, с вами не так?» Том получил вполне исчерпывающий ответ. Телесный патронус. Так ещё в виде Адской гончей. Абраксас утверждал, что это точно-точно всего лишь волк или собака, но, просмотрев его воспоминания, Том был вынужден не согласиться. Он прекрасно знал, что видел, и он видел что-то странное. И явно стоящее. Поэтому, когда первого сентября Браун прошествовал к распределяющий шляпе, Том невольно затаил дыхание. Браун сидел на крохотной табуретке как на троне, оперевшись левой рукой на край позади себя. Нога была закинута на ногу в расслабленном жесте, а глаза — прикрыты. Том не позволил себе обмануться: как минимум половина этого выступления — фальшь. И тем не менее, что-то в этом было. Особенно то, что сортировка длилась необычайно долго. Том бы списал это на то, что в почти взрослом возрасте характер куда более многогранный, чем в одиннадцать, если бы не знал лучше. Но Браун всё невозмутимо сидел на месте уже довольно продолжительный период. Тогда Том прищурился и с удивлением заметил, что он ухмыляется и закатывает глаза. Его лицо скривилось в издёвке за секунду до того, как шляпа взревела: — СЛИЗЕРИН. Теперь они делили общежитие. Это обещало быть интересным. Пир длился и длился, и Тому казалось, что прошёл уже по меньшей мере час. Браун сразу после распределения присоединился за столом Слизерина среди шестого курса. Том оценил этот жест: тот заметил и понял, куда идти и у кого спрашивать, а также не нарушил порядки, сев отдельно. Одного взгляда Тома хватило, чтобы Малфой и мисс Розье освободили место для новенького, и тот весьма эффектно уселся на освободившееся место. Ещё двух студентов отсортировали, и директор Диппет наконец-то встал для приветственной речи. Том слушал внимательно, хотя знал, что ничего нового всё равно сказано не будет. Он уже мог наизусть повторить эту речь, даже если разбудить его ночью, но продемонстрировать уважение всё же стоило. Всё это время он чувствовал на себе чей-то пристальный взгляд, но голову так и не повернул. Это было излишне. И так было прекрасно ясно, что взгляд принадлежал Брауну. Никто другой не осмелился бы пялиться, будучи так близко. Хотя сейчас это не имело значения. Пир был официально открыт, и на тарелках возникли горы еды. Том внимательно посмотрел на новенького, оценивая реакцию. Казалось, Браун либо не был впечатлён внезапно появившейся едой, либо смог хорошо скрыть своё удивление. Он просто вздохнул и наложил себе малюсенькую порцию ростбифа. За весь вечер, кроме этого оправдания блюду, на его тарелке не появилось больше ничего. Том и сам раньше был склонен к подобному: после крайне ограниченных порций в приюте резкое увеличение пищи приводило к ненужной тошноте. К счастью, последнее лето он смог провести самостоятельно, поэтому сейчас не отказывал себе в любимых блюдах. Что же могло стать причиной недоедания в случае Брауна? Том ещё раз критически осмотрел того и понял, что раньше не осознавал, насколько же он худой. Значит, подобное происходило постоянно. Время тянулось со скоростью флоббер-червя, и Том с облегчением выдохнул, когда директор снова поднялся для прощания. Напоследок он пригласил спеть школьный гимн, и тогда заиграла музыка, а весь зал запел стройным хором: «Хогвартс, Хогвартс, наш любимый Хогвартс, научи нас хоть чему-нибудь». Том бросил взгляд на первокурсников, которые неловко переглядывались между собой, а затем на Брауна, который без запинок пел вместе со всеми. Удивительно.***
Пир официально был завершён, и все начали подниматься со своих мест. За всё это время Гарри не вёл разговоров ни с кем, но блондинистый парень слева выглядел вполне дружелюбно. — Добрый вечер, — обратился к нему Гарри. Блондин, вероятно, Малфой, улыбнулся и протянул руку. — Я Абраксас! Абраксас Малфой, — сказал он. Ага, предчувствие не подвело. Хотя кроме характерной внешности и крайне примечательного акцента высшего общества в его поведении ничего не напоминало Драко Малфоя или его отца. Гарри внутренне обрадовался, что вырос в обеспеченном пригороде Лондона, где любой акцент, кроме классического, считался неприемлемым. Иначе сейчас ему было бы крайне тяжело переучиваться. Он представил, что кому-то вроде Риддла, с его детством в Ист-Энде, пришлось потратить много времени для того, чтобы не выделяться среди остальных чистокровных. — Я Адриан Браун, рад встрече, — ответил Гарри и твёрдо пожал руку. Малфой оценивающе оглядел его с ног до головы, но ничего не сказал. Улыбка всё так же оставалась на лице, но уже куда менее радостная, скорее просто вежливая и дружелюбная. Люди начали понемногу расходиться, и Малфой жестом пригласил Гарри следовать за ним. Через пару шагов они поравнялись, и тогда Гарри с едва скрываемым интересом посмотрел на Абраксаса. — Можно поинтересоваться, что сейчас будет происходить? К чему стоит подготовиться? — Разбор полётов. Старосты расскажут правила, немного припугнут первокурсников, а если вычислят среди них полукровку, то припугнут его немного сильнее, чем всех остальных. Я надеюсь, ты чистокровный? — это прозвучало как полный надежды несмелый вопрос. Гарри внутренне вздохнул. Судя по всему, Малфой хотел сблизиться, но боялся за свою репутацию в случае неблагоприятного исхода. Гарри мог понять. — К счастью для нас всех, да. Он практически видел, как внутри Малфоя свалился ощутимый груз. Улыбка снова вернулась в полную силу. Интересно, у него не пересыхают дёсны от такой частой улыбки? Дорога до общежития прошла в тишине, но Гарри мысленно впитывал своё окружение и понимал, насколько же сильно он скучал раньше. Вереницей они спустились в подземелья и остановились у сплошной каменной стены с потёками влаги и намёком на плесень по краям. Гарри весьма смутно помнил дорогу к подземельям со своего второго курса, но эту стену узнал. — Бумсланг, — сказал незнакомый староста седьмого курса. Часть стены отъехала, и студенты начали понемногу продвигаться в гостиную. Гарри заметил, что при этом не было никакой толкучки, совершенно типичной для Гриффиндора. Все, напротив, спокойно ждали своей очереди, чтобы зайти. Гостиная не сильно изменилась: всё та же сырость, зеленоватый свет озера и роскошное убранство. Потолки были сильно ниже, чем в гостиной Гриффиндора, но всё ещё впечатляли. И в отличие от неё, сама площадь гостиной не была ограничена размерами башни. Множество готических окон тянулись вдоль одной из стен, а прямо под ними в ряд выстроились стеллажи с книгами. В центре были геометрически расположенные низкие диванчики, а в дальнем конце помещения начиналась лестница, ведущая к спальням. Именно туда староста подвёл первокурсников, а остальные студенты начали понемногу расходиться. — А мне куда? — прошептал Гарри, наклонившись к Малфою. — С нами. — Он кивнул на один из диванчиков, куда стекались шестикурсники. — Незачем тебе позориться в куче детей. Гарри поймал пристальный взгляд проходящего мимо с остальными первокурсниками Сигнуса Блэка, который явно слышал слова Малфоя, и постарался улыбнуться ему. Тот неловко улыбнулся в ответ. — Уже познакомился с младшим Блэком? — заинтересованно спросил Абраксас. Гарри смущённо кивнул, а внутри удивился, как Малфой обратил внимание на что-то такое. Они остановились у П-образного диванчика рядом с лестницей, где собрался весь шестой курс. Гарри видел некоторых мельком, с некоторыми сдавал экзамены, но узнал бы где угодно только двоих: Тома Риддла, который уже удалялся от всех остальных ради приветственной речи, и Ориона Блэка. С той первой встречи в Хогсмиде он уже научился подавлять горечь, которая грозила вылиться наружу слезами, при виде Ориона. Тогда же Гарри научился подавлять желание с размаху заехать Риддлу по лицу. Гарри сел на диван, который был неожиданно мягким, и вновь оказался между странной девушкой блондинкой и Малфоем. В это время первокурсников выстроили у подножия лестницы, а старосты Слизерина собрались перед ними. — Внимание, первокурсники Слизерина! — начал староста-семикурсник. — Я Валентин Уоррингтон. И я не стану тратить время на пустые речи о дружбе и единстве. Мы — Слизерин. Мы сильнее, хитрее и умнее остальных. Слизерин — не просто факультет, а сила, которая будет править этим миром. — В этом году вы должны показать всем, что вы — лучшие. Никаких компромиссов, никакой жалости. Только сила, только хитрость, только победа. Мы все — наследники великих магов, наша кровь чиста, и мы не допустим, чтобы она была осквернена, — вступила другая староста. Глаза Гарри в ужасе расширились, когда он присмотрелся к ней. Он знал эту девушку ещё до смерти, хотя тогда она была кричащей уродливой ведьмой с портрета на площади Гриммо. Та, которая сейчас вещала о чистоте крови, была Вальбургой Блэк. Хоть что-то в этом мире было стабильно. В остальном эта Вальбурга не имела почти ничего общего с банши на портрете. Она была, в первую очередь, красивая. Гарри думал, что Сириус был точной копией Ориона, но сейчас видел, что это не так. — Не забывайте, что мы — змеи. Мы знаем, как окружить жертву и раздавить её. Мы всегда будем на шаг впереди, всегда будем знать, что нужно сделать, чтобы получить то, что нам нужно. Мы не терпим слабости. Мы не терпим предательства. Мы не терпим ошибок, — сказала староста-шестикурсница. Гарри не был уверен, но ему показалось, что кто-то назвал её Гринграсс за ужином. — И именно наш факультет должен доказать всем, что настоящие наследники магической мощи учатся в нём. Теперь вы, хотите или нет, часть этого факультета, и мы ожидаем, что вы будете вести себя соответственно. От вас не требуется быть друзьями. От вас требуется быть сильнее, хитрее, лучше. Будьте достойны нашего имени, будьте достойны нашего знамени, иначе столкнётесь с последствиями! — закончил речь Риддл. Первокурсников отправили в комнаты, а Гарри вздрогнул и пришёл в себя. — Это было удивительно доходчиво, — сказал он полушёпотом. — Ты хочешь сказать, пугающе и угрожающе? — спросила блондинка. Несколько человек закатили глаза, а Малфой хихикнул себе под нос. — Ну, или так, — ответил Гарри и улыбнулся. — Не думаю, что мы знакомы, мисс. — Розье. Друэлла Розье, — просияла она. У неё были огромные карие глаза на выкате и широкая улыбка, слишком похожая на оскал. Гарри всмотрелся немного получше и, внутренне вздрогнув, узнал в ней Беллатрису Лестрейндж. — Я польщён. В этот момент из-за дивана вынырнули Риддл и Гринграсс, которые уже сопроводили первокурсников в свои комнаты. — Расходимся, — скомандовал Риддл. Все послушно встали со своих мест и, переговариваясь, разошлись по комнатам. Гарри встал и последовал за ними. В этот момент за его спиной, точно дементор, возник Риддл и выдавил дежурную улыбочку. Абраксас уловил посыл и поспешил вперёд, выглядя несколько виноватым. — Я Том Риддл. Прошу прощения за то, что не смог показать и рассказать тебе всё, Браун, — сказал он. — Тем не менее, Абраксас неплохо справился вместо меня, не правда ли? — Он справился блестяще, — ответил Гарри и удивился тому, что его голос смог звучать не язвительно. Риддл пропустил Гарри на лестнице вперёд и пошёл следом. Наверху бросил: «Налево» — и поравнялся только тогда. Что ещё раз подтвердило догадку Гарри о том, что Том старается не допустить нападения сзади, как чёртов параноик. — Я видел, что ты пел гимн Хогвартса вместе со всеми. Должен признаться, меня это удивило, — сказал Риддл, открыв дверь в комнату. Жестом он пригласил заходить в комнату первым, что Гарри и сделал. Спальня была выполнена в том же стиле, что и гостиная, и была рассчитана на четырёх человек. На одной кровати, ближайшей ко входу, неподвижно сидел Орион Блэк и немигающим взглядом смотрел на раскрытую книгу. В другом конце незнакомый Гарри шестикурсник разбирал свой чемодан. — Ничего удивительного, я просто потрудился открыть историю Хогвартса прежде, чем поступить в него, — запоздало ответил Гарри. — Это как раз таки крайне удивительно. Сейчас далеко не каждый может этим похвастаться, верно, Максимиллиан? Максимиллиан вскинул голову и уставился на Гарри максимиллиально недружелюбно. Гарри едва не прыснул из-за собственной дурацкой шутки, но вовремя сдержался. Только с вызовом дёрнул бровями и прошёл внутрь комнаты, где только у кровати в дальнем левом углу не было никаких вещей. — Для шестого курса отведено три комнаты: две из них — мужские, одна — женская, поскольку девушек на нашем курсе меньше. В этой комнате живу я, Орион Блэк и Максимиллиан Эйвери. И с недавних пор ты. Правила простые: поскольку у всех разный график сна, не шуметь после отбоя и до завтрака, не трогать чужие вещи и не занимать ванную комнату более чем на двадцать минут по утрам. Есть какие-то вопросы? — Нет, никаких, — устало ответил Гарри. Он аккуратно снял мантию, помня про спящую в кармане Кэсси, стянул чёрный галстук и почувствовал, как вся тяжесть дня накатила на него в один момент. Очень хотелось плюнуть на всё и прямо так упасть на постель. Сзади послышался мягкий шлепок. Гарри обернулся и увидел, что Блэк только что упал на кровать лицом вперёд. Видимо, не у одного него было такое желание. В полудрёме Гарри принял быстрый душ и написал две записки: одну — для Сироны, другую — для Кэтрин. Он планировал отправить их утром перед завтраком, иначе рисковал получить вместо тостов с маслом громовещатель. Только после этого Гарри оказался за плотным пологом кровати. Перед этим, правда, постарался как можно менее очевидно и как можно более злобно защитить свои вещи и место сна от воздействия извне. Не нравился ему этот Максимиллиан Эйвери. И Том Риддл не нравился. И весь Слизерин в целом.