After death – what?

      Он лежал ничком, прислушиваясь к тишине. Совершенно один. Никто не наблюдал за ним. Здесь никого не было. Гарри был не вполне уверен, что он сам здесь есть.       Кажется, он умер. Более того, он хотел умереть. Поэтому то, что он ещё мог думать и чувствовать, было довольно неожиданно. Гарри всегда казалось, что после смерти настаёт забытьё, что человек просто перестаёт существовать — и всё. Воскрешающий камень опроверг эту теорию не так давно.       Что ж, он умер, иначе быть не могло. Он не слышал холодного высокого хохота, не чувствовал сырой земли Запретного леса, под закрытыми веками не проскальзывали всполохи заклинаний. Он спросил себя, может ли он видеть и двигаться. Открывая глаза, Гарри понял, что может.       Он лежал в светлом тумане — правда, подобного тумана он никогда прежде не видел. Пространство вокруг не было затянуто облачной дымкой. Скорее, облачная дымка ещё не оформилась в пространство. Поверхность, на которой он лежал, казалась белой, ни холодной, ни тёплой — просто нечто плоское, пустое, на чём можно находиться. Если бы «ничто» можно было описать, то Гарри бы сказал, что сейчас его окружает именно «ничто».       Гарри сел. Тело его, похоже, было невредимо. Он осмотрел руки и ощупал лицо. Шрамы, очки и, что самое неловкое, все его вещи полностью исчезли. И тут сквозь окружающую бесформенность донёсся звук: тихие, глухие удары, как будто что-то хлопало, билось, корчилось, и у Гарри возникло неприятное чувство, будто он подслушивает что-то тайное, стыдное.       Ему вдруг захотелось оказаться одетым.       Не успел он пожелать этого, как рядом с ним появилась одежда. Гарри взял её и надел. Одежда была мягкая, чистая и тёплая. Он так соскучился по этому ощущению, что едва не взвыл.       Гарри встал и огляделся. Чем дольше он приглядывался, тем больше нового видел. Высоко вверху поблёскивал на солнце большой стеклянный купол. Может быть, это дворец? Всё было тихо и спокойно, не считая этого стука и шебуршания где-то совсем рядом, в тумане.       Гарри медленно обернулся. Окружающее пространство, казалось, обретало форму у него на глазах. Просторное помещение было таким ярким, светлым и… Чистым. Не таким, как кухня тётушки Петунии, больше похожая на операционную; а чистая, в каком-то своём возвышенном виде. Помещение с прозрачным стеклянным куполом вместо крыши значительно превосходило размерами Большой зал Хогвартса. Вокзал Кингс-Кросс — понял Гарри. И он был здесь совсем один, кроме…       Гарри отшатнулся. Теперь он увидел источник шума. На полу сжалось в комок существо, похожее на маленького голого ребёнка, но с грубой, шершавой, как будто ободранной кожей. Дрожа, оно лежало под стулом, куда его затолкали, как ненужную вещь, чтобы убрать с глаз долой, и тяжело дышало.       Парень боялся его. Существо было маленькое, хрупкое, израненное, и всё же Гарри не хотелось подходить к нему ближе. Тем не менее он стал медленно двигаться к стулу, готовый отскочить в любую секунду. Вскоре он мог бы уже протянуть руку и дотронуться до ужасного создания, однако не было сил заставить себя сделать это. Существо нуждалось в утешении, но Гарри испытывал непреодолимое отвращение. Что ж, видимо, только что он смог лично познакомиться с осколком души, который провёл с ним последние шестнадцать лет. — Ты не можешь ему помочь.       Гарри резко обернулся. К нему шёл Альбус Дамблдор — высокий, стремительный, в развевающихся тёмно-синих одеждах. Горькая, неконтролируемая обида взвилась в Гарри, перекрывая доступ к кислороду. Он едва сдержал порыв закашляться и отвернуться. — Гарри! — Дамблдор распростёр объятия. Обе руки у него были целы — белые, без всяких повреждений. — Ты чудный мальчик! Ты храбрый, очень храбрый мужчина! — Что вы делаете здесь, сэр? Вы же умерли, — с трудом выдавил из себя юноша. Слёзы грозили хлынуть из глаз в любой момент.       Гарри так и остался сидеть на полу, стараясь не смотреть в сторону хнычущего ободранного ребёнка. Вместо этого он вперил взгляд в Дамблдора, размышляя, выглядит ли он таким же уязвлённым, каким себя чувствует. — Но вы же умерли, — вновь повторил Гарри. — Несомненно, — деловито подтвердил Дамблдор. — Значит… Значит, я тоже умер? — Гм… — Дамблдор улыбался всё шире. — Да, в этом, конечно, весь вопрос… В общем и целом, милый мой мальчик, мне кажется, что нет.       Они смотрели друг на друга. Старик улыбался всё той же сияющей улыбкой. — Нет? — переспросил Гарри. Дамблдор помотал головой.       Старик лучился счастьем, как светом, как огнём. Гарри никогда не видел человека так явно, так ощутимо счастливого. В сравнении с ним юноша чувствовал себя как никогда разбитым, несчастным и мёртвым. Но профессор утверждал, что Гарри жив. — Объясните, — потребовал он.       «Докажите» — прозвучал в его голове повелительный голос одиннадцатилетнего Тома Риддла, сидящего в крохотной комнатке приюта и приказывающего Дамблдору доказать реальность магии. От схожести интонаций и обстоятельств Гарри передёрнуло. — Но ведь ты уже понял, — сказал Дамблдор, складывая ладони с вытянутыми пальцами. — У меня есть одно эгоистичное желание, сэр — обойтись в кои-то веки без загадок.       Гарри встретился усталым взглядом с профессором. На чужом лице на мгновение проскользнуло что-то вроде вины, но затем бесстрастная маска вновь вернулась на своё место. — Хорошо, Гарри. Я буду с тобой полностью откровенен, каким, наверное, не был ни разу за все наши годы знакомства. Ты заслужил это, — сказал старец и провёл Гарри к внезапно появившимся в пространстве двум креслам. Подальше от осколка. — Ты был седьмым крестражем, Гарри, крестражем, который он создал невольно. Волдеморт сделал свою душу до того хрупкой, что она разбилась вдребезги, когда он совершал эти несказанные злодейства: убийство твоих родителей и покушение на убийство ребёнка. И он унёс из вашего дома даже меньше, чем сам он думал. Он оставил там не только своё тело. Он оставил часть самого себя в тебе, намеченной жертве, которая выжила против всякого ожидания.       А его знания, Гарри, отличались ужасающей неполнотой! Волдеморт не дал себе труда понять то, что не представляло для него ценности. О домовых эльфах, детских сказках, любви, верности и невинности Волдеморт не имеет ни малейшего понятия. Ни малейшего! А что всё это обладает силой, превосходящей его собственную, силой, недоступной никакому волшебству, — эту истину он проглядел.       Он взял твою кровь, полагая, что она придаст ему сил. Он принял в своё тело крошечную часть тех чар, которыми защитила тебя мать, умирая за тебя. Его тело хранит её самопожертвование, и пока эти чары живы, жив ты и жива последняя надежда Волдеморта на спасение.       Так было изначально. А затем юный Драко Малфой одолел меня той ночью на башне, Старшая палочка стала его по праву. Ещё позже ты победил мистера Малфоя в честной дуэли и завладел одним из Даров Смерти. Мантия перешла к тебе по наследству, а Камень ты получил от меня в завещании. — Спасибо за очередные загадки, сэр. Мы использовали ваше завещание вместо кроссворда долгими вечерами в палатке. — Гарри не удержался от колкого комментария. — Мне жаль, мой мальчик. По моей собственной глупости я не понимал, что ты куда более благородный и рассудительный, чем я. Мне казалось, что идея Даров поглотит тебя, что ты оступишься там же, где и я. Я опасался, что ты повторишь мои ошибки. Я умоляю тебя о прощении, Гарри. Ведь я уже довольно давно понял, что ты намного лучше меня. — О чём вы говорите? — спросил Гарри, поражённый тоном Дамблдора и слезами, внезапно выступившими у него на глазах. — Дары, эти Дары, — пробормотал Дамблдор. — Грёза отчаявшегося человека! Я натворил столько бед в погоне за ними. И, признаюсь, боялся того, что эта Грёза может сотворить с тобой. Не хотел подносить их тебе на серебряном блюдечке. Но вот, ты впервые за всю их историю смог собрать все три Дара воедино. Ты стал Повелителем Смерти.       Дамблдор прервался, выглядя как никогда старым, уставшим и опечаленным. Гарри не было его жаль ни на йоту. — И что это значит? Неужели легенда не врёт, и этот титул даёт мне возможность победить смерть? — Не думаю, что на этот вопрос можно дать однозначный ответ. Тем не менее, мне кажется, что именно этот факт и прошлые ошибки Волдеморта помогли тебе пережить убивающее проклятие второй раз в жизни.       Существо за их спинами скулило и ныло. Гарри и Дамблдор дольше прежнего сидели в молчании. И в эти долгие минуты до Гарри медленно, как мягко падающий снег, доходило осознание следующего шага. — А теперь я должен вернуться, да? — Как хочешь. — У меня есть выбор? — Конечно, — улыбнулся Дамблдор. — Мы ведь на вокзале Кингс-Кросс, говоришь? Я думаю, если ты решишь не возвращаться, ты сумеешь… так сказать… сесть в поезд. — И куда он меня повезёт? — Вперёд, — просто сказал Дамблдор.       Снова молчание. Гарри знал, что его долгом было вернуться назад, участвовать в сражении, защитить близких, победить Волдеморта в конце концов. А дальше? А дальше он будет обречён на бессмысленное существование на руинах собственной жизни. Ему хотелось побыть эгоистом хоть раз в жизни и поступить так, как будет лучше только для него одного.       Ему совершенно не хотелось покидать уютный, спокойный туман вокзала Кингс-Кросс. Не хотелось возвращаться назад к боли и страху. Он остановился. — Я должен был умереть, сэр? Что ж, я умру. Уверен, что теперь, когда все крестражи уничтожены, остальные справятся без меня. А теперь мне пора.       Дамблдор смотрел на него с пониманием и глубоким сожалением, плескающимся на дне голубых глаз. На душе потеплело от осознания того, что профессор не осуждает его за сделанный выбор. Как бы он ни был зол на количество секретов, на недоверие и недомолвки, на ложь и на мизерную ценность своей жизни для старика, на самого Дамблдора Гарри злиться не мог. — И, профессор, — позвал Гарри. — Что, мой милый мальчик? — отозвался Альбус как-то совсем уж разбито, хотя улыбался одной из своей умиротворяющих улыбок. — Я не виню вас. И я не ваш мальчик.

***

      Он снова лежал на земле ничком. Ноздри наполнял запах леса. Он чувствовал под щекой холодную твёрдую землю, а дужка очков, съехавших набок, впивалась ему в висок. Всё тело у него болело, а то место, куда ударило Убивающее заклятие, саднило, как ушиб от удара железным кулаком. Он лежал, не шевелясь, прямо там, где упал; левая рука вывернулась под неестественным углом, рот раскрыт.       Не так он себе представлял загробную жизнь. Почему, чёрт возьми, было так больно? Где долгожданная смерть?       Гарри в ужасе понял, что что-то пошло не так. Произошла ошибка, ужасная ошибка. Он прислушался.       Вокруг слышались только звуки леса: щебетали птицы, в отдалении похрустывали сухие ветки, кто-то мягко брёл по земле. И никаких людей вокруг. Во всяком случае, он не вернулся назад, это успокаивало. А Гарри был уверен, если бы это было так, то его бы окружали крики восторга и торжества по случаю его смерти. Но не было ничего, будто бы он проснулся в Запретном лесу в любой другой мирный день.       Гарри подскочил на месте и тут же завыл от боли. Голова трещала, а кости болели так, что хотелось вспороть кожу и вынуть их из тела. Перед глазами плыло, и он стащил с себя разбитые очки, наспех починив их. Да, он действительно находился в лесу, ровно на том же месте, где не так давно умер. И тем не менее он был жив.       В предрассветных сумерках Гарри смог рассмотреть поляну. Выглядела она так, будто людей здесь никогда и не было: дикая, заросшая травой по колено. Рядом валялась палочка Драко, за пазухой успокаивающей тяжестью покоилась мантия-невидимка, на шее висел мешочек из ишачьей кожи, а в крепко сжатом кулаке определённо что-то находилось. Гарри медленно расцепил пальцы — тело с трудом поддавалось — и тупо уставился на крохотный камушек на ладони. Острые края Воскрешающего камня впились в кожу до красных следов.       Возможно, они смогут ему всё объяснить. Он подумал о своих самых близких людях в ожидании того, что ещё чуть-чуть — и они появятся перед ним, как тогда, перед смертью. Ничего не произошло. Никто не появился. Гарри взмахнул палочкой, прошептал: «Темпус» — и чуть не вскрикнул, увидев горящее светом число.

5.23, 02.05.1943

— Чёрт.       Ладно, это было плохо. Даже хуже, чем просто плохо — это было ужасно. Гарри подумал, что вся жизнь пронеслась у него перед глазами в тот момент, когда в него летело убивающее проклятие, но сейчас, уставившись на сверкающие циферки, испытал то же ощущение, только в сотни раз хуже. Хотелось по-детски протереть глаза кулаками, чтобы избавиться от этого наваждения, но Гарри только горько рассмеялся.       Как же прав был Снейп, говоря, что у Поттера есть уникальная способность оказываться в неподходящем месте в неподходящее время. Время. «Удивительная вещь — время, могущественная, а когда в него вмешиваются — опасная», — вспомнил он слова Дамблдора. Какой же Гарри удивительно, чертовски везучий. Да, ведь из всех мест после смерти он должен был оказаться именно в прошлом.       Одно его существование сейчас доказывало то, что все предупреждения Гермионы про временные парадоксы, сказанные устрашающим шёпотом, были полным бредом. Невозможно было оказаться настолько далеко и не разрушить как минимум страну. Но у него получилось. Опять. — Ты прекращаешь развозить сопли и успокаиваешься. Потом встаёшь, выбираешься из леса и идёшь в Хогсмид, — прошептал Гарри каким-то уж слишком непривычным для себя голосом и поморщился.       Сказать было легко, но воплотить план в жизнь куда сложнее. Ноги были ватными, голова кружилась так, что мир вокруг забавно плыл, а место, куда попало убивающее проклятие, саднило тупой болью. Кое-как Гарри вытер холодный пот, выступивший на лбу, тыльной стороной ладони, ещё больше размазал грязь по лицу и заревел.       Он не плакал с тех пор, как умер Сириус. А до этого прекратил закатывать истерики лет с трёх, когда обожаемая тётушка Петунья швырнула в него тарелку с цветочным узором за слёзы. Гарри до сих пор с неприязнью поглядывал на вещи с цветочками. И сейчас он ревел. Как младенец. И не мог остановиться, как бы ни пытался, задыхаясь во всхлипах и мелко подрагивая. Он хотел кричать от несправедливости.

Почему даже после смерти я не умер?

      Грёбаный Повелитель Смерти. Грёбаный Избранный. Грёбаный Мальчик-который-выжил. Гарри так хотел оказаться где-то, где никто и знать не будет о нём. И оказался, к своему собственному ужасу.       Дыхание медленно возвращалось в норму, слёзы перестали течь. Наконец-то Гарри смог оторваться от сырой земли и нетвёрдо встать на ноги. Необходимо было добраться до Хогсмида, иначе в лесу он задержится надолго, причём в не особо жизнеспособном состоянии. Было бы неприятно снова умирать, чтобы снова вернуться.       Он покрепче сжал палочку в руке и пошёл, как он помнил, к выходу из леса. Заблудиться было трудно, ведь он совсем недавно шёл этой дорогой на смерть, к тому же тропинка была хорошо протоптана не одной парой ног нарушителей школьных правил. Когда деревья стали редеть и вскоре показалась опушка, Гарри облегчённо выдохнул. Теперь опасность не угрожала.       Муди надавал бы ему по ушам за ослабление бдительности, если бы узнал. И всё же на душе полегчало. По дороге в деревушку Гарри так не предпринял попытки хоть немного улучшить свой внешний вид — знал, что для пущей результативности плана вид исхудалого, избитого подростка был на руку. Время едва перевалило за шесть утра, поэтому в деревне было абсолютно безлюдно, чему он только радовался. Не хотелось с утра пораньше загреметь в аврорат за подозрительный вид, когда у тебя нет ни документов, ни знакомых.       «Три метлы», ставшие Гарри даже родными, находились всё там же. Он подёргал за ручку двери, но ничего не произошло. Закрыто. Придётся ждать.       Юноша уселся прямо на крыльцо под дверью и обхватил колени руками. Утренний майский холод внезапно показался уж слишком ощутимым, и он мелко затрясся. Солнце понемногу поднималось над горизонтом, первые люди лениво выползали на улицу, а Гарри, как горгулья у кабинета директора, застыл у входа в паб.       Что-то ощутимо приложило его в районе крестца, и сзади раздался испуганный женский крик. Гарри резко обернулся и понял, что удар нанесла распахнувшаяся дверь. На пороге стояла женщина лет пятидесяти, её каштановые с проседью волосы были завязаны в небрежный пучок на макушке. Во взгляде читались испуг, жалость и что-то ещё, что Гарри просто не смог уловить. — Мальчик, что с тобой произошло? — первое, что сказала женщина, протягивая ему руку. Несмотря на то, что всю ладонь Гарри покрывал пепел, кровь и грязь, никакого отвращения и брезгливости он не заметил на лице хозяйки паба, когда принял помощь.       Стоять всё ещё было тяжело, и он тихо взвыл от боли, когда попытался сделать шаг. Женщина была чуть ли не в слезах от ужаса, но, по мнению Гарри, всё ещё держалась прилично. Она помогла юноше дойти до ближайшего стула, и Гарри упал неловким мешком костей. — Мерлин, кто это с тобой сделал?! — Что-то я сам, что-то люди, от которых я сбежал, — ответил Гарри честно.       На последней фразе глаза женщины забавно вытаращились, и она плотно сжала губы, пытаясь держаться. Видеть разбитого, голодного парнишку было просто невыносимо. Она, не сказав ни слова, развернулась и широким шагом направилась к барной стойке. Там схватила первый попавшийся стакан, наполнила водой и чуть ли не силой влила в рот незнакомому мальчику.       Тот послушно выпил, уставившись в пространство немигающим взглядом, а женщина уже успела метнутся за палочкой и аптечкой. Она достала чуть ли не дюжину различных колбочек и выстроила их в ряд на столе. Затем взмахнула палочкой над головой юноши, произнеся диагностирующее заклинание, и чуть не заплакала. Истощение. И всё.       Ей и в самых ужасных кошмарах не могло прийти в голову, что одно лишь физическое истощение заставит кого-то выглядеть так. — Держи, выпей, — приказала она строго, протягивая мальчишке несколько склянок с восстанавливающими зельями.       Тот послушно выпил, поморщился и посмотрел на женщину совершенно другими, теперь уже осознанными глазами. Только придя в себя, он осознал, сколько проблем доставил этой бесконечно милосердной женщине. — Спасибо. И извините, — прошептал Гарри.       Взгляд женщины потеплел, а вся она, казалось, расслабилась. Затем нежно провела по спутанным волосам и тепло улыбнулась. Гарри с тоской вспомнил миссис Уизли. — Не волнуйся, милый, меня не за что благодарить и уж тем более извиняться. Давай я отведу тебя в ванную, накормлю, а потом ты мне всё расскажешь?       И вот так он оказался в тёплой густо пахнущей ванне, с остервенением отмывающий волосы от грязи. Мерлин, как же он скучал по возможности нормально искупаться. Палатка не располагала такими удобствами, особенно когда с ужасом ждёшь, что в любой момент тебя обнаружат егеря. За дверью послышались шаги. — Малыш, — Гарри поперхнулся от этого обращения, — я оставлю чистую одежду под дверью. Надеюсь, размер подойдёт.       Как Гарри стал в почти восемнадцать малышом, он не знал. Тем не менее он вздохнул и выбрался из ванной. Над раковиной висело зеркало, и Гарри с опаской заглянул в него. В их палатке было крошечное карманное зеркало, но оно не могло сравниться с обычным. Конечно, он знал, что выглядел не лучшим образом — сам видел выпирающие кости, когда переодевался. Но ничего не готовило его к виду собственного лица.       Щёки впали, скулы заострились, на подбородке выступила дневная щетина. Про волосы ему думать не хотелось — те были сильно отросшими и спутанными. Глаза на осунувшемся лице напомнили ему глаза-блюдца домовых эльфов, и он насмешливо хмыкнул. Гермиона была бы в восторге.       В шкафчике над зеркалом обнаружились все необходимые ванные принадлежности. Гарри даже нашёл тонкую чёрную резинку, которая одиноко валялась за коробкой с гостевыми зубными щётками. Ей и перетянул с трудом расчёсанные волосы в хвостик на затылке. Хвостик получился маленьким и забавным, зато волосы больше не торчали и не лезли в глаза. Одежда нашлась аккуратной стопкой прямо за дверью, и Гарри счастливо натянул на себя тёплые и сухие брюки с рубашкой.       Как есть, босиком, — обувь была уже непригодной для носки — он вышел из ванной и по памяти пошёл в основной зал. Добрая женщина нашлась за одним из столов, перед ней стояла тарелка с непозволительно огромным количеством еды. Гарри с ужасом понял, что это всё для него. — Вы так добры ко мне, даже не знаю, как могу вас отблагодарить, — смягчился Гарри, но всё-таки уселся на стул напротив женщины. — Ты нуждался в помощи, и меньшее, что я могу сделать, — оказать её. Я — Сирона Райан, но можешь звать меня просто Сирона, — сказала она с добродушной улыбкой. — Кушай скорее! — Мне очень приятно познакомиться с вами, Сирона. Без вас я бы не справился. Зовите меня Адриан.       Гарри всегда нравилось это имя, оно звучало куда более благородно, чем его собственное. Для времени, в котором он оказался, было бы не лишним выбрать себе имя под стать аристократу. Гарри не слишком заинтересованно ковырял говяжье рагу, мысли были заняты совсем другим. А, возможно, он просто отвык от нормальной еды. — Я думаю, сейчас самое время рассказать, что случилось, — начал он.       Мадам Райан заинтересованно подалась вперёд, глаза её блеснули. — Я сирота с тех пор, как мне исполнился год. Родители были убиты тёмным волшебником, который хотел забрать кое-что из нашего дома. Меня отправили к опекунам, хотя я и не знаю, как их выбрали — родственных связей у нас нет.       Они оказались, мягко говоря, ужасными людьми. Использовали в качестве рабочей силы, били, наказывали голодовками, а жил я в крошечном чулане под лестницей. Я им не нравился из-за своей странной одарённости. Я даже не знал, как умерли мои родители, пока мне не исполнилось одиннадцать. Примерно тогда же пришло письмо из Хогвартса. А потом ещё и ещё письма, пока они не заполнили дом под завязку. Ответа школа так и не получила, поэтому вскоре письма перестали приходить. И в Хогвартс я не поехал, меня просто не пустили.       Обучали на дому, держали в ежовых рукавицах и постоянно повторяли, что такой демон, как я, никогда в жизни в школу не поедет. На жизнь это было похоже мало, поэтому, когда опекуны долго не возвращались в жилище, я решился сбежать. Я проделал этот путь полностью пешком, останавливался в лесах и сёлах, ночевал и шёл дальше. И вот я здесь.       Гарри замолчал, от долгого монолога в горле пересохло, и он потянулся за стаканом воды. Чёрт возьми, он ненавидел врать. Сфабрикованная на ходу в Хогсмид история была практически безупречной, но вина за ложь сильно давила на плечи, к тому же лжец из него был крайне посредственный. Та сука Амбридж не знала, что те слова на его запястье — чушь собачья. Гарри был слишком эмоциональным, чтобы вот так врать всем и каждому. Но придётся привыкать, скоро необходимо будет поступать именно так. — Милый, это ужасно, — хрипло выдохнула Сирона. — Скажи, что заставило их к тебе так относиться? — Парселтанг, — просто ответил Гарри, и глаза мадам Райан расширились от понимания. — Для них я был неисправимым тёмным магом — почти демоном.       Женщина не могла сдержаться. Она в порыве чувств вскочила со стула и крепко обняла юношу, а тот обмяк в таких долгожданных объятиях. За всю его жизнь его обнимали только Сириус, Гермиона и миссис Уизли. — Ты молодец, что сбежал, малыш. Даже будь ты тёмным магом, не заслуживал бы такого отношения. Скажи, сколько тебе лет? На каком курсе ты должен был учиться? Как твоё полное имя? — Я не знаю своего второго имени, но знаю фамилию. Адриан Браун. Мне шестнадцать лет, я родился 3 ноября, поэтому должен заканчивать пятый курс.       Гарри выбрал дату рождения Сириуса отчасти из-за сентиментальности, но основная причина была в том, что таким образом к следующему лету он будет совершеннолетним. — Ох, милый. Я рекомендую тебе обратиться в Министерство, чтобы решить вопрос со школой. — Ага, а ещё с документами и подобным. У меня нет денег, и мне некуда пойти, — сказал Гарри и тяжело вздохнул. — Кстати, а не пора ли пабу открываться? — Не пора, — со смехом ответила Сирона. — Посетители не умрут, а ты намного важнее. И у меня есть идея: ты поживёшь здесь, я устрою тебя на работу, будешь официантом. Пятьдесят галлеонов в месяц — немного, но к школе ты сможешь купить необходимые вещи.       Гарри понял, что ещё секунда — и он снова будет реветь. Он уставился на мадам Райан широко распахнутыми глазами и немного открыл рот. Со всем этим глупым планом он и подумать не мог, что всё закончится именно так. Эта женщина была так добра, накормила, приютила и дала работу. — Всё в порядке, Адриан. Ты можешь поплакать, — утешила она и снова заключила в объятия.