За мёртвых платят меньше

      Хоть Карен и не ожидала нападения, но все нервы у неё были на пределе. А потому она не стала тратить время на то, чтобы кричать в прижатую к губам ладонь и биться, попусту растрачивая силы. Просто быстро вскинула вверх и назад руку с зажатым в ней ножом.       Но неизвестный, похоже, был ещё более нервным, чем она, потому что немедленно перехватил её запястье и сжал, как в тисках. Карен глухо ухнула от боли, но не выпустила нож, лишь постаралась сжать его ещё крепче, дёргая рукой и одновременно со всей силы кусая руку, зажимающую рот. Бесполезно – зубы лишь вцепились в плотную перчатку.       – Брось, воровка, – прохрипел над ухом мужской шёпот, и Карен бросило в пот. Кто-то из братьев Грей проследил за ней. И то, как испуганно застыла на месте Матильда, лишь подтвердило её догадку.       Первый испуг прошёл быстро, и Карен охватила ярость. Что ж, она так и не выяснила, были ли мерзкие братья причастны к смерти Шона, но раз уж Скотт, или Иэн, да плевать кто, сам на неё напал, она сейчас ему даст прикурить! Вместо того, чтобы дёрнуться вперёд и вырваться из хватки, Карен резко откинула голову назад, и на сей раз с глубоким удовлетворением услышала сперва влажный хруст сломанного носа, а затем – утробный стон.       На долю секунды пальцы нападавшего ослабли. Карен рванулась и оттолкнула его от себя, но при этом всё-таки выронила нож. Шатаясь, Карен бросилась было вперёд, но тут же из темноты выскочила другая тень, с размаху ударила в лицо.       Ошеломлённая болью и внезапностью, Карен не удержалась на ногах, растянулась на грязной листве. Над ней склонились оба брата Грей. Толстый Скотт злобно швыркал сломанным носом, его усы пропитались кровью, и это было единственное, что Карен понравилось во всей этой ситуации.       – Да-а-а, правильно ты говорил, братец, – прорычал Скотт. – Хорошую прислугу теперь днём с огнём не сыскать! Куда, шалава! – и он с силой опустил сапог на пальцы, которыми Карен попыталась незаметно схватить упавший ножик.       Боль от железной подковки на сапоге была такая, будто Карен прижгла себе ладонь утюгом. Она стиснула зубы, чтобы не кричать, впрочем, её всё равно бы не услышали – рядом завопила Матильда:       – Отойди! Отойди, не трогай меня!       – Сюда иди, мерзавка! – орал Иэн. Затем раздался звук пощёчины, такой сильный, что даже у Карен заболела голова. Она приподнялась, кинула взгляд на Матильду. Девушка побледнела так, что её лицо с огромными глазами и перекошенным тонким ртом сделалось похожим на череп, только на щеке алел след от удара. Иэн схватил её за руку:       – Ну всё, паршивая девчонка, ты достаточно позорила нашу семью! Как вернёмся домой, запру тебя на чердаке. А ты, – он обернулся, полоснул злобным взглядом по Карен, – ты… разберись с ней, Скотт.       – Разберусь, – хищно усмехнулся Скотт. Нагнулся, всё ещё давя Карен сапогом на пальцы, так что та не выдержала и скрипнула зубами от боли, одной рукой поднял нож, второй сграбастал Карен за волосы и поднял её на ноги:       – Пойдём, мисси, расскажешь, что ещё украла. А может, и покажешь.       Рядом Иэн тащил за руку упирающуюся Матильду, оба орали друг на друга одновременно, так что Карен не могла разобрать слов. Карен почувствовала, как к её шее прижимается нож. Холод обжёг кожу, и такой же холод сжал сердце: опять она облажалась. Лем пропал, Чарльз неизвестно где, а сама она в полной заднице. Ну что за непруха! И вдруг Карен поняла, что в этой ситуации есть кое-что хорошее.       Она может больше не притворяться.       – Пусти меня, ты! – заорала она самым вульгарным голосом, и выдала скороговоркой такое количество матерных слов, что заслушались все: и Скотт, и притихшие Иэн с Матильдой, и даже Гертруда. Во всяком случае, до Карен донеслось её безумное хихиканье.       Внезапно Матильда рванулась особенно резко, так что Иэн отпустил её, и резко вскинула револьвер:       – Отойди! В последний раз говорю!       – Ах ты, стерва, – севшим голосом проговорил Иэн.       – Угрожать брату вздумала? – рявкнул Скотт. Его рука с ножом чуть отодвинулась от шеи Карен, и та тут же вцепилась ему в запястье, отпихнула руку. Скотт понял, что происходит, снова сдавил Карен в своих лапищах, и то ли случайно, то ли намеренно полоснул её по шее.       Если до этого Карен было просто больно, то сейчас вместе с болью её хлестнуло ужасом. Все прошлые раны, которые она уже успела получить по невезению или глупости, были пустяками по сравнению с этим. «Я умираю, – пылала в голове паническая мысль, – теперь уж точно умираю». И отчаяние наполнило её мышцы стальной силой. Карен с трудом сжала жирное запястье Скотта обеими руками, вывернула его, недостаточно, чтобы вывихнуть, но достаточно, чтобы Грей закричал от боли и дёрнулся, пнула его каблуком ботинка в колено, и вырвалась.       Холодный воздух обжигал рану на шее, горячая кровь пропитывала шарф, в голове гудел нескончаемый вой ярости и отчаяния. Толкнув визжащую Матильду прямо на матерящегося Иэна, Карен бросилась бежать вслепую через лес к дороге. Дрожащие пальцы судорожно прижимали мокрый шарф к ране. Где-то за спиной кричали, но Карен этого почти не слышала. Разум молчал, остались только звериные страх и ярость. Она выбежала на дорогу, дико огляделась. Луна спряталась за низкие тучи, но Карен всё равно увидела сожжённые, грязные поля и среди них обугленные развалины усадьбы Брейтуэйтов. И рванула туда. Ей нужно немного. Укрытие, чтоб получше перевязать шею. Оружие – кирпич, палка, доска с гвоздями. А потом она вернётся. И сам дьявол не спасёт того, кто встанет у ней на пути!       Карен бежала наискосок через поле к руинам усадьбы. Ноги подламывались от усталости, скользили на грязной мякине и комках мёрзлой земли. В ушах отдавался бешеный стук сердца. На миг луна вынырнула из-за низких туч, и Карен увидела свою тень – длинную, косматую, как у ведьмы – а сразу за ней тень всадника. И только тут поняла, что стук сердца в её ушах был на самом деле стуком копыт.       «Не оборачивайся, – приказала она себе, рванула вперёд со всех оставшихся сил. Сердце стучало где-то в горле, диафрагма горела болью, в правом боку разливалось скверное жжение. Надо было меньше пить, с усталой злобой подумала она. Раньше боль в боку не была такой сильной, а сейчас, стоит хоть немного пробежаться… Впрочем, пей – не пей, а от лошади на своих двоих не убежишь. Не успела Карен сделать и пяти шагов, как всадник её нагнал. Тяжёлая крепкая рука обрушилась сверху, сграбастала за плечо, и на миг Карен повисла в воздухе. Не в силах кричать, она только захрипела. Всадник усадил её перед собой, и над ухом раздался знакомый глуховатый шёпот:       – Держись крепче.       Чарльз…       Карен послушно сжала кулаками его плотную куртку, прижалась к ней лицом. Сердце разрывалось от целой бури чувств: так и не утихшая ярость, отчаянный ужас неминуемой смерти, горькая радость от того, что по крайней мере успела увидеть его напоследок… а вот поговорить, конечно, вряд ли получится… На полном скаку Чарльз выхватил револьвер и пальнул куда-то назад. Карен показалось, что она слышит крик, но его тут же заглушило визгливое ржание испуганного коня. Она в ужасе поняла, что соскальзывает.       Чарльз коротко испуганно вздохнул. Карен увидела, как на землю летит брошенный револьвер. Тут же Чарльз крепко обнял её одной рукой, другой вцепился в поводья и что-то крикнул коню. Тот помчался быстрее, Карен так и подбрасывало на его спине. Вслед кричали, даже пару раз выстрелили, но потом всё стихло.       Похоже, она отключилась, потому что когда перед глазами вновь прояснилось, она увидела над головой дощатый потолок, слабо озарённый светом масляного фонаря.       – Иди сюда, – сказал Чарльз ласковым голосом. Карен поняла, что лежит на брошенном на пол одеяле. Она приподняла голову и сморщилась от боли в шее. Как она ещё жива вообще… ладно, к чёрту, раз судьба даёт последний шанс, надо им пользоваться. Карен протянула руки к склонившемуся над ней Чарльзу, обняла его сильную шею, всмотрелась в его лицо, жадно рассматривая каждую чёрточку. Свет лампы отражался в его тёмных глазах, мерцал карамельными отблесками в волнах распущенных волос. От его волос пахло снегом. В горах так много было снега. Вот бы проснуться там, только они вдвоём, и чтобы весь мир от них отвязался. Карен погладила его по лбу, на котором после жестокого избиения в Аннесберге остался короткий шрам, потом по щеке, на которой змеился другой шрам, старый, глубокий, о происхождении которого она не знала и уже не узнает. И поцеловала в губы.       Чарльз тихо застонал, горячо ответил на её поцелуй, ласково прихватывая нижнюю губу кончиками зубов, но тут же отстранился, и Карен застонала – ну почему мужики вечно ведут себя не так, как надо!       – Как ты себя чувствуешь? – прошептал он, положив руки ей на плечи. Карен закатила глаза:       – Ты издеваешься? Я скоро помру, а ты спрашиваешь, как я… ой, – Карен осеклась. Потрогала шею. Нащупала бинт. – Я думала, он мне глотку перерезал.       – Всё хорошо, не бойся. Он не задел крупный сосуд. Только кожу распорол.       – Но мне больно.       – Конечно, больно, в шее знаешь сколько нервов? Мне однажды один бугай только ребром ладони врезал по шее, так я чуть не отключился.       – И долго я лежала в отключке?       – Где-то час, – Чарльз сел поудобнее, отодвинул в сторону сумку, из которой выглядывал моток бинтов. Видимо, он побывал в Роудсе, где и разжился лекарствами. И, похоже, успел заглянуть в гостиницу для цветных – во всяком случае, одежда на нём была чистая, недавно постиранная, от кожи пахло дешёвым мылом. Не думая ни о чём, кроме того, что славно всё-таки быть живой, Карен прислонилась к его плечу. Чарльз повернул голову, прижался лбом к её лбу и снова прошептал:       – Всё хорошо.       – Нет, – Карен скрипнула зубами. – Я облажалась. Лем пропал…       – Карен.       – … я еле утащила ключ у этого борова Скотта, еле отвязалась от старухи…       – Карен.       – … прихожу в назначенное время, и ни Дэнни-Ли, на Лема, короче, полная ж…       – Карен! – Чарльз закрыл ей рот ладонью. – Давай ты помолчишь? А то рана разойдётся.       Карен возмущённо засопела. Чарльз на миг закрыл глаза, так что стало хорошо видно, что веки у него покраснели от усталости, потом посмотрел на Карен и чётко, медленно сказал:       – Лем в безопасности. Миссис Колтер и мистер Кэйтон везут его к мисс Файк.       Карен понадобилась пара секунд, чтобы разобраться, кто все эти люди. Ещё пара секунд ушла на то, чтобы отпихнуть ладонь Чарльза и спросить:       – Как?       – Вчера Дэнни-Ли отвёз тебя в поместье, а сам приехал в назначенное место на болотах. И как раз когда мы обсуждали, как вытаскивать Лема, он сам и появился на дороге. Вместе с остальными каторжниками. Федеральные агенты везли их в клетке в сторону речной переправы. Хорошо, что агентов было только пятеро, да ещё Иэн Грей, боец из него никакой. Мы напали. Иэн сразу смылся, миссис Колтер застрелила одного из агентов, остальные сбежали. Только их главный подстрелил Дэнни-Ли. И нам бы плохо пришлось, но я ранил главного, он ускакал за дружками.       – Дэнни-Ли?..       – Жив, только руку задело. А вот Лему плохо. И было бы хуже, если бы не ты, – Чарльз погладил её по щеке, убрал с лица растрёпанную прядь. – Он рассказал нам про всё. И про перестрелку, и про стекло. Сказал, Иэн испугался нового нападения и решил отвезти заключённых обратно в Шишику. Повезло Лему, что мы вовремя его увидели.       – Надолго ли? – буркнула Карен. – Этот главный агент, его Хиксон зовут, рассказывал, что Лем уже сбегал, его тогда сразу поймали, а всех, кто ему помогал, грохнули. Расчёска есть?       – Есть, сейчас.       Пока Чарльз рылся в сумке, Карен оглядывалась по сторонам, насколько позволяла перебинтованная шея. Она поняла, что находится в маленьком доме, в котором явно давно никто не жил. Окна тут были разбиты, в них залетали мелкие снежинки, оседали на пыльном полу и обломках мебели. Да уж, это не уютное гнёздышко старой леди, в котором они прятались совсем недавно. Здесь наверняка побывали грабители, а может, и кто похуже.       – Где мы?       – Возле поместья Брейтуэйт. Все работники разбежались ещё осенью, их дома мародёры пограбили. Сейчас здесь никого нет.       – А Греи?       – Свалили. Видимо, в своё поместье.       – Нам бы тоже уехать. Эти уроды возьмут своих охранников и вернутся за нами.       – Туда и обратно часа три ехать. У нас есть немного времени, наберись сил.       Чарльз положил ей в ладонь гребешок, встал и вышел за дверь. Карен как могла причесала волосы. Все шпильки потерялись на бегу, только одна повисла, зацепившись за спутанную прядь. Карен бездумно спрятала её туда же, куда привыкла прятать всё небольшое и мало-мальски ценное: за корсет. Окинула взглядом свою одежду. Платье на груди заляпано кровью. Ботинки выглядели так, будто в них по навозу топтались. Пальто тоже ужас какое грязное, ещё и порванное. Шарф можно смело выбрасывать. Карен кое-как стёрла им грязь с ботинок, потом со спокойной душой вышвырнула в открытое окно, а затем подошла к двери и выглянула.       Чарльз кормил с руки серую невысокую кобылку. Услышав Карен, обернулся, зубы блеснули в улыбке:       – Веснушка. Дэнни-Ли её привёл, а я с собой взял, когда поехал тебя искать. Она спряталась в лесу и прибежала, когда я позвал. Видишь, какая она умница. Сейчас отдохнёшь, а потом поедем.       – Куда?              – Обратно в горы.       – К этой Файк?       – А у нас есть выбор?       – Вообще-то да. Ты не забыл, что поехал сюда Артура искать?       Улыбка исчезла. Чарльз помрачнел. Похлопал лошадь по холке, шагнул мимо Карен в дом:       – Об этом нам надо поговорить.       Голос его сделался очень серьёзным. Слишком серьёзным для хороших новостей. Карен стало холодно. Чарльз молчал, будто собираясь с силами, и каждая секунда его молчания казалась Карен часом. Наконец он тихо проговорил:       – Я расспрашивал о нём. Здесь действительно орудует банда, и её главарь – высокий парень со светлыми волосами. Но это не Артур. Молодой, длинноволосый.       – Я его видела, – хрипло сказала Карен. – Сегодня утром. Это он устроил стрельбу. Его зовут Джин Финли. Если это не Артур, тогда где Артур?       – Не знаю, – взгляд Чарльза потемнел, сделался усталым. – Про Артура действительно болтали несколько человек. Я их всех расспросил. Оказалось, все слышали о том, что Артур вернулся, от одного человека.       – Час от часу не легче. От какого ещё человека?       – От работника почтовой станции…       – Олдена! – выпалила Карен и, вздрогнув от боли в шее, продолжила уже тише: – Олден давал Артуру наводки на дилижансы. Хиксон говорил, что хочет его допросить! Поехали, насядем на него, пока агент не добрался!       – Да я на него уже насел. Он долго отпирался, а потом признался, что на самом деле не видел Артура уже больше месяца. В начале ноября Артур был в Роудсе, устроил на перроне драку с братьями Грей. Потом прыгнул в поезд вместе с Бо Греем и уехал. Больше Олден его не видел.       – В начале ноября, – Карен прижала пальцы к вискам, прикрыла глаза. – Слушай… братья Грей говорили, что Артур помог сбежать Бо и девице Брейтуэйт. Как раз месяц назад. Мы тогда уже прятались в Бивер-Холлоу. Я помню, он тогда часто пропадал где-то по нескольку дней.       – Да, насчёт этого Олден не врал. Он врал только о том, что Артур появлялся в этих местах и после. Но не видел его лично. О встрече с Артуром ему рассказал другой парень, цветной, зовут Антван. Олден сказал, он из деревни на болотах, но я туда съездил – не нашёл.       Антван. Карен поёжилась. Ох, как же всё это запутанно.       – А его там и нет, – проговорила она. – Мы с Дэнни-Ли проезжали через ту деревушку. Местные прогнали Антвана, говорят, он одну девушку задушил. Слушай, – заторопилась она, вдруг вспомнив, – мне говорили, он работал на сахарной плантации близ Сен-Дени! Может, там и прячется?       – Может, – буркнул Чарльз. – Но мне всё это очень не нравится. Дело в том, что Олден сперва заливал, будто Артур за последний месяц ограбил три дилижанса вблизи Роудса, но когда я на него надавил, признался, что на самом деле это был Джин Финли со своими парнями. Либо этот Джин Финли хочет спихнуть свои грязные делишки на Артура, либо он тут вообще ни при чём, и настоящая цель – мы.       – Мы?       – Карен, я читал газеты, смотрел плакаты о розыске. Разыскивают не только Артура, меня и тебя. Датч, Билл, Майка и эти его громилы, Джо и Клит – они все до сих пор на свободе. Джона тоже не поймали. Я думаю, власти штата тоже подогревают слухи про то, что Артур здесь. Хотят заманить в ловушку тех, кто ещё остался от нашей банды.       «А на самом деле Артура здесь нет», – подумала Карен, зная, что и Чарльза гложет та же мысль. «А на самом деле его вообще нет. И скоро не будет нас тоже». Но она не хотела в это верить. Не хотела и не могла. И знала, что Чарльз не может. Она видела это в тёмных глазах, полных тоски. Они должны найти Артура. Живого или мёртвого, они должны его найти. Лучше ужасный конец, чем бесконечный ужас.       – Значит, – медленно проговорила она, – надо искать либо Джина Финли, либо Антвана.       – Положим, Антвана мы как-то разыщем. Но вот с Финли нам вдвоём не управиться, у него под ружьём двадцать самых отчаянных ублюдков со всего штата. Нам понадобится помощь, и думаю, мисс Файк и миссис Колтер нам не откажут. После того, как ты спасла их племянника.       – Ну, ты тоже в этом немного поучаствовал, – Карен понимала, что он прав, и где-то в глубине души уже даже не возражала против встречи с Файк. По крайней мере, эта не будет обращаться с ней так, как семейка Греев… и тут она кое-что вспомнила.       – Что? – настороженно спросил Чарльз, глядя в её расширившиеся глаза. Карен схватила его за руку:       – Есть ещё один человек, который видел Артура!       – Кто?       – Гертруда Брейтуэйт! Она видела, как он увозил её сестру! А значит, помнит, как он выглядел, и скажет, появлялся ли он здесь снова! – Карен понимала, что шанс на это – один на миллион. Но у них так мало вариантов, что нельзя уйти, не попытавшись потянуть даже за такую тонкую ниточку. И потом… она вдруг поняла, что не может оставить эту Гертруду просто так. Они всё равно собираются в Сен-Дени. А там есть монастырь, в котором заботятся обо всяких убогих. Может, и ей помогут, если это возможно.       Чарльз не стал ждать объяснений, вылетел за дверь ещё раньше неё. Взяв его за руку, Карен огляделась. Слева шумит незастывшая река, справа темнеет лес, с неба медленно сыпется снежок. Раз это всё ещё территория Брейтуэйтов, то Гертруда томится в своей тюрьме где-то совсем рядом. Но вокруг было так темно, и единственный фонарь рассеивал темноту так слабо, что Карен растерялась. В какую сторону идти?       – Как твоя шея?       – Порядок. Дорога в какой стороне?       Чарльз вывел её на дорогу, Карен огляделась по сторонам, пытаясь найти место, где недавно зашла в лес следом за Матильдой. Она была без сознания совсем недолго, но за это время успели налететь снежные тучи, и грязная земля уже побледнела. Тонкий слой снега изменил всё вокруг и засыпал следы. Снег и сейчас продолжал сыпаться с тёмного неба, мелкий, колючий, совсем не похожий на те пушистые хлопья, что заметали леса в горах.       Карен прошлась вдоль дороги, вглядываясь в тёмные заросли с левой её стороны. Ни одного листочка, а всё равно не видно ни хрена, настолько густо переплелись ветки. Наконец она смогла рассмотреть узкую тропинку, уходящую куда-то в кусты, и свернула туда. Чарльз следовал за ней, каким-то образом умудряясь не трещать ветками, и если бы Карен не продолжала сжимать его тёплую твёрдую руку, она бы подумала, что осталась здесь совсем одна.       – Эта Гертруда – дочка сумасшедшей старухи Брейтуэйт, – заговорила она, почему-то шёпотом. – Когда Артур увозил эту Пенелопу, они проезжали здесь. Гертруда запомнила, о чём они говорили. Я слышала, как она повторяет их разговор.       – Здесь? – тоже шёпотом переспросил Чарльз. – Где – здесь?       – Сейчас увидишь.       Снова, как пару часов назад, тропинка привела на маленькую поляну среди низко нависших кривых деревьев. Карен посмотрела на деревянный короб. В свете фонаря он выглядел отвратительно – как поставленный стоймя гроб. Ей вдруг стало страшно. А ну как эта Гертруда на неё кинется?       – Она там? – сдавленно спросил Чарльз.       – Да. Её там собственная мамаша заперла. А сестра бросила с голоду подыхать.       – Откуда знаешь?       – Матильда рассказала. Она её подкармливает. Хочет наследство Брейтуэйтов прикарманить.       Они подошли поближе. Фонарь осветил кабинку, замерцал на инее, покрывшем доски и цепи. Тихо-то как. Спит Гертруда? Или просто затаилась? Карен выдохнула сквозь сжатые зубы – дыхание облачком пара растаяло в холодном воздухе – и шагнула вперёд. Ноги легко продавливали тонкий слой свежего снега, опускаясь на толстую перину опавших листьев, и Карен казалось, что она производит слишком много шума.       Подойдя к коробу, она поёжилась. Дощатые стены обтянула колкая изморозь. Как же там, наверное, холодно. Карен постучала носком ботинка в дверцу:       – Эй, мисс Брейтуэйт. Вставайте, на бал поедем.       Она замерла, прислушиваясь. Но визгливый вопль не разорвал ночную тишину, отборная брань не полилась из чёрного окошка. Кусая губы, Карен глядела в это окошко. Такая за ним кромешная тьма, будто кто-то кривым ножом выхватил кусок реального мира, и заглянешь туда – увидишь не деревянную тюрьму, а собственные кошмары. Что за глупые мысли лезут в голову! Злясь и на Гертруду, и на Матильду, и на себя, Карен сделала маленький шаг в сторону, чтоб заглянуть в окошко. Каждую секунду она ждала, что из окошка высунется тощая, синюшно-бледная рука и вцепится ей в волосы. Но этого не случилось.       Приподнявшись на цыпочки, Карен подняла фонарь и посветила в окошко. Свет замерцал на изморози, заметался по дощатым стенам, а потом выхватил из тьмы забившуюся в угол фигуру. Гертруда сидела на чём-то вроде прибитого к стене рундука – только у этого в верхней доске была дырка, как в нужнике. И несло из окошка так, что у Карен к горлу подступила тошнота. Дерьмом, немытым телом, давно не стиранной одеждой. Господи, кем надо быть, чтобы заживо похоронить здесь своё собственное дитя?!       – Гертруда! – позвала Карен. Девушка не отзывалась. Так и сидела, привалившись тощим плечом к стене, бессильно свесив худые руки. Немытые патлы густо занавесили склонённое лицо. Чуть наклонив фонарь, Карен вздрогнула – сквозь завесу грязных волос на неё смотрел блестящий глаз. Второй глаз отсутстовал.       – Гертруда, – повторила Карен севшим голосом. Глаз смотрел на неё совершенно неподвижно. Не мигал. И когда свет фонаря попал прямо на него, зрачок не сузился.       Растрёпанные волосы скрыли почти всё, но Карен всё равно разглядела багровое, перекошенное лицо, оскаленный рот, чёрные губы. Фонарь заплясал в руке, и в неверном свете показалось, будто Гертруда вот-вот засмеётся.       За свою жизнь Карен повидала немало мёртвых тел. Изрешеченных пулями, исполосованных ножами, изуродованных до неузнаваемости. Но так и не смогла привыкнуть к тому холодному ужасу, который ползёт в душу при виде мертвеца. Она не закричала, не издала даже вздоха, но по одному тому, как дрогнул фонарь в её руке, Чарльз понял всё – и быстро шагнул вперёд. Приобняв Карен за талию, он аккуратно отстранил её, заглянул в окошечко.       – Уроды, – выдохнула Карен. – Суки паршивые. Заморили девку голодом.       Чарльз молчал. Ни одна чёрточка не дрогнула в его лице, лишь глаза на миг сузились. Затем он опустил взгляд на тяжёлые заиндевевшие цепи. А потом одним лёгким движением уронил их на снег.       – Что... – задохнулась Карен. Чарльз пошевелил цепи ногой, и свет фонаря блеснул на подвесном замке. Дужка была сломана. Чарльз отпихнул замок сапогом и молча потянул на себя дверь. Та открылась – туго, с хриплым скрипом, но открылась. Всё так же спокойно Чарльз вошёл внутрь и склонился над телом Гертруды.       – Посвети, пожалуйста, – сказал он таким спокойным тоном, будто просил передать салфетку. Карен с трудом протиснулась вслед за ним и вытянула руку с фонарём. Свет упал на лицо Гертруды – почерневшее, перекошенное, страшное. Мутно заблестел вытаращенный, налитый кровью правый глаз, и даже в пустой левой глазнице что-то сверкнуло, и живот Карен скрутил животный страх – ей вспомнились страшилки про вуду, что иногда травила у костра Тилли, и на миг подумалось, что сейчас Гертруда оживёт и вцепится в горло склонившегося над ней Чарльза зубами. Зубы у Гертруды были длинные, жёлтые, явно не знавшие зубной щётки, они торчали из-под раздвоенной верхней губы, впившись в распухший чёрный язык. На языке, губах и подбородке белела замёрзшая пена.       – Она умерла не от голода, – сказал Чарльз. – Свети сюда.       Карен вытянула руку с фонарём, удерживая его самыми кончиками пальцев, так что он закачался, выхватывая из темноты то нахмуренные брови Чарльза, то искорки тающего снега в его волосах, то выпученный глаз Гертруды. Наконец Карен выровняла фонарь и смогла увидеть, что Чарльз аккуратно приподнял голову Гертруды, отвёл в сторону спутанную паклю волос, положил свои большие смуглые ладони на тощую шею девушки… прямо на отпечатки других ладоней, чёрные, страшные, глубоко вдавленные в кожу.       – Её убили. Задушили голыми руками.       – Матильда? – прохрипела Карен, хотя сама не верила в это, хотя уже знала, что хочет сказать Чарльз.       – Нет, это был мужчина. Сильный, руки большие. Её кожа всё ещё мягкая. Она умерла меньше часа назад. Карен? Свет в фонаре почти погас. Перед глазами замелькали мухи, будто снова вернулось душное пыльное лето. Стены каморки медленно сжимались вокруг, потолок навалился на голову. Здесь просто невозможно дышать… как Гертруда могла здесь жить?..       – Карен!       Карен попятилась назад, толкнула спиной скрипучую дверь и вывалилась наружу. Фонарь снова упал из руки и зашипел в снегу, окончательно погаснув. Карен прислонилась к стене и устояла на ногах. Вот только даже снаружи дышать по-прежнему было нечем. Тёмное небо опустилось на неё, как крышка гроба, и Карен медленно сползла по стене на снег.       – Вот, выпей это.       К её губам прижалось холодное горлышко. Карен дрожащей рукой выхватила фляжку из руки Чарльза, сделала несколько жадных глотков. Замерла. Сплюнула.       – Тьфу! Это что?       – Вода.       – В такой ситуации леди нужен бурбон!       – Извини, я как-то с леди мало общался, больше с воровками, – Чарльз закрыл фляжку, ласково прикоснулся к щеке Карен: – Полегчало?       – Да.       «Конечно, нет».       Он бережно взял её под локоть, помог подняться. Карен случайно бросила взгляд на открытую дверь каморки, и её охватила лютая ярость.       – Говоришь, она умерла недавно? Значит, это братишки Грей постарались.       – Не думаю, – тихо сказал Чарльз. Его брови горестно сдвинулись. – Прости, Карен, я тебе не сказал.       – Что?       – Пока ты была без сознания, я ходил обратно на поле, искал револьвер. И на обратном пути слышал что-то… как будто в лесу женщина кричала. Но я не пошёл проверять. В этих местах водятся гагары, они кричат почти как люди.       Он замолчал, но Карен поняла, что он не проверил ещё и потому, что не хотел оставлять её одну. И нежно сжала его руку, стараясь скрыть, что её собственная рука дрожит.       – К тому времени Греев тут уже не было. Это сделал кто-то другой. Посмотри сюда.       Карен посмотрела туда, куда он указал. Ей понадобилось несколько секунд, чтобы разглядеть в свежем снегу широкие следы мужских сапог.       Чарльз отпустил её руку. Подобрал фонарь и зажёг его снова. Вытащил из-за пояса мачете. Тихий шелест клинка, скользнувшего по ремню, прозвучал недобро и холодно, и таким же был голос Чарльза, когда он бросил через плечо:       – Мы его поймаем.       Следы уводили в заросли на берегу озера. Летом, должно быть, тут было не протиснуться сквозь густые кусты. Сейчас листья облетели, сорняки увяли, и голые ветки гнулись и ломались, давая пройти. Чарльз, впрочем, не спешил. Сделав Карен знак остановиться, он внимательно оглядел кусты и землю за ними. Здесь снега было чуть меньше, и под его тонкой порошей просматривался толстый слой опревшей листвы.       – Жди тут.       Он аккуратно прошёл сквозь кусты, умудрившись не сломать своим большим телом ни одну ветку. Остановился на маленьком пространстве среди зарослей, внимательно рассматривая землю. Карен смотрела на это, дрожа не от холода (хотя грязь и тающий снег понемногу просачивались в ботинки), а от нетерпения. Не слишком ли долго они копаются?       – Что ты ищешь? – не выдержала она. Чарльз молчал так долго, что Карен внутренне взвыла, и когда она наконец была готова взорваться, очень тихо сказал:       – Это.       Он посветил фонарём на светлый ствол дерева, и Карен судорожно вдохнула. На дереве заблестела застывшая кровь. Пятнышко было совсем небольшим, но куда страшнее крови было то, что к ней прилипла прядь волос. Тонких, вьющихся, очень длинных волос.       Чарльз посветил фонарём на землю:       – Видишь?       – Да что я должна увидеть?!       – Тут слишком много следов. Три дорожки мужских следов, одинаковых. А четвёртые следы – женские.       – И?       – Он преследовал девушку от дороги. Она бежала. Он догнал. Ударил головой о дерево и повалил.       Фонарь качнулся, осветив землю совсем рядом с кустами. Карен увидела, что тут покров земли был потревожен: гниющие листья разбросаны, на свежем снегу темнели жирные комья красной лемойнской грязи, и в земле виднелись ямки.       – Он душил девушку. Она отбивалась. В судорогах пинала землю каблуками. Смотри, – Чарльз нагнулся и поднял с земли что-то маленькое и хрупкое, что Карен сперва приняла за кусочек опавшего листа. Но, рассмотрев поближе, до боли стиснула зубы. Это был ноготь. Овальный, аккуратно подпиленный ноготь, обломанный у самого корня и залитый кровью.       – Надеюсь, у него остались царапины, – проговорил Чарльз, и впервые в его спокойном голосе прозвучала ненависть. Карен сглотнула, глядя на ноготь, не в силах отвести от него взгляд. Перед глазами пронеслось воспоминание: Матильда лежит на кровати, распустив длинные вьющиеся волосы, Клеонтайн подпиливает ей ногти. А что, если Матильда всё-таки сбежала от братьев, чтобы попасть в лапы ещё одному мерзавцу?       – Он убил её здесь?       – Не думаю, – Чарльз вновь поднял фонарь, освещая путь до каморки Гертруды. – Говорю же, тут много следов. Когда он повалил девушку, то вскоре поднялся и подошёл к Гертруде. Видимо, он и не знал, что тут кто-то есть. А Гертруда увидела, подняла крик. Он сломал замок и задушил её. А потом вернулся к жертве. Вот только… – он повёл фонарём в другую сторону, – жертва успела уйти.       От прогалины среди кустов во тьму уходила цепочка узеньких следов, оставленных женскими ботинками на высоком каблучке. За ними, перекрывая их, тянулись следы мужских ботинок.       Чарльз шёл по следу быстро, но осторожно, стараясь не повредить его. Карен следовала за ним, едва замечая, как снег набивается в ботинки, а юбка и фартук цепляются за спутанные ветки. Она боялась. Не убийцу – она была твёрдо уверена, что на этот раз она с ним точно расправится, ведь сейчас он не сумеет застать её врасплох. Нет, она боялась, что Матильде не удалось уйти. Она, конечно, та ещё стерва, но такого не заслужила. Ей хотелось закричать Чарльзу, чтобы он шёл быстрее, хотелось самой обогнать его и побежать вперёд, но тут Чарльз сам резко остановился.       – Он снова пошёл назад. Карен остановилась, глядя на цепочку следов, что вели из зарослей в сторону дороги. Чарльз сделал пару широких шагов в ту же сторону, угрюмо глядя себе под ноги, остановился, коснулся чего-то носком сапога:       – Лошадиный помёт… Он подозвал свою лошадь и уехал отсюда. Полчаса назад, не больше.       Ругаться смысла не было, но Карен всё равно выругалась. Даже в темноте было видно, что на раскисшей грязной дороге слишком много лошадиных следов. Всадник с расцарапанной рожей мог уехать куда угодно. Она посмотрела на Чарльза. Тот молча смотрел на неё. Ждал её решения. Карен приоткрыла рот, облизала пересохшие губы. Жажда мести требовала искать убийцу дальше, прочесать всю дорогу в обе стороны, даже если придётся делать это до следующей ночи. Но… что, если Матильда ещё жива?       Она посмотрела Чарльзу в глаза и сказала:       – Мы должны найти девушку.       Чарльз кивнул. Подошёл к Карен поближе и нежно сжал её руку:       – Я в тебе не сомневался. Идём.       Дальше они шли, продолжая держаться за руки. Карен смотрела под ноги, на узенькие следы девушки, растоптанные следами мужчины, и чувствовала, как внутри ворочается что-то горькое, колючее, холодное… Нет, это не страх. Это что-то похуже. Она так рано узнала это чувство, так привыкла к нему, что сейчас даже не сразу смогла назвать его – слишком свыклась с ним, слишком давно оно стало частью её характера. Горькое осознание того, насколько несправедлива жизнь, вот что это. Раньше это придавало ей сил, азарта и злости, придавало желания жить и радоваться назло всем невзгодам, обводить вокруг пальца глупых мужиков, обворовывать высокомерных дамочек и дерзко смеяться в лицо самой смерти. Ведь если жизнь такая дерьмовая, зачем она, Карен Джонс, должна быть хорошей? А сейчас эта знакомая мысль лишала сил, давила на плечи, как это тёмное небо, тянулась ледяными иголками к сердцу, как этот промозглый ветер…       – Ты замёрзла?       У меня дрожит рука, поняла Карен. Она крепче сжала ладонь Чарльза, чтоб унять дрожь.       – Немного.       – Дать куртку?       – Чтоб я тебя потом опять лечила, только уже от пневмонии? Обойдёшься.       Тёплые пальцы сжали руку в ответ, тёплый смешок коснулся ушей:       – Главное, чтоб тебя лечить не пришлось.       – Мне уж точно лучше, чем Гертруде. Чёрт побери. Каково ей было гнить в этой клетке годами? Я даже не хочу об этом думать. Не хочу – а перестать не могу!       Ещё несколько часов назад она даже не подозревала о существовании Гертруды Брейтуэйт – но эта ужасная смерть пробирала до костей. Брошенная всеми родными, забытая, медленно угасающая от голода и холода… осознавала ли она, что происходит, или безумие убаюкивало её ласково, как никогда не убаюкивала собственная мать? Было ли ей страшно, когда душитель бросился на неё, или она хотела умереть и даже не сопротивлялась?       – Её родные её бросили, – прошептала она сквозь зубы. Её душил гнев, бессильный, но такой дикий! Она никогда не думала, что сможет так ненавидеть тех, кого никогда не встречала. – Пенелопа Брейтуэйт, её сестра, ограбила родню и наслаждается жизнью с Бо Греем. Им просто наплевать! Понятно, почему Матильда бросила последнюю из Брейтуэйтов умирать – но почему это сделала её сестра?       – Ты не знаешь, как было на самом деле, – сказал Чарльз.       – Ещё как знаю! Матильда говорила об этом, я слышала…       – Матильда ненавидит эту семью, а по злобе человек может и солгать.       – Да это же ясно! Раз Гертруда осталась здесь, значит, Пенелопа просто бросила её подыхать с голоду, остальное не важно!       – Ты говорила, Гертруда называла имя Артура. Значит, и он её видел, но ведь он тоже не помог.       – Артур был не обязан! У него было слишком много своих бед… а он тратил время на то, чтоб спасать какую-то благородную дамочку…       – Ладно, Карен, не кипятись. Хорошо, Пенелопа сделала подлость. Но иногда люди не хотят, чтобы их спасали. Иногда лучше позаботиться о собственной жизни, пока… пока у тебя не отняли её.       Голос его звучал ласково и строго, и Карен с болью понимала, что он прав – но как бы ей хотелось, чтобы он был не прав! Она схватила его за плечо, задрала голову, почти выкрикивая ему в лицо:       – С тобой и твоим отцом всё было иначе!       – Разве? – тихо спросил Чарльз. На его лбу обозначились суровые морщины, брови чуть сдвинулись – если внутри и бушевали злость и тоска, он хорошо это скрывал.       – Да! Твой отец тебя бил. Заставлял работать. А она… ну кому она могла навредить?       – Сумасшедшие иногда бывают очень сильными. Пойдём, я тебе расскажу кое-что.       – Самое время, – буркнула Карен, но всё же позволила вести себя дальше. Осторожно ступая по снегу, глядя на следы, Чарльз заговорил:       – Когда я сбежал от своего отца, то спустя несколько месяцев пришёл в один городок. Настрелял зверушек в лесу, принёс шкурки торговцу. А у торговца была дочка-подросток, одних лет со мной. Она сидела на крыльце, смотрела в пустоту и несла какой-то бред. Сразу видно – дурочка. Не знаю, была она такой от рождения или случилось с ней что… только, стоило мне оказаться рядом с ней, как она вскочила, загородила мне дорогу и… схватила меня.       – Схватила? За что схватила?       – А ты угадай.       – Ой… – Карен не знала, смеяться ей или сочувствовать. Она представила себе эту ситуацию, представила себе Чарльза-мальчишку, нескладного и ещё более лопоухого, чем сейчас, и хихикающую девчонку, которая тискает его сквозь штаны, и всё-таки не смогла удержаться от смеха.       – Прости, – проговорила она сквозь смех. Чарльз тоже усмехнулся:       – Да, мне сейчас тоже смешно вспоминать. А тогда было не до смеха. На улице было полно народу, и все смотрели на меня и на эту белую девчонку. Я был в ужасе. Стоял и думал: что делать-то? Толкнуть её? Убежать? А она трогала и обнимала меня, и говорила похабщину, и хохотала, а все эти белые мужики смотрели на нас, и я видел, что если я хоть что-то сделаю, они меня убьют, и если ничего не сделаю, тоже убьют… и тут выскочил на крыльцо её отец. Меня он просто спустил со ступенек, а её начал хлестать по щекам с криками. Она колотила и пинала его в ответ. С такой силой, что даже не верилось, откуда она в ней? Я не стал вмешиваться. Так испугался, что сбежал оттуда, пока толпа смотрела на драку. Только в лесу уже вспомнил, что денежки мои так и остались в грязи.       Карен больше не хотелось смеяться.       – Мне очень жаль.       – Тебе не за что извиняться. Это было давно, но я до сих пор помню, какая та девчонка была сильная. Потому что сумасшедшие, они… они никогда не могут сдерживаться. Вдруг Гертруда кому-то навредила, потому её и заперли?       – Всё равно это не оправдание.       – Да. Жизнь довольно тяжёлая штука. Я сам её не понимаю.       – Это ты-то не понимаешь? – усмехнулась Карен. – Мне казалось, всё наоборот. У тебя как будто компас какой внутри: всегда знаешь, как надо поступать и не надо. А у меня этот компас сломался и крутится, как ненормальный.       – Это не так, – Чарльз твёрже сжал её руку. Остановился. Посмотрел Карен в глаза. А потом вдруг напрягся, посмотрел куда-то за её спину:       – Наша лодка.       – Что?       Карен обернулась. Она сама не заметила, что они вышли на берег озера. У берега успела намёрзнуть тоненькая корочка льда, припорошенная снегом, но шириной она была всего в ярд, дальше тянулась ровная гладь холодной тёмной воды. И в этой тёмной воде виднелась полузатопленная лодка.       – Точно, – медленно проговорила Карен, вспомнив, как Артур и Хозия купили эту лодку у какого-то местного рыбака, когда банда отсиживалась в Клементс-Пойнт. Она сразу узнала эту корму, выкрашенную в тускло-красный цвет. Чарльз шагнул вперёд, опустил фонарь, и Карен увидела буквы, вырезанные на корме старательной детской рукой:       «Джек и Кейн. Кейн хорошый пёс».       Карен улыбнулась. Краем глаза она видела, что Чарльз тоже улыбается. Эта лодка, пустая, жалкая, с пробитым дном, с тонкой корочкой льда в уключинах, с потерянными вёслами, была приветом из прошлого. Прошлого, которое, будучи настоящим, казалось тяжёлым и тоскливым, а сейчас – залитым солнечным светом, звенящим голосами давно потерянных друзей. На этой лодке Карен каталась с Шоном, он не умел грести, перевернул лодку возле берега, и Артуру с Чарльзом пришлось её вытаскивать. Шон хохотал и делал вид, что не смотрит, как Карен выжимает своё мокрое платье, как нижние юбки облепили её ноги. Но тут счастливые воспоминания исчезли, потому что Чарльз прошептал:       – В ней кто-то есть…       Карен посмотрела чуть выше, и крик застрял у неё в горле. На носу лодки свернулась маленькая тёмная фигурка, еле заметная в ночи. Но всё равно было видно, что это девушка. Тонкие, красные от холода руки судорожно вцепились в борт лодки, платье на худенькой спине разорвано, и на белой коже видны царапины. Платье и растрёпанные, сбившиеся в колтун волосы были мокрыми, нельзя было различить цвет локонов и черты закрытого ими лица.       «Матильда…» – подумала Карен с болью в сердце. Чарльз решительно шагнул вперёд, поднимая фонарь, и Карен вздрогнула. Порыв ветра шевельнул волосы девушки, открывая лицо, и вместо того, чтобы позвать Матильду, Карен хрипло, сама не узнав свой голос, выдохнула:       – Мэри-Бет!