За мёртвых платят меньше

      Раненого охранника, который беспрестанно стонал и прижимал окровавленные руки к животу, понесли к телеге, чтобы отвезти в город. Карен подумала, что никакой городской врач ему не поможет: она достаточно повидала ранений в живот. Бедный Дейви Калландер промучился полдня, пока его везли в горы, спасая от законников. В одной телеге с ним ехали женщины, безуспешно пытавшиеся помочь, и маленький Джек. Чтоб не пугать и без того перепуганного ребёнка, Дейви не кричал и не стонал от невыносимой боли, а только скрипел зубами. Так сильно скрипел, что зубы у него хрустели и ломались.       Точно так же сейчас хрустело и ломалось битое стекло под сапогами охранника, который подошёл к Лему и наклонился над его ногой. Он взялся кончиками пальцев за обломок стекла и дёрнул. Лем завыл от боли сквозь сжатые зубы, по стеклу из раны заструилась кровь. Карен подавила желание треснуть охранника щёткой по хребту и просто бросила её на крыльцо, решительно шагнула вперёд:       – Да что вы делаете! Хотите, чтоб он кровью сошёл?       – Вернись к уборке, – прошипела Клеонтайн, хватая Карен за передник. Карен сердито сдула с лица упавшую прядь волос и посмотрела не на служанку, а на хозяйку:       – Мисс Матильда, вы вроде платили за аренду этих людей? Одного у вас только что умыкнули, а вон ещё двое точно работать больше не смогут, – она кивнула на двух мёртвых каторжников, которых их скованные товарищи с трудом волокли по грязи. – Нет, конечно, если вам не жалко потраченных денег…       Лицо Матильды задёргалось, но потом резко стало спокойным и даже почти красивым. Она медленно кивнула. Карен смахнула юбкой осколки стекла со ступеньки, села рядом с Лемом и разодрала грязную штанину, обнажив худую волосатую ногу. К ним снова наклонился охранник, держащий в одной руке сигарету, в другой бинты. Карен быстренько затянулась его сигаретой, а потом, пока тот не успел опомниться, забрала бинты. Крепко перемотала ногу выше и ниже раны, и только потом начала вытягивать стекло, достаточно медленно, чтобы оно не раскололось в ране, и достаточно быстро, чтобы не причинять Лему лишних страданий, а то бедолага уже стал белый, как извёстка, и откровенно закатывал и без того выпученные глаза.       – Дайте ему полежать в тепле хотя бы до завтра, – проговорила Карен, вытирая взмокший, несмотря на прохладу, лоб. До завтра! При таких ранениях надо лежать неделю, не меньше, но если всё пройдёт хорошо, уже сегодня Дэнни-Ли увезёт Лема в безопасное место. Двое охранников подняли стонущего Лема, подхватив его под мышки и под колени, и понесли в сторону домиков на берегу реки. Карен смотрела им вслед, надеясь запомнить, в какой именно дом его отнесут, и тут почувствовала, что на неё кто-то смотрит. Недобрым и подозрительным взглядом. Когда-то она научилась быстро распознавать такие взгляды, и немедленно реагировать – перебегать на другую сторону улицы, вылезать из окна переполненного салуна, прыгать с замедляющего ход поезда. Но сейчас бежать было некуда, и она почувствовала холодный, будоражащий, почти звериный испуг. Но не обернулась. Так и смотрела вслед Лему, пока не увидела, как его внесли в небольшой дом под зелёной крышей, как охранник в жёлтой фетровой шляпе запер дверь на замок. Тут Карен выдохнула, оглянулась – и увидела пустую стену. Тот, кто за ней наблюдал, ушёл. Или ещё здесь, среди остальных, просто не смотрит на неё.       Все четверо агентов во главе с недовольным и потрёпанным Хиксоном столпились на маленьком крыльце, тихо и бурно разговаривая о чём-то. Матильда сидела тут же в плетёном кресле, пока Клеонтайн хлопотала над ней – впрочем, как показалось Карен, пострадали у девушки только причёска и самолюбие. Тут же на ступеньках торчали двое братьев Грей, толстый Скотт и тощий, с клочкастой пегой бородёнкой, Иэн. Карен смотрела на них двоих и думала лишь об одном.       Кто из вас убил Шона?       Братья всё утро провели на охоте, и за плечами у них были винтовки. Шона тоже убили выстрелом из винтовки. Артур не сказал об этом ни слова, Билл обронил, что ему попали в голову, а Майка, докладывая Датчу о провале операции, рявкнул: «Парню снесли полчерепа». Винтовки у братьев Грей были крупнокалиберные. Это мог сделать любой из них. Или ни один из них. Майка говорил, что в Роудсе в тот день был шериф Ли Грей. Но были ли там его сыновья – этого Карен не знала. Может, кто-то из них убил Шона, а потом они смылись, пока не стало слишком жарко. Может, их там вовсе не было. Она это выяснит.       – Господа, прошу прощения за этот инцидент, – говорил между тем Иэн Скотт хмурому Хиксону и его подручным. – Я обязательно разберусь, как наша охрана пропустила этих мерзавцев так далеко на нашу землю!       – А может, хватит? – гаркнул Скотт. Его красные щёки от злости стали какими-то фиолетовыми. Не глядя, он протянул в сторону огромную лапищу, и подошедший охранник в жёлтой фетровой шляпе сунул в неё блестящий ключик. – Может, это наши уважаемые федеральные агенты сами должны разбираться с подобной швалью, чтоб достойных людей не тревожили?       Агент Рид Хиксон нахмурился, высокомерно задрал бритый подбородок… и тут у Карен ёкнуло сердце. До этой секунды она была уверена, что никогда прежде не встречала этого типа, но это движение вдруг тронуло что-то в её памяти. Она замерла на месте, пристально вглядываясь в лицо агента. Может, он был одним из тех, кто напал на банду в болотной деревушке? Тогда она пряталась в доме, но всё же успела разглядеть нескольких врагов, которые подобрались слишком близко. А может, она видела его на заставе в горах, совсем недавно, когда ехала на телеге с самогоном вместе с покойным Такером?.. Проблема в том, что и в тот, и в другой раз она была слишком поддатая, чтобы запомнить точно.       – Тихо, братец! – рявкнул Иэн. – Придержи язык, теперь я глава семьи, так что… так что, господа, не соизволите ли отобедать с нами? В качестве извинения?       Скотт от ярости надул свои щёки так, что Карен на всякий случай отступила на шаг. Агент Хиксон, напротив, заметно повеселел. Видимо, плохо их на службе кормят.       – Спасибо, сэр, с удовольствием. Надеюсь, ваша новая служанка обращается с чайником так же хорошо, как с бинтами.       Он стрельнул глазами на Карен. Ей не понравился этот взгляд. Неужели они действительно встречались, и он её узнал? Проклятье, где она могла видеть его?       – О, не сомневайтесь! – широко заулыбался Иэн. – Прошу к столу. Клеонтайн, пусть эта девица сегодня нам прислуживает.       – Масса Иэн! – вытаращила глаза Клеонтайн. – Это всегда было моей обязанностью!       – Ты спорить вздумала? – рявкнул Иэн, с которого моментально слетело всё внешнее благодушие. Но тут со своего места вскочила Матильда:       – Не кричи на неё!       – А тебя вообще не спрашивают! Клеонтайн, приведи мою сестру в достойный вид, она и так уже сегодня достаточно опозорилась перед гостями. А ты, Медуза…       – Дельфина.       – Да мне плевать. Накрывай на стол, живо!       Карен понятия не имела, где этот самый стол и чем именно его накрывать, но, к счастью, Клеонтайн довольно быстро дала ей ценные указания. Процентов на шестьдесят эти указания состояли из причитаний о том, что деревенщина точно не сможет прислуживать за столом как надо, всё перепутает и опозорит древнее благородное семейство, но Карен всё равно выслушала их с умильной улыбкой. Хорошо, что, когда твои руки сложены в карманы, собеседник не видит, какой палец ты ему показываешь.       … На кипенно-белой скатерти мерцало столовое серебро, в большом блюде жирно поблёскивал румяный окорок, окружённый жареными каштанами, рядом в глубокой тарелке исходил ароматным паром суккоташ из белой лимской фасоли. Карен любила лимскую фасоль – вкус у неё восхитительный, похожий на сливочное масло, а уж если смешать со сладкой кукурузой, чесноком и окороком, получится королевское лакомство. К тому же Клеонтайн явно умела её правильно готовить – бобы не полопались, не разварились в кашу. У Пирсона в котле любые, даже самые вкусные продукты превращались в чёрт знает что. Но парни из банды всё равно трескали получившееся варево с таким же аппетитом, с каким братья Грей и их гости уплетали своё угощение с фарфоровых тарелок.       Карен хорошо знала, что пока мужики не наедятся, из них слова не вытянешь, так что пока она кромсала окорок на тонкие розовые ломтики, раскладывала по тарелкам фасоль и разливала по бокалам дрянное фруктовое вино, которое так любят считающие себя аристократами южане, она могла не подслушивать разговоры и хорошенько подумать над тем, что произошло утром. Идти Лем не сможет, бежать – тем более, а если сядет на лошадь, то у него быстро откроется кровотечение. И что делать? Уговорить Дэнни-Ли подогнать поближе телегу, да так, чтобы никто из охранников не заметил? Или… Карен замерла, занеся нож над окороком. А ведь это идея. Шон и Артур летом провезли сюда целую телегу с самогоном, обхитрив охрану, и смогли незаметно поджечь табачную плантацию. Может, Дэнни-Ли тоже притвориться торговцем и пригнать сюда транспорт?       – Слышь, красотка, чего застыла? – грубая рука оттянула завязки фартука на спине Карен и отпустила их, ткань чувствительно хлестнула по пояснице. В сердце и голове полыхнул ослепляющий гнев, Карен скрипнула зубами. Но быстро справилась с собой, обернулась к Скотту Грею и улыбнулась:       – Одну минуту, сэр.       Скотт хохотал, так что его усы и брюхо тряслись. Больше всего на свете Карен хотелось ткнуть его рожей в тарелку, но она хорошо помнила, что ключ от дома, где заперт Лем, лежит в кармане у Скотта. Действовать надо аккуратно. Карен посмотрела ему в глаза и улыбнулась снова, уголком рта, застенчиво и в то же время заинтересованно, и в глазах Скотта мелькнул тот же интерес, а его смех на секунду прервался.       «Попался, – зло подумала Карен. – Ух, знал бы ты, что ещё я умею делать таким ножом. Гляди-гляди, всё равно ничего не получишь, ещё и без Лема останешься». Шлёпнув Скотту на тарелку кусок ветчины, она отошла к столику у стены, окинула взглядом бутылки с вином и коньяком. Вот бы сделать глоточек, прямо из горла, пока никто не видит… так тошно на душе, сил нет. Как жаль девчонок, которые вынуждены работать прислугой изо дня в день, терпеть грубость хозяев, их жадность, их шуточки, их вечные попытки ущипнуть или приобнять… она вдруг поняла, что немного скучает по Мэгги Файк – старуха её хоть и поругивала, но никогда не унижала.       – Ну что, джентльмены, – заговорил Скотт, отсмеявшись, – может, расскажете, по каким делам вы оказались в наших краях?       – Да всё по тем же, – отозвался Хиксон. – Ловим самогонщиков. Покойный Бронте был мерзавцем, но он по крайней мере держал этих крыс под контролем, а Брейтуэйты…       – Брейтуэйты сами и плодили всю эту заразу! – выпалил Скотт. – Эй, крошка, плесни мне ещё вина! Я говорю, Брейтуэйты были самой гнилой семейкой во всём нашем штате, сэр. Хорошо, что парни Датча спалили их змеиное гнездо дотла…       – Эти подонки убили нашего отца, Скотт, – сквозь зубы сказал Иэн.       «Вы убили Шона, – думала Карен, ножом ковыряя сургуч на бутылке вина, чувствуя, что руки предательски дрожат. – Вы его убили, вы…»       – Да что ты возишься?! – рявкнул на неё Скотт. – Где моё вино, девчонка?       – Здесь, сэр, – Карен наклонилась, налила вино в бокал, но Скотт не дождался, схватил бокал и поднёс ко рту прежде, чем Карен успела поднять бутылку. Вино плеснуло на тарелку, запятнало кружевную салфетку, пара капель долетели и до сидящего рядом агента Хиксона.       – Ах ты неуклюжая! – пьяно выругался Скотт и замахнулся ручищей. Карен поскорее отступила назад, а Иэн схватил братца за плечо:       – Тихо ты!       Хиксон с каменным лицом посмотрел на свою руку. В отличие от остальных агентов, он, сев за стол, не снял тонкие перчатки, и сейчас на светло-серой коже расплылось багровое пятнышко, похожее на кровь.       – Я тебе задам трёпку, девчонка! – рычал Скотт. Иэн посмотрел на Хиксона, покачал головой:       – Тысяча извинений, агент Хиксон, если бы вы знали, как тяжело нанять достойную прислугу в наше время!       – Ничего, – Хиксон усмехнулся в усы, – я ведь сам настоял, чтобы она прислуживала за столом. А насчёт прислуги вы чертовски правы. Когда я был мальчишкой, родители наняли одну девицу. С виду казалась такой скромной, работящей… и что бы вы думали? Уже через неделю сбежала, украв у нас серебряную ложку!       – И что потом? Неужто не поймали?       – Разумеется, поймали, – Хиксон пригубил вина. – Отец всё-таки был шерифом. Он собственноручно повесил девку за воровство. С тех пор я и понял, что преступников надо давить без жалости. Всякая шваль безработная может сколько угодно горланить про гуманизм, права и тому подобную ерунду, а я считаю, что чушь всё это! В Библии сказано: «Не укради». Воры попирают законы человеческие и божественные, и не заслуживают никакого снисхождения.       Он залпом допил своё вино, вытер усы перчаткой, отчего на ней расползлись новые багровые пятна, и продолжил запальчивым, уже пьяным голосом:       – К счастью, сам господь отмечает преступников и наказывает их глупостью раньше, чем их накажет закон. Взять хотя бы вашего знакомого Лемюэля Файка, который сегодня чуть не подох на вашем крыльце. Я ведь лично поймал его ещё несколько лет тому назад, и с тех пор этот дурень успел дважды сбежать, и оба раза попадался по глупости. В прошлом году он снова сбежал с каторги и вместо того, чтоб залечь на дно, решил вернуться к своей ведьме-тётушке с подарком. Угнал баркас выше по реке, связался с какими-то недоумками и повёз товар в Сен-Дени. Хотел, видите ли, куш сорвать. Но я подогнал целый отряд бравых парней с пулемётами и динамитными шашками, и мы превратили в решето и корабль, и подельников нашего Лема, а его самого вернули обратно в тюрьму. Так что вряд ли в ближайшее время он выйдет на волю, а если и выйдет, то ненадолго.       – Вы уже рассказывали нам эту историю, – вдруг вмешалась Матильда, которая до этого сидела молча. На тарелке у неё остывала еда, но девушка на неё не смотрела; сжав в кулаке столовый ножик, она методично царапала им фарфор. За столом стало совсем тихо, и скрип ножа о тарелку стал особенно мерзким.       – Разве? – спросил Хиксон.       – Как раз в прошлом году. Вы тогда тоже обедали у нас. Тогда у вас ещё борода была. Жалко, что вы её сбрили, она придавала вам… солидность.       Слова девчонки могли бы показаться фривольными, но её равнодушный тон и отсутствующий взгляд придали им какой-то неприятный оттенок. Иэн тут же одёрнул сестру:       – Матильда, невежливо вмешиваться в разговор джентльменов!       – Не ругайте её, Иэн, – вальяжно махнул рукой Хиксон. – Мне, напротив, приятно, что леди помнит, о чём я говорил год назад. Кстати, я тоже кое-что припоминаю – в прошлом году нас за столом было побольше. О, я, конечно, помню о вашем трауре, но здесь сейчас отсутствуют не только ваши батюшка и дядя, но и, насколько я понимаю, юный Борегард? Надеюсь, он в добром здравии?       Стало так тихо, что Карен смогла отчётливо уловить шелест ветра за окном. Внезапно Матильда с громким звоном бросила нож на тарелку и вылетела прочь из столовой. Иэн Грей скрипнул зубами:       – Бо предал нас. Теперь он нам больше не брат. Месяц назад он сбежал с девкой из семьи Брейтуэйт, прихватив часть нашего наследства. Мы пытались его остановить, но вмешался один из парней Датча, этот громила Морган…       У Карен замерло сердце.       – Кстати! – громко, пьяно вмешался Скотт, – а ведь он, говорят, вернулся в эти края!       – Брось ерунду нести, ты пьян, – огрызнулся Иэн. – Он мёртв, как и все остальные из этой своры.       – Да? Ну тогда объясни, почему весь город о нём болтает? Почему везде висят плакаты с его рожей?       – Господа, – один из агентов, который до того молчал, молодой и веснушчатый, поднял руку. – Уверяю вас, это лишь слухи. Кто-то увидел похожего человека, ну шериф Томас и решил, что лучше перебдеть, чем недобдеть…       – Томас трус, не был бы трусом, погиб бы в один день с нашим отцом, – Скотт допил вино и рыгнул. – Но о нём говорит и Олден, работник почты, а я точно знаю, что этот проныра давал Моргану наводки на дилижансы…       – Молчи! – выпалил Иэн, срываясь на фальцет, но было уже поздно – агенты напряглись, как ищейки, Хиксон снова задрал подбородок:       – Так-так! А вот это уже интересно! Непременно сообщу шерифу Томасу о маленьком бизнесе старины Олдена.       Судя по кислому лицу Иэна, о грабежах дилижансов он знал, и наверняка имел с этого какой-то навар. Он тут же попытался перевести тему:       – А что насчёт тех, кто напал на нашу землю сегодня? Вам не кажется, что эта задача поважнее?       – Простите, сэр, – сморщил нос веснушчатый агент, – но это не наша работа. Банда Джина Финли куролесит только в Лемойне, не выходя в соседние штаты, так что это задача не федеральных агентов, а местных властей. Пусть шериф Томас разбирается.       – Томас – трус и слабак, – опять взялся за своё Скотт. Хиксон широко улыбнулся:       – Значит, он прекрасно справится. Джин Финли сегодня добился своего лишь благодаря внезапности, но поверьте, этот парень всего лишь бездарный искатель приключений. Говорят, он всё своё наследство спустил на то, чтобы нанять головорезов, накупить оружия и стать самым прославленным бандитом. При случае эти наёмники легко предадут его, и шериф Томас может брать его тёпленьким.       – Слушайте, мне это надоело! – Скотт хватил кулаком по столу и сбил с него тарелку. Та разлетелась на осколки. – Все эти банды у меня уже в печёнках сидят, ещё не хватало обсуждать их за столом. Джентльмены, как насчёт перейти на что-то поинтереснее? Эй, крошка, – он щёлкнул толстыми пальцами, не глядя на Карен, и та почувствовала, как в животе поднимается ярость, едкая, как тошнота, – убери-ка тут и принеси нам хорошего виски. Старушка Клеонтайн подскажет, где он хранится.       – Сию минуту, – елейным голоском прощебетала Карен и опустилась на колени, сметая осколки тарелки себе в передник. Всё это время Скотт тискал её своей грубой ладонью за шею и плечи, играл с выбившимися из-под чепца прядками волос, а она делала вид, что ничего не замечает. И лишь собрав все осколки, подняла голову и улыбнулась Скотту. А потом нарочито медленно поднялась и, задев бедро Скотта своим коленом, развернулась и выплыла за дверь.       Даже не оборачиваясь, Карен знала, что он не отрывает от неё взгляда.       Клеонтайн на кухне не было, но в том, чтобы разыскать припрятанную для особых гостей выпивку, для Карен не было ничего сложного. Намётанным глазом она сразу приметила в углу кухни начищенный буфет, сунула туда нос – пожалуйста, вот они, бутылки с виски. Не квадратные, которые так удобно составить в ящики и развезти в тряских телегах по салунам, а круглые, которые сложнее доставлять и которые стоят дороже. Кухню освещал только слабый свет сумрачного зимнего дня, падающий из низкого окошка, но даже в этом унылом свете бутылки выглядели восхитительно. Они мерцали всеми оттенками янтаря: от светло-медового до тёмно-карамельного. Ох… как же Карен соскучилась по виски. В последние несколько дней ей приходилось пить только мутный самогон, и пусть временами он был весьма неплох, всё же ему не сравниться с виски. С его восхитительным жаром, с его благородной горечью, с терпким послевкусием, которое жжёт губы, как страстный поцелуй…       … никто не заметит, если она выпьет одну стопку. Всего одну. От одной стопки она не опьянеет, виски только согреет сердце. Карен остановила взгляд на одной бутылке. Жидкость за стеклом была тёмной. Тёмной, как тяжёлый осуждающий взгляд одного человека.       Взгляд, к которому она почему-то больше не могла оставаться равнодушной.       Если ты в опасности, если у тебя какие-то проблемы – мы решим их вдвоём, потому что мы партнёры. Мы должны доверять друг другу.       Карен зажмурилась. Сделала глубокий вдох и выдох. Олден, напомнила она себе. Человека, который видел Артура, зовут Олден. Он работник почтовой станции. Если она выпьет, то забудет имя, так что надо быть трезвой. Ради спасения друга. Не ради того, чтобы порадовать мужчину, которого к тому же здесь нет.       «Его здесь нет, но ведь ты думаешь о нём, правда? – заговорил внутренний голос разума. Как всегда, он был похож на мамин. Как всегда, Карен разозлилась, но не нашлась что ответить.       Она схватила три бутылки, поставила на поднос, добавила к ним стаканы. Резко закрыла дверцы буфета, взяла поднос и осторожно понесла наверх.       Но по пути в столовую, проходя мимо лестницы, вдруг услышала доносящийся со второго этажа слабый звук. Она достаточно провела времени рядом с Молли, чтобы понять, что это за звук: приглушённый, но истерический женский плач.       Осторожно поставив поднос на угловой столик, Карен сбросила башмаки и в одних чулках тихо побежала наверх по лестнице. Наверху был коридор, примыкающий к наружной стене дома, с одной стороны в нём были только наглухо зашторенные окна, с другой – крепко закрытые двери. Только одна дверь была чуть приоткрыта, оттуда просачивалась полоска мягкого света и доносились сдавленные всхлипы.       – Ну, ну, мисс, хватит так убиваться, – пробасил знакомый голос. Стараясь не шуршать юбкой, Карен приблизилась к двери и осторожно заглянула внутрь.       Там была комната, отделанная с роскошью, подобающей для богатой барышни – шёлковые обои в цветочек, мягкие кресла, кровать с балдахином. На кровати лежала Матильда – глаза заплаканы, к опухшим мокрым щекам прилипли прядки растрёпанных тёмных волос. Девушка была в одной ночной рубашке и босиком. Возле кровати на мягкой скамеечке сидела Клеонтайн и подпиливала девушке ногти на ногах.       – Он знал, что случилось. Знал и специально сказал, чтобы меня вывести из себя.       – Верно. Ну а вы вышли из себя. Надо было мило улыбнуться и сделать вид, что ничего не понимаете, а вы показали, что он задел ваше самолюбие.       – Да, да, я знаю, что леди должна быть спокойной, но как приятно было бы вызвать его на дуэль!       – Представителя закона? Чтобы отправиться в тюрьму или на виселицу?       – Всё равно. Может, будь я мужчиной, он бы в принципе не осмелился меня провоцировать. Ах, Клеонтайн! И почему только я не родилась мальчишкой?       – По божьей милости, мисс, иначе вы бы тут навели шороху почище генерала Шермана.       Карен даже съежилась, вспомнив, как Матильда наказала за дерзость одного из каторжников, и ожидая, что сейчас та устроит Клеонтайн взбучку. Но та только захихикала и шутливо пихнула служанку ногой в плечо:       – Ты меня знаешь, как облупленную.       – Как не знать, когда я вас вот за эти самые ножки вытянула из живота вашей матушки, царствие ей небесное. Даже доктор говорил, что вы вслед за матушкой к ангелам уйдёте, а я сразу решила: нет, выхожу вас, будет мне отрада на старости лет. Так что вы слушайте, что старушка Клеонтайн говорит.       – И что говорит старушка Клеонтайн?       – А то и говорю: чего бы вы там ни удумали, делать этого не надо. Сдался вам этот Бо! На свете довольно мужчин получше него. Тем более, что он вам всё-таки кузен. Хватит уж того, что ваши родители были родственниками.       Тут Матильда нахмурилась и резко села, опустив ноги на пол. Сгорбилась, рассеянно взлохматила руками и без того спутанные волосы:       – Ты забываешься, Клеонтайн. Не смей говорить о моих родителях в таком тоне. И потом… мне не нужен Бо. В том плане, о котором ты говоришь.       – Полно врать-то, мисс Матильда! Будто я не знаю, о чём вы справки наводите, зачем с Олденом разговаривали, куда вы ездите по ночам…       – Молчи! – Лицо Матильды перекосилось так жутко, что Карен даже вздрогнула. Но девушка тут же справилась с собой и повторила уже спокойнее, сквозь зубы: – Поверь мне, Клеонтайн, я пока не могу тебе сказать правду. Но клянусь, когда у меня всё получится, ты точно не останешься ни с чем. Ты единственный человек, который меня когда-либо любил, так что…       – Так что послушайте меня, мисс, и хватит уезжать по ночам! В округе неспокойно. За этот месяц задушили уже двух девушек!       – Меня никто не задушит! – Матильда резко сунула руку под подушку и вытащила наружу блестящий револьвер. Клеонтайн закудахтала, как курица:       – Ох! Ах! Откуда?!       – Стащила у братца. Он и не заметил! – Матильда хихикнула, а потом замерла. Приподняла голову. Посмотрела на дверь, за которой пряталась Карен, и резко прицелилась:       – Кто здесь?!       Быстрее тени Карен метнулась к лестнице. К счастью, перила у лестницы были очень удобные – широкие и отполированные. По ним она и скатилась вниз раньше, чем наверху с треском распахнулась дверь. К тому времени, как Клеонтайн, тяжело дыша, подбежала к лестнице и посмотрела вниз, Карен уже была в столовой.       Мужчины уже успели не только надраться, но и накуриться – в комнате клубился дым сигарет. Иэн и двое агентов бурно обсуждали охоту, Хиксон курил, глядя в окно, Скотт сидел за столом, вяло болтая о чём-то с веснушчатым агентом. Карен наклонилась над ним, наливая ему виски в стакан, и Скотт рассеянно приобнял её за талию. Карен придвинулась ближе, задевая грудью его плечо, и Скотт повернул голову, масляно покосился на неё:       – Что тебя задержало, малютка?       – Да так, шнурок развязался, – промурлыкала Карен. Поставила бутылку на стол и, выпрямляясь, как будто случайно провела ладонью по груди Скотта. Тот сграбастал её за руку, посмотрел в глаза:       – Иди, мы тут посидим в мужской компании. А вечером зайди ко мне. Покажу, какие воротнички надо накрахмалить.       – Слушаю, сэр, – «Знаю-знаю, что тебе надо накрахмалить, свинья!»       Но на самом деле Карен почти не злилась. Уходя из столовой, она сдерживала злорадную улыбку и сжимала в кулаке ключ, который только что незаметно вынула из жилетного кармана Скотта.       Уже возле лестницы она столкнулась с Клеонтайн. Старая служанка стояла на пути, широко расставив здоровенные бегемотовы ножищи и свирепо глядя на Карен. Перед ней лежали башмаки, которые Карен второпях не успела надеть снова.        Мужики, конечно, ничего не заметили. Но женщины – они замечают всё. И им даже не обязательно быть для этого леди.       Глядя в гневное лицо Клеонтайн, Карен почувствовала, как улыбка сползла с губ, а ключ в кулаке вдруг стал резать кожу, точно битое стекло.