За мёртвых платят меньше

      Утро встретило Карен головной болью. Вот что бывает, когда пьёшь самогон без закуски – ведь нельзя же таковой считать суп из одной луковицы на котёл воды? Радуясь, что в конюшне не предусмотрено зеркала, Карен проковыляла наружу, собрала в горсть снег с верхушки сугроба и умыла лицо. Во рту было кисло и противно, но, пожевав свежего снега, она почувствовала себя гораздо лучше. В лагере мисс Гримшоу железной рукой держала всех в порядке, насколько это было возможно, порой лично окунала давно не мытых мужиков головой в бочку, и покупала на деньги из общака целые ящики мыла и зубного порошка, не слушая причитаний бухгалтера Штрауса. И сейчас, думая о зубной щётке и гребешке, купленных когда-то именно Гримшоу, и сгоревших вместе с домиком старушки в горах, Карен впервые за долгое время поняла по-настоящему, насколько ей не хватает Сьюзан.       – Привет. Чаю хочешь?       Чарльз, мать его, опять подкрался к ней незаметно, как ценный пушной зверь с Севера. Правда, сейчас Карен испытала скорее не раздражение, а смущение. К щекам прилила кровь, и вовсе не от растирания снегом. Бывают такие ночи, после которых всё меняется. Никогда не знаешь, что принесёт тебе «утро после» – после любви или после ссоры. Вчера ночью не было ни того, ни другого, только пара поцелуев. А смущение было таким, будто они невесть чем занимались. Чтоб скрыть это, Карен пошутила:       – Чаю? А пивка не найдётся?       Обернулась она как раз вовремя: Чарльз закатил глаза и не увидел, как она покраснела. Карен взяла из его руки кружку с чаем и быстро уткнулась в неё. Пар обжёг губы, напоминая о том, что было ночью. И о том, что нужно держать себя, чёрт побери, в руках.       – Мы с Белль отправляемся в Роудс.       – Замечательно, – Карен глотнула чай. Он отдавал какими-то травками. Не малина, но тоже очень приятно, и запах чудесный: будто лежишь посреди луга, летом, на закате. – Когда едем?       – Ты – никуда не едешь. По крайней мере, в ближайшие два дня.       – Что?!       Карен чуть было не швырнула кружку в снег, но Чарльз недовольно свёл брови, и Карен сдержалась.       – Мистер Смит, потрудитесь объяснить: какого висячего х…       – Хватит. Ты ранена. И только потому, что полезла в пекло, не спросив меня. Так что сейчас придётся тебе меня послушать.       – Да я в полном порядке! – выпалила Карен. – Мне уже почти и не больно…       Вот тут кружка всё-таки выпала. Карен зашаталась на месте, хватая воздух руками и ртом: неловко перенеся вес на раненую ногу, она почувствовала такую боль, что даже не могла кричать. Чарльз быстро обхватил её за талию и мягко привлёк к себе. Отдышалась Карен уже под навесом, сидя на краешке яслей. Чарльз опустился перед ней на корточки, не замечая, что полы его длинной куртки падают на грязный снег. Он взял её за ладони и заглянул в глаза:       – Если это «в порядке», боюсь представить, каково это, когда ты не в порядке.       – Будешь и дальше строить из себя крутого главного мужика – узнаешь, – буркнула Карен. Чарльз улыбнулся краем рта, поднял руку, чтобы убрать со лба Карен волосы, но та резко мотнула головой, не давая дотронуться до себя: – Слушай, я не барышня в беде! Я достаточно насиделась в лагере. Да, тогда я была не в лучшей форме, но сейчас всё иначе, и я не собираюсь сидеть и ждать, пока ты спасаешь Артура!       – Ты не будешь сидеть и ждать, – заверил её Чарльз. – Помнишь, о чём вчера говорили? Ты поедешь в Калига-Холл. Выручать племянника мисс Мэгги и миссис Белль.       – Напомни, почему мне не должно быть насрать на этого племянника?       – Ты и сама прекрасно знаешь, почему, – строго сказал Чарльз. – Я понимаю, мисс Файк тебе не нравится. Но Белль могла бы вчера просто проехать мимо. А она спасла нас. И отвезла в безопасное место. Нравится тебе это или нет, но теперь ты должна ещё и ей. Если тебя утешит это, я тоже ей должен.       Он был прав. Но как же Карен не хотелось это признавать! Извиняться она терпеть не могла. Но и возражать почему-то расхотелось. Чарльз вновь осторожно коснулся её щеки, и на этот раз Карен не отвернулась, взглянула на него.       – И потом, – тихо сказал Чарльз, – вспомни, что это Греи убили Шона.       Карен сжала кулаки и слишком поздно поняла, что стиснула в пальцах ладонь Чарльза. Наверняка, ему было неприятно. Но он не подал виду. Опять он прав. Греи использовали Артура, Шона и остальных в своих грязных интригах, заставляли их рисковать жизнью, обещали щедрую награду, а вместо золота осыпали свинцом. Ей даже не дали взглянуть на убитого Шона. Даже не рассказали, что именно произошло. Только потом пьяный Билл проболтался, что парню пулей разнесли череп. Конечно, они хотели, чтобы Карен не видела этого, чтобы запомнила Шона живым и весёлым. Но ей от этого было только горше.       – Ладно, – сказала она. Чарльз кивнул и добавил:       – Мисс Файк согласилась, что тебе надо немного отлежаться. Поедешь через два дня. Дэнни-Ли тебя проводит.       – Одна новость лучше предыдущей, – с сарказмом ответила Карен. – А ты когда в дорогу?       – Сейчас, – послышалось со двора. Карен обернулась. Белль размашистым шагом пересекла припорошенный снегом двор, её короткая – до лодыжек – чёрная юбка хлопала вокруг сапог со шпорами. Она погладила по гриве свою вороную кобылу и подмигнула через плечо:       – Мистер Смит, не поможете?       Чарльз подошёл и подставил Белль плечо, помогая забраться в седло. Выпрямившись, Белль снова глянула на Карен и улыбнулась озорно, как девчонка. Неужто хочет вызвать ревность? Или просто играется с ней? Карен внутренне вспыхнула, придумывая, что бы сказать. Чарльз тем временем молча взобрался в седло другого коня – коротконогого, крепкого мустанга песочной масти.       – Веснушку оставляю тебе, – сообщил он. – Она не норовистая, тебе с твоей раной будет безопаснее.       – А может, лучше всё-таки сам на ней поедешь? – медовым голосом протянула Карен. – У тебя здорово получается находить подход к старушкам. Сперва Сьюзан, потом эта кобыла, потом…       Она выразительно замолчала. Белль рассмеялась:       – О, мисс, вам не стоит так беспокоиться! Со мной он в надёжных руках.       – До свиданья, Карен, – добавил Чарльз хмуро, с осуждением глядя на Карен. Она и сама была недовольна, что сорвалась. Но держаться на прощание за стремя точно не будет. Тут и так слишком много свидетелей, незачем давать им лишнюю пищу для сплетен.       Но когда два всадника скрылись в робком снегопаде, Карен вдруг стало тоскливо. И даже жутко. Мелькнула в голове дурацкая мысль: а ведь с Шоном последний разговор тоже не заладился… и не попрощалась толком, когда он ехал в Роудс… Мотнув головой, Карен поднялась на ноги и заковыляла в дом.       Внутри её встретил уже знакомый глухой гул из-под земли. Мэгги сидела за столом и хмуро читала какое-то письмо. Стрельнула в Карен взглядом поверх бумажки:       – Как нога?       – Великолепно, – огрызнулась Карен и плюхнулась на стул, вытянула ногу, сдерживая стон. Мэгги ухмыльнулась краем рта:       – Что, подпортила тебе настроение моя сестрица?       – Вовсе нет, – ответила Карен слишком быстро и тут же разозлилась на себя. Мэгги покачала головой:       – Она всегда так себя ведёт. Вечно отбивала у меня ухажёров. Хорошо, что я сама была не против. Я ни с кем не собиралась делить семейный бизнес, а охотников за богатой невестой было многовато.       – О нет, – закатила глаза Карен. – Сперва дайте выпить, а потом уже историю своей жизни рассказывайте.       – Самогона нет, – холодно ответила Мэгги, снова уткнувшись в письмо. – Дэнни-Ли повёз его заказчику. Как вернётся, повезёт тебя в поместье Греев.       – Не боитесь доверять ему товар?       – Нет. Всё в мире – опасность, расстояние, даже жажда наживы – бессильно перед мужчиной, который чувствует себя виноватым. Советую это запомнить.       – Постараюсь, – буркнула Карен. А сама подумала: то же самое можно сказать и о женщинах. Ведь она сама не оказалась бы здесь, если бы не чувство вины.

***

      Есть ли на свете что-то более нелепое и жалкое, чем южная зима? Ни тебе пушистых сугробов, ни сверкающего инея, ни освежающего морозного ветерка, ни синего льда на озёрах. Небо затянуто скучной серой пеленой, в голых ветках деревьев ноют бесконечные дожди, а редкий снег моментально превращается в холодную грязь. Изредка по утрам траву припорошит инеем, но уже через час иней тает и повисает над землёй серым туманом. Повсюду влага – хлюпает под ногами, просачиваясь в сапоги, ползёт каплями по стенам, оседает на одежде и волосах, и от того ещё сильнее донимает промозглый холод, ещё злее кусает внезапный ветер. Не в силах заснуть зимним сном, природа злится и срывается на всех вокруг – ветер ломает ветки деревьев, звери бесятся с голоду, а люди простужаются и исходят соплями.       И надо же было им отправиться обратно в чёртов Лемойн… В первый день пути, трясясь в седле и от неровной поступи лошади, и от холода, Карен всё вспоминала, как осенью банда перебиралась на север, в горы Роанок-Ридж. Тогда, помнится, путешествие заняло больше суток. Выехали из болотной деревушки ещё затемно, тащились на телегах по берегу Камассы, на нём и заночевали. И добрались до места уже следующим днём. Она хорошо запомнила, каким ярким было солнце. Какой яркой была кровь Молли.       Тогда была осень, да и с погодой повезло. А сейчас осень сменилась зимой, и на тот же путь уходило куда больше времени. Прошло уже два дня с тех пор, как они выехали из дома Мэгги Файк. Ехали в стороне от наезженных дорог, по самому берегу Камассы, по снегу и грязи, по бурелому и камням, и Карен быстро осточертела и тряская поступь Веснушки, и нудная болтовня Дэнни-Ли.       Клонился к вечеру второй день путешествия. Ни разу за эти два дня солнышко не проглянуло и на минуту. Утром путешественники два часа ждали, пока пройдёт дождь, но вместо этого он перешёл в снег. А сейчас над тёмной, незамерзающей водой Камассы колыхался, как живой, молочный туман. Облетевшие деревья по берегам торчали в этом тумане, как поломанные кости, и на их ветках покачивались длинные плети мха. Туман оседал каплями на гривах коней, просачивался под одежду, от него ныли суставы и сводило ознобом мышцы.       – Щ-щ-щас бы п-пивка п-прохладненького… – проговорила Карен, стуча зубами. Дэнни-Ли обернулся, недовольно стрельнул глазами поверх мокрого шарфа. Его седые усы промокли и повисли, шляпа вся была покрыта каплями, как кусок незрелого сыра, и вид у него был не грозный, а скорее жалкий, так что Карен повторила свою жалобу:       – И вискариком п-п-полирнуть.       – Выпивку не дам, – отрезал Дэнни-Ли. – Ты ещё на прошлом ночлеге бутылку извела!       – Так половина ушла на то, чтоб разжечь сырые дрова, которые ты принёс! – от возмущения Карен даже перестала запинаться.       – В такую сырость тут нет ничего сухого!       – Кроме твоей иссохшей злой души. Дай выпить, будь человеком!       – Нет! До Калига-Холл уже рукой подать.       – Н-да? – Карен скептически изогнула бровь. – Помнится, вчера ты то же самое говорил.       – Если б не этот проклятый дождь, были бы уже на месте. Поехали!       Он повернул своего коня к горбатому мосту над Камассой. Копыта Веснушки глухо застучали по влажному, разбухшему дереву. Карен вгляделась в туман на другом берегу, втянула носом тяжёлый болотный воздух, и ей стало не по себе:       – А ты уверен?       – Это короткая дорога.       – Ненавижу фразу «Это короткая дорога». Хуже только «Давайте разделимся». Все страшные истории всегда начинаются с этого.       – Женщины, – презрительно фыркнул Дэнни-Ли. – Пить надо меньше, дамочка, тогда и призраки мерещиться перестанут. Ну? Тебя ждать?       – Как будто я могу уехать, – буркнула Карен, отпуская поводья, и Веснушка спустилась с моста, поравнявшись с конём Дэнни-Ли. Мужчина тут же схватил Карен за руку:        – Верно. Не можешь.       Он наклонился к ней, почти касаясь мокрыми усами щеки:       – И я помню, что ты грозилась сделать, если тебя поймают. Так вот: вздумаешь заложить Мэгги – я тебя в любой тюрьме достану.       – Что ж ты свою Мэгги из огня не вытащил, раз храбрый такой? – Карен вырвала руку. – Стоял и смотрел, как её жгут! Думал, я не знаю? Трент мне всё рассказал!       – Трент в те времена пил ещё хуже тебя, он и не такое расскажет! – бросил Дэнни-Ли. Но всё же лицо его болезненно перекосилось, и Карен поняла, что удар попал в цель. И тут же углубила его:       – Ну что ж! Вот найду этого вашего Лема, и расспрошу у него всё про ту ночь. Он ведь тоже там был!       – Ты не найдёшь его, если и дальше будешь мне перечить. Едем!       Разозлённый Дэнни-Ли наконец-то заткнулся. Но радовалась Карен недолго. Уже скоро путь в полном молчании начал её тяготить. Тем более что атмосфера вокруг становилась всё более зловещей: тропа, на которую свернул Дэнни-Ли, вела в болото. Туман стал ещё гуще, в сумерках из белого он сделался сиреневым. Обычно Карен любила этот цвет, но сейчас он казался мертвенным. А кривые скелеты деревьев, шевелящиеся, как живые, плети мха, утробный плеск, с которым на поверхность стоячей воды поднимались болотные газы – от всего этого становилось жутко.       – Мы заблудились?       – Нет.       – Точно, заблудились. Был бы с нами Чарльз…       Дэнни-Ли отмахнулся, как от надоедливой мухи:       – Дался тебе этот индеец! Я эти места как свои пять пальцев знаю, – как бы подтверждая свои слова, он поднял пятерню и медленно сложил её в кулак, оставив торчать только указательный палец. И проговорил с важным видом:       – Чуешь дым? Судя по запаху, рядом кто-то живёт.       – Судя по запаху, рядом кто-то сдох, причём недавно, – проворчала Карен. Лошадь тут же испуганно всхрапнула ей в ответ – её копыто продавило тонкий лёд, провалившись в вонючую болотную жижу.       – Да ну тебя! Говорю же, мы на верном пути.       – На верном пути в жопу.       Дэнни-Ли махнул рукой, указывая на кривой силуэт указателя:       – Сюда! Это деревня Лакэ.       – Точно, в жопу.       Деревня ютилась между рекой и болотом. На тёмных от сырости сваях горбились убогие хижины. Ни огородов, ни палисадников – и в самом деле, что тут может расти, кроме сорняков? Наверняка жители промышляют только рыбалкой. Между домами сушились сети, в грязи кое-где блестели чешуйки, белые косточки, оторванные плавники. В воздухе попахивало рыбой, но сильной вони не было: должно быть, местные, разделав рыбу, выбрасывают чешую и требуху подальше, чтобы и чистоту, насколько можно, соблюдать, и падальщиков к деревне не привлекать.       Несмотря на поздний час, прибытие путников вызвало в деревне лёгкое оживление: в домишках приоткрылись окна, захлопали двери. Высыпали на единственную улицу чернокожие ребятишки, запрыгали вокруг лошадей, с интересом рассматривая и их, и всадников.       – Сэр, куда едете? Дорожку подсказать?       – Сэр, лошадку вам почистить? Всего пятьдесят центов, считай, даром! Карен почувствовала, как кто-то потянул её за рукав. Обернулась – рядом стоял парнишка лет одиннадцати, тонконогий, как жеребёнок. И зубы огромные, как у лошади, так и сверкают в ночном полумраке:       – Мэм! Не желаете купить наживку?       Парнишка сунул Карен под нос свёрнутый кульком огромный лист какого-то болотного сорняка. В листе копошились опарыши, так устало и обречённо, как будто молча умоляли поскорее нанизать их на крючки и прекратить их страдания. Карен отшатнулась и толкнула Дэнни-Ли, который как раз свесился с седла и махал рукой, прогоняя детвору. Не удержавшись, Дэнни-Ли хлопнулся прямо в ледяную грязь. Дети тут же кинулись врассыпную. Карен захихикала.       – Заткнись! – прохрипел Дэнни-Ли, отплёвываясь и вытирая усы. – Чёртова девка…       – Что? Я нечаянно! И вообще, вот он тоже смеётся!       Карен ткнула пальцем в сторону покосившейся хибары на самом краю мутной болотной заводи. Как и все строения в Лакэ, хибара стояла на сваях, и к ней была пристроена короткая пристань с утлой рыбацкой лодчонкой. На пристани, действительно, стоял тощий молодой негр и хохотал так заразительно, как умеют хохотать только негры:       – Дэнни-Ли, старина! Давненько тебя не было в нашем захолустье!       – Вечер добрый, Тоби, – буркнул Дэнни-Ли голосом, каким обычно шлют к дьяволу. Тоби спустился с пристани и захлюпал по грязи на улицу, схватил Дэнни-Ли за руку и поднял:       – А выглядишь так, будто не очень добрый… А кто эта прекрасная леди?       Тоби посмотрел на Карен и улыбнулся так широко, что она могла бы пересчитать все его зубы, которых, впрочем, было не очень много. Карен спрыгнула с Веснушки в лужу, так что Тоби пришлось отскочить, иначе его бы забрызгало. А вот Дэнни-Ли отскочить не успел. Так что когда он поймал Карен за рукав и зашептал ей на ухо: «Не вздумай назвать настоящее имя», голос его звучал очень недовольно.       – Так как вас звать, мэм? – не унимался Тоби. Карен посмотрела на него. Тощий, грудь впалая, спина колесом, нос каплей, да ещё и скошен на сторону – а глаза блудливые-блудливые. Карен отлично знала эту породу мужчин: на вид – сущие сморчки, а мнят себя жеребцами, которые к любой бабе подход найдут. И, самое странное, находят – у всех подобных типов, что когда-либо клеились к Карен, были жёны, любовницы или как минимум выводок детей от разных женщин. Спать с такими не хотелось, но она всегда была рада преподать им урок – завлечь, споить, вывернуть карманы. Или выпросить помощь, притворившись дамой в беде. Вот только на сей раз что-то помешало ей назвать себя именем матери. Не только то, что «Мэллори» успела уже засветиться, но и что-то другое.       – Дельфина, – пропищала она, широко раскрыв глаза и хлопая ресницами. Тут же, не давая Дэнни-Ли вмешаться, повисла на тощем плече Тоби: – О, мистер, как же я рада вас видеть! Мы в таком отчаянии! Совсем заплутали на этом проклятом болоте! Не будете ли вы так добры дать нам добрый совет… и чего-нибудь хлопнуть на дорожку, так, по чуть-чуть…       – Да какая дорожка, мэ-э-эм? – протянул Тоби, широко улыбаясь. Глаза его заблестели жирно, как грязная вода под сваями, а взгляд уткнулся Карен не в лицо, а гораздо ниже. – На болотах сейчас, эт самое, небезопасно! Слыхали, наверное, недавно девчонку задушили и бросили? Так вот она из нашей деревни была!       – Да вы что, – медленно произнесла Карен. Холод вдруг стал ощущаться сильнее. Тяжёлая мгла клубилась уже не только вокруг, но и в груди, медленно наполняя сердце ужасом и гневом. Перед глазами поплыла заметка в газете, которую она прочла несколько дней назад.       «… в лесу найдено тело служанки… обесчещена и задушена… на северной окраине Сен-Дени, поблизости от плантации тростника…»       – Да, да, так что нечего по ночам шастать! – азартно подхватил Тоби, кивая головой так сильно, что чуть не сбил своим кривым носом шляпу с головы Карен. – Вы заходите! Чем богаты, тем и рады!       – Нет-нет, – Дэнни-Ли проворно потянул Карен за руку. – Помню я, чем твоя Рут меня в прошлый раз угостила!       Тоби снова заржал, срываясь на визг:       – Как же не помнить! Вместо яичницы – пустая сковородка, а вместо стола – твоя задница!       – Надо же! – хихикнула Карен, справившись с собой, – надо бы и мне познакомиться с этой приятной женщиной…       Сверху раздался очень недовольный женский кашель.       – … а может, и не надо, – сказала Карен, глядя на негритянку, что стояла на ступеньках, уперев в бока руки, в одной из которых была зажата пресловутая сковородка. В мутном свете, льющемся из открытой двери, было видно, что женщина молода и отчаянно хороша собой, даже несмотря на явно тяжёлую жизнь: бёдра крутые, грудь налитая, злобно поджатые губы полные и сочные. Лицо с маленьким острым подбородком и горящими глазами походило на мордочку свирепого котёнка. Карен снова покосилась на неказистого Тоби. Серьёзно, ну откуда у мужиков такое самомнение?!       – Ты что творишь, скотина? – прошипела Рут. Тоби ничуть не смутился, но руку с плеча Карен на всякий случай убрал.       – Да ничего, моя рыбка. Тут такое дело: товарищ приехал, да ещё с дамой, надо бы их разместить с комфортом…       – Мы лучше дальше поедем, – попытался сопротивляться Дэнни-Ли. Пытаться отыскать дорогу сквозь грязное, холодное, туманное болото, или переночевать через стенку с разгневанной женщиной, которая на прочь угостить сковородкой? Врагу не пожелаешь такого выбора. И хоть Дэнни-Ли был, без шуток, враг, Карен было его даже немножко жалко. Но она сама была намерена остаться. И не потому, что продрогла, устала и зверски проголодалась. А потому, что Тоби, вероятно, знает о смерти девушки больше, чем говорит. Она столько раз выуживала нужную информацию из равнодушных банковских работников, подозрительных законников и прожжённых преступников, что уж с этим недотёпой точно справится.       «Не лезь в это, – шептал внутренний голос. – Не надо ворошить прошлое. Ты едва уцелела в прошлый раз, мало тебе?»       Она-то уцелела. А вот та, чей голос до сих пор звучит в голове, слабый, хриплый, полумёртвый голос… она – не уцелела.       – Ой, спасибо, сэр! Спасибо-спасибо! – по-дурацки захихикала Карен, подобрала юбку и весело взбежала по ступенькам.       … Через час она уже жалела о своей идее. Оказалось, что Тоби и Дэнни-Ли были коллегами – болотный сердцеед сам варил самогон, и, судя по отвратительному вкусу, гнал его из всего, что под руку попадётся. Сам он утверждал, что берёт для браги исключительно патоку с тех самых сахарных плантаций поблизости от Сен-Дени, и Карен могла бы ему поверить, если только бывает патока со вкусом тины. К тому же самогон был слабый, но это, как быстро решила Карен, ей только на руку. Выпив один за другим четыре стакана, она сохранила почти совсем ясную голову. Тем временем Рут от первых двух стаканов заметно подобрела (то есть перестала ругаться и молча зыркала кошачьими глазами со своего места), а Дэнни-Ли и Тоби выпили по пять и, казалось, совершенно забыли о том, что за столом присутствуют дамы. Окутанные парами самогона и сигаретного дыма, они самозабвенно болтали.       Мужчин хлебом не корми, дай позубоскалить над тем, как женщины любят болтать. Но при этом сами они – те ещё сплетники. Когда Карен жила в банде Датча, вечерами у костра порой словечка было не вставить: то Джон жалуется на Эбигейл, то Шон травит байки про своего папашу, то Дядюшка начнёт вспоминать молодость. Один Чарльз молча сидел, как сыч, и наблюдал за всеми своими удлинёнными глазами, ничего не рассказывая про себя. Так и сейчас – пока Рут и Карен сидели в неловком молчании, Дэнни-Ли и Тоби перемывали косточки общим знакомым, старым подельникам и врагам. Несколько раз Карен пыталась ввязаться в разговор и перевести его на убитую девушку – бесполезно. Устав от трескотни мужчин и недовольного сопения Рут, Карен в конце концов решила подышать воздухом.       Поднявшись на ноги, она ощутила, что четыре стакана самогона всё-таки не прошли даром: голова показалась тяжёлой, а ноги – очень лёгкими, колени ослабели и дрожали. Покачиваясь, Карен вышла за дверь и вдохнула тяжёлый туман.       Стояла тёмная ночь без единой звёздочки. Вся деревня спала, ни одно окно не светилось, лишь на пристанях мерцали слабые огоньки ламп. Туман, как живой, лип к мутным стёклам фонарей, колыхался над грязной водой.       – Леди не боится гулять в одиночку? – Тоби пристроился рядом, прислоняясь не столько к перильцам, сколько к плечу Карен. Перегаром от него несло ещё сильнее, чем от неё самой – по крайней мере, на это она надеялась.       – А кого мне бояться? Лягушек?       – У нас тут водятся чудища пострашней лягушек, – Тоби сильнее притёрся к ней плечом. – Аллигаторы, пантеры… да и люди не лучше, знаешь ли…       – Ты про тех, что девчонку зарезали? – переспросила Карен, изо всех сил изображая равнодушие. Получалось плохо, но, к счастью, Тоби тоже был пьян в доску, и притворства не просёк. – Так ведь это было в Сен-Дени, ещё летом. Сейчас-то чего бояться?       – Не-не-не, – сморщился Тоби. – Не зарезали, а задушили. И не в Сен-Дени, а уже за городом, возле плантации. Там и нашли нашу Мэй…       – Значит, её звали Мэй? – переспросила Карен быстро. Слишком быстро. Даже до пьяного Тоби дошло, что что-то здесь не так. Он посмотрел на Карен и улыбнулся:       – А тебе зачем?       – А тебе-то что? Интересно!              – Зачем такой красоточке забивать головку всякой мокрухой?       «Красоточка разбирается в мокрухе больше, чем ты в красоточках, – раздражённо подумала Карен и вполне искренне закатила глаза:       – Пф-ф-ф! Строишь из себя, а сам ни хрена не знаешь!       – Ещё как знаю, сладенькая леди, только вот информация, эт самое, дорого стоит.       Тоби приобнял Карен за талию. Она сделала вид, что испугалась, шагнула назад – от самогона ноги всё ещё были ватные, так что Карен вполне натурально зашаталась, и Тоби поддержал её жестом истинного джентльмена, правда, весьма поддатого. Наклонился, обжигая губы запахом перегара:       – Я всегда хотел попробовать с белой. А ты, вроде как, эт самое, не против нашего брата. И я помоложе буду твоего старикашки.       – Да уж, – пьяно захихикала Карен, деланно упираясь руками Тоби в грудь, а на самом деле прижимаясь к нему сильнее и запрокидывая голову, чтобы он мог рассмотреть её шею. – Но сперва информация. А уже потом… потом я подарю тебе такую ночь, что ты никогда не забудешь!       В глазах Тоби промелькнуло сомнение, но Карен очень вовремя оттянула вниз платье, и вырез стал глубже, открывая такой впечатляющий вид, что глаза Тоби моментально потеряли всякое выражение. Он тихо, на выдохе усмехнулся:       – А ты славная малютка, ничего не скажешь…       Карен вскинула руку и схватила его за подбородок, приводя в чувство:       – Мэй! Что с ней случилось? В глаза смотри!       – Дык… всем известно, что с ней случилось! Сама к себе беду притянула. Шалая была девчонка, безотказная… добрая, но с перчинкой, вроде тебя, – он прижал Карен крепче, гладя её по спине, и Карен крепче вдавила пальцы в его щетинистые щёки:       – В глаза смотри, ковбой!       Тоби честно постарался выполнить приказ: один его глаз пьяно уставился Карен в лоб, второй покрутился в глазнице и продолжил смотреть туда, куда смотрел до этого.       – Раз Мэй была безотказная, то, может, и тебя привечала?       – Было разок, – мечтательно улыбнулся Тоби. – Ну слушай, сама понимаешь: если девчонка липнет, девчонку надо, эт самое, отодрать… Но потом она с Антваном связалась, и больше уж ни с кем не гуляла. Ревнивый он был – жуть! Тощий такой, шея, как у цыплёнка, а глаза как угли горят, и если его обижал кто, дрался как сумасшедший. Вот он-то Мэй и порешил.       – Точно?       – А кто ещё? Я же говорю, она была шалая, но добрая. Не было у неё врагов. А этот приревновал её и придушил. Больше-то некому! И ещё он батрачил на тростниковой плантации, а Мэй как раз там и нашли!       – Ясно, – буркнула Карен. – И где искать этого твоего Антвана?       – А нигде, – пожал плечами Тоби. – Мы с мужиками разобрались с ним по-свойски.       – Линчевали?!       – Зачем линчевали? – вытаращил глаза Тоби. – Мы ж, эт самое, не белые! Так, отметелили как следует да и выбросили подальше от деревни. С тех пор он не объявлялся. Так что пёс его знает, куда он делся. Может, его уже аллигаторы сожрали.       Дьявол! Неужели снова тупик? Карен замерла, пытаясь сообразить, что ещё спросить. Узнать, как выглядела Мэй? А смысл? Её давно похоронили, да и вряд ли удастся найти её знакомых в огромном Сен-Дени. Узнать, как выглядит Антван? Тощий паренёк с бешеным взглядом – мало ли таких на свете, надо узнать поподробнее… ну как же она не догадалась сразу, ведь Тоби упомянул тростниковую плантацию! И в газете говорилось, что тело нашли там! Надо туда наведаться… но эти мысли были прерваны рукой Тоби, которая полезла туда, куда абсолютно не надо.       – Ну так что? Поблагодаришь меня?       – А то как же, – Карен ловко вывернулась из его объятий, поднырнула ему под руку и толкнула так, что Тоби отшатнулся назад, наступил ногой в ведро, потерял равновесие и с воплем упал с пристани в ледяную воду. У берега она едва доходила ему только до бёдер, но он всё равно заорал, будто утопающий:       – Ты что?!       – Да не ори ты, – отозвалась Карен, раздражённо отряхивая брызги с юбки. – Обещала же устроить тебе незабываемую ночь, что не так?       Позади вспыхнул свет, стукнула дверь, и зазвенел женский вопль:       – Тоби?! Ах ты, греховодник, постыдился бы!       – Во, теперь точно не забудешь! – рассмеялась Карен. Тоби, дрожащий и мокрый, схватился за край пристани и вскарабкался наверх, отфыркиваясь и дрожа. А жена налетела на него с кулаками:       – Сил моих нет! Когда же надоест тебе гулять, кобель ты проклятый? Эй, а ты куда пошла? Ну-ка вернись, шлюха белая! И снимай юбку!       – Какую юбку? – Карен так удивилась, что даже не ответила на «шлюху». Рут обернулась к ней, выплюнула попавшую в рот прядку волос:       – Мою нижнюю юбку! Белую с розовой оборкой! Я везде обыскалась, её нет нигде!       – Слышь, дамочка, я бельё не ворую, тем более у нищебродок, которые в болоте живут и там же стирают!       – Придержи язык, мисси, или запихаю его в твою же белую задницу! – Рут замахнулась на Карен, та увернулась, схватила то самое ведро, в которое давеча наступил Тоби, и с размаху надела его на голову Рут. Ведро было пустое, но Рут всё равно заорала так, что наверняка всех аллигаторов перебудила. Тоби тоже заорал:       – Эй, ты, эт самое, жену-то мою не трогай!       И попытался толкнуть Карен, но не успел – Рут сдёрнула с головы ведро и огрела им мужа:       – А ты не лезь, потаскун!       – Да не трогал я твою нижнюю юбку!       – А куда ж она делась-то? – взвизгнула Рут, продолжая охаживать его ведром. – Думаешь, я забыла, как ты этой шалаве Мэй подарил мой платок, тот, с веерами, который я у китаёзы в Сен-Дени купила?! Обещал вернуть, а не вернул!       – Да не было у неё платка, когда мы её нашли, я же объяснял!       – Как же, не было! Наверняка загнал куда-то и пропил, или ещё одной шлюхе подарил!       – Ну ты чего, Рут! – Тоби затрясся, закрывая лицо руками, и вдруг закашлял. Рут тут же прекратила его дубасить и схватила за руки куда нежнее:       – Что такое?       – Холодно…       – Ах ты боже мой! Ты же мокрый весь… идём в дом, милый, я тебе стаканчик налью, хорошо?       – Спасибо, рыбка моя, – всхлипнул Тоби, прижимая к себе жену и целуя её в макушку. – Ты уж прости меня, непутёвого, не заслужил я такой, как ты!       – Заслужил, заслужил, – нежно закудахтала Рут и потащила муженька в дом. Дверь за ними захлопнулась, но Карен успела увидеть, как они сплетаются в жарком поцелуе, и ещё с минуту стояла, обалдело раскрыв рот и хлопая глазами, думая, что всё-таки любовь – штука совершенно необъяснимая.