За мёртвых платят меньше

      Не то чтобы Карен очень стремилась узнать, что это так гудит под полом дома Мэгги Файк, заставляя стены дрожать и окна звенеть. Она прекрасно обошлась бы без этого знания, как и вообще без знакомства с этой достойнейшей и милейшей леди. Но временами судьба похожа на преступницу, которая молчит-молчит на допросах, а затем вдруг начинает раскрывать один секрет за другим, так что даже полицейские были бы рады заставить её заткнуться.       Крепко держась одной рукой за перила узкой лестницы, другой придерживая подол платья, которое с кислой миной одолжила Файк (судя по безнадёжно устаревшему фасону, пропавшим нафталином юбкам и расползающимся от дряхлости швам, платье было старше Карен, и по-хорошему Файк уже за это издевательство должна была простить половину долга), Карен с опаской смотрела вниз, туда, где за приоткрытой дверью что-то гудело и пыхтело, перекрывая резкий голос Мэгги, которая разговаривала с кем-то. Нога всё ещё почти не слушалась, и Карен уже была готова просто сесть на ступеньки и сползти по ним на заднице – всё лучше, чем рисковать свернуть себе шею – как вдруг на её спину легла рука, слишком тёплая и знакомая.       – Я помогу, – тихо сказал Чарльз. – Положи руку мне на плечи, ага, вот так.       К щекам прилила краска, и от стыда за недавнюю ложь, и от воспоминаний о том, что случилось в комнате Файк, и Карен прятала лицо, обнимая Чарльза за плечи и позволяя подхватить себя на руки. Ногу пронзила боль, и Карен инстинктивно крепко прижалась к Чарльзу, стараясь не скулить. На ощупь он был очень крепкий, напряжённый, и Карен слишком поздно поняла: да ему же больно, рёбра ещё не зажили, ему сейчас совсем не стоит поднимать тяжести.       – Эй, отпусти, – сказала она чуть грубее, чем хотела. Чарльз только засопел в ответ, сделал ещё несколько шагов и только спустившись с лестницы, поставил Карен на ноги.       Они оказались в помещении, удивительно просторном для обычного подвала. Здесь был высокий потолок, так что даже Чарльз мог спокойно стоять выпрямившись, и до самого потолка тянулись полки, уставленные бутылками, глиняными и стеклянными, и на каждой бутылке белели жирные цифры «ХХХ» - знак тройной перегонки спирта. Справа от двери была оборудована самая странная кухня, которую видела Карен: на стенах вперемешку с начищенными кастрюлями блестят какие-то непонятные приспособления, вместо печи возвышается гигантский котёл, опутанный тонкими и толстыми трубами, а клубящийся пар пахнет не мясом или крупами, а сладким спиртом. Запах был такой ядрёный и насыщенный, что, казалось, только от него уже можно опьянеть.       В клубах пара двигался невысокий, толстый и плотный человечек с блестящей розовой лысиной среди чёрных волос, в фартуке поверх одежды. Завидев Карен и Чарльза, он помахал им пухлой рукой:       – Бонсуар, мадам и месье! Меня зовут Марсель. Мэгги вас ждёт, проходите в ту дверь.       – А здесь остаться нельзя? – спросила Карен, разглядывая бутылки на полке. Чарльз недовольно фыркнул и потянул её за руку.       За соседней дверью оказался ещё более просторный зал, только вот если подвал с самогонным аппаратом сверкал чистотой, то здесь явно давно не убирались. С потолка свисала паутина, в воздухе пахло пылью, у одной стены были в беспорядке свалены столики и стулья. Более-менее чисто было только у длинного стола прямо напротив двери. Точнее, не стола, как быстро поняла Карен, а у барной стойки. Вот те на! Оказывается, всё это время под хижиной Файк находился настоящий подпольный салун, или, как их называют в «сухих» округах – «спикизи».       За стойкой уже сидели Файк и Белль и тихо разговаривали друг с другом. Карен присела с краешка, рядом с ней на стойку облокотился Чарльз. Стукнула дверь за спиной – на стул возле Мэгги тяжело повалился Дэнни-Ли. Стукнула снова – в полутёмном помещении засияла довольная круглая физиономия Марселя. Он с грохотом опустил на барную стойку кастрюлю.       – Готов поспорить, наши гости не знакомы с французской кухней, – лучезарно улыбался он, разливая по тарелкам что-то дымящееся и остро пахнущее. – Ах, друзья мои, после такого вы точно не сможете есть вашу американскую бурду!       Карен покосилась на миску перед собой. Что-то коричневое, со скользкими жирными комками. Присмотревшись к комкам, Карен поняла, что это варёный лук, и помешала ложкой, надеясь найти среди лука кусочек мяса или хотя бы картошки. Надежды не оправдались. Это, значит, французская кухня? Если это приходилось есть героям романов, над которыми вздыхала Мэри-Бет, неудивительно, что они предпочитали мышьяк. Она покосилась на Чарльза, который уже успел съесть пару ложек, и решила сперва понаблюдать, не отравится ли он, а потом уже пробовать это самостоятельно.       – Спасибо, Марсель. Сядь с нами, брага может подождать, – надтреснутым голосом сказала Мэгги Файк. Француз замотал головой:       – Нет-нет! Сейчас я никак не могу оставить её! Бон аппетит…       Он быстро ушёл, а остальные продолжили есть. Хоть Карен и была голодна, а ей кусок в горло не лез, и не только потому, что суп выглядел подозрительно. Куда подозрительнее было то, что за столом кое-кто отсутствовал. Не было Трента. И, судя по тому, что его никто не стал ждать, в ближайшее время он не появится. Она совсем не горела желанием его встретить, но всегда лучше знать, где находится враг, чем мучиться неизвестностью.       – Итак, Дэнни, что тебе удалось выяснить? – спросила Файк. Глядя в тарелку и утирая вислые усы, Дэнни тихо ответил:       – Портер свалил вместе с золотом ещё до того, как мы с Трентом накрыли его…       – Что? – возмутилась Карен. – А с кем же тогда Трент перестрелку устроил? Вы же там кого-то накрыли и вроде как даже не с пустыми руками ушли!       – Трент накрыл его подельников, – огрызнулся Дэнни-Ли. – Они сказали, Портер загнал один из слитков скупщику в Ван Хорне, а со вторым поехал куда-то, они не знали куда. Так что пока Трент с ними разбирался, я побежал к скупщику, а там уж выяснил, что в городе околачивается Хиксон.       Карен покосилась на Чарльза. Тот молча слушал чужие разговоры, и если это нагромождение незнакомых имён и сбивало его с толку, он никак этого не показывал. Впрочем, она и сама уже мало что понимала, кроме того, что вылазка в Ван Хорн никак не уменьшила её долг.       – Трент сказал, будет искать его и дальше, – продолжал Дэнни-Ли, глядя на Мэгги Файк немного виновато. – Он будет шерстить в этом штате, а мне бы махнуть назад в Лемойн, вдруг Портер назад подастся…       – Хочешь соскочить? – спокойно спросила Белль, покручивая в пальцах ложку с таким видом, что Карен бы не удивилась, если бы Белль зарядила этой ложкой Дэнни-Ли в глаз. Тот зло посмотрел на неё:       – Если бы хотел, давно соскочил бы! Но некуда… тем более, что Хиксон вернулся… – его буквально передёрнуло, да и Файк напряглась. – Мэгги, я пришёл к тебе с миром…       – Точнее, мы с Трентом тебя притащили, – поддела его Карен. Дэнни-Ли злобно сверкнул на неё глазами и снова посмотрел на Мэгги:       – Я докажу, что на сей раз от меня не будет проблем. Я выяснил, где Лем. Его отправили в Шишику.       – Дьявол, – прошипела Файк, сжимая в кулаке ложку. – Нечего и пытаться вызволить его из федеральной тюрьмы. Разве что дать взятку, но где у нас деньги на это?       Тут Карен быстро заработала ложкой, пока насчёт денег не стали спрашивать у неё, и на несколько секунд забыла обо всём. Чёрт! На вкус бурда из варёного лука оказалась просто… невероятной. Одновременно и сладкая, и солёная, и обжигающе-остренькая… чудесно! По жилам сразу разлилось блаженное тепло, и желудок довольно заурчал. Сквозь урчание Карен услышала, как Дэнни-Ли скептически фыркает:       – Это не поможет. Начальник получил куда больше денег от Греев. Они взяли у него заключённых в аренду, чтобы те работали на их земле – ведь после летней заварушки почти все работники разбежались…       – Но так нельзя, – вдруг подал голос Чарльз. Карен обернулась к нему. Он сидел очень прямо, лицо его окаменело, глаза сверкали в полутьме. – Арендовать людей можно только в частных тюрьмах. Не в федеральных!       Тепло, охватившее Карен изнутри, стало спадать, её снова охватила знакомая холодная тревога и горечь. Она, конечно, знала, что рабство в южных штатах отменено лишь номинально. Бывшие плантаторы не хотят платить бывшим рабам за то, что те десятилетиями делали для них бесплатно. Вместо того, чтобы нанимать негров на работу, они берут в аренду заключённых из частных тюрем, закон им это позволяет. К каторжным работам приговаривают подростков начиная с двенадцати лет, каждый четвёртый заключённый никогда не увидит свободы, зачахнув от тяжкого труда. Она обо всём этом знала, но никогда не задумывалась серьёзно. А ведь именно это и ждёт их с Чарльзом, если они не управятся с делами и не свалят отсюда поскорей. Её, вероятно, отправят стирать бельё в какую-нибудь лечебницу или тюрьму, а его – в шахты или на каменоломни. И он будет жалеть, что законники не пристрелили его вместе с Таимой.       – За большие деньги можно всё, даже то, что нельзя, – негромко сказала Белль.       – Нам это только на руку! – Дэнни-Ли поднял голову, глядя на Файк. – Я выяснил, что Лема отправили работать на земле Греев. Через две недели партию заключённых увезут обратно в Шишику. У нас есть время.       – Греи слишком хорошо тебя знают, – проговорила Файк. – Тебе туда отправляться нельзя.       – Я поеду, – предложила Белль. – Он ведь и мой племянник тоже.       – Твои плакаты развешаны по всему штату. Нам нужен кто-то, кто меньше засветился.       Сёстры и Дэнни-Ли одновременно повернулись к Карен. Та захлопала ресницами:       – Неужели Марселя отправите? А кто нам супчик будет варить?       – Так, Мэгги, – произнесла Белль, прищурив глаза, – у нас с тобой два дня, чтобы превратить эту бесстыжую воровку в скромную милую служанку.       – А может, лучше в бесстыжую служанку? Такие обычно больше нравятся хозяевам.       – Нет, – жёстко сказал Чарльз, кладя ложку на стол. – Карен ещё не восстановилась после ранения. И, между прочим, вы так и не объяснили нам, где искать Артура.       – Там же, где и Лема, – улыбнулась Белль. Её глаза блестели, а улыбка показалась Карен коварной. Даже губы выглядели скользкими, как губы змеи. Ох, подумала Карен, что-то тут не так. Она потрогала под столом руку Чарльза, но тот будто этого не заметил.       – Я ехала сюда из Роудса, – продолжала Белль. – В городе висят плакаты с лицом вашего друга, причём новые, не жёлтые, не выцветшие от дождей, только что отпечатанные. А в салуне болтали о том, что в округе куролесит бандит – высокий, светловолосый, со шрамом на подбородке.       «Куролесит? Артур? – Карен сильнее сжала руку Чарльза, и на сей раз тот осторожно сдавил её пальцы в ответ. Она поняла, что тот думает о том же, что и она: когда они оба в последний раз видели Артура, тот был измучен болезнью и совестью. Откуда у него силы на грабёж, да и желание? Он не раз упоминал, что жалеет о том, что натворил, что был бы у него шанс, навсегда покончил бы с бандитской жизнью. А что, если Белль обманывает? Или, быть может, её саму обманули?       – Это не похоже на Артура, – тихо сказал Чарльз. Белль пожала плечами:       – Мне всё равно. Я видела вашего приятеля лишь однажды, и мне он показался довольно безбашенным. Во всяком случае, стрелял он в законников метко и без жалости. Но если вам страшно…       – Во-первых, не пытайся взять нас на слабо, а во-вторых, ни капельки нам не страшно! – огрызнулась Карен. – Просто учтите вы все, что если это ловушка, и нас схватят, прикрывать вашу лавочку я не стану, на первом же допросе всё выложу, где вас найти и чем занимаетесь! Так что вам же лучше, чтобы это не было засадой законников!       Чарльз чуть туже сдавил ей пальцы – или Карен показалось? – но она тут же вырвала у него руку, бросила ложку на стойку, поднялась и решительно вышла из зала. Нога протестующе заныла, но Карен стиснула зубы, и на всём пути до двери не обернулась и не споткнулась. В комнате с самогонным аппаратом Марсель склонился над котлом и осторожно пил дымящуюся жидкость из поварёшки с таким видом, будто это была святая вода. Закатив глаза, он пробормотал:       – Ах! Поистине, I'eau de vie...       – Дай-ка глотнуть, – Карен ловко выхватила у него поварёшку и опрокинула её в себя. Нутро будто вспыхнуло, в голову бурным приливом ударила кровь, и стало так хорошо, что Карен искренне расхохоталась при виде изумлённого лица Марселя. Сунув ему поварёшку, она не взобралась, а взлетела по лестнице, не чувствуя боли, чувствуя лишь чистую, окрыляющую злость.       На верхней площадке она толкнула первую попавшуюся дверь и оказалась в той комнатке, где Файк и Трент запугивали её в самый первый день. Карен остановилась, оглядываясь вокруг. От свежего самогона у неё перед глазами всё плыло и сверкало, и каждый предмет в комнатушке выглядел соблазнительно, так и хотелось его сломать, лишь бы насолить вредной старушенции. Но вместо этого она вышла наружу.       Было совсем темно. Ветер утих. В конюшне сонно пофыркивали лошади. Домик плотно обступил густой лес, за деревьями клубилась колючая морозная тьма. Прямо как в домике охотников за головами. Воспоминания о кровавой расправе, учинённой там, смешались с хмельным азартом, и Карен в голову пришла кровожадная, пугающая своей логичностью мысль. Не успела она толком эту мысль додумать, как на её плечи упала тёплая куртка:       – Ты так простудишься. Пошли.       – Да нормально, – протянула Карен, пихая Чарльза в плечо, но от этого она вдруг покачнулась. Тот вздохнул, приобнял её за плечи и повёл в сторону конюшни. Карен не стала сопротивляться. Она вдруг поняла, что чертовски устала. И когда вместо холодного леса её окружил тёплый воздух конюшни, пропахший распаренным овсом и лошадьми, её глаза сами собой начали слипаться.       – Мисс Файк сказала, что ночевать мы будем здесь. В доме места нет. Ничего, главное, не замёрзнем, – Чарльз провёл Карен в пустое стойло. К счастью, там было чисто, а в широких длинных яслях желтела сухая солома.       – А она не боится, что мы сядем на лошадей да свалим?       – Сейчас Дэнни-Ли придёт нас сторожить, – сказал Чарльз с усмешкой в голосе. Карен устало рассмеялась. Чарльз постелил в ясли чистую попону и надавил Карен на плечи:       – Ложись.       Она взяла его за пуговицу на рубашке и легко прильнула к нему, толком не думая, что делает. Просто он был такой тёплый, такой сильный, и как будто совсем не сердился…       – А ты где ляжешь?       – Вон там есть лавка.       Карен с лёгким сожалением легла в ясли и наблюдала, как Чарльз тащит в стойло лавку. Сев, он наклонился к Карен и крепче укутал её курткой:       – Тепло?       – Мне-то да, а ты чем укрываться собрался?       – Дэнни-Ли принесёт пару одеял. Ты пока грейся.       Очень хотелось послушаться. Такое с Карен случалось редко. Обычно у неё на всё была реакция сделать ровно наоборот. Не иначе, Марсель чего-то не то подмешал в свой самогон. Но тут в голову снова вернулась та же жестокая и логичная мысль, что и недавно, и Карен стряхнула с себя сонное оцепенение и села, откинув куртку в сторону:       – Чарльз… пока он не пришёл, скорее валим отсюда. Садимся на лошадей и уезжаем.       – Посмотри на себя, – в голосе Чарльза мелькнуло раздражение, и глаза на миг сделались очень холодными. – Ты же на ногах не стоишь! Стоило тебя на секунду оставить…       – Я в порядке! – нашёл время для нравоучений! Карен попыталась вскочить, но вместо этого повалилась к Чарльзу на колени, и тот с тяжким вздохом усадил её обратно в ясли. – Чего ты боишься? Лягушатник Марсель и мухи не обидит, а со стариком и тётками мы вдвоём справимся в два счёта!       – Предлагаешь мне убить тех, с кем я разделил пищу? – спросил Чарльз голосом очень спокойным и холодным, как снег. – Пока что от этих людей я видел только хорошее.       – Чарльз, засунь свои обычаи куда подальше! Ладно, чёрт… не будем их убивать, просто запрём в доме, а сами сматываемся, пока Трент не вернулся.       – Нет, – твёрдо сказал Чарльз. – Никуда мы не поедем до утра. Мне надо выспаться, а тебе – проспаться.       – Да чёрт бы тебя побрал с твоей честностью! Как ты дожил до… сколько тебе вообще лет-то?       Чарльз замолчал. Устало сжал переносицу двумя пальцами, зажмурил глаза. Карен даже решила, что он её не слышит. Но тут он тихо, почти шёпотом сказал:       – Я точно не знаю. Мы… мы не отмечаем дни рождения. Просто каждую весну мама завязывала узелок на моей рубашке, в знак того, что я пережил зиму. Когда её украли, узелков было десять. Потом, помню, мы с отцом всё время куда-то шли. Он всем говорил, что мне тринадцать, и я могу работать, как взрослый. Не знаю, говорил ли он правду. Я почти не видел его трезвым.       Карен сжала зубы. Жалость, острая и яркая, как и все чувства по пьяни, пронзила её сердце.       – А сколько прошло с тех пор, как ты сбежал от него?       – Тринадцать зим. Значит, двадцать шесть мне сейчас. Неважно, – он тряхнул головой и открыл затуманенные усталостью глаза. – Карен, я хочу знать, кто такой этот Трент и почему ты так его боишься?       Карен сидела, глядя на свои колени. За перегородкой вздыхали лошади, потрескивал огонь в печке.       – Он к нам приходил, – проговорила она. – Пока ты был без сознания. И пригрозил, что если я не отдам долг, свяжется с теми мерзавцами, которые людей на Гуарму возят.       Чарльз не отвечал. Потом вздохнул, как прошелестел:       – Ясно…       – И ведь цветной, как ты, – зло добавила Карен. Чарльз дёрнул уголком рта:       – Отец рассказывал, у них на плантации был мулат-надсмотрщик. Был в сто раз жесточе, чем белые. Потому что знал, что если будет щадить рабов, то его самого к ним отправят, а они уж каждый удар кнута припомнят…       Он откинулся назад, прислонившись затылком к перегородке. Слабый свет играл на его гладкой сильной шее, и Карен вспомнилось, как сладко было её обнимать. Впрочем, сейчас она не испытывала страсти – скорее, сочувствие. Они оба так сильно устали, столько натерпелись и за эту бесконечную ночь, и за эти дни. Подумать только, что каких-то пять или шесть часов назад они мирно пили малиновый чай.       – И потом, – заговорил Чарльз чуть бодрее, явно делая над собой усилие, – я уверен, что нам надо послушать Белль.       – А я ей не верю, – с внезапным озлоблением сказала Карен. – Это какая-то ловушка! Артур бы никогда…       – А вдруг он в такой же ситуации, как мы? Он был болен… возможно, ранен… и его могли схватить рейдеры Лемойна или другие подонки, и заставить работать на себя. Мы должны проверить.         – Ладно, – Карен прикрыла глаза. Она устала спорить. И она понимала Чарльза. Голос разума твердил, что надежды нет, но вдруг по какой-то волшебной, невероятной удаче Артур всё же выжил…       – Ты сердишься? – спросила она почти шёпотом. Чарльз молчал. Потом так же тихо ответил:       – Нет. Уже нет. Раз этот Трент тебе угрожал…       Его рука легла ей на запястье, большой палец погладил пульс, обвёл выступающую косточку.       – Жаль, конечно, что ты не сказала мне сразу. Мне теперь лучше, и в следующий раз я смогу защитить нас обоих. Хорошо?       – Хорошо, – прошептала Карен. И как бы ни было тяжко на сердце, сейчас вдруг стало легче. Значит, она могла бы сразу сказать. И было бы лучше. Но ей даже в голову не пришло, что можно попросить помощи. Она так привыкла полагаться на всю банду, как на единый организм, что когда банда распалась, сама не поняла, что просто разучилась доверять отдельным людям.       Оказывается, бороться в одиночку, идти против течения из последних сил – это не так сложно, как позвать на помощь.       Дверь со стуком отворилась, и в конюшню ввалился недовольный Дэнни-Ли. Бросил на лавку рядом с Чарльзом два тяжёлых одеяла:       – Спите, завтра рано в путь. И давайте без глупостей! Я за вами слежу!       С этими словами он ушёл в соседнее пустое стойло и вскоре оттуда раздался оглушительный храп. Карен мысленно похихикала над этим бдительным сторожем, но вскоре, пригревшись под одеялом, провалилась в глубокий сон. И сегодня ей наконец-то ничего не снилось