За мёртвых платят меньше

      Первым делом они бросились в комнату и крепко закрыли за собой дверь. Карен начала дёргать мокрый рукав рубашки, но тот не поддавался – заштопала она его сегодня на совесть, чёрт возьми… К счастью, Чарльз сразу понял, что она хочет сделать, рванул рукав и разодрал его по шву на два длинных мокрых лоскута. Они одновременно прижали мокрую ткань к лицам, и вовремя: дым полз из-под двери, наполняя комнату. Сама дверь на ощупь была горячей, от неё веяло жаром, как от печной дверцы. Было ясно, что они выиграли только несколько минут жизни: внутри – едкий дым и расползающийся огонь, снаружи – беснующиеся Мёрфри.       Горький дым проникал даже сквозь мокрую тряпку. Запах малинового чая мешался с вонью зажигательной смеси – спирта, жира и пороха. Кашляя, упираясь локтями в пол, Карен подползла к стене, и тут у неё в голове мелькнула мысль: револьвер!       – Чарльз! Я вчера вернулась, у меня был…       Чарльз быстро распахнул дверцу прикроватного столика и бросил ей револьвер. Карен поймала его машинально, глядя на Чарльза с изумлением. Тот закатил глаза:       – Ты же не думала, что я уехал и бросил тебя без оружия?!       – Вообще-то, думала.       Чарльз покачал головой и достал из-под кровати свою сумку. Карен увидела внутри уже знакомый ей серый свёрток, из которого Чарльз вдруг одним движением вытащил что-то длинное, острое, тускло блеснувшее в затянувшем комнату дыме. За стенкой надрывалась паническим ржанием лошадь, которой Чарльз дал то идиотское имя… Старушка? Хохотушка?       – Карен, я наружу через крыльцо. Ты через второй выход, прячься за стеной и прикрывай меня, поняла?       – Нет.       Чарльз на миг сжал зубы, потом схватил Карен за плечо и потащил к выходу, терпеливо и медленно повторяя:       – Я – наружу через крыльцо. Ты – через второй выход…       – Я поняла с первого раза. Нет. Мы сделаем по-другому.       – У нас всего один револьвер, и ты не умеешь пользоваться мачете!       – Зато головой умею. Я нужна им живой. Пойду вперёд, вроде как сдаюсь. А ты тихо выбирайся за мной, как отвлекутся, и стреляй.       Чарльз не ответил. Крепче сжал её плечо. В уголках его глаз блестели слёзы, да и сама Карен с трудом держала глаза открытыми – дым уже затянул всю комнату, дверь в кухню полыхала, как костёр. Ей было не до споров. Она впихнула ему в руку револьвер и бросилась через заднюю дверь.       Карен упала в снег, закашлялась, сорвала с лица осточертевшую – и уже совершенно сухую, вот как в доме было жарко – тряпку. Снег обжигал голую левую руку, но это ощущение только привело её в чувство. Карен оттолкнулась от снега руками, вскочила, вскинула руки над головой и, не оборачиваясь, пошла к лесу.       – Ладно, мужики! – заорала она. – Сдаюсь! Только, чур, с вас ужин при свечах!       За её спиной раздался оглушительный треск, и Карен резко обернулась. Крыша дома обрушилась, и огонь быстро пожирал её. Лошадь оборвала привязь и стремглав убегала в лес. Без седока. Карен замерла в испуге. Успел ли Чарльз выбраться?       Её ногу пронзила боль. Карен закричала, падая на колени, а потом на бок. Левое бедро жгло, как будто его ткнули раскалённой кочергой, дотронуться было страшно – вдруг нащупает горелую плоть? Но она дотронулась и нащупала деревянную палочку. Стрела. В неё выстрелили из лука, как в косулю. Придурки. Карен стиснула кулаком стрелу, потянула наружу, и от боли перед глазами побелело. Она выругалась, но брань застряла у неё в горле – её схватили за шею и подняли вверх. Над лицом нависла уродливая небритая рожа с длинным бугристым носом и огромной бородавкой на глазу.       – Ну что, шлюха? Отбегалась? Ты убила моих братьев, тварь!       Карен плюнула Мёрфри в глаз. Тот рявкнул, зажмурился, мотнул головой. И как раз в этот момент Карен выдернула стрелу из ноги. Боль была такая, будто ногу ей оторвало, но она взяла в кулак всю свою волю – и стрелу тоже – и со всей силы ударила снизу вверх.       В уши сверлом вонзился визг Мёрфри. Отшвырнув Карен от себя, он упал на снег, широко расставив ноги, между которыми торчала стрела. Карен не успела вдоволь насладиться этим зрелищем, потому что её тут же схватили со спины, прижав руки к телу и подняв в воздух. Она попыталась пнуть нападавшего, но ноги внезапно прекратили ей повиноваться и повисли в воздухе безвольно, как лапша. Руки тоже обмякли. Карен поняла, что стрела явно была смазана какой-то парализующей дрянью, а значит, скоро у неё и язык отнимется, и громко издевательски захохотала, пока есть возможность.       – Заткнись, ты! – Карен зажала рот огромная липкая ладонь.       – Донни, ты нормально? – один из Мёрфри наклонился над раненым, тот оттолкнул его кулаком:       – Я охренеть как не нормально, Боб, тупой мудак! Ищите краснокоже…       Договорить он не успел. Огромная тень обрушилась на Боба со спины, и тот застыл на месте, растопырив руки, словно насаженный на вертел поросёнок. Из его груди торчал окровавленный клинок. Из-за его плеча сверкали злые глаза.       – Искали? – холодно спросил Чарльз и повернул клинок в ране, резко вспорол им сверху вниз. Изо рта Боба хлынула кровь, из распоротого живота  вывалились кишки, скользко плюхнулись прямо на голову лежащего Донни. Тот заорал, отпихивая с лица внутренности. Карен и саму скрутила дурнота, хотя она чего только ни навидалась за последние дни – а может, именно это и стало последней каплей. Перед глазами вновь всё поплыло, как в дыму. Она успела только увидеть, как Чарльз отталкивает выпотрошенное тело, вытащив мачете, другой рукой поднимает револьвер, а потом ей на глаза будто надвинули толстую тяжёлую шапку.       Впрочем, пришла в себя она быстро, как раз вовремя, чтобы понять, что где-то за спиной гремит перестрелка, а тот, кто её схватил, отступает, утаскивая её в тёмный лес. От горящего дома вокруг было светло, и Карен увидела, что сразу четыре кривые тени, укрываясь за деревьями, палят из револьверов по Чарльзу, а тот спрятался за толстым пнём, сжимая револьвер. Донни всё ещё орал, корчась на снегу, рядом обливался кровью уже мёртвый Боб, ещё два тела темнели совсем рядом с Чарльзом, но больше тот ничего не мог сделать – из-за шквального огня у него не было возможности даже на секунду высунуться из укрытия и отстреляться. Карен собрала остатки сил и укусила ладонь, зажимающую ей рот. Громила, что тащил её, выругался, споткнулся, зашатался, в панике замахал руками, пытаясь ухватиться за дерево, но вместо этого ухватился за своего приятеля. Тот завопил, развернулся вокруг своей оси, всё ещё паля из револьвера, и следующая пуля досталась не Чарльзу, а громиле.       Теперь уже и Карен на лицо брызнули кровь и ошмётки кожи и мозга. В уши вонзился чужой вопль, исполненный злобы и горя. Она почувствовала, что падает. Тот, кто держал её, грохнулся в снег, придавив Карен своим весом, а она даже не могла выползти из-под него.       Снова стало нечем дышать. Но если в горящем доме Карен не теряла хладнокровия, то сейчас её обожгло паникой. Пальба, ножи, огонь – всё это было знакомо, с этим она знала, как бороться. А с этим странным параличом она не представляла, что делать. В рот и глаза набился снег, грудь сдавил тугой обруч, снова мучительно запульсировала головная боль… и выстрелы никак не утихнут… а вдруг Чарльза уже убили? Нет… это не может кончиться вот так… они же обещали друг другу, они…       – Он застрелил Пузана!       … должны…       – Да не он, а твой тупой брат, паскуда! Криворукие мрази вы оба!       … найти…       – А-а-а-а!!!       … Артура…       Карен едва почувствовала, как с неё стаскивают труп, как переворачивают её на спину. Но дышать легче не стало. Она просто не могла вдохнуть, и всё. Открыть глаза тоже не получалось. Сквозь шум крови в ушах она услышала, как Чарльз рычит:              – Какой яд был на стреле?       Хриплый, задыхающийся смех. Глухой удар. Вскрик, переходящий в вой. Снова рычание Чарльза, страшное и неузнаваемое:       – Говори, ублюдок, или спину тебе сломаю. Будешь лежать и орать, пока тебя волки заживо не сожрут. Говори!       Ещё один удар, и сдавленное:       – К-к-к… ку… раре… она сдохнет… и ты…       Рядом заскрипел снег. Карен почувствовала, как её приподнимают, к её губам прижимаются чужие губы, подбородок царапает щетина, а на лоб падают мокрые волосы. Чарльз начал набирать воздух ртом, а потом вдувать его ей в рот медленными выдохами, и Карен стало чуть лучше, но она по-прежнему не могла шевельнуться, головная боль не проходила, и она с ужасом и отчаянием поняла, что всё бесполезно, искусственное дыхание не спасёт её, только оттянет неизбежное. Чарльз тоже это понял и отпустил её. И спустя несколько секунд Карен погрузилась в счастливое, тёплое небытие…       Губы Шона горячие, как огонь. Волосы и кожа пахнут костром. Карен целует его, не в силах оторваться. Весь страх и горе последних недель, гибель братьев Калландеров и Дженни, холод и голод – всё отступает куда-то во тьму позади костра. Нет больше холода и тьмы – есть только огонь. Снаружи и внутри. В глазах и в крови. Забыв про стыд и смущение, она хватает Шона за руку и тянет его в палатку Джона. К счастью, Джона там нет, он надирается за столом с Биллом, потом будет ругаться с Эбигейл, но Карен всё равно. Она толкает Шона в грудь. Он падает на чужую койку, смеясь, тянет Карен за руку, и она опускается сверху.       Шон тут же целует её в губы, его пальцы – длинные, тонкие, ловкие даже сейчас, когда от количества выпитого он не в силах держаться на ногах – распускают шнуровку на её корсаже, оттягивают его вниз, освобождая грудь. Шон тут же накрывает ртом её сосок, сосёт жадно и нежно, ласково придавливая языком. У Карен вырывается смешок – ох уж эти мужики, сколько бы им ни было лет, а всегда теряют рассудок при виде сисек – но смех её переходит в стон. Она сама расстёгивает рубашку Шона и кусает, сосёт, целует его шею, втягивает в рот мочку уха, щекочет языком за раковиной. Шон откидывает назад голову и стонет. Его пальцы мнут её груди, ласково и настойчиво сдавливают соски, а член уже стоит так, что давит Карен на бедро.       Не теряя времени, Карен расстёгивает его штаны, берёт член в руку, гладит, оттягивая бледную кожицу и обнажая нежно-розовую головку. Шон хихикает:       – Смотри, не оторви, красотка… впрочем, я даже не против, так я всегда буду с тобой!       – Заткнись, – усмехается Карен и бесстыдно задирает юбки, забираясь на Шона сверху. Она ещё не совсем готова – в первые несколько секунд, опускаясь на член, она стонет и подрагивает больше от боли и резкости ощущений, чем от возбуждения, но ей всё равно. Уже через несколько резких движений она начинает скользить на нём более гладко и ловко, палатка наполняется влажными шлёпающими звуками, стонами и вздохами, запахом виски, костра, секса. Они оба так возбуждены, что уже через пару минут Карен понимает, что близка к пику. Шон всё ещё ласкает её грудь, но сейчас она хватает его за запястья, прижимает их к матрасу у него над головой, сдавливает его ладони в своих, переплетая пальцы. Шон подчиняется. Его это заводит так, что его зелёные глаза становятся тёмными, как тина, как густой речной ил, и Карен рада утонуть в этом иле. Она покручивает бёдрами, чтобы лучше ощутить в себе Шона, а он изо всех сил вскидывает таз ей навстречу, с каждым толчком проникая глубоко, ещё глубже, так, что у Карен по всему телу вспыхивают искры наслаждения. Она целует нежную веснушчатую кожу над ключицами, кусает, оставляя лиловые засосы, Шон стонет и вскрикивает, и как же сладко иметь его, такого дерзкого, храброго, такого совершенно беспомощного. Как сладко думать о том, сколько крови он попортил законникам, что держали его в плену, как он доводил их до белого каления – и как он, такой непокорный, покоряется ей…       Эта мысль возбуждает сильнее поцелуев, и Карен кончает, сводя вместе колени над животом Шона, стискивая его внутри себя так, что он буквально хрипит, сдерживаясь из последних сил. Она приподнимается, и Шон с рваным выдохом спускает ей на ягодицы.       Несколько секунд, пока утихают волны наслаждения, Карен продолжает лежать на нём, устало целовать его. А потом наступает гадкий, горький момент, который всегда приходит после высшего наслаждения. Возбуждение спадает, оставляя стыд. За свою слабость, за чувственность. За то, что о ней теперь подумает Джон, когда вернётся сюда. За то, что думает Артур, который – теперь она вспомнила – следил за тем, как они сюда уходят. Ещё недавно Карен было плевать на всех – а теперь вдруг уже нет. Волна стыда накрывает её так же, как недавно волна наслаждения.       Она отстраняется от Шона. Пока тот потягивается, разминая затёкшие ладони, счастливо улыбаясь и вздыхая, она непослушными пальцами зашнуровывает корсаж, натягивает панталоны, и те тут же пропитываются спермой и прилипают к коже. Карен вдруг чувствует себя очень грязной. Ей стыдно за себя. Слёзы сами собой катятся из глаз.       – Я люблю тебя, сладенькая, – хихикает Шон, игриво потираясь щетинистым подбородком о её плечо, с которого спущен рукав, прикасаясь щекой к щеке. Напрягается, ощутив на коже слёзы. Испуганно и ласково берёт её лицо в ладони:       – Эй, Карен, ты чё это?       – Я… – голос предательски срывается. – Я…  так хочу, чтобы кто-то увидел, какая я на самом деле…       – Карен, я вижу… ты мировая девчонка, лучшая на всём чёртовом свете…       Карен выбегает из палатки и чуть не влетает в Артура. В этот момент ей так плохо, что даже вечная раздражающая привычка Артура появляться в самый неподходящий момент не злит её. Поскорее, пока никто не видит, она убегает в лес и только там даёт волю слезам, сама не понимая толком, что и кого оплакивает – погибших друзей? Собственную давно потерянную невинность? Или счастье которого у них с Шоном, как она понимает каким-то жутким озарением, никогда не будет?       Холодный ветер погладил щёки, лоб, прикоснулся к губам. Карен дёрнулась и застонала от резкой боли в горле. Её тут же накрыла тень:       – Осторожно! Не двигайся резко. Сейчас.       Крепкие пальцы пролезли ей в рот, и горлу снова стало больно. Карен протестующе замычала, а потом замерла от странного, дикого ощущения – в её горле двигалось что-то твёрдое.       – Замри, говорю. Пожалуйста.       Пришлось повиноваться, и спустя несколько секунд твёрдая штука исчезла. Карен закашлялась, приподнялась и оторопело посмотрела на Чарльза. Тот сидел рядом, и с одновременно довольным и виноватым видом сжимал в пальцах… курительную трубку.       – Получилось, – сказал он с виноватой улыбкой. – Ты прости, но у меня не было выхода. Хорошо, что только сегодня её вычистил.       – Ты вдувал в меня воздух через эту хрень? – с отвращением прохрипела Карен.       – Эй, мисс, не такая уж и хрень, – послышался вдруг хрипловатый, но не лишённый красоты голос, от которого Карен резко развернулась. С другой стороны от неё, прислонившись к дереву, стояла высокая женщина в чёрном платье и чёрной шубе. Пожилая, как Сьюзан, и с таким же волевым взглядом. Она подмигнула Карен:       – Повезло вам, что я проезжала мимо. Ещё несколько секунд, и вашего друга пристрелили бы. А сама я ни за что не додумалась бы сунуть вам трубку в горло. И вы бы просто задохнулись.       – Тебя отравили кураре, – коротко добавил Чарльз, вытирая трубку краем рубахи. Карен вздрогнула. Прикоснулась к левой ноге, всё ещё онемелой. Ей вспомнились все приключенческие романы, которые взахлёб читали Мэри-Бет, Ленни и Джек. В этих романах достаточно было случайно оцарапаться отравленной кураре стрелой, чтобы умереть в корчах. Да что там оцарапаться – даже готовить этот яд было смертельно опасно.       – Но тогда почему я до сих пор жива?..       – Да он не убивает, – пожал плечами Чарльз. – Только парализует мышцы. Все мышцы. Даже эти, – он дотронулся до её груди, и только тут Карен поняла, почему, пролежав в снегу кучу времени, она не замёрзла. На ней была толстая серая кофта, которую Чарльз иногда надевал. Абсолютно уродский балахон с капюшоном, сшитый так криво, что сразу становилось ясно, что Чарльз орудовал иголкой сам. Но зато как же в нём было тепло. Она приоткрыла рот, но не нашлась, что сказать.       – Думаю, они хотели, чтобы у тебя только ноги отнялись, но не рассчитали дозу, – сказал Чарльз. – Вот и пришлось делать тебе искусственное дыхание. Ты сможешь идти?       – Спасибо… – растерянно проговорила Карен, толком и не услышав его вопрос. Но ответа уже не требовалось: у Карен снова закружилась голова, горло сдавило тошнотой. Она тяжело навалилась головой Чарльзу на плечо, и тот аккуратно обхватил её одной рукой за спину, другой подхватил под колени и поднял на руки.       – Ей всё равно нужна помощь, да и вам, мистер, тоже, – заявила леди в чёрном. – Поедем к сестре. Она живёт неподалёку.       – Спасибо вам, мэм. Веснушка! Иди-ка сюда, девочка!       "Какое же дурацкое имя, – подумала Карен, но промолчала. Прижавшись головой к плечу Чарльза, ощущая грудью его сердцебиение, покачиваясь в седле, она постепенно погрузилась в сон.