Год в Австралии

Это последние минуты матча с Гриффиндором. Драко приближается к снитчу, его метла направлена прямо в землю. Поттер следом за ним, набирая скорость. Под шумные аплодисменты толпы отчетливо звучит ее насмешка: «По крайней мере, никому из команды Гриффиндора не пришлось покупать себе место». Грязнокровная сука. Малфой стиснул зубы и прижал свое туловище к своей Молнии, вытянув руки вперед и приняв идеальную аэродинамическую форму. Снитч очень близко, но опять же, земля тоже близко. За долю секунды до падения Драко выбрасывает руку в сторону трепещущего шара. Золотые крылья впиваются в его плоть, когда он сжимает его пальцами. На этот раз победа принадлежит ему. Драко пытается поднять кончик метлы вверх, но не сразу. Он ожидает острой, жестокой агонии, подобной Сектумсемптре или Темной Метке. Но боли совсем нет. Малфой замечает, что упал где-то в плохо освещенном месте, наполовину зарытый среди книг с потрескавшимися корешками и пожелтевшими страницами. Вдалеке виднеются еще несколько томов, сложенных к потолку огромными стопками. Его инстинкты подсказывают ему вскочить и залезть на ближайший стек. Вскоре Драко вспоминает почему. Вокруг него пламя. На этот раз он знает, как остановить его и не дать Крэббу попасть в смертоносный Адский огонь. Драко продолжает подниматься, зовя своих друзей. Чем выше он поднимается, тем еще более шатким становится стек. Ему невыносимо смотреть вниз, поэтому он продолжает карабкаться вперед, желая выжить. Хотя это бесполезно. В конце концов жар охватывает его плоть, а дым наполняет легкие. Драко не понимал, превращается он в пепел или нет. Когда он приходит в себя, его снова окружают книги. На этот раз он оказался в ловушке среди толстых слоев темной магии и тысячи котлов, наполненных запрещенными зельями. У него болит в плече от падения на ту жалкую койку, которую Грейнджер называет своей кроватью. — Драко, — умоляет она и смотрит на него своими глазами. Он позволяет ей накинуться на него и нашептывать ему тайны memoriae summoveo. После того, как она закончила, он заправляет ей волосы за уши. — Пойдем со мной, — говорит он. На этот раз она слушается. Драко тянет ее с собой к ближайшей стопке книг. На этот раз они поднимаются вместе, достигая искусственного неба.

***

Малфой все еще чувствует интенсивность сна, когда просыпается. Грейнджер спит рядом с ним, и реальность ее пребывания в его постели быстро приводит его в сознание. Это первый раз, когда он приводит женщину к себе домой здесь, в Сиднее. Обычно он либо ехал к ним, либо снимал номер в отеле. Это, конечно, облегчало задачу. Драко не был уверен в том, ускользнет ли она так же, как когда-то он, когда проснется. Словно почувствовав его взгляд, Гермиона беспокойно шевелится во сне. Драко видит очертания ее груди сквозь простыню и уже жаждет снова завладеть ею. Он протягивает руку и проводит пальцем по ее соску сквозь ткань. — Ммм, — шевелится Гермиона. Драко нежно придвигается ближе к ней и целует ее плечо, а затем шею. Она бормочет что-то, чего он не может разобрать. Он колеблется. — Гермиона? Странно произносить ее имя вслух, кажется будто он все еще спит. — Продолжай, — сонно бормочет Гермиона. Большего для разрешения ему и не нужно. Драко оттягивает простыню и обхватывает один сосок ртом, осторожно покусывая его, прежде чем перейти к другому. Гермиона скользит по простыням, пока полностью не оказывается на спине, глаза у нее все еще закрыты, а руки лениво взъерошивают волосы Малфоя. Он тянется пальцами к ее паху. Она еще не совсем мокрая, поэтому Драко опускается и прижимается к ней ртом, трахая ее языком, чтобы подготовить к своему члену. Постанывая, Гермиона опускает бедра и начинает немного раскачиваться, сопротивляясь его ласкам. Мерлин, ему нравится, как она распутна с ним. Не в силах больше ждать, Драко встает и одним движением заполняет Грейнджер. Ее глаза распахиваются. — Черт, — выдыхает она. Она такая тесная и теплая, что Драко приходится делать паузу, чтобы не кончить в этот же момент. Он наслаждается тем, как ее внутренние стенки растягиваются, чтобы вместить его член, как она, кажется, не может не сжимать его, извиваться под ним, требовательно кусая в его плечо. — Сильнее, — выдыхает Гермиона, поднимая бедра вверх, чтобы удержать Малфоя глубже внутри себя. Он внимательно наблюдает за ее лицом и начинает двигаться. За окном еще темно, но горизонт начинает окрашиваться в розовый и белый цвета. Грейнджер выглядит прекрасно в этом ярком свете, пока смотрит на него полуприкрытыми глазами и тихо стонет от удовольствия. Вокруг них тихо, если не считать звука движения их тел. Все те девушки, которых Драко трахал, когда использовал чары для смены внешности — ему было приятно делать это с ними из-за анонимности. Он чувствовал, что может быть кем угодно. Кем угодно, достойным обожания, поэтому жадно принимал любую плотскую привязанность, которую они ему давали. Малфою это было нужно, он накачивался этим каким-то извращенным способом. Но здесь, с Грейнджер, он знает, что она видит его насквозь, что она знает все его худшие стороны — избалованного, высокомерного, фанатичного и трусливого. Драко даже был жесток с ней, и все же Гермиона протягивает руку и осторожно заправляет его волосы за уши, приоткрывая губы для поцелуя. Это вызывает у него желание сделать ей приятное, доставить ей удовольствие как отсрочку от тьмы, которой она себя окружила. Какими бы облажавшимися они ни были вместе, он чувствует себя счастливым, имея ее такой. Такой открытой и податливой для него в своей постели. Гермионе не нужно много времени, чтобы кончить, и когда она это делает, то отчаянно целует Драко. Ему кажется, что это все-таки сон. Реально это или нет, но он хочет насладиться этим. Малфой берет ее медленно, запоминая изящный изгиб ее шеи, красный цвет ее опухших губ, ощущение ее движения вместе со своим. Это так отличается от того дикого секса, который у них был прошлой ночью. Он вспоминает ее вопрос: могли бы они быть вместе, если бы встретились при других обстоятельствах? На самом деле это не имеет значения, потому что даже в идеальной альтернативной реальности он все равно был бы засранцем и совершенно не заслуживал бы этой блестящей, красивой девушки. И это не помешало бы ему хотеть ее, брать ее, эгоистично надеяться, что она решит остаться с ним. — Моя, — рычит Драко ей в шею, перекидывая ее ногу через плечо, чтобы трахнуть сильнее. Он дразняще ласкает своими пальцами ее клитор. Гермина стонет отчаянно и неразборчиво. — Скажи это, — приказывает он. — Черт, — выдыхает Грейнджер. Он чувствует, как она снова приближается, пульсирует вокруг него, тяжело дышит ему в грудь. Драко держится глубоко внутри нее и водит пальцами по ее клитору, чтобы она кончила. — Блять, — Гермиона проводит ногтями по его спине, как будто демонстрируя ему, какие сильные чувства он заставляет ее испытывать. — Малфой, что ты со мной делаешь? — Скажи, что ты моя, Грейнджер. — Я твоя. Я твоя. Я не могу. Я не могу. Пожалуйста, пожалуйста, ох… Драко не думал, что это возможно, но Гермиона сжимается вокруг него еще сильнее, и он больше не может сдерживать свой собственный оргазм. После этого они валятся друг на друга в потном беспорядке. Драко зотелось бы сказать что-нибудь приятное, но сон настигает его прежде, чем слова.

***

Когда он снова просыпается, уже позднее утро. Драко слышит, как Пэнси и Блейз ходят по кухне. Кто-то из них включает блендер, вероятно, Пэнси — она привыкла готовить на завтрак смесь фруктов и овощей, что-то, что называется «смузи». К его удивлению, Грейнджер все еще спит, свернувшись калачиком на боку. Малфой призывает свою палочку и произносит запирающие и заглушающие заклинания. Он содрогается при мысли о том, что кто-то из них может ворваться к нему в комнату. Гермиона быстро просыпается, когда он ее немного подталкивает. — Мм? Сколько сейчас времени? — сонно бормочет она. Он соскальзывает вниз, и они оказываются лицом друг к другу. — Одиннадцать пятнадцать. Гермиона все еще пытается открыть глаза. Драко кажется, что она в эти дни мало спала. — Мне пора идти, — говорит она, хотя и не пытается встать. — Ждут зелья, которые нужно размешать? — Вообще-то, — говорит Грейнджер, вытягиваясь на локтях, — несколько недель назад я закончила довольно многообещающую партию. — М? — Драко притягивает ее ближе к себе, наслаждаясь ощущением ее тонкой талии в своих руках, запахом ее волос вокруг себя. — Так и что же это значит? Твои родители снова тебя помнят? — Не совсем, — Гермиона смотрит в потолок, избегая его взгляда. — Но, надеюсь, скоро будут. После завершения этапа тестирования. — Этап тестирования? — Да, — коротко отвечает Грейнджер. — Эй, как ты думаешь, твои сожители слышали нас вчера вечером? — Нет. А даже если бы и слышали, это не имело бы никакого значения. — Верно, — Гермиона хмурится и отворачивается от него. Малфой тянет ее обратно. — И куда ты идешь? Она смотрит на него и дарит ему улыбку. — У меня есть дела. Он фыркает. — Не сомневаюсь. — У тебя здесь есть камин? — Нет, это место тщательно охраняется. Мне придется трансгрессировать тебя. Драко подтягивается и принимает сидячее положение. Видимо, Гермиона восприняла это как сигнал подняться с кровати. И вот вся та близость, которую он чувствовал к ней, рассеивается. Что он на самом деле думал? Что они навсегда останутся в дымке предрассветного оргазмического блаженства? Грейнджер находит свое платье и надевает его. Малфой наблюдает, как она превращает одежду в нечто более подходящее для дневного времени. Он хочет спросить, когда увидит ее снова. Но если честно, Драко хочет не дать ей ускользнуть вообще, обречь себя на неизбежный разбор и анализ каждого нового воспоминания, которое они создали, до тех пор, пока он снова не наполнится желанием, ненавистью к себе и обидой. Вместо этого Малфой молчит, пока Грейнджер надевает свои туфли на шпильке и превращает их в кожаные сандалии. Она в последний раз осматривает его комнату, словно проверяя, не забыла ли что-нибудь. Проходя мимо его стола, она снова смотрит на стопку нераспечатанных писем от его матери. К ее чести, Гермиона ничего не говорит, но Драко с уверенностью может сказать, что она не одобряет этого и считает его неблагодарным. В конце концов, все знают, что его мать бросила вызов Темному Лорду, чтобы спасти его. Ведь у него есть родители, которые знают, кто он. Драко раздраженно стискивает челюсть, вспоминая, как сильно его всегда возмущало ее ханжество. Он находит свои боксеры на краю кровати и надевает их. Теперь ее очередь смотреть, как он надевает одежду. Грейнджер стоит в ожидании, положив руки на бедра. — Драко, — говорит она, колеблясь. — Что? Она качает головой. — Ничего. Он снова фыркает. — Это Гермиона Грейнджер для тебя. Ее глаза сужаются. — Что ты имеешь ввиду? — Ничего, — Драко останавливается, прежде чем сказать то, о чем может пожалеть. — Нет! Скажи мне, что ты имеешь в виду. — Позволь мне вытащить тебя отсюда, — Малфой тянется к ее руке. Гермиона отступает от него. — Почему? — Я думал, ты эксперт в чтении моего лица. — Не тогда, когда тебе так жарко и холодно. И я никогда не понимала, почему ты все время был таким засранцем в школе. — Разве это не то, что тебе нравится? Трахаться на почве ненависти? — усмехается Драко. Гермиона качает головой. — Я не понимаю тебя, Малфой. Ты ищешь меня, и когда мы занимаемся сексом, это… ты… — она краснеет. — Это приятно. Но потом ты всегда такой холодный. Ты так относишься и к другим девушкам? Он пожимает плечами. Он не хочет говорить с ней о других женщинах. — Я не хочу, чтобы ты появлялся. Это нужно прекратить. Кровь Малфоя стынет в жилах от ее слов. Трудно поверить, что всего несколько часов назад они были так близки. Он вспоминает, какой милой она была, забираясь в его кровать не для того, чтобы трахаться, а просто для своего комфорта. Драко чувствует, что возводит свои стены, убегая туда, где болит меньше. — Значит, ты закончила со мной? Даже после… — даже после всего того, что она сказала вчера вечером. Драко напрягает челюсть. Он не собирается умолять ее продолжать с ним встречаться. Гермиона смотрит на свои руки. — Ах, Драко, — передразнивает он ее высоким голосом. — Трахни меня сильнее. Помоги мне забыть все мои проебы с проституцией и темной магией. Грейнджер закипает. — Заткнись. Не будь таким ужасным. — Что? Я разве ошибаюсь? Тогда давай ты рассказываешь мне всю эту сентиментальную чушь, чтобы убедить себя, что это нечто большее, что ты все еще Святая Грейнджер, а не какой-то унылый кусок дерьма, шлюха. Драко видит приближающуюся пощечину и позволяет ей сделать это. Он приветствует удар в щеку. Они оба сейчас тяжело дышат. Грейнджер смотрит на него, а сам он думает о том, насколько проще было заставить ее плакать. Когда Гермиона снова начинает говорить, ее голос становится мягче. — Ты думаешь, что я тебя использую, и это причиняет тебе боль. Он пожимает плечами. — На самом деле не имеет значения, что я думаю. — Это определенно наименее нарциссическая вещь, которую ты когда-либо говорил. — Иди к черту, шлюха. — Нет! — шипит Гермиона. — Не называй меня так. Я не такая. Это не так! — Тогда что это? Хм? Ты хочешь, чтобы я нарушил закон, сделал для тебя Темные вещи. Вещи, которые Поттер и Уизли не сделали бы. Дай угадаю, твоей грязной вагины тоже было недостаточно, чтобы убедить их, не так ли? — Заткнись! Ты не знаешь, о чем говоришь. — Тогда, черт возьми, объясни мне! — Еще две недели, и все кончено. Мои три года истекут. А до тех пор я прошу тебя… Мне нужно, чтобы ты оставил меня в покое. — Тебе не обязательно трахать мерзких стариков ради денег, Грейнджер. — Я должна делать то, что должна, — руки Гермионы скрещены, но не в гневе, а вокруг талии, как будто она держится таким образом. Даже сейчас Драко хочет притянуть ее к себе, поцеловать, завладеть ею и дать ей все, чего она когда-либо хотела. Все, кроме Темной магии. В этом, по его мнению, и состоит суть того, почему он ее не заслуживает. Потому что он просто не способен снова принести такую жертву. — У тебя есть еще две недели. И что потом? — Я не знаю. Затем Малфой видит это — жалость в ее глазах. Теперь он понимает, что это ее версия прощания, потому что она не знает, вернется ли после отмены memoriae summoveo. Драко садится на край кровати, чувствуя одновременно злобу и поражение. Он качает головой. О — Оно того не стоит, Грейнджер. То, что ты с собой делаешь. — Для меня это того стоит. — Я не могу позволить тебе сделать это. Гермиона смеётся, не чувствуя веселья. — Так же говорили Гарри и Рон». — Ну, в этом они не ошиблись, — огрызается Малфой. — Это не их выбор. И не твой. Он не отвечает. Воздух между ними кажется густым от всего того, что Драко не знает, как сказать. Наконец Гермиона нарушает молчание. — Ты отведешь меня в парк? Уже почти полдень. Он неохотно подает ей руку. Когда она переплетает свои пальцы с его, он притягивает ее к себе и прижимается к ее губам. Именно такой поцелуй он бы подарил ей в другой жизни — сладкий и целомудренный, держа ее лицо в своих руках. Когда Драко отстраняется, ему кажется, что он может увидеть слезы в ее глазах. Ее все еще так легко заставить плакать. — Хорошо, — он откашливается. — Пойдем.

***

В течение нескольких дней Малфой чувствует похмелье, но не от алкоголя или психоактивных веществ, а от удовольствия из-за бытия с ней. Без возможности снова обрести Грейнджер, его мир кажется скучным и неудовлетворительным, как будто он обнаруживает мышцу, которую он больше не может напрячь. Словно одновременно с тем, как она порвала с ним, даже погода становится холоднее, серее и влажнее. Сейчас в Сиднее зима, и его коллеги-серферы стали носить гидрокостюмы. Приливы становятся выше и сильнее, безжалостно сбивая Малфоя с доски. Но он приветствует этот вызов. Драко снова начинает летать, часами мчась против соленого южно-тихоокеанского ветра и пробираясь через густые леса ароматного сассафраса к северу от города. Приятно снова оказаться на метле. Когда Драко сосредоточен на том, чтобы быстрее лететь в воздухе или кататься на бурных волнах на своей доске, ему не нужно спрашивать себя, почему потеря женщины, которая никогда не принадлежала ему, причинила ему такую сильную боль. Всю следующую неделю он держится именно таким образом. Это несложно сделать, поскольку Пэнси и Тревор решили на несколько дней перебраться в Новую Зеландию, а Блейз только что влюбился и занят своим очередным развлечением на неделю. Ночью, когда Драко не может заснуть, он колеблется между тоской по поводу всего того, что он мог сказать и сделать по-другому за последние несколько месяцев, и гневом из-за того, что, в конце концов, Грейнджер все же сама решила продолжить свой Темный путь, и не зная, сможет ли когда-нибудь вернуться. Самая умная ведьма своего поколения. Какая чертова утрата. Малфой больше не может даже смотреть на карту, но и не может заставить себя сжечь ее. Потому что небольшая часть его все еще шепчет: а что если?

***

В глубине своего одиночества он наконец находит время прочитать письма своих родителей. Дорогой Драко, Гринграссы до сих пор не получили от тебя известия. Дафна и Астория посетят Сидней через несколько месяцев. Не напишешь ли ты им, чтобы они навестили тебя? Я просто так волнуюсь, думая о вас троих, совсем одних, так далеко… Он откладывает это письмо и открывает другое. Дорогой Драко, Ты получил конфеты, которые я отправила? Пэнси все еще любит розовый крем, не так ли? Женщина в магазине до сих пор всегда держит для нас немного про запас. Я знаю из достоверных источников, что… Драко вздыхает и откладывает конверт. Он открывает другой и быстро просматривает его. Потом еще один. Слова его матери — это приятный бессвязный бред, мало чем отличающийся от писем, которые она посылала ему еще в школе. Нарцисса пишет ему каждый день, непоколебимо, хотя он редко отвечает. В Хогвартсе Драко честно отвечал, как послушный сын. Несмотря на все свои недостатки, он все еще может быть таким. Он решает ответить ей чем-нибудь добрым, приведя надлежащие оправдания своего перерыва в переписке. Драко многим ей обязан. Его отец тоже написал еще одну короткую записку, судя по легкости конверта. Драко, Просматривая наши счета, я заметил крупный вывод средств с твоего. Проклятые гоблины не говорят мне, на что ты их потратил. Честно говоря, мне все равно, но хочу сообщить тебе, что министерство отслеживает все галеоны на предмет их связи с Темной Магией. Они знают о возобновлении деятельности. Твоя мать была бы очень разочарована, если бы ты сделал еще что-нибудь, что могло бы опозорить нас. ЛМ Драко откладывает пергамент, сжимая кулаки из-за вопиющего отказа Люциуса взять на себя ответственность за свою роль в нанесении вреда их семье. У этого человека хватило наглости обвинить его в стремлении к Темным силам. Разве он не знает, что его сын вообще никогда не хотел прикасаться к Темной магии, что его шантажировали и пытали, заставляя это делать из-за собственных дерьмовых и эгоистичных решений Люциуса? Когда Драко был моложе, он думал, что ненавидит Поттера и его приятелей. Но в реальности это было просто ничто по сравнению с той яростью, которую он испытывал по отношению к своему отцу после войны. Драко понимает, что вот это и есть настоящая ненависть. Такая, которую можно испытать только после целой жизни потраченной впустую для любви и преданного доверия. Всю свою жизнь Драко отчаянно пытался соответствовать идеалам чистокровности Люциуса, боготворил его очевидную силу и мудрость. Возможно, над прогорклым именем Малфоя, висело какое-то проклятие. Этот вечер Драко проводит, пытаясь утопиться в виски и сне без сновидений. Где-то на дне бутылки он вспоминает, как Грейнджер отказалась от ключа от его банковского хранилища. Министерство отслеживает все галеоны на предмет их связи с Темной Магией. Чертова гриффиндорка. Благородная до чертиков.

***

— Ты в порядке, приятель? — спрашивает Блейз. Малфою надоело, что его спрашивают, в порядке ли он, но он пожимает плечами и кивает. — Конечно, почему не должен? Наступил вечер, и Тревор с Пэнси затащили их на спортивное мероприятие. «Регби», оказывается, является маггловским эквивалентом квиддича. Драко это кажется ужасно скучным — здесь только один мяч и совсем нет полетов. Кроме того, ему становится плохо из-за попыток напиться безвкусным стадионным пивом. Чего бы только Драко не отдал за приличный стакан огневиски. — Я в порядке, — добавляет он. — Просто не настолько, чтобы получить от этого удовольствие. — Я знаю, — заговорщически говорит Блейз. — Нет даже снитча! Пэнси пинает его по голени. — Эй! — Заткнитесь вы двое, — шипит она. — Вы должны дать ему хотя бы шанс. Драко хмурится, допивает еще прохладного пива и пытается порадоваться за Пэнси, несмотря на то, что она влюбилась в мужчину, которому нравится эта скучная чушь. Мерлин, что они там делают? Формирование человеческих башен? — Ладно, ладно, — любезно говорит Блейз, хотя и незаметно показывает Драко внутреннюю часть кармана своего пальто. — Хотите чего-нибудь? Это пиво просто ужасное. Я уже успел покурить. — Черт, да, — слава старому доброму Блейзу и его надежному пристрастию к наркотикам. — Тебе хочется взлета или падения? — Просто отдай мне все, что у тебя есть. Забини бросает на него пристальный взгляд, и Драко хмурится. Мерлин, кто такой Блейз, чтобы судить его? Забини не был трезвым с четырнадцати лет. Вокруг них толпа разражается аплодисментами. Пэнси и Тревор вскакивают, яростно аплодируя окружавшим их магглам. Под ее косым взглядом Блейз и Драко тоже встают. — Хорошо, — говорит Блейз. — Возьми все. — Спасибо, — бормочет Драко и сьеживается перед шумной толпой. — Ты в порядке, Драко? — спрашивает Тревор с другой стороны от Пэнси. Он одаривает их лучшей улыбкой, на которую только способен. — Да. Просто думал пройтись. — Правильно! Не мог бы ты принести нам еще пива? — Конечно. Драко обнаруживает, что туалет на стадионе пуст. Видимо, это слишком волнующий момент матча, чтобы магглы отошли помочиться. Малфой смотрит на белый порошок, который дал ему Блейз, и опускает в него палец.

***

Его воспоминания о следующих нескольких часах неоднозначны. Драко мало что помнит, кроме того, как он снюхал несколько дорожек блаженного порошка и сделал глубокие затяжки из электронной сигареты Блейза. Он вспоминает, что последующий кайф был ошеломляющим и чудесным. Драко помнит, как они вчетвером идут в бар после игры, как фотографируются с девушками, с которыми болтает Блейз. Позже, а может и раньше, он находится в темном и громком ночном клубе, подпрыгивая в такт музыке, которая бьет его по сердцу. Малфой помнит, как много смеялся, закрывал глаза и не знал, куда идти дальше. Затем ночью он достает карту и видит ее имя, написанное над национальным парком Курингай, тем самым парком, в котором она исчезла несколько месяцев назад. Драко знает, что должен пойти к ней. Чтобы помешать ей осуществить любой глупый, самоотверженный и самонаказывающий план, который она приготовила для себя. В какой-то момент Малфой видит ее в том же баре того же отеля. Она как всегда прекрасна: вишневые губы и блестящие волосы. Опять дежавю. То же платье с открытой спиной, тот же лысеющий мужчина, та же рука, скользящая по его бедру. Или это она касается его собственного бедра? Малфой помнит, как она подошла к нему, ее радужки были яркие, а зрачки большие и темные. — Работает! — Грейнджер звучит ликующе. — Ты был прав насчет тополя. Почти пришло время для контрзаклинания. — Перестань делать это с собой, — говорит она ему, или, может быть, это он говорит ей эти слова. Но сейчас они целуются, и все, что Драко вспомнит позже, это то, что на вкус Гермиона такая холодная, что это почти причиняет боль.