Дуэль сердец

      Был тёплый и ясный день 18 сентября 1825 года. В этот день Софи праздновала свой очередной день ангела. Сама Софи особо не любила пышных застолий по разным поводам, и поэтому они с мужем решили провести этот день тихо, по-семейному. Но помешала этим планам неугомонная Наташа. Она за пару дней до именин Софи вернулась из деревни вместе с мужем, и написала записку к кузине с просьбой навестить их. Софи была не против повидаться с Наташей, с которой они не виделись больше трёх месяцев, и с утра Долоховы всем семейством поехали к Болконским.       Не успели они приехать, как князь Андрей затащил Фёдора в свой кабинет, и они что-то начали увлечённо обсуждать. Скорее всего их беседа касалась будущей книги, которую задумал и начал писать князь Болконский. Пару лет назад ему в руки попались воспоминания некоторых французских офицеров, которые принимали участие в войне 1812 года и в составе войск Наполеона воевали в России. Князя Андрея возмутило, как он выражался, «беспардонное враньё», которое позволяли себе авторы мемуаров. Они описывали кампанию 1812 года как несчастную для Наполеона и его войска исключительно по воле роковых случайностей. По их мнению, сражение при Бородино не закончилось полной победой французов лишь потому, что у императора в тот день был насморк. Утверждалось также, что бесплодное сидение в Москве было следствием благородства Наполеона, который напрасно ждал от коварного русского императора Александра предложений о мире. Так же утверждалось, что разорённая и нищая Смоленская, а не богатая и нетронутая Калужская дорога была выбрана для отступления из Москвы Наполеоном тоже по воле роковой случайности. Наконец, гибель большей части Великой Армии при отступлении так же была следствием случайности – слишком раннего наступления морозов. И прочее в том же духе. Особо злостной критике со стороны французов подверглась партизанская война, которую развязали русские. Все французские авторы мемуаров в один голос порицали этот, как они выражались, «нечестный способ войны». Князя Андрея выводили из себя подобные инсинуации, и он решил написать свои мемуары о том, как он, то есть русский человек и офицер, понимал эту войну, и опровергнуть, таким образом, выдумки французских мемуаристов. Это он полагал делом своей чести. Но так как при Бородино он был тяжело ранен и больше уже не принимал участие в боевых действиях, он нуждался для сбора материалов по своей книге в содействии тех боевых офицеров, которые воевали до самого конца Наполеона. И здесь как раз бесценным источником сведений для него служил Долохов, который был в 1812 году наряду с Денисовым одним из самых видных командиров партизан.       К немалому удивлению многих, кто знал Болконского и Долохова в дни их молодости, они даже сдружились за последние годы. В годы молодости у них было мало общего. С одной стороны – строгий и даже порою надменный в обращении, щепетильный и сдержанный князь Андрей с его честолюбивыми мечтами, с другой – бесшабашный и буйный Долохов с его вечным попаданием в разные неприглядные истории, кончающиеся разжалованием в солдаты. Но годы как-то сгладили разницу между ними. Князь Андрей стал мягче и терпимее относиться к людям после того, как близко глянул в лицо смерти после своего опасного ранения в 1812 году. А Долохов начал делать довольно стремительную карьеру, отказавшись от буйных кутежей и не менее буйных выходок времён своей молодости. В результате они научились уважать друг друга и даже прониклись друг к другу дружескими чувствами.       Пока мужчины обсуждали свои дела, Наташа и Софи, сидя на диване в гостиной, обсуждали свои новости, которые накопились за месяцы, пока они не виделись. В разгар их беседы мужчины вышли из кабинета князя Андрея и сказали, что им срочно нужно съездить в клуб. Наташа недовольно вскинулась при этих словах мужа.       – Мы же хотели вместе пообедать, – сердито сказала она. – Потом провести весь день и вечер вместе, а после ужина уже Софи и Фёдор поехали бы к себе домой. А теперь что будет? Вы завалитесь в клуб, ты там с кем-нибудь затеешь спор, Фёдор не утерпит и засядет за свои карты, и вас до ночи не будет. На что это похоже? – сердито завершила она.       – Дорогая, – успокаивающим тоном проговорил князь Андрей. – Обещаю тебе, что нас не будет всего лишь пару-тройку часов. Фёдор сказал мне, что в Петербург приехал Денисов с женой и детьми, и он обязательно будет сегодня днём в клубе. А мне надо его расспросить по поводу действий его партизанского отряда осенью и в начале зимы 1812 года. Как только мы переговорим, то сразу вернемся.       – И я обещаю вам, Натали, что до карт в клубе даже не дотронусь, – с самым серьёзным видом сказал Долохов.       Но Наташа продолжала сердиться.       – Но вы нас бросаете на произвол судьбы, – воскликнула она. – Вы там будете развлекаться, а нам что прикажете делать без вас?       Князь Андрей хотел уже что-то ответить, но его перебила Софи. Она успокаивающим жестом похлопала Наташу по руке и сказала:       – Да пускай себе едут! Мы с тобой пообедаем вместе, а потом… потом я тебе обещаю, что у нас тоже найдется чем заняться! – многозначительным тоном произнесла она.       Не совсем убеждённая Наташа продолжала дуться, а Фёдор подошёл к Софи и, поцеловав ей руку, спросил:       – А ты не сердишься, дорогая, на нас за то, что мы уезжаем? Честное слово, через три часа мы будем здесь и поужинать сможем вместе.       – Нет, нисколько не сержусь, что ты! – абсолютно кротким и невинным голосом произнесла Софи. – Езжайте, езжайте вместе с князем Андреем! Мы без вас скучать не будем, уж поверьте.       Фёдор пристально посмотрел на любимую жену и почувствовал, что в груди его шевельнулось какое-то подозрение. Его непредсказуемая супруга всегда делала такое невинное лицо, когда замышляла какую-то каверзу. Выходя из комнаты и направляясь с князем к выходу, он подумал, что по возвращении их будет ждать какой-то не самый приятный сюрприз. Софи была мастерицей на такие штуки, если что-то вызывало её недовольство. Она обычно не скандалила и не ругалась, но умела довольно ловко повернуть дело так, что мужу приходилось отведать его же лекарства. Да уж, навострилась его любимая жёнушка играть в такие игры, думал он. Впрочем, пусть её. Ничего действительно дурного она никогда не делала, разве что умело вставляла ему чисто женские коварные шпильки. Зато с ней уж точно не никогда было скучно, усмехаясь, подумал он. Эта мысль вернула ему хорошее настроение.       Но картина, представшая взору Болконского и Долохова при возвращении из клуба, превзошла все его ожидания.       Уже на лестнице они услышали звуки фортепиано и голос Наташи, которая что-то пела на французском языке. Войдя на звуки игры и пения в небольшую гостиную, оба мужчины замерли на пороге. Их жёны устроили настоящий концерт. Софи весьма бравурно играла на фортепиано, а Наташа пела, эффектно подбоченившись. Софи одновременно подпевала ей своим не настолько сильным, как у Наташи, но очень приятным голосом, когда дело доходило до припева. А песенка была не из скромных, и это ещё мягко сказано. Она пелась от имени французской уличной девицы, которая описывала «достоинства», а точнее недостатки своих клиентов по мужской части. В одном куплете рассказывалось о мужчине со слишком маленьким мужским достоинством, в другом – о таком, у которого это достоинство было слишком искривлено, в третьем – про клиента, который кончал быстрее, чем это делают кролики, так что партнёрша даже не успевала ничего почувствовать. В четвертом куплете описывались мытарства клиента, у которого вообще ничего не вставало, несмотря на все ухищрения девицы. И прочее в таком же духе. Всё это было изложено в самых откровенных и неприличных выражениях французского лексикона. Мужчинам оставалось только благодарить небо за то, что скандальная песенка пелась на французском языке, и никто из слуг не мог бы разобрать ни слова.       Обе дамы заливались соловьём, и не оставили своего занятия даже тогда, когда увидели, что в комнату вошли их мужья. Наоборот, они продолжали петь без всякого смущения и остановились лишь тогда, когда песенка был пропета до конца. Подойдя ближе, мужчины сразу распознали причину весёлого и фривольного настроения дам. На небольшом столике неподалёку от фортепиано стояли пара бокалов и бутылка вина, где волшебной жидкости оставалось лишь на донышке. Очевидно было, что после обеда и Софи, и Наташа весьма основательно приложились к этой бутылке.       Вскоре Наташа завершила пение, а Софи закончила свой аккомпанемент самым что ни на есть залихватски-бравурным аккордом. После этого обе кузины начали аплодировать друг другу.       – Браво, Наташа! – воскликнула Софи. – Твой голос с каждым годом становится всё лучше и лучше. Как я рада, что ты не забросила пение после замужества! Твой прекрасный голос должны слушать как можно больше людей!       – За это спасибо Андрею! – Наташа послала мужу воздушный поцелуй. – Он всегда просит меня петь, даже если мне не очень хочется. Как только у нас гости или мы едем на какой-то музыкальный вечер, он всегда уговаривает меня выступить перед гостями и сам с удовольствием слушает. Говорит, что у меня самый лучший контральто на свете, и он готов слушать его вечно, хотя на сцене за деньги он бы мне не позволил выступать. Такой уж он семейный тиран, – с притворным вздохом закончила Наташа. – Не то, что твой муж! Но я тебе должна вернуть комплимент: ты тоже великолепно играешь и с каждым годом всё лучше и лучше!       Поток взаимных комплиментов захмелевших дам был прерван суровой репликой Болконского. Он сделал вид, что рассердился.       – Что за позор в моём доме? – заговорил он, умело изображая гнев. – Мы с Фёдором тихо-мирно провели время в самом благопристойном и респектабельном клубе Петербурга, вернулись вовремя к ужину, как два паиньки-мужа, как и обещали, и что же видим перед собой? Наши жёны напились самым неблагопристойным образом и устроили тут целый вертеп разгула и разврата! Вы это что такое пели?       – Да уж, – озадаченно проговорил Фёдор, – на что у меня уши привычные к французской брани – много чего приходилось в своё время слышать во время рукопашных на поле боя… но вы такое пели, что даже мне стыдно стало.       – Спокойнее, господа мужчины, – весьма вольным жестом махнула в их сторону Софи и продолжила с довольно захмелевшим видом. – Вас в этой песенке ни один куплет не касается! Так что можете не обижаться! У вас с этим всё в полном порядке. Верно я говорю, Наташа? – обратилась она к кузине.       – Что касается моего Андрея, то всё так и есть! Я уж точно не жалуюсь! – ответила ей кузина слегка заплетающимся голосом, произнося слова так, как обычно говорят люди под хмельком, которые во что бы то ни стало желают выглядеть трезвыми.       – А я отвечаю за Фёдора, – похожим голосом продолжила Софи. – Мне тоже жаловаться не приходится!       – Да откуда вы набрались этой срамоты? – продолжал допрашивать дам Болконский с озадаченным видом. – Кто вас научил этой гадости?       – Лично меня научила Софи… ик… – на этом месте Наташа икнула. – Прошу прощения! – извинилась она. – А вот откуда она узнала сию дивную песнь, мне неизвестно.       – А я услышала её во Франции, когда полтора года назад последний раз была там на гастролях, – сказала Софи и поднялась из-за фортепиано. Постояла немного, как бы проверяя, сможет ли она держаться на ногах, но, убедившись, что это дается ей легко, успокоилась и продолжила с самым невинным видом. – Я прогуливалась по Елисейским полям и услышала, как эту песенку поёт какая-то уличная певичка. Народ собрался около неё, и все хохотали, как безумные. Особенно веселились женщины. У вас просто чувства юмора нет, если вы не оценили эту забавную песенку. Парижский люд оказался умнее, монеты одна за одной летели в шапку спутника певички, который играл на скрипке. Мне тоже песенка понравилась. Когда певичка кончила петь, и они уже хотели уходить, я сунула им пару золотых и попросила продиктовать мне слова. Мы присели на скамейку около одного кафе, я вытащила мой карандаш и блокнотик для записей из ридикюля и записала под их диктовку слова. А что касается мелодии, то я её запомнила с первого раза. У меня же абсолютный слух, вы знаете это.       – Ладно, с этой песенкой всё понятно, – продолжал ворчать князь Андрей. – Слуги всё равно ни одного слова не поняли. Разве что мой камердинер, который сопровождал меня за границей. Он знает, как звучит на французском слово «merde». Но вы мало того, что поёте непристойные песенки, так ещё и напились! – обличающим тоном произнёс он.       – Не так уж много мы и выпили! – обиженным тоном произнесла Наташа, становясь рядом с Софи. – Подумаешь, бутылка лёгкого вина на двоих! Держу пари, что вы в своём клубе за обедом выпили гораздо больше!       – Это несомненно! – таким же прокурорским голосом заговорила Софи. – Я чувствую запах коньяка и рома даже на расстоянии!       Обе дамы смотрели на мужей и сверлили их осуждающими взглядами. У тех хватило совести слегка потупиться, но потом они переглянулись и бросились на защиту своей чести.       – Нам можно! – произнёс Фёдор. – Мы мужчины!       – Вот именно, – поддержал его Болконский. – Мы мужчины, и поэтому можем себе иногда позволить!       Наташа подбоченилась и сказала:       – Ах, вам можно иногда себе позволить, а нам нельзя никогда? А вот я не признаю неравенства ни в этом, ни в другом вопросах! Требую равноправия с мужчинами!       – Вам обоим нужно больше читать женские журналы, типа альманаха «Аглая», – авторитетно заявил Фёдор. – Женские журналы советуют женщинам в большинстве случаев позволять мужьям брать верх в семейной жизни.       Софи презрительно фыркнула на эту реплику мужа.       – Женские журналы врут и не краснеют, – сказала она. – На самом деле надо, чтобы муж верил и считал, что берёт верх, тогда как на самом деле верх берёт жена. В этом секрет семейного счастья!       – Это твоя жена мою с толку сбила! – безнадёжным тоном произнёс князь Андрей, обращаясь к Фёдору. – Почему ты её не приструнишь?       – Я стараюсь изо всех сил, – скрывая улыбку, ответил Долохов. – Вот на днях, например, мы поссорились, так она потом встала передо мной на колени!       Софи даже задохнулась от такого наглого вранья её мужа и не нашлась что сказать, лишь безрезультатно открывала и закрывала рот.       Князь Андрей в восторженном изумлении посмотрел на Фёдора. Заставить такую неукротимую женщину, как Софи, встать перед мужем на колени… да, это было нечто! Долохов действительно поддержал честь всего мужского племени!       – Встала на колени? – потрясённым голосом переспросил Болконский. – Вот это да!       – Встала-встала, – подтвердил Фёдор мрачным голосом. – И сказала при этом: «Вылезай из-под кровати, подлый трус! Я уже успокоилась!»       При этих словах все расхохотались. Отсмеявшись, Софи попробовала принять серьёзный вид и сказала:       – Всё он врёт, не слушайте его! Я в жизни не загоняла его под кровать! В тёмную кладовку, где паутина, тараканы и крысы водятся… да, вот такое было пару раз!       Все снова рассмеялись. После этого Софи подняла вверх палец и сказала с самым нравоучительным видом:       – Наш сегодняшний кутёж с Наташей научит вас не бросать нас в будущем в одиночестве и не удирать от нас в ваш клуб!       – Ах, так это ваша месть за то, что мы уехали в клуб и оставили вас одних? – догадался Долохов.       – Именно, – подтвердила Наташа. – Софи предложила мне после обеда распить бутылочку вина и повеселиться, чтобы не скучать без вас в одиночестве. Я согласилась, и мы неплохо провели время, пока вы развлекались в клубе.       – Я должен был догадаться, что вы вытворите что-то подобное, когда Софи с таким невинным видом говорила, что без нас вы скучать не будете, – покачал головой Фёдор. – Она всегда умеет нанести ответный удар.       – Ничего, лишний урок вам не помешает, – сказала Наташа, разливая в чистые бокалы лимонад из графина. – Вот вам, пейте! Мы с Софи тоже выпьем. Лучшего средства от излишнего хмеля ещё не придумали.       Все четверо добросовестно осушили бокалы с лимонадом, а потом князь Андрей сказал с напущенной суровостью:       – Лучше бы читали книги, которые мы с Фёдором вам даём. Вон на диване валяются «Этюды о природе» Бернардена де Сен-Пьера и наверняка до сих пор нечитанные!       Наташа махнула рукой:       – Неправда, мы с Софи ещё весной прочитали и обсудили! Она раскритиковала эту книжку в пух и прах, да и я, пожалуй, согласна с ней.       – А что в ней нового, чего мы не знали? – поддержала кузину Софи. – Обычная перепевка мыслей Руссо. А вы же знаете, я весьма скептически отношусь к его теории «естественного человека».       – Знаем, знаем, – ухмыльнулся Долохов. – Тебе больше нравятся идеи Гоббса в его «Левиафане».       – По крайней мере Гоббс честен по отношению ко всем людям, – парировала Софи, сделав ударение на слове «всем». – Если уж государство – железная клетка, которая сдавливает и тормозит агрессивные устремления людей, то железная клетка для всех. И мужчин, и женщин. А в елейно-сладостных рассуждениях руссоистов и прочих адептов «Общественного договора» Руссо лишь прокламируется равенство всех людей. Дескать, все люди рождаются равными и нуждаются в свободе. Но во всех политических трактатах руссоистов на эти темы имеются в виду только мужчины. Женщины в расчёт не принимаются. Нас не упоминают даже и словом. Для женщин в сочинениях Руссо и его последователей свобода и права не предусмотрены.       – Но когда в этих трактатах произносится слово «человек», то подразумеваются и мужчины, и женщины, – попытался возразить князь Андрей.       – Именно так. Ты просто так много думаешь о правах женщин, что не замечаешь этого в политических трактатах, – поддержал его и Долохов.       – Не лукавьте, господа мужчины, вам это не идет, – начала сердиться Софи. – Вы оба неглупы и понимаете, что это не так. Конституция Франции 1793 года, которую вы с таким восторгом всегда обсуждаете, как пример наивысшей политической справедливости, не дала ни одной француженке права голоса. Право избирать и быть избранными в государственные учреждения Французской Республики получили только мужчины Франции. А ведь эта конституция полностью воплотила идеи «Общественного договора» Руссо и его последователей. «Человек рождается свободным, но повсюду он в оковах», – передразнила нарочито пафосным голосом Софи. – Вот только разрушив оковы для мужчин, составители конституции 1793 года для женщин предусмотрительно все оковы оставили в неприкосновенности, – сердитым тоном завершила она.       – Софи, вы, конечно, правы, и я признаю, что допустил определённое лукавство… вернее, попытался допустить, – примирительным тоном произнес князь Андрей, – но ведь дарование всем мужчинам права голоса – это только первый шаг. Не всё сразу. Дойдёт дело и до женщин когда-нибудь, я в этом уверен.       Этот разговор прервал шум за дверью и топот многочисленных ног. Дверь стремительно распахнулась и в комнату влетели четверо детей разных возрастов. Это были дети Болконских и Долоховых. Возглавляла бег самая старшая по возрасту одиннадцатилетняя Машенька Болконская, старшая дочь князя Андрея и Наташи. За ней торопливо вбежали двойняшки Долоховых: девятилетние Настя и Саша. Самым последним в комнату влетел младший сын четы Болконских, восьмилетний Петя.       Машенька первой притормозила и застеснялась. Всё-таки она уже чувствовала себя почти взрослой барышней и бегать с малышнёй по дому считала несколько недостойным делом для себя. Зато двойняшки обогнали её и с криками бросились к родителям:       – Мама! Папа! – в один голос воскликнули они, как это часто с ними случалось. Саша первым подбежал к отцу, и Долохов подхватил его себе под мышку и закружил. Саша кричал от восторга.       – А меня, а меня! – подпрыгивая на одном месте, восклицала Настя.       Фёдор отпустил сына и подхватил таким же манером дочку. Она тоже получила свою порцию кружений. И брат, и сестра были в восторге от игры. Пока Долохов занимался детьми, Наташа с улыбкой сказала, обращаясь к Софи:       – Просто удивительно, до чего непохожи твои дети, хотя родились в один день и час! И главное, унаследовали внешность от разных родителей: Саша – вылитый ты, а Настя просто копия Фёдора.       Наташа была права. Действительно, двойняшки Настя и Саша родились через десять месяцев после повторного венчания четы Долоховых. И при этом были совершенно не похожи друг на друга, но очень похожи на родителей. Настя унаследовала светлые волосы и голубые глаза Фёдора, а вот Саша – тёмные волосы и тёмные глаза Софи.       – Так уж у нас получилось, – пожала плечами Софи, которая с нежной улыбкой смотрела, как муж кружит их детей.       В это время младший сын Наташи и Андрея Петя с разбегу подбежал к матери и обхватил её руками. Наташа погладила его по голове, одновременно выговаривая старшей дочери с притворно-строгим видом:       – Маша, ну что ты бегаешь по дому сломя голову? Ты уже взрослая! Ладно, младшие побежали, а ты куда за ними!       – Маменька, да я пыталась их остановить, – начала оправдываться Маша, – но они так быстро бежали, что у меня не получилось!       – Ладно-ка, не получилось! – улыбнулась Наташа, этой улыбкой давая понять дочери, что не слишком сердится на неё. – Небось неслась впереди всех, недаром первая вбежала в комнату!       Маша виновато потупилась, но тут же рассмеялась. Подбежала к матери и поцеловала её в щёку.       – А ну-ка, малышня, быстро обратно в детскую! – подражая жене, тоже попытался быть строгим князь Андрей, но улыбка на его лице при виде детей доказывала совершенно обратное. – С утра, как вы их привезли, – обратился он к Софи и Фёдору, – сидели себе тихо-смирно в детской с нашими сорванцами, и играли. А под вечер разбегались!       Действительно, сегодня утром в дом Болконских Долоховы приехали вместе со своими двойняшками, как это часто бывало. Дети обеих семей давно сдружились между собой, и когда их оставляли вместе в детской комнате под присмотром нянь и гувернанток, всегда мирно играли друг с другом.       В это время в комнату вошли запыхавшиеся гувернёр Пети месье Десаль и гувернантка Маши. Они, очевидно, спешили за своими питомцами.       – Извините, княгиня, – обратился к Наташе месье Десаль, – мы просто на минуточку отвернулись, а они тут же улизнули от нас.       – Ничего страшного не случилось, – ответила Наташа. – Но теперь забирайте их и ведите обратно. Дети, – обратилась она к детям, – идите снова в детскую, а через час мы будем ужинать, тогда и встретимся все вместе за столом.       – Мамочка, а ты поиграешь нам после ужина на фортепиано? – перед уходом обратилась Настя к матери.       – Да, мамочка, пожалуйста, – поддержал её брат.       – Хорошо, хорошо, сыграю, – с улыбкой ответила Софи. – Я сыграю, а тётушка Натали споёт.       – Ой, как хорошо, – обрадовалась Настя. – Я так люблю слушать, когда вы поёте под аккомпанемент мамы, – обратилась она к Наташе. А потом снова посмотрела на мать. – Только мама, сыграй ещё, пожалуйста, ту сонату господина Бетховена, которую я больше всех люблю. Знаешь, ту самую про которую мне представляется, когда я её слушаю, как будто луна вечером встает над каким-то озером и светит, и светит, и отражается в воде…       – Это соната номер 14 до-диез минор*, – ответила ей мать. – Но ты ведь тоже давно её изучила, могла бы и ты нам её сыграть.       – У меня так хорошо не получится, как у тебя, – с жалобным видом сказала Настя. – Ну мамочка, душенька, голубушка, сыграй ты!       – Хорошо, хорошо, сыграю, – с улыбкой ответила Софи. – А насчёт луны это ты хорошо подметила. У меня у самой встают перед глазами такие же картины, когда я играю эту сонату. А теперь бегите в детскую!       Дети Болконских и Долоховых вышли из комнаты в сопровождении своих гувернёров. Софи обернулась к Наташе.       – Я совершенно забыла спросить у тебя и князя Андрея, а как там Николенька? У него всё в порядке?       Николенька был сыном князя Андрея от первого брака. Его мать умерла в родах, и Наташа потом заменила ему мать, когда вышла замуж за его отца. Год назад он с отличием окончил Пажеский корпус и теперь был офицером одного из элитных гвардейских полков в Петербурге.       – У Николая всё хорошо, – ответила с улыбкой Наташа. – Пару дней назад он отправился в имение одного из своих товарищей по службе. Тот созвал гостей на свои именины. Но он скоро должен вернуться. А я тоже кое-что забыла у тебя спросить. Как там Лиза, сестра Фёдора? У неё с мужем всё хорошо? И как Марья Ивановна? Здорова?       Лиза в настоящее время была княгиней Несвицкой. Её нынешний муж сделал ей предложение через пару месяцев после повторного венчания Софи и Долохова, а в начале 1816 года они поженились. Когда Несвицкий делал Лизе предложение, он сказал ей, что некоторое время назад понял, что его чувства к Лизе вовсе не дружеское расположение, как это ему когда-то казалось, а на самом деле – любовь. И Лиза кажется ему самой прекрасной девушкой на свете, а её недостатка со спиной он и не замечает. Что касается его прежних чувств к Софи, то они не были настолько сильны, как он думал. И когда Софи с Фёдором помирились и стали вполне счастливой семейной парой, Несвицкий довольно спокойно примирился с этим. Теперь у него и Лизы подрастали двое сыновей.       Лиза по-прежнему поддерживала самые теплые и дружеские отношения с Софи. Более того, вместе с Наташей она практически перехватила у Софи управление школой для девочек на Охте. Они обе заделались кем-то вроде дам-патронесс для этой школы. Они полностью взяли на себя хлопоты по распределению средств из благотворительного фонда школы, куда шла значительная часть заработков Софи, а также пожертвования благотворителей. Также они обе наблюдали за работой начальницы школы и учительниц. А Лиза, кроме того, ещё несколько раз в год проверяла сметы и счета школы, следила, чтобы не было перерасхода средств. Что касается её матери, то Марья Ивановна сейчас жила вместе с дочерью и зятем, но довольно часто приезжала в дом сына и Софи, ласкала, баловала двойняшек и привозила им подарки.       – У Лизы с мужем всё в порядке, – ответила Софи на вопрос Наташи. – Их сыновья растут, а Марья Ивановна вполне здорова. Они пока ещё живут в курском имении Несвицкого, куда они уехали на лето, но через неделю должны вернуться в Петербург. Кстати, Наташа, и вы, князь Андрей, приходите к нам через неделю. У нас обещал побывать Николай Михайлович Карамзин и прочитать несколько отрывков из своего нового, двенадцатого тома «Истории государства Российского», который он уже начал писать.       У Долоховых в доме за последние годы образовалось что-то вроде салона. Многие известные литераторы, музыканты, актеры и другие люди искусства, а также известные аристократы, привлеченные музыкальным талантом Софи, посещали её салон. Обычно встречи проходили раз в неделю и на таких вечерах музицировали, читали отрывки из своих произведений, обсуждали злободневные новости культуры и общественной жизни.       Через час обе семьи собрались за ужином. Софи с улыбкой рассказывала, как прошли её последние гастроли в Италии, куда она с мужем и детьми ездила весной на пару месяцев.       – Вы представляете, – говорила она Наташе и князю Андрею, – в Риме, где я выступала, на мой концерт пришли зрители, которые помнят ещё, как я там играла пять лет назад. И когда Фёдор ввёл в зал и посадил рядом с собой Настю и Сашу, многие зрители начали кричать «мамма касивая». Вспомнили, что моя малышня натворила пять лет назад.       – Что-то я не помню этой истории, – заинтересовался князь Андрей. – Вы, Софи, наверное, рассказывали её Наташе без меня.       – Да, может быть, – ответила Софи. – Дело было так. В 1820 году мы с Фёдором, Настей и Сашей вместе поехали на мои гастроли в Италию, и я там тоже выступала в Риме. Детей мы привели на концерт, Фёдор в зрительном зале усадил двойняшек рядом с собой, я пошла к роялю, только села – и вдруг Саша вскочил и начал кричать на весь зал «мама касивая». И посылать мне воздушные поцелуи обеими руками! Фёдор не успел его угомонить, как тут же вскочила Настя и тоже начала кричать «мама касивая» и посылать мне воздушные поцелуи. Итальянцы просто со смеху тогда умирали, когда смотрели на этих малышей.       – Разве итальянцы поняли, что кричали Саша и Настя? – поднял брови Болконский. – И что такое «мама касивая»?       Софи рассмеялась.       – Итальянцы поняли первое слово, – пояснила она. – Русское «мама» и итальянское «mamma» звучат одинаково. А что касается второго слова, то «мама касивая» означало «мама красивая». Настя и Саша просто тогда букву «р» ещё не выговаривали. Им тогда только-только по четыре года исполнилось.       – Теперь всё понятно, – рассмеялся князь Андрей. – Но зачем вы вообще таких малышей привели в зрительный зал?       – Ошибка вышла, – развел руками Фёдор, который тоже с улыбкой слушал рассказ жены. – Когда Софи играла для них на фортепиано дома даже в самом раннем возрасте, они сразу же плакать и капризничать переставали. Сидели смирно с открытыми ртами и слушали, как мама играет. Мы понадеялись, что они и в зрительном зале будут так же примерно вести себя. Но куда там! Многолюдство подействовало на них самым неожиданным образом. Пришлось мне уходить с концерта и передавать их на попечение няни в гостинице, а потом возвращаться. Иначе они обязательно сорвали бы выступление Софи своими восторгами.       – После этого мы стали приводить их на мои концерты только когда им исполнилось семь лет, и они уже умели вести себя в концертном зале и могли сидеть спокойно, – подтвердила Софи.       – Софи, я вчера слышала разговоры, что тебе сделали предложение учить детей великого князя Николая Павловича игре на фортепиано, – вступила в разговор Наташа. – Это правда?       – Да, – кивнула головой Софи. – Сын Николая Павловича великий князь Александр Николаевич и его дочь великая княжна Мария Николаевна будут брать у меня уроки раз в неделю. Мне несколько дней назад поступило такое предложение, и я его приняла.       – А как дела со школой на Охте? – спросил князь Андрей. – Там всё в порядке?       – Там дела идут прекрасно, – ответила Софи. – Школа растёт, учениц прибавляется. Я тут задумала открыть ещё одну школу для девочек, только в Коломне. Думаю, что потяну. С тем жалованьем, что мне положат от двора за обучение великого князя и великой княжны моих доходов вполне хватит. Помогут и благотворители. А что касается практической организации дела, то тут я говорила с Лизой и Наташей, они обе поддержали эту идею и обещали мне любую помощь с своей стороны. Они ведь теперь практически управляют всеми делами школы на Охте.       – Да, – подтвердила Наташа. – Вот вернется Лиза, мы и примемся за дело.       Софи улыбнулась кузине, а потом обратилась к мужу:       – Кстати, Фёдор, ты помнишь Настасью Миронову, о́хтенку-молочницу, которая первая привела ко мне своих троих дочерей учиться? Я на прошлой неделе встретила её старшую дочь, Ольгу, на Невском.       – Да, помню, – кивнул муж. – Так вроде её девочки, особенно старшая, должны давно закончить школу?       – Они и закончили, – ответила Софи. – Ольга хорошо распорядилась полученными там знаниями. Она ведь брала уроки рисования в старшем классе, и обнаружила хороший вкус и чувство стиля во всем, что касалось одежды. Рисовала фасоны модных платьев уже тогда. А два года назад открыла швейную мастерскую неподалёку от Литейного проспекта. И дела у неё идут отлично. Недавно даже замуж вышла за француза. Когда я её встретила на Невском, она шла вместе с ним под ручку, в модном платье и шляпке, прямо барыня-дворянка.       – Откуда она его взяла? – удивлённо спросил Фёдор. – Маркиза, что ли, какого подцепила из эмигрантов?       – Да какой там маркиз, – рассмеялась Софи. – Он лакеем служил у какого-то из наших аристократов. Тот привёз его из Франции. А потом встретил Ольгу, они понравились друг другу и поженились. Теперь она законная мадам Лакомб. А ей это очень поможет в делах. Ты же знаешь, что у наших дворян только французские модистки в чести. Поэтому «швейная мастерская госпожи Мироновой» для них не звучит. А вот «ателье мадам Лакомб» – это гораздо лучше для их ушей. Благодаря своему замужеству Ольга получила очень много заказчиц даже из высшего общества. Я увидела их с мужем, когда они шли в мастерскую какого-то художника на Невском, чтобы заказать новую вывеску для их мастерской с новой фамилией Ольги. А её средняя сестра служит у неё конторщицей.       Под конец ужина князь Андрей приказал подать бутылку шампанского.       – Только, дамы, больше не напиваться, – предупредил он, пряча улыбку.       – Спокойнее, князь, – величественно ответила Софи, – мы свою норму знаем.       – Вы лучше за собой следите, мужчины, – с улыбкой поддержала её Наташа.       В ожидании шампанского мужчины разговорились о политике. Князь Андрей тихо расспрашивал Фёдора о положении дел на Кавказе. Фёдор служил там и участвовал в кавказской войне с 1821 по 1823 годы. Все эти годы Софи ждала его и беспокоилась, как и полагается жене военного. Впрочем, за те почти два с половиной года, что он провёл там, она раза три ездила к нему с детьми. И они жили всей семьёй некоторое время в Константиногорске, где Софи по вечерам давала концерты для местной публики. Среди этой публики было много аристократов из Москвы и Петербурга, приехавших на Кавказ для исцеления местными минеральными водами. Пока мужчины обсуждали перспективы возможной войны с Персией, Наташа наклонилась к Софи и тихо спросила:       – Если война с Персией будет, то ведь Фёдору снова придётся идти на неё?       – Возможно, что и придётся, – с невесёлым видом ответила Софи. – Да он и сам может вызваться, что я его не знаю, что ли… Ты же помнишь, как он вызвался воевать на Кавказе четыре года назад.       Наташа кивнула. Эта история была ей прекрасно знакома. Тогда до Долохова дошло известие, что двое его товарищей ещё по кадетскому корпусу, а потом и по службе в Семёновском полку, погибли страшной смертью на Кавказе. Пятеро офицеров отправились на переговоры к какому-то «немирно́му» горскому князю по поводу сдачи в плен его самого и его небольшого отряда. Этим офицерам гарантировали безопасность во время переговоров, принеся клятву на Коране. Но клятва была нарушена, всех переговорщиков захватили, а через несколько дней пыток и избиений казнили самым страшным и мучительным образом. Услышав об этом, Долохов попросил перевести его служить на Кавказ. Там он создал отряд из добровольцев-пластунов, и не успокоился, пока люди его отряда и он сам не нашли и не покарали всех виновных в расправе над офицерами. Только после этого он вернулся в Петербург, к прежнему месту службы, предварительно одарив своих пластунов такими крупными денежными суммами, что любой их них смог купить себе коня, и даже не одного.       – Так что и на эту войну он может вызваться, – по-прежнему невесело продолжала Софи. – Кавказский театр войны ему прекрасно знаком, в Персии он был и знает неплохо эту страну… Может и снова попроситься…       – Ты так спокойно об этом говоришь? – с растерянным видом задала вопрос Наташа. – Я бы, наверное, закатила истерику, если бы Андрей сказал мне, что собирается на какую-то войну.       – Я не спокойна, Наташа, поверь мне, – вздохнула Софи. – Но я знала, на что иду, когда во второй раз венчалась с Фёдором. Он не препятствует мне в моей музыкальной карьере, а я никогда не буду препятствовать ему в военной. Таков наш негласный договор.       Когда лакей принёс бутылку шампанского и разлил её по бокалам, Долохов предложил тост:       – Предлагаю выпить за наших прекрасных жён, – сказал он с улыбкой князю Андрею. – За женщин, которые любят нас, даже если мы не достойны этой любви.       – Поддерживаю, – ответил Болконский.       – А я предлагаю выпить за наших мужей, – произнесла ответный тост Софи. – За мужчин, которые вполне достойны нашей любви.       Все дружно улыбнулись, чокнулись бокалами и выпили.       – Теперь полагается бокалы разбить, – шутливо сказал Болконский.       – Отставить разбить! Не надо этого гусарства. Это настоящий богемский хрусталь, очень дорогой, – сердито ответила Наташа. Все рассмеялись, так как знали, какая бережливость одолела Наташу в браке. Софи не особо осуждала кузину за эту черту. Она понимала, что Наташа боится наступления нищеты, вроде той, в которую впали Ростовы после разорения отца Наташи.       После ужина Наташа спела своим великолепным голосом под аккомпанемент Софи модный романс, а также каватину Изабеллы из оперы Россини «Итальянка в Алжире». А потом Софи сыграла самую любимую сонату Насти. Самую любимую не только для своей дочери, но и для неё самой. Она играла волшебную поэму, сотканную из лунных нитей. В ней был задумчивый и нежный ночной свет, мелодия, казалось, плыла прямо с небес, унося в мир грёз и мечтаний. Где звуки сливаются с ночной тишиной, и сердце бьется в такт с лунным сиянием. Где встретились любовь и грусть, где радость и тоска идут рука об руку. И эта мелодия проникала в самые глубины сердца, заставляя вспоминать, что в мире есть нечто большее, чем повседневная суета. Что жизнь – не только борьба, война и страдания. Что в ней есть место и Красоте, и Надежде, и Любви…       Когда Софи закончила и медленным жестом закрыла крышку фортепиано, все молчали. Лишь через минуту Софи глубоко вздохнула, обернулась к слушателям и со светлой улыбкой произнесла:       – Музыка, это как Любовь. В ней тайна несказа́нного. Или неска́занного….