Дуэль сердец

      В те дни Софи как будто плыла по какому-то туннелю. Сначала тёмному, потом всё светлее. Впрочем, иногда снова становилось темно. Но с каждым разом тёмного было всё меньше, а свет всё прибывал и прибывал. Она помнила, как сквозь пелену темноты и боли перед ней всплыло лицо. Мужское лицо, прекраснее которого она не видела никогда. Она не знала, кто он и кем является для неё. Знала только ещё тогда, что это лицо бесконечно дорого ей и бесконечно любимо ею.       Потом он сказал, что он её жених. Её наречённый. Эта мысль ей понравилась. Он назвал своё имя – Фёдор Долохов. Теперь мысленно она называла его только Фёдором. Это имя казалось ей таким сильным и мужественным. А ещё он был бесконечно добр к ней в те страшные для неё дни, когда она поняла, что потеряла память, и не помнит даже, как выглядит её собственное лицо. Он утешал и поддерживал её в минуты паники, заботился о ней, давал лекарство. А в первые дни, когда она была ещё слаба как ребёнок, даже поил из стакана и кормил с ложечки. Потом, правда, его заменили горничные, которых ей тоже пришлось вспоминать. Но скоро она начала справляться сама. Тем не менее она не могла забыть его любви и нежности к ней, которые он проявил в дни её болезни. В те дни беспомощности и слабости она безмерно наслаждалась его заботой и силой. И теперь её душа была переполнена благодарностью к нему. Мысль, что именно этот мужчина должен стать её мужем, доставляла ей бесконечное удовольствие. Она много забыла, многое не помнила, но знала твёрдо – что любит Фёдора больше всех на свете.       Ещё удивляла её одна запертая комната в её квартире. Когда она начала ходить по дому, то наткнулась на неё. Дёрнула ручку, но дверь была заперта. На её вопросы слуги отвечали, что это старая гостевая комната, которой давно не пользовались, там пыль и беспорядок, но скоро там будет убрано и дверь будет отперта. Софи не нашла ничего удивительного в этих словах, только пожала плечами. Возможно, так принято, думала она. Она слишком много забыла о правилах и обычаях этого мира, чтобы сомневаться в словах слуг.       Через три недели после того, как Софи получила травму, и на следующий день после разговора с Друбецким, Долохов пришёл к ней. Софи сидела в своей спальне в удобном кресле и с увлечением читала какую-то книгу, когда вошёл Фёдор. Лицо девушки было сосредоточенно, между бровей залегла морщинка. Услышав его шаги и увидев его в своей комнате, Софи просияла, легко поднялась с кресла и бросилась ему на шею. Долохов крепко обнял её, и они страстно поцеловались. Софи теперь всегда так приветствовала его. Ни смущения, ни девической сдержанности в её пылких поцелуях не было. Она явно испытывала огромное удовольствие от объятий и поцелуев Фёдора и не скрывала этого. Поцеловав её в ответ несколько раз, Долохов усадил её рядом с собой и спросил, нежно лаская рукой удивительно гладкую и нежную кожу на её щеке:       – Милая, как ты посмотришь на то, что мы с тобой поедем в имение одного моего приятеля? Доктор рекомендовал тебе больше прогулок на свежем воздухе, но в городе летом воздуха всегда недостаёт. А в деревне ты сможешь гулять сколько хочешь.       Софи растерялась на мгновение. Она теперь всегда терялась, когда от неё требовалось принять какое-то решение. Память не давала ей пока что подсказок, как нужно вести себя в тех или иных ситуациях. Но она безгранично доверяла Долохову. Если он что-то предлагает, это не может быть плохим, подумала она. Поэтому улыбнулась и ответила:       – Я была бы рада поехать. Вчера мы с горничной немного прогулялись по улицам, но действительно было жарко и душно. Люди, экипажи, пыль… Мы быстро вернулись. А в деревне будет больше возможностей для долгих прогулок. Поедем, я согласна.       Девушка обняла Фёдора, и они снова страстно поцеловались. Теперь Софи постоянно позволяла себя целовать и обнимать. Ни смущения, ни страха. Она прижималась к нему доверчиво, как ребёнок, и часто сама целовала его.       Собравшись в два дня, они сели в наёмную карету и поехали. Слугам, которые в недоумении предлагали себя в качестве сопровождающих барышни, Долохов резко сказал, что в этом нет необходимости. Возражать его властному тону и виду слуги не посмели. Оставив их в полной растерянности, он рано утром подсадил Софи в карету, и они отъехали от дома девушки. Вскоре в назначенном месте к ним присоединилась карета, в которой ехал Борис Друбецкой. Прежде чем поехать в Лысые Горы, Долохов вывел Софи из кареты и познакомил с Друбецким. Она смотрела на него с полной безмятежностью и явно не узнавала. Борис понял: всё, что Долохов говорил ему о потере памяти у Софи, это, по крайней мере, правда. А вот что он затевал дальше, этого Друбецкой не знал, да и не хотел знать.       Путешествие должно было продолжаться три дня. В первую ночь они остановились на одной из почтовых станций, где сняли три комнаты: одну для Софи, другую для Долохова, третью для Друбецкого. После скромного ужина Друбецкой пожелал всем спокойной ночи и пошёл к себе. Фёдор тоже хотел было проводить Софи до её комнаты, но тут заметил, что в глазах девушки появились признаки уже знакомой ему паники.       – Что с тобой, милая? – спросил он заботливо.       – Фёдор, – сказала она со страхом в глазах и облизнула пересохшие губки, – а можно мне спать в твоей комнате? Понимаешь, я боюсь, что у меня опять будет приступ. Дома я в это время могла кликнуть кого-то из моих горничных, а как мне быть здесь?       Долохов тяжело вздохнул. Действительно, Софи до конца не избавилась от приступов паники. Они случались всё реже и реже, и чаще всего нападали на неё ночью. Но спать в одной комнате… это означало спать на одной постели. Комнаты на почтовой станции были крошечные, места хватало лишь на кровать да небольшой столик со стулом.       – Софи, дорогая, – попытался он ей разъяснить, – понимаешь, это не принято. Ты просто забыла, но до свадьбы мужчине и женщине не полагается спать в одном помещении. Это вызовет толки… скандал…       – Но что же мне делать? – у Софи на глазах выступили слёзы. Фёдор видел, что она действительно боится, а в таком состоянии нового приступа не избежать. Снова вздохнув, он решился.       – Хорошо, любовь моя, давай сделаем так. Ты ложись в своей комнате, а я приду к тебе, когда все угомонятся. Согласна? – спросил он.       Лицо Софи немного разгладилось, она даже улыбнулась несмелой улыбкой.       – Конечно, согласна. Только ты приходи побыстрее, а то мне одной будет страшно.       Часа через полтора, когда на станции все угомонились, и ночную тишину перестали нарушать звуки чьих-то шагов и голосов, Фёдор тихо выбрался из своей комнаты и прошёл в комнату Софи. Девушка не спала, а, расположившись полулёжа на своей постели, ждала его. В комнате горела одна свеча. Долохов вошёл и улыбнулся: Софи была такой красивой в полумраке с распущенными волосами, нежными призывными глазами. Она радостно улыбнулась и протянула ему руки. Быстро скинув обувь, Долохов лёг на постель сверху одеяла. Он честно надеялся на то, что просто дождётся, когда Софи заснёт, и тогда уйдёт к себе. Но Софи крепко обняла его и поцеловала. Фёдор застонал, он понял, что вряд ли сохранит спокойствие рядом с такой раскованной и страстной Софи.       – Тише, милая, не надо так, – попытался он отвести руки девушки и отодвинуться от неё. Но проклятая кровать была слишком узкой, и он рисковал грохнуться с неё. К тому же Софи решительно придвинулась к нему и снова полезла с поцелуями.       – Почему? – спросила она его, на секунду отрываясь от его губ. – Я что-то делаю не так? Тебе неприятно?       Долохов снова застонал.       – Милая, мне очень приятно, но… – он пытался увернуться от неё, но она сбросила с себя одеяло и ещё решительнее впилась в его губы. Тело её начало двигаться в каком-то волнообразном ритме, дыхание участилось, в глазах появилось что-то дикое. Член Фёдора напрягся до такой степени, что он понял – сегодня он не сможет удержать ни себя, ни Софи.       – Ладно, маленькая ведьмочка, сегодня я ублажу тебя, – с тихим смехом сказал он, и начал сам покрывать горячими поцелуями её лицо и шею. Потом резким движением задрал на ней широкую ночную сорочку выше груди и начал целовать и ласкать её груди. Софи млела и задыхалась от удовольствия, даже не пытаясь воспрепятствовать ему. Она в своём неведении совершенно не стыдилась своей наготы. Фёдор спускался всё ниже и ниже, вот уже начал покрывать поцелуями её вздрагивающий живот, потом ещё ниже, и, наконец, решительным жестом раздвинул её ноги. На секунду он поднял голову и сказал ей:       – Только веди себя тише, иначе мы всех разбудим.       Софи сглотнула и кивнула ему в ответ. Фёдор снова опустил голову и начал языком и губами ласкать её между ног… Долгих ласк не потребовалось, скоро он почувствовал, как сладостные конвульсии охватили её тело. Она сдавленно застонала, и, чтобы не закричать, прикрыла рот ладонью и даже слегка прикусила её. Переждав, когда Софи постепенно пришла в себя и дыхание её стало спокойнее, Фёдор спросил:       – Ну как тебе?       – Это было… это было так прекрасно, – проговорила Софи задыхающимся голосом. – Спасибо тебе… А мы раньше это делали, – вдруг спросила она, – я имею в виду до моей травмы?       – Кое-что делали, но не так, – усмехнулся Фёдор. – А теперь, милая, давай, помоги мне. Окажи ответную услугу, а то я не засну сегодня ночью. – Он с трудом расстегнул пуговицы на своих штанах – так напрягся и затвердел его член. Когда он, наконец, справился с проклятыми пуговицами, его горячий стержень выскочил наружу, затвердевши до состояния камня.       Софи сначала с энтузиазмом кивнула, но тут же на её лице появилось неуверенное выражение.       – Я не знаю, как, – прошептала она.       – Я подскажу тебе, – ответил Фёдор. – Опусти голову ниже и действуй сначала язычком…       Софи с невинным пылом начала ублажать его, подчиняясь его указаниям. Он направлял её голову нежными движениями, подсказывал, что ещё она может сделать. Каким-то странным образом её милая неумелость заводила Фёдора сильнее, чем самые изощрённые ласки самых опытных его прежних партнёрш, которые умели делать это искусно. Он быстро приблизился к пику и лишь в самый последний момент оторвал голову Софи от своего тела. Задыхаясь от предыдущих стараний, она поражёнными глазами смотрела, как его член выстреливает семенем…       А потом они просто лежали, обмениваясь поцелуями. Сердце Фёдора было готово разорваться от любви и нежности к Софи. Она была такой податливой, такой раскованной, такой естественной в своей страсти. Наслаждение, пережитое с нею, было намного больше и сильнее, чем с другими женщинами. Там участвовало только его тело, с ней любовью было захвачено и сердце его, и душа. Вскоре Софи задремала, положив свою головку на его плечо, а он старался не спать, всматриваясь в её прелестное лицо. Такая доверчивая, такая милая… как ребёнок. Снова чувство вины кольнуло его сердце. Было ясно, что она доверяет ему во всём. Абсолютно во всём. А он… он всё-таки обманывал её, твердил ему внутренний голос.       «Заткнись, это всё для блага Софи», сцепив зубы, сказал он этому голосу.       Однако ехидный голосок не унимался.       «Ты уверен, что это для её блага, а не для твоего?»       Но, сделав над собой усилие, Фёдор заглушил его. Когда Софи провалилась в сон, он тихо встал, укрыл её одеялом, и вышел к себе. Приближалось утро и их могли застать, если бы он позволил себе заснуть в её постели. А как ему хотелось спать с ней всю ночь! Но об этом не стоило даже мечтать. Он лёг в своей комнате и попытался поспать хоть немного, утешая себя тем, что днём может отоспаться в карете. Ему не впервой. Походная жизнь на войне давно приучила его спать урывками и при этом высыпаться.       Всё повторилось и на следующую ночь. Они опять ночевали на почтовой станции. Фёдор, не дожидаясь, когда Софи попросит его прийти к ней, сам после ужина предупредил её о своём приходе. Софи радостно улыбнулась и хотела было поцеловать его, но вовремя опомнилась. Кое-что из правил приличия она уже заново усвоила, например, что целоваться на людях с мужчиной, который не является мужем женщины – это совершенно запретное действо. Ночью в комнате у Софи они снова неистово ласкали друг друга – руками, губами, шепча слова любви и любовного восторга. В эту ночь они оба разделись донага, и Софи, скинув одеяло на пол, восторженными глазами осматривала всё совершенное тело своего возлюбленного, проводила своими нежными руками по его груди, плечам, рукам, животу, ногам, целовала и скользила язычком по его телу вслед за руками.       – Ты такой красивый… такой красивый… – лихорадочно шептала она между поцелуями. – Я не представляла, что тело мужчины может быть таким прекрасным.       – Это ты прекраснее всех, любовь моя, – шептал в ответ Фёдор, опрокидывая её на спину и сам начиная покрывать горячими безумными поцелуями словно выточенное из мрамора тело Софи с изумительными формами. Она с таким восторгом открывала для себя мир собственной страсти и чувственности, была так раскована в своём милом бесстыдстве, не знала запретов и стыда… Это доводило его до состояния безумия. Больше всего на свете он хотел овладеть окончательно этим прекрасным телом, сделать Софи своей полностью и безоговорочно. Но он знал, что при лишении девственности девушки испытывают боль, иногда очень сильную. Софи могла не сдержаться и закричать. И этим криком разбудить всех. Так что почтовая станция с её тонкими стенами для лишения невинности точно не подходила. Пришлось ограничиться лишь приятными ей ласками, которые точно не вызовут у неё криков боли. В эту ночь они даже немного подремали, прижавшись друг к другу. Хорошо, что в предрассветный час Долохов всё-таки проснулся и, тихо выбравшись из постели спящей Софи, быстро оделся и пошёл к себе.       А на следующий день они приехали в Лысые Горы.       Лысые Горы       Ещё до приезда в Лысые Горы Долохов предупредил Друбецкого, что говорить о прошлом с Софи доктор не велел. На самом деле такого запрета не было, это была чисто выдумка Долохова, но Борис поверил ему. Тем не менее это требование вызвало в нём недоумение.       – А если Софи сама будет расспрашивать меня? Или спросит что-то у Мари? Что мы должны говорить? – требовательным тоном спросил Друбецкой.       – Проще всего тебе и твоей жене притвориться, что вы никогда не были знакомы, и ничего не знаете о прошлом Софи, – втолковывал ему Фёдор. – Если она начнёт задавать вам вопросы, вы легко можете отказаться отвечать на них, просто сказав ей, что раньше ничего не слышали о ней.       Борис пожал плечами.       – Хорошо, – сказал он. – Постараюсь так и действовать, как ты сказал.       – И, пожалуйста, переговори об этом со своей женой, когда мы приедем, – попросил его Долохов.       Друбецкой согласился, но по лицу его было видно, что эта история с каждым днём всё меньше и меньше начинает ему нравиться.       Путешественники приехали в Лысые Горы ближе к вечеру. Друбецкой вышел из кареты и пригласил Долохова и Софи в дом. Он усадил их в гостиной, а сам отправился на поиски жены. Минут через пять он вернулся в сопровождении худой, некрасивой и не очень молодой женщины в чёрном платье. Рядом с красавцем-мужем она выглядела совсем невзрачной. Единственное, что смягчало некрасивость её лица – это неплохие глаза. Долохов вежливо поздоровался с княгиней и представил ей Софи. Во время этого представления Борис, стоящий позади жены, слегка кивнул Долохову, как будто желая сказать: «Всё в порядке». Фёдор понял, что Друбецкой уже успел переговорить с женой и предупредить её, чтобы она делала вид, что незнакома с Софи.       Княгиня Марья вежливо приветствовала Долохова с Софи и произнесла:       – Мне очень жаль, мадемуазель Ростова, что вас к нам привело такое печальное для вас событие. Муж рассказал мне, что вы получили травму головы и потеряли память. Надеюсь, что пребывание в нашем доме позволит вам полностью восстановиться.       Софи смущённо улыбнулась в ответ на приветствие княгини Марьи и ответила:       – Благодарю и вас, и вашего супруга за то, что вы позволили нам провести время в вашем доме, пока я окончательно не поправлюсь. Да, я действительно потеряла память и ничего не помню из своего прошлого… Скажите, – и тут её лицо выразило надежду, – а мы не встречались с вами раньше?       Княгиня Марья несколько смутилась. На самом деле она неплохо знала Софи. Софи присутствовала на бракосочетании её брата, князя Андрея, со своей кузиной Наташей, и именно там они с Марьей впервые увидели друг друга. Да и потом Софи часто приезжала навестить кузину после замужества. Марья в это время жила вместе с братом и его новой женой, и во время визитов Софи они виделись постоянно. Но предупреждённая мужем, она тоже сделала вид, что впервые увидела девушку, и ответила на её вопрос довольно твёрдо:       – Нет, мы никогда с вами не встречались, – больше она не прибавила ничего. Долохов заметил по её виду, что ложь с трудом давалась этой женщине. Видимо, лгать она совсем не умела.       – Ну что же, Мари, дорогая, – Борис прервал неловкое молчание, которое воцарилось после слов жены, – я думаю, наших гостей надо разместить в их комнатах. Скоро время ужина.       – Да-да, – торопливо заговорила княгиня Марья. – Я сейчас дам указания экономке, и она проводит вас в ваши комнаты.       Вскоре экономка и одна из горничных проводили Софи и Долохова до их комнат. Они находились на втором этаже большого деревенского дома и даже расположены были не так далеко друг от друга. Тем не менее Софи почувствовала недовольство от того, что им снова придётся ночевать в разных комнатах. Впрочем, она была уверена, что Долохов снова сможет тайно прийти к ней, как это было последние две ночи на почтовых станциях. Приставленная к Софи горничная быстро помогла ей распаковать вещи и развесить привезённые платья. В ожидании ужина Софи прилегла на кровать прямо поверх одеяла. Ей было немного не по себе. Она не зря спросила княгиню, знакомы ли они. При встрече ей показалось, что она уже где-то когда-то видела эту женщину. Да и лицо Бориса что-то начало ей напоминать. Но как ни старалась она вспомнить всё окончательно, у неё ничего не получалось. Воспоминания ускользали от неё. Измученная своими попытками, девушка почти со злостью потёрла свой лоб и постаралась выкинуть из головы все надежды хоть что-то вспомнить сегодня. Всё равно ничего не получалось.       Вскоре их позвали к ужину. Софи с помощью горничной переоделась, сняла дорожное платье, но из всех платьев, захваченных ею в поездку, выбрала самое простое, чтобы ничем не отличаться от скромно одетой княгини. Оказавшись за столом, она похвалила себя за догадливость: княгиня действительно не переоделась к ужину, а была в своём чёрном платье. Очевидно, она носила подобные платья каждый день. Друбецкой и Долохов вышли к ужину в штатской одежде. Софи с удовольствием смотрела на того, кого она считала своим женихом. Оба, и Борис, и Фёдор были красивыми и привлекательными мужчинами, но Фёдор всё равно казался для Софи самым лучшим в мире. Ни у кого не было такой красиво-беспечной улыбки, яркого блеска голубых глаз и небрежной манеры носить элегантную одежду.       За столом общий разговор поддерживали в основном мужчины. Княгиня Марья отмалчивалась, и было заметно, что это её обычное состояние в компании мужа. Что касается Друбецкого, то он, не переставая, рассказывал жене последние светские сплетни и новости об общих знакомых, не обращая внимания на то, что жена постоянно молчит и почти не интересуется его рассказами. Говоря о каком-то бале, на котором он побывал, он со смехом упомянул, какие глубокие вырезы у дам в этом сезоне, даже кое-кто придерживал своё декольте во время особо быстрых танцев, чтобы оно оставалось на месте, а не соскользнуло.       – Мне гораздо больше нравятся скромные туалеты наших дам – Мари и Софи, – обратился он к Долохову. – Нет опасности, что кто-то из них может вывалиться из своих платьев, – добавил он шутливым тоном.       – Да и для мужчин искушений меньше, – подхватил шутку Долохов. – Иногда нашему брату бывает слишком уж опасно смотреть на дам с такими декольте, о которых ты говоришь. Искушения одолевают. Лучше бы действительно светские дамы на балах одевались скромнее, чтобы не подвергать соблазну слабых мужчин.       Софи улыбнулась, и видимо, решила поддержать шуточный разговор.       – Я сама тоже не люблю слишком глубоких вырезов, – сказал она с шаловливой усмешкой, – но должна сообщить вам, что если мужчин одолевает искушение от вида женщины в откровенном туалете, то Христос в этом случае советовал мужчинам вырывать себе глаза, а не женщинам одеваться скромнее. – И она процитировала. – «А Я говорю вам, что всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своём. Если же правый глаз твой соблазняет тебя, вырви его и брось от себя, ибо лучше для тебя, чтобы погиб один из членов твоих, а не все тело твоё было ввержено в геенну». Это Евангелие от Матфея, – лукаво закончила она. И тут же улыбка исчезла с её лица, и на нём появилось паническое выражение. – Откуда я это знаю?       На лице её отразился такой страх, что все с беспокойством посмотрели на неё. Долохов понял, что опять приближается приступ паники, и успокаивающим ласковым жестом положил свою сильную руку поверх ладони Софи.       – Дорогая, – заботливо сказал он, – не мучай себя. Воспоминания могут возвращаться обрывками, так мне доктор сказал. Ты вспомнила цитату из Писания, потому что все мы в детстве учили Закон Божий. Скорее всего именно тогда ты и запомнила эти слова.       Как всегда, звук голоса, нежный взгляд голубых глаз Фёдора и тепло его сильной руки подействовали успокаивающе на Софи. Она справилась с собой и постаралась принять спокойный вид. Послав Фёдору ласковую и благодарную улыбку, она пожала его руку и с извиняющимся видом обратилась к чете Друбецких.       – Простите меня, но иногда так случается, что на меня накатывает паника, когда я пытаюсь что-то вспомнить или вспоминаю неожиданно, – сказала она. – Но это случается всё реже и реже, и я научилась как-то справляться с собой.       – Ну что вы, Софи, – галантно ответил Друбецкой, – мы с Мари всё понимаем. Не тревожьте себя.       Вскоре ужин закончился и все приготовились разойтись по своим комнатам. На прощанье Друбецкой сказал:       – Сегодня мы сможем отоспаться за всё время, проведённое в дороге, – на его красивом лице появилась слегка брезгливая гримаса. – На почтовых станциях и кровати, и комнаты оставляют желать лучшего. Спокойно вам провести ночь в нашем доме, а я, пожалуй, перед сном ещё раз загляну в детскую. По приезде не успел хорошенько разглядеть свою дочку, но теперь постараюсь провести с ней побольше времени.       – Ах, да, – спохватилась Софи. – Князь и княгиня, – обратилась она к чете Друбецких, – позвольте поздравить вас с прибавлением в семействе! Мой жених говорил мне, что у вас недавно родилась дочь, но моя бедная голова так сейчас плохо работает, что я совсем забыла вас поздравить сразу по приезде, – добавила она с самой милой улыбкой, глядя на княгиню Марью и больше обращая поздравления к ней, чем к её мужу.       Княгиня тепло улыбнулась впервые за вечер. Видно, что тема дочери согревала её сердце больше, чем встреча и разговор с мужем.       – Моя маленькая Аннет настоящий ангел, – с нежной материнской лаской в голосе произнесла она. Говоря о дочери, она даже несколько преобразилась и стала выглядеть лучше. Глаза её наполнились каким-то особым светом и это сильно смягчило некрасивость её лица. Софи с приятным удивлением подумала, что княгиня Марья в эту минуту выглядит если не красивой в полном смысле этого слова, то вполне милой и симпатичной женщиной. – Сейчас моя крошка спит, – обратилась княгиня Марья к Софи, – но завтра милости просим вас посетить детскую. Посмотрите на нашу дочку.       – С радостью увижу вашего ангелочка, – так же тепло улыбнулась в ответ Софи. – Кажется, я люблю детей, особенно самых маленьких, – с той же тёплой улыбкой она обратилась к Долохову.       Пожелав друг другу спокойной ночи, все разошлись. Пока они шли по коридору к своим комнатам, Софи обратилась к Фёдору:       – Ты придешь ко мне сегодня ночью?       – Нет, Софи, сегодня я к тебе не приду, – отрицательно покачал головой Долохов. – Если ты боишься приступов паники, то мы попросим горничную, которую дала в твоё распоряжение княгиня Марья, чтобы она легла в какой-нибудь соседней комнате, и чтобы ты могла позвать её ночью. Пойми, в доме Друбецких мы не можем вести себя так, как на почтовых станциях. Уже там было достаточно опасно и скандально. Но если нас застанут вместе в доме князя и княгини, то будем опозорены не только мы с тобой, но и наши хозяева. А мы не имеем права подвергать репутацию их дома таким испытаниям после того, как они так великодушно позволили нам жить у них. Это было бы чёрной неблагодарностью с нашей стороны, – твёрдо заключил он.       Софи опечалилась, глаза её наполнились грустью.       – Но я хотела бы спать с тобой, как это было в прошлую ночь, – тихо сказала она.       – Дорогая, я уже говорил… Ты просто забыла, но спать вместе позволено только мужу и жене, – произнёс Фёдор.       Софи остановилась у дверей своей комнаты, как будто раздумывая.       – Тогда… – она запнулась и замолчала, но потом заговорила вновь, – тогда почему мы не можем стать с тобой мужем и женой? К этому есть какие-то препятствия? – она с мольбой взглянула на Долохова.       Сердце Фёдора радостно стукнуло. Его план приходил к логическому завершению. Софи сама предложила им пожениться.       – Нет, – тихо сказал он ей и положил свои руки ей на плечи, – никаких препятствий для нашей свадьбы нет. Мы спокойно можем обвенчаться и никто нам слова не скажет.       – Тогда давай обвенчаемся завтра, – на лице Софи появилась радостная улыбка.       – Не так скоро, любовь моя, – засмеялся Долохов и слегка обнял её. Но потом отстранился. – Надо будет договориться со священником церкви в селе, а ещё найти свидетелей на нашей свадьбе. Но я уверен, что за пару дней я справлюсь.       – Значит, через пару дней, – с прежней счастливой улыбкой ответила Софи. – Уж пару дней я как-нибудь потерплю.       Долохов крепко обнял её. Сердце его было переполнено радостью и счастьем. Наконец-то мечта последних долгих девяти лет сбудется, и Софи станет его женой!       – Я так счастлив, что ты согласилась выйти за меня замуж, – шепнул он ей.       Софи в ответ тоже крепко обняла его, хотела что-то сказать, но вдруг вскрикнула и, оттолкнув его, закрыла лицо ладонями. Когда она отняла их от лица, в глазах её плескался панический ужас.       – Что такое? – с беспокойством спросил Долохов.       – Нет… ничего… – с запинкой произнесла Софи. На самом деле кое-что произошло. Она словно наяву увидела, как в своей петербургской спальне она хватает в руки какую-то туфельку, швыряет её в Фёдора и кричит ему: «Я всё равно никогда не выйду за тебя замуж!»       – Фёдор, – обратилась она к нему со страхом в голосе, – мы уже говорили с тобой о нашей свадьбе? Что я отвечала тебе, когда ты сделал мне предложение в первый раз?       – Много раз говорили, – солгал Долохов. – И, разумеется, ты с радостью согласилась выйти за меня замуж, когда я попросил твоей руки несколько недель назад.       Но Софи как-то неопределённо покачала головой, словно в чём-то сомневаясь… словно видя перед своим мысленным взором что-то другое.       – Что с тобой? – тревожно спросил Фёдор. На душе его было скверно. Было ясно, что Софи что-то вспоминает. Значит, надо действовать как можно быстрее, решил он твёрдо. – Ты передумала? Ты меня не любишь больше? Не хочешь быть моей женой?       – Нет, нет, что ты! – отчаянно воскликнула девушка, бросив на него испуганный взгляд. – Я потеряла память, не помню прошлого, не знаю будущего. Но у меня есть настоящее, и в настоящем единственное, в чём я полностью уверена – это в любви к тебе. Я безумно тебя люблю! Ты и моя любовь к тебе – единственная реальность, которую я знаю! Я больше всего на свете хочу стать твоей женой и любить тебя всю мою жизнь, до конца дней наших, сколько бы не отпустила нам судьба, – горячо заключила она.       Долохов с облегчением вздохнул и снова обнял Софи. Девушка опять прижалась к нему, доверчивая и ласковая, как маленький котёнок.       – Завтра я поговорю с Друбецким насчёт нашей свадьбы, – наконец отстранившись от неё, нежно сказал Фёдор. – Уверен, что он что-то подскажет со свидетелями, а со священником я сам договорюсь. А теперь – иди к себе. Спокойной ночи, дорогая.       Девушка кивнула, и Фёдор целомудренно поцеловал её в лоб. В губы он не решился, слишком много соблазна для него таили нежные губы Софи. Когда Софи скрылась за дверью своей комнаты, он пошёл к себе.       На следующий день Долохов с утра поговорил с Друбецким и сказал, что хотел бы обвенчаться с Софи как можно более быстро в сельской церкви Лысых Гор. Он попросил так же помочь найти свидетелей на свадьбу. Друбецкой поднял брови при мысли о такой спешке, но в душе был доволен. Когда он соглашался на просьбу Долохова погостить с Софи в Лысых Горах, он думал, что Софи поедет в сопровождении компаньонки, как и полагалось согласно правилам поведения в обществе. И был не очень приятно удивлён, когда в ходе путешествия выяснилось, что Софи едет одна-одинешенька в сопровождение лишь Долохова. Ситуация попахивала скандалом. Конечно, с дороги и из деревенской глуши Лысых Гор сплетни вряд ли дойдут до светских гостиных Петербурга, но – всё может быть. Тогда и репутация семьи Друбецких будет под ударом. Но свадьба, даже спешная, превращала Софи и Долохова в законных супругов, и в этом случае никаких компаньонок не требовалось. Поэтому он согласился помочь Долохову. Пока сам Долохов договаривался со священником села и назначал с ним день и час венчания, Друбецкой съездил к одному из своих соседей, отставному офицеру и холостяку. Тот с радостью согласился быть свидетелем, и предложил другую кандидатуру, своего племянника, молодого человека лет семнадцати, который жил в соседнем поместье со своей матерью, сестрой отставного офицера. Сосед Друбецкого обещался сам съездить к племяннику и попросить его быть ещё одним свидетелем на свадьбе Софи и Долохова.       Таким образом, всё было улажено, день и час свадьбы назначен. Долохову оставалось только молиться высшим силам, чтоб память не вернулась к любимой Софи до самого венчания.       А Софи снова ночью проснулась от приснившейся ей музыки… Прелестная соната Скарлатти*… Опять… Опять откуда она это знает? Она еле-еле успокоила себя и заставила снова заснуть. Просто её бедная голова переполнена какими-то странными грёзами, думала она, засыпая. Всё пройдет… Это последствия её травмы так себя проявляют… Главное сейчас – счастливое будущее с Фёдором, их любовь и свадьба. Вот о чём надо думать, вот что главное в её жизни сейчас! Софи счастливо улыбнулась и провалилась в крепкий целительный сон.